Записки рыболова-любителя Гл. 348-351

348

В начале марта опять налетели штормы: 7-го, 9-го и 10-го. А 11-го ко мне в кирху зашёл Смертин. Он работал теперь в КТИ, и встречались мы гораздо реже, хотя с Ваней Карповым Смертин продолжал заниматься термосферой. На зимнюю рыбалку Володя в этом сезоне ни разу не ходил. В январе он окончательно разуверился в том, что лёд ещё будет, и не обращал уже никакого внимания на тех, кто в феврале рыбачил всё-таки на льду. Всяких ледовых приключений вроде нашего с Лёнькой он откровенно побаивался, сказывалась трусоватость его натуры, победившая в этот раз рыбацкий азарт, обыкновенно просыпавшийся в нём зимой. Наше с Лёнькой плавание на льдине весьма его утешило, так как явилось доказательством его правоты.
В качестве компенсации за несостоявшиеся зимние рыбалки Володя увлёкся сбором янтаря на море, тем более что частые штормовые погоды этому весьма благоприятствовали. И вот ко мне он пришёл с предложением поехать на следующий день в Пионерский за янтарём, поскольку накануне был шторм, а какой-то его знакомый рассказывал, что 8-го марта в Пионерском янтарь гребли мешками. Я согласился, хоть и не очень верил в эти рассказы, да других вариантов не было. Лёд на заливах сошёл, на Корневке мыкаться безо всякого успеха уже надоело, а на воздух надо было выбраться.
Здесь же в кирхе мы на скору руку соорудили мне сачок для ловли янтаря с ободом из латунного прута в форме треугольника дабы одной стороной можно было прижимать его ко дну, а на следующий день, 12-го марта, восьмичасовой электричкой мы отправились в Пионерский.
День был ясный, с утра морозный: - 4 градуса. Задувавший накануне северо-западный ветер стих, но море ещё не успокоилось, шум его был слышен уже, когда мы подходили только к берегу, не видя ещё самого моря. Володя загодя уже переживал: опять, наверное, не вовремя приехали, волна большая ещё. Но когда мы подошли к краю береговой кручи, он воспрял духом и заторопился:
- Толпа есть! Гребут! Неужели опоздали? Давай скорее вниз!
Внизу в волнах, в полосе берегового прибоя стояли по пояс в воде человек шесть мужиков - кто в водолазном костюме, кто в химдыме, кто в проолифенном рыбацком костюме, надетом поверх болотных сапог, и огромными сачками черпали из воды мусор и таскали его на берег. Мы спустились вниз, достали из рюкзаков проолифенки, надели их прямо на верхнюю зимнюю одежду, подняв ботфорты сапог, выпустив поверх них штанины проолифенок и подвязав их внизу резинками, чтобы вода не захлёстывала сапоги из-под штанин, вооружились сачками и зашли по колено в воду.
На участке шириной метров в десять вдоль берега болталось в волнах густое облако мусора - всяких палок, щепок, коряг, веток, дохлых рыб, водорослей, ракушек и прочего хлама. Этот мусор и надо было подхватывать, когда волна подкатывала его к берегу. Набрав полный сачок, я понёс своё добро к берегу и стал вытряхивать содержимое на песок.
Есть! Десятка полтора кусочков янтаря размерами от одного до двух сантиметров засверкали на солнце всеми оттенками жёлтого и красного цветов. Я быстренько выбрал их, сложил в полиэтиленовый мешок и ринулся обратно в волны. Грязь то совсем отходила от берега и исчезала из виду, то вновь выплёскивалась на мелководье, и в гребнях волн среди месива веток всплывали и тут же исчезали куски янтаря, гораздо большие, чем я только что набрал.
Меня охватил азарт. Я начал гоняться за мусором, не обращая внимания на волны, которые окатывали меня выше пояса, так что отдельные струйки воды затекали сверх штанов проолифенки, начинавшихся от груди. Сачок мой был, конечно, несовершенен - бамбуковая ручка коротка и тонка, гнулась под напором волн, вырывалась их моих рук и трещала под весом песка, набивавшегося вместе с мусором, когда я тащил набранное на берег.
У Смертина сачок был гораздо мощнее, но и он уступал орудиям мужиков - сачкам с крупноячеистой сеткой, большой мотнёй, прямоугольным ободом сечением в полквадратных метра, сделанным из сантиметровых дюралевых труб, и длинной (метра в два с лишним) толстой деревянной ручкой-оглоблей. Таким сачком за один раз они выносили кучу мусора, объёмом раз в пять больше моего. И куски янтаря они отбирали себе размерами не меньше трёх сантиметров, оставляя мелочь, которую тут же подбирали крутившиеся рядом ребятишки из местного детского санатория.
Несмотря на низкую производительность моего орудия лова, всё же и мне удалось выловить несколько кусков размерами около трёх сантиметров, а парочку так и на все четыре сантиметра. Мелочи же я набрал пол своего полиэтиленового мешка - литра два, наверное.
Сам процесс лова доставил мне необыкновенное удовольствие: надо же! - ещё зима, мороз, мокрые руки сводит, в штаны натекло и, кажется, в сапогах уже вода, но яркое солнце, волны, синее море и жёлтый янтарь, бултыхающийся в пене волн, напряжение мышц, непрерывная работа - ищи, смотри, где мусор, бросайся за ним, черпай, волоки, не дай волне вывернуть всё из сачка обратно, тащи на берег, вытряхивай, перебирай, отбирай, складывай и обратно, - некогда дух перевести! Отлично!
А через час всё кончилось - крупный мусор, а с ним и крупный янтарь отнесло вглубь, осталась лишь мелкая грязь с янтарной крошкой.
- Вот так! - пояснял Володя. - С янтарём главное - момент поймать, когда его бросает, и место найти, где бросает. Это нам повезло, что на место сразу вышли, а то, бывает, не один километр надо пройти, пока на место не выйдешь!
- Как же, помню, как мы с тобой и с Саенко осенью от Приморского до Русского дошли и ничего не нашли, - усмехнулся я. - Я тогда и не представлял себе, что, собственно, искать надо, а теперь ясно. Это мусор сам себя собирает в кучу, сталкиваясь и сцепляясь, и янтарь туда же аккумулирует, собирая его по дну морскому после штормового размыва месторождения.
- Пойдём, сходим ещё одно место проверим, я тут знаю, - предложил Володя.
Я согласился, несмотря на промокшие штаны. Мартовское солнце пригревало, температура воздуха поднялась выше нуля, и на ходу было не холодно. Мы обошли Пионерский порт и прошлись по берегу в сторону Светлогорска, но ничего не нашли. Володя, однако, не успокаивался и предложил проехать на электричке до Светлогорска, а оттуда пройтись до Отрадного, где тоже, бывает, бросает янтарь.
Поехали туда. В Отрадном, действительно, бросало с утра, и сейчас ещё несколько охотников черпали мусор с камней. Присоединились к ним и мы, но мусор был мелкий и крупных кусков не попадалось. К тому же на берегу столпилась куча отдыхающих, которые толпой бросались к каждому, выносившему грязь на берег, окружали его плотным кольцом и, едва дождавшись, когда ловец отберёт своё, что покрупнее, кидались коршунами на остатки, подбирая мелочь до крошки. Некоторые же совали руки в мусор, и не дожидаясь, когда в нём перестанет рыться хозяин. Ажиотаж как на Клондайке.
Сашулю я удивил своим уловом. Правда, высохнув, янтарь потерял то очарование, которым он обладал в мокром виде под солнечными лучами, но я знал, что его можно оживить шлифовкой и попробовал это сделать вручную. Напильником, потом наждачной бумагой различной зернистости и, наконец, войлоком с зубной пастой я отполировал одну плоскую грань у понравившегося мне кусочка и она преобразилась по сравнению с остальной шероховатой поверхностью, открыв прозрачные и замутнённые участки камня, разглядывать которые доставляло большое удовольствие.
Следующий день был воскресенье, и я опять поехал в Пионерский, на этот раз один. Ловцов на берегу не было. Я прошёлся по кромке прибоя, процеживая воду сачком и ничего, разумеется, не вылавливая. Какой-то случайный мужик заметил мне:
- Чего зря сачок полощешь? Вон иди, там есть мусор, - и показал мне место, где бултыхались палки.
Я полез туда и начал черпать. Улов был невелик, но пару весьма приличных кусков, больше даже самых крупных вчерашних, мне всё же удалось выловить, прежде чем мусор отошёл обратно в море с начавшимся отливом. Увлёкшись, я пытался достать его с большей глубины, чем позволяла моя амуниция, и набрал воды полные штаны и сапоги. Мокрый до пояса, я сидел в электричке, дрожа все пятьдесят минут езды до Калининграда, и думая о неминуемой простуде, но всё обошлось, к счастью.

349

С этих поездок и началось моё увлечение янтарём, добыче которого я посвятил особенно много времени в эту весну 1983-го года. Вот хроника моих "янтарных походов" за март - июнь.

26 марта 1983 г. Температура +8 градусов, ясно, ветер южный, слабый.
Ездили с Саенко и Опекуновым на его "Москвиче" за янтарём. В Пионерском ничего нет, перебросились оттуда на заставу. Там напротив пограничного забора из колючей проволоки на берегу огромные кучи мусора, битком набитые янтарной мелочью. Крупный янтарь уже весь выбрали, но кусочки до трёх сантиметров ещё попадались. Говорят, с утра и в предыдущие дни здесь очень хорошо бросало. У добытчиков видели битком набитые мешки, отдельные куски со здоровый кулак величиной, такие раньше я только в музее видел. В воде болтался ракушечник вперемешку с мелким янтарём, набрали его сколько было не лень.

27 марта. Температура +7 градусов, переменно, ветер северо-западный, западный, слабый.
Ездили с Сашулей, Митей и Саенко на заставу. Янтарь не бросает, пособирали мелочь на берегу.

6 апреля. Температура +11 градусов. Накануне дул устойчивый западный ветер, а сегодня с утра слабый южный, ясно.
До полудня я сидел в кирхе, работал и, поглядывая в окно, соображал, что погода должна быть благоприятной для янтаря на заставе. В двенадцать я не выдержал, сел на мотоцикл, благо амуниция вся была в гараже, и покатил на заставу.
В этот раз интуиция меня не подвела. У колючей проволоки вовсю черпали янтарь, очень хорошо бросало с утра, но и сейчас ещё попадались отличные куски. С часу до двух я нагрёб килограмма два средних кусков размерами от двух до четырёх сантиметров. А потом мусор отошёл и стал доступен лишь экипированным в аквакостюмы, которые ходили в воде чуть ли не по шею и гребли по дну своими мощными черпаками. Сегодняшний улов у меня самый богатый по сравнению со всеми предыдущими походами.

8 апреля 1983 г. Температура +12 градусов, ясно, ветер юго-западный, слабый.
Ездили с Саенко и Опекуновым сначала на заставу, потом под Янтарный. Янтарь не бросает. Нашли несколько приличных кусков на берегу и набрали мелочи.

10 апреля. Температура +8 градусов, ясно, ветер юго-западный, западный, умеренный.
Ездили со Смертиным на заставу. Довольно сильная волна, но янтарь не бросает.

15 апреля. Температура +3 градуса, переменно, ветер северо-западный, западный, сильный.
Ездили с Саенко и Опекуновым в Янтарное и Пионерский. Сильная волна, янтарь не бросает, но, говорят, в Пионерском с утра бросало.

16 апреля. Температура +9 градусов, ясно, безветренно.
Ездил в Пионерское около 14.00. Мусор есть, а янтаря нет. Говорят, с утра бросало.

17 апреля. Температура +13 градусов, ясно, ветер южный, юго-западный, слабый.
Ездили с Сашулей, Митей, Саенко, Смертиным и его сыном Серёжей на заставу. Прошли по песку около пяти километров до Окунёва. Штиль, янтаря нет. От Окунёва пешком дошли до Приморского. Митя прекрасно выдержал десятикилометровый переход.

30 апреля. Температура +14 градусов, ясно, ветер западный, до обеда умеренный, потом стих.
Ездили с Серёжей на заставу. Вообще-то собрались за сморчками. Неделю назад (24 апреля) Серёжа нашёл в лесу у заставы 300 сморчков. Грибы пошли после резкого потепления (22 апреля было +24 градуса, 24-го - +19) с грозами. Но я на всякий случай взял свой сачок, и мы прошлись по берегу от колючей проволоки до второй погранвышки. Небольшие облачка мусора болтались у берега во многих местах, и кое-где попадался янтарь.
Я был без проолифенки, просто в болотниках, а Серёжа и вовсе в обычных резиновых сапогах с голенищами до колен. Волны почти не было, что, впрочем, не помешало нам промочить ноги. Серёжа шёл впереди меня, и я увидел, как в одном месте он остановился и наклонился над водой, пытаясь поймать что-то, засучив до локтя рукав пальто. Наконец, он сделал решительное движение, сунув руку в воду аж до самого плеча. Выдернув обратно, он победоносно задрал её вверх и замахал чем-то, зажатым в кулаке.
Я подошёл к нему и ахнул: в руке у Серёжи был жёлтый кусок янтаря размером сантиметров в восемь. Вот это да! Стоило мочиться.
Но и мне подфартило в этот раз - я подцепил сачком, причём не вслепую, не наугад, а разглядев в воде, два куска размерами чуть поменьше, сантиметров по шесть-семь, но очень красивых: один совершенно прозрачный, коричневатый, другой - слоисто замутнённый. До сих пор это одни из самых крупных кусков в моей коллекции.
Погода позволила нам раздеться и подсушить одежду на солнышке, мы даже пробовали босиком заходить в воду, продолжая черпать мусор. Однако больше нам ничего приличного не попадалось, и мы, обувшись в сырые сапоги, отправились в лес за грибами.
Сморчки я раньше не собирал специально. Так, попадались иногда случайно. Серёжа же был в этом деле специалистом и знал места. Вот и в этот раз он уверенно завёл меня в дебри, где я бы никаких грибов искать не стал - какие-то кусты, деревья не грибные, ольха в основном, осины, правда, тоже много. Но здесь-то сморчки и оказались, точнее, сморчковые шапочки, с более длинными и толстыми ножками и не столь заострёнными как у сморчков шляпками светло-, а не тёмно-коричневого цвета. Попадались, впрочем, и собственно сморчки.
Находить их я не сразу приспособился, пока глаз не наметался, и делал много кругов по одному месту, находя снова и снова грибы там, где только что проходил. Растут сморчки толпами, но друг от друга отстоят на расстояния не меньше метра, то есть не плотными кучками, а в рассыпную. Набрали мы их много, особенно Серёжа, который нашёл ещё и пару строчков размерами со здоровенный мужицкий кулак каждый. В жареном виде сморчки очень хороши, тем более весной, когда никаких других свежих грибов нет, только предварительно отварить их немного надо.
Но я отвлёкся от янтаря.

14 мая 1983 г. Температура +19 градусов, переменно, ветер северо-западный, слабый.
Ездили со Смертиным на заставу. Янтарь не бросало, и на берегу ничего не попадалось. В одном месте я обнаружил в воде небольшое пятнышко мусора, спокойно лежавшее на дне. Я подчерпнул его целиком в сачок и увидел, что в нём бултыхнулся здоровый кусок янтаря сантиметров в шесть. Смертин от этого чрезвычайно расстроился и забормотал своё привычное: - Везёт же людям! И когда ничего нет - находят! - хотя обычно он своим более мощным сачком облавливал меня.
Через полчаса он нашёл в песке швейцарские часы с браслетом. Часы шли, показывали число месяца и точное время. Берег был пустынен и искать хозяина нечего было думать.
- Ну, как, доволен? - спросил я Смертина. - А говоришь - не везёт.
- Что я сюда за часами приехал, что ли? - возмущённо возразил Володя.
В самом деле. Это же не янтарь.

21 мая. Температура +20 градусов, ясно, ветер южный, юго-восточный, умеренный.
Прошли с Саенко и Митей от заставы по берегу километров шесть (за полигон) и обратно. Янтаря мало. Набрали кое-что на берегу.

28 мая. Температура +21 градус, переменно, ветер восточный, слабый.
Ездили с Митей, Саенко, Смертиным и Вадимом Ивановым на уазике на заставу. Янтарь не бросало, но Митя и Смертин нашли на берегу по здоровому куску. Прорва колорадского жука, весь берег усыпан.

5 июня. Температура +15 градусов, пасмурно, ветер юго-западный, западный, умеренный.
Ездили с Сашулей, Митей и Галиной Якимовой на заставу. Набрали мелочи.

9 июня вечером приехали Лукины на машине: Павел, Милочка и Ромка. 10-го вместе с ними были у Серёжи на дне рождения.
11 июня ездили на заставу (температура +16 градусов, ясно, ветер западный, умеренный). Сильная волна, янтарь не бросает. Зато выбросило какие-то консервы. Павел проткнул одну банку ножом, из неё фонтаном рванула тухлятина и зад(б)рызгала всего Митю, в числе прочих с любопытством созерцавшего операцию. Тот долго вонял и очень расстроился.
На следующий день, 12-го, ездили с Павлом, Митей и Ромой в Головкино. Наловили около килограмма плотвы и окушков. Павел устроил бивуак прямо на дамбе, с которой мы рыбачили. Поставил столик на обочине узкой дороги и невозмутимо готовил пищу, не обращая внимания на автомашины, которые проезжали, едва его не задевая.
Но это опять не об янтаре.

350

В результате этих походов, большей частью не очень успешных, у меня и моих компаньонов постепенно накапливался опыт поиска мест, где "янтарь бросает", и выбора подходящего момента, когда это происходит. Коротко наш опыт можно резюмировать следующим образом. Наиболее янтароносными являются места от заставы до Янтарного, то есть вдоль обращённого на запад вогнутого двадцатикилометрового края Калининградского полуострова, тянущегося с юга на север от Балтийской косы до мыса Таран.
На северном побережье полуострова - от Янтарного до Зеленоградска (Отрадное - Светлогорск - Пионерск) янтарь бросает исключительно при наличии северной компоненты ветра, то есть при северо-западных и северных ветрах. На западном побережье бросает там, где ветер дует прямо в берег, а это значит - при северо-западных и северных ветрах ближе к заставе, при западных - к Окунёво и Русскому, при юго-западных - к Русскому и Янтарному.
В сильную волну, то есть непосредственно во время шторма, когда волны перекатываются чуть ли не через всю песчаную полосу берега, мусор в кучах не удерживается. Наиболее благоприятным является время на стадии стихания шторма, когда волна ещё есть, но море уже начинает успокаиваться. Обычно это происходит через несколько часов после того, как стихнет или сменит на южное, юго-восточное или восточное направление ветер, а море ещё катит по инерции свои волны с запада. Но прозеваешь этот момент, и ветры южных и восточных направлений вызывают спад воды, отлив, а с ним и отход мусора с янтарём.
Вот и гадай, прежде чем отправиться за янтарём, будет ли сегодня бросать янтарь и в каком месте. А ведь не в любое место запросто доберёшься. Проще всего на заставу дизелем или в Пионерский электричкой, ну, можно ещё с пересадками до Русского добраться, а в остальные места на западном побережье - пешочком по берегу. На мотоцикле же нигде не подъедешь, да и пограничники кругом гоняют.
Но, спрашивается, в чём вообще смысл этой страсти? Зачем нужно искать и ловить янтарь? Какой от него толк?
Можно ещё понять мужиков-добытчиков, гребущих янтарь своими мощными сачками и уносящих его мешками. Они ловят его на продажу - продают перекупщикам из Литвы, в которой традиционно очень развит художественный промысел по изготовлению ювелирных изделий из янтаря, причём именно калининградского  месторождения, своего-то там практически нет или очень мало. Можно сдавать янтарь и на янтарный комбинат в Янтарном, где в зависимости от размера и сортности его принимают по цене якобы (точно не знаю) от 20 рублей за килограмм (крошка) и выше.
Ни я, ни Смертин, ни Саенко, ни Опекунов такой меркантильной цели перед собой, разумеется, не ставили. Опекунову янтарь и вовсе не был нужен, но ему нравилось собирать его, да и за компанию Опекунова многим можно было уговорить заняться, если это не требовало чересчур больших затрат физической или умственной энергии. Смертина, как и в рыбалке, увлекал азарт добычи, спортивная сторона занятия, а кроме того он искал, как коллекционер уже, куски с инклюзиями - включениями древних насекомых: мух, комариков, жучков, паучков, которые ценятся как музейные экземпляры. С остальным янтарём он и сам не знал, что делать, но хранил его, тренируясь в ручной обработке.
Саенко собирал янтарь, чтобы раздаривать иногородним знакомым в качестве калининградских сувениров, и всегда возил по командировкам пригоршни мелкого янтаря в карманах. Дома он сверлил мелочь и нанизывал её необработанной (окунув только в лак) на нить в бусы. Такие бусы можно увидеть и в художественных салонах. Носила ли их Маринка - не знаю. Лариска Зеленкова тоже сделала себе такие бусы из янтаря, который я ей привёз в подарок, будучи в мае в Ленинграде (или она сама у нас его насобирала? Кажется, было такое дело в один из её приездов к нам).
А ещё Саенко развлекался с янтарём таким образом: дробил его на мелкие кусочки, сортировал по оттенкам и выкладывал (на клею) мозаичные картинки на стекле, подложив под него рисунок. В качестве объектов копирования он не нашёл ничего лучшего как портреты Ленина и Калинина. Когда я стал насмехаться над ним по этому поводу, он оправдывался, что портреты эти как раз подходят по размеру имеющихся стёкол и по тональности красно-жёлто-коричневых оттенков. Зачем ему нужно было создавать эти произведения искусства, он и сам сказать не смог бы толком. Нравилось просто проводить свободное время таким образом.
Ну, а я с какой целью охотился с таким увлечением за янтарём?
Конечно, мне прежде всего понравился сам процесс ловли янтаря с его азартом поиска и добычи, то есть извлечения из моря, роднившим это дело с давно любимой мною рыбалкой. Причём всегда это в шуме волн, с запахом моря, на прекрасных наших песчаных пляжах балтийского побережья!
Но вот янтарь набран, что делать с ним дальше? Ответ прост - обработать и любоваться! Причём уже в самом процессе обработки содержится масса увлекательного - янтарь раскрывает себя по мере того, как с него убирают верхний шершавый от трения о песок слой. Глядя на необработанные куски, можно лишь догадываться, какую красоту они в себе скрывают. Извлечь эту красоту в максимальной мере - это уже искусство. И для этого вовсе необязательно делать броши, бусы, кулоны, ожерелья и браслеты, предназначенные для демонстрации красоты янтаря на фоне тела или одежды, хотя и это, конечно, интересно.
Составить коллекцию из полуобработанных кусков янтаря, в которых одновременно можно было бы увидеть янтарь в своём натуральном, естественном виде, и в том виде, который ему можно придать шлифовкой, - вот что мне хотелось в первую очередь, хотя я подумывал и об украшениях для Сашули, Иринки и сестрёнок.
Но обрабатывать янтарь вручную - очень нудное и неэффективное занятие. Надо было что-то придумывать, то есть добывать станочек. В Москве в "Детском мире" я видел то, что нужно, - станочек "Умелые руки" за 35 рублей (недавно ещё стоил 27), представлявший собой в сущности просто защищённый аккуратным кожухом моторчик с валом, на который можно было навинтить различные насадки: небольшой наждачный круг, циркулярку, войлочный диск для полирования, или приспособить его в качестве токарного по дереву для небольших деревяшек с помощью специальной приставки. В Калининграде, однако, таких станков не было, а тащить из Москвы эту тяжесть (килограммов семь, наверное,) не хотелось, поскольку обычно и так был нагружен весь как верблюд продуктами.
Наконец, однако, я решился и приобрёл этот станок в Москве, отволок его в ИЗМИРАН, а оттуда отправил домой посылкой. Было это, наверное, в конце апреля, когда Клименко защищался, потому что помню: в измирановской гостинице мою покупку оценивали и одобрили Клименко и Кореньков.
На первых порах, однако, станок моих надежд не оправдывал: он жёг, точнее, плавил янтарь, особенно некоторые его сорта, значит, обороты станка были слишком высоки (около 3000 в минуту), поэтому работать нужно было очень осторожно, потихоньку. Но, главное, что меня огорчало больше всего - не удавалось добиться на станке хотя бы такого качества полировки, отнюдь не высшего, какого я достигал вручную с помощью войлока и зубной пасты. Тот же войлок, и та же паста на станке не давали нужного эффекта, а только приводили к затёкам на янтаре от перегрева.
Я наделал несколько дополнительных кругов с наждачной шкуркой различной зернистости, чтобы проводить постепенно всё более тонкую шлифовку, но качество окончательной полировки от этого значительно не улучшалось, и приходилось окончательную доводку делать вручную. Никакого эффекта не давала и паста ГОИ. - Неужели всё дело в оборотах? - озадаченно размышлял я.
Собака, однако, оказалась зарытой в ... пасте. Смертин, случайно разговорившись с одним ловцом, выяснил у него, что при шлифовке на войлок (можно на фетр, а ещё лучше на фланель) нужно наносить пасту, состоящую напополам из парафина и зубного порошка. Я изготовил эту смесь, расплавив в баночке парафин, ухнув туда коробочку зубного порошка и тщательно всё перемешав на огне. Когда смесь остыла, получился твёрдый парафиновый диск белого цвета. Я прижал его к вращающемуся войлочному диску, и часть пасты перешла на войлок, после чего я стал полировать отшлифованный кусок янтаря.
Эффект превзошёл все мои ожидания. Качество полировки определялось теперь только временем обработки, причём отполировать удавалось даже заготовки, отшлифованные только грубо, первично, а иногда и вовсе необработанные куски. Янтарь теперь не плавился, так как лишнее тепло забирал парафин, и он же заравнивал обрабатываемую поверхность микроскопически тонким расплавом янтаря. Позже я узнал (из книжки про янтарь, которая, кстати, с незапамятных времён имелась в нашей библиотеке), что при промышленной обработке в пасту к парафину и мелу добавляют ещё янтарную пыль - отходы от шлифовки, а полировку ведут на круге, обтянутом бязью. Бязь, правда, быстро изнашивается, но и полирует быстрее, чем любая другая материя.
Осваивая технологию обработки янтаря на своём станочке, я понемногу наобрабатывал изрядное количество больших и маленьких кусков. У самых больших - коллекционных экземпляров я обрабатывал наиболее плоские грани, получались как бы срезы. Этим я и ограничивался, разложив представителей различных сортов и видов янтаря на свободных выступах книжных полок. Некоторые кусочки я обрабатывал для пробы под бусы или кулоны, но больше всего у меня оказалось кусочков плоских, обработанных только с одной стороны и пригодных для инкрустации или мозаики.
Я долго соображал, чего бы такое ими выложить, и, наконец, додумался: крышку бачка унитаза! Почему? Ну, фон белый. Площадь сравнительно небольшая. К тому же крышка колотая и склеенная, этот дефект можно закрыть. В месте таком, куда гости заходят - пусть любуются. Наконец, давно когда-то я мечтал в шутку - а ведь можно было бы в квартире янтарную комнату, хотя бы туалетную (всё-таки размером поменьше), устроить, то есть облицевать мелким янтарём. Вот и решил попробовать. Сашуля мою затею не одобряла:
- Сделал бы что-нибудь приличное лучше, а это зачем - гостей удивлять, разве что?
- Да хоть бы и так.
И я довёл дело до конца. Покрыл всю крышку вплотную плоскими янтариками безо всякого узора, а просто так, подряд, лишь бы состыковывались поплотнее. Не знаю, как насчёт красоты и изящества, а оригинальность замысла в этом моём первом янтарном произведении имелась. И гостей в самом деле развлекала.
Отец мой, увидев, на что я янтарь трачу, сделал сам две деревянные шкатулки, покрыл их лаком и принёс мне:
- На вот, лучше это облицуй. Одну вам, вторую нам.
Чем я и занялся, выкладывая янтарь теперь не подряд, а узором. На боковые стенки, правда, сил у меня не хватило. Я украсил их отдельными полированными кусочками и подарил первую шкатулку Тамаре Сергеевне к 8 марта, а отец потом уже сам заполнил мелким колотым янтарём все свободные места. Иринке и Милочке я сделал по небольшому кулону под дешёвую магазинную оправу, зато с красивыми янтариками, да наобрабатывал целую связку под бусы, которыми украсил деревянную бабу - изделие Гены Бирюкова, подаренное нам на память при их отъезде из Ладушкина.
Но главная цель у меня была, конечно, не ювелирная, а коллекционная. Ну и знакомым, конечно, дарить, по примеру Саенко. Многим это приятно, некалининградцам в особенности.
Да, забыл вот ещё о чём рассказать. Мне не попадались куски с инклюзиями (если не считать включений всякого растительного сора в прозрачный янтарь), и Смертин этому удивлялся - мол, должны быть, плохо ищешь, их не сразу удаётся разглядеть в необработанных кусках. Порывшись в моих полуфабрикатах, он нашёл мне отшлифованный кусок с отчётливым следом мошки или комарика прямо на обработанной поверхности, то есть я не заметил и содрал инклюзию при обработке.
Порывшись ещё у меня в сырье, Володя нашёл небольшой необработанный кусок, в котором с краю отчётливо был виден комарик. Я стал очень аккуратно обрабатывать этот кусок со всех сторон и в процессе шлифовки обнаружил в нём ещё пять таких комариков, из которых два просматривались очень хорошо и были совершенно целенькими - с лапками и крылышками. Этим куском я очень гордился и таскал его повсюду: по гостям, командировкам, показывая знакомым, ... пока не потерял. До сих пор жалко. Но зато есть стимул искать новые куски.

351

Однако, охота за янтарём не совсем заглушила прежние страсти, я имею в виду, конечно, рыбалку.
20-го марта произошло знаменательнейшее событие: я поймал, наконец, форель (!) на Корневке.
В этот день мы отправились туда втроём: Серёжа, Алексей Иванов и я. Явились на автовокзал рано, ещё затемно, к шестичасовому автобусу, а не к десятичасовому, как обычно. И нам с ходу не повезло - автобус отменили, как это у нас запросто бывает. Следующий автобус идёт в десять часов, дизель на Мамоново в девять, а больше никакого транспорта в нужном направлении. Стали думать и гадать, что делать, разглядывая схему автобусных маршрутов, и додумались: решили ехать на ладушкинском автобусе до Ушакова и оттуда пешочком через железную дорогу (до неё километров пять) на Берлинку (до неё ещё километров пять), а далее, как обычно, на Корневку (ещё пять километров).
Автобус на Ладушкин отправлялся через несколько минут, и мы поехали. От Ушакова до Корневки мы шли быстрым маршем четыре часа (!). С учётом того, что идти не везде можно было напрямую, расстояние оказалось равным не пятнадцати, а всем двадцати километрам. И ещё по Корневке предстояло весь день шастать. Но сказалась тренированность моих напарников, да и у меня благодаря таблеткам Никитенко, февральским ледовым походам и мартовским вылазкам за янтарём силы потихоньку восстанавливались, и набиралась былая спортивная форма. Короче, четырёхчасовой переход Ушаково-Корневка отнюдь не обессилил нас окончательно.
(продолжение следует)