Вокзальное эссе

1.
 Эпоха Достоевского, нищета Гоголя, пьяные "Анны" Толстого. Мир, в котором я на «ты», мир, в котором нет формальностей, сытости и фальши. Этот мир ужасен. Для Горького - дно, для меня – бездна, прожигающая насквозь своей наготой мое нутро. Безразличен к этому миру тот, кто мимо, на электричке в квартиры; выглаженные лица — противоположность другим: заплывшим от пьянства и вонючим от жары, отмороженным в морозы. И все эти лица уживаются рядом, накладываются друг на друга в моем сознании. Глухонемые, инвалиды скованные параличом, идиоты. Здесь меня знают все: полу - люди, полу - звери.
- Дай денег.
- Бери.
- Ведь пропью.
- Твое здоровье, - говорю я и удаляюсь, перепрыгивая через несколько ступеней подземного перехода. Моим пяткам охрипшим голосом кричат:
- Тебе того же!
- К черту!
 На вокзале окаменевшие лица. Уже не вглядываюсь. Знаю каждое. Прохожу мимо того, кто давно перестал быть. А вот она! Знакомьтесь - это фифа, просто фифа. Называю ее так, потому что сразу не разберешь кто это - мальчик или девочка: лицо дебила, старые девичьи платья, рваные и грязные. Надпись на куртке гласит: «Щё не вымерла!» Какова? А? Протест, вызов брошенный всему вокзалу и его обитателям.
 Иду в электричке через все вагоны. Меня дергают за рукав одежды знакомые люди, но я не помню их имен.
- Ты все по-прежнему без билета?
- Без.
- Давно не виделись. Сколько времени прошло?
- Нисколько.
- И ничего не изменилось?
- Ничего.

2.
 От Казанского вокзала до метро «Красные ворота» идти не долго, на перекрестке нужно свернуть влево, чтобы оказаться на Новой Басманной улице. По обе стороны купеческие дома, впереди по кошачьи изогнутый мост. Я останавливаюсь на мосту, снег соприкасается с горячей кожей моих щек. В детстве я ловила его ртом. Так хотелось! И всегда получалось! Когда тебе почти четверть жизни, то повторить эту шалость сложно, глупо смотрится со стороны, на каждом шагу приходиться себя одергивать.
 Останавливаюсь, извлекаю снежинки из карманов куртки, чтобы не растаяли - жили. Так хочется открыть рот... Сосульки на парапете от самых маленьких до самых больших. Я выбираю среднюю. Раньше любила сбивать их с крыш лыжной палкой. Подбородок в кровь! А, сколько счастья!
 Продолжаю идти. Вместо свистящих автомобилей экипажи, пролетки, лошадиное ржание. Ого! - сумбурные лица прохожих и я, проходящая мимо. Хаотичное смешение времен, чужих жизней, больших городов: Москва, С.-Петербург, Париж, а дальше небо.
 Люди задевают меня плечом, не извиняясь проходят, пролетают, - только домой! Горячий чай, телевизор, новости, войны, мужская никому не нужная идеология "супер-менов", женская - отдающая, продающая - "бизнес-вумен". Какая патриотичность и храбрость за столом в малогабаритных квартирах. Вздох, мой переувлажненный вздох в рукав незнакомой девушки.
- Эй, аккуратней можно было?- встрепенулась она.
- Сами виноваты. Вы, наступили мне на ногу.
- Да, ты...
- Не стойте. Вас ждут, подумайте о том, что Вы спешите. Девушка продолжает на меня смотреть, мои глаза отражают неоновый свет рекламной вывески. Современный мегаполис и остервенелая девушка... одно и тоже.

3.
 Я стою на первом этаже главного офиса фирмы в которой мы работаем. Да, это здание неповторимо и уникально по свой сути, почти воссоздано из руин и бессонных ночей. Когда меня спрашивают — Ты была на Новой Басманной. - Я отвечаю. - Да. - Расскажи. - Это невозможно, трудно передать словами то, что созерцаешь, потому что нет предела человеческому удивлению. Я продолжаю стоять, не решаясь подняться по лестнице на другие этажи, мой взгляд упирается в кованные с замысловатой формы перила, подымаюсь не спеша выше, чтобы внимательнее рассмотреть антикварные предметы. Рука сама непроизвольно тянется, чтобы взять и поднести ближе к глазам. Датировать такие предметы очень трудно на значительном расстоянии. Мне становиться очень интересно: замечают ли работающие здесь люди индивидуальность мысли и неповторимость в каждой складке штор, расставленной на заказ в кабинетах мебели, какой пол, потолок, плитка или паркет, какой стиль был применен, светильники, лампы, бра, - свет изнутри - впрочем, зачем им все это нужно. Дано увидеть - ощутить - вряд ли.
- Пойдем. - и я иду на голос. Открывается дверь переговорной. Я закрываю глаза, потом снова открываю и начинаю восхищенно моргать. - Вот, это - да! Какой материал, а столик,
диваны, кресла. - Это подставка под зонтики. - Да, да, я знаю.
 Да, я знаю каких трудов стоит добиться дизайнеру, чтобы это было так, а не иначе. Всё, что сделано, привезено и заказано, прошло через мой слух и только часть через глаза. Двери, ручки, оригинальная ковка, строительный материал, я только об этом слышала, а теперь я могу видеть, как красиво и изысканно подобрана каждая вещь, до мелочей.
 На первом этаже пол уходит из под ног, я только киваю головой, соглашаюсь.
- Да, да никак по-другому, так, как задумано. - Обрывки фраз, взгляд, куда-то внутрь. - Вот, здесь перегородка, а здесь сойки, там столы, диваны. - помещение меряют шагами, руки - взмах крыльев, слетающий в невесомость поток слов. Я в центре ощущений, планов, эмоций.
 Ее зовут Юля, ее все так зовут, но это имя ей чужое. Для всех Юля - произносить короче, чем Юлиана. Я никогда не напишу ее автобиографию, никогда не поведаю о каком-нибудь случае из жизни - мне не дано об этом знать. Я знаю, только то, что она есть, что слова красивый человек, состоят не из внешности или ранее вложенных личных качеств, не из ситуаций и встреч, а из лучей восходящего солнца, из безупречной, созвучной с тишиной мысли. Если вы хотите знать о Юле - идите к морю и научитесь его слышать.
 Всё, что у меня от нее есть - это Пражская карточка на метро, стихотворение (тайные манускрипты), ракушка под номером 37, спички, открытка с видом на кукольную Прагу, маленькая книжица-блокнот на веревочке с эмблемой замка (название которого я не помню). Есть город, в котором она каждое утро просыпается и с улыбкой смотрит на солнце. Об этом городе мне никто не рассказывал, я случайно забрела на его улицы из-за любопытства или неприкаянности, - кто знает. Итак, доздравствуют город Турин и образец архитектурного совершенства вокзал Станционе ди Порта Нуова!
 С вокзального перрона поток одичалых туристов выносит меня на пересекающиеся под прямым углом улицы. Великолепие дворцов и храмов, и французский привкус на губах, который, как ни странно, ощутим в этом итальянском городе. Меня никто здесь не знает и даже не догадывается о моем существовании. Я брожу по улицам Турина, рассматриваю достопримечательности, а потом, никем не замеченной, спешу снова на вокзал.
 Можно сказать, что я смотрю на Юлин мир сквозь замочную скважину. Когда-нибудь подойдет ко мне человек и тихо, совсем неожиданно скажет: "Хватит", - тогда я перестану видеть чужие души.
 Когда-нибудь я покину Турин навсегда, чтобы потом обязательно вернуться, или стану частицей пыли на мостовой, но я буду вопрошать у жителей города, как душевнобольной человек, у которого мир за спиной, как калейдоскоп человеческих лиц, жестов, тел: "Господа, где же, вы, господа! Найдите мне госпожу Шумаханскую! Меня настороженно спросят: "Зачем?" А я им отвечу: "Чтобы склонить перед ней голову, господа."

4.
 Отражение в стекле наводит на мысль, что девушка сидящая напротив всего лишь безупречная копия меня. Колени, руки, лицо. Руки! - нет! - противоположность моим: на пальцах кольца, мои – кости. Глаза, чуть не забыла сказать о глазах: вишневые, мои - морские. Я - светлая, она - темная. Мне холодно, ей – нормально. Немой вопрос во взгляде. Она рассматривает мои губы. Внимательно. Каждую трещинку, как цветную иллюстрацию в книге сказок. Девушка закрывает глаза и, также, как и я вздрагивает во сне. Кольца в ушах, а окольцована ли душа? Я смотрю на пролетающие мимо огни города машины, силуэты людей, которые тоже мелькают и не запоминаются глазами, только на словах –“мужчина”, “женщина”, “ребенок”, “девушка”, “парень”. Слова произношу себе, для себя, чтобы не скучать – общение (мировосприятие). Понимание приходит потом, перед сном, на ночь. В сумочке звонит телефон. Потревожил. Девушка вздрагивает. В пути еще целых два часа. Она снова смотрит на меня, а я пишу о ней - взаимозаменяемо. Лишь изредка я смотрю на ее отражение в стекле. Стекло скрывает все изъяны, которые видны снаружи, оставляя неизменным только девушку (внутри). И, так, приготовимся к выходу. Не угадала. Это мне еще два часа, а ей сорок минут. Жизнь отрезками, кому то короче.
 Закрываю глаза. И в уме составляю из букв и символов письмо, которое завтра нужно будет отправить по электронной почте. Казалось бы, вечный интернет. Как много уверенности в том, что не существует в материальной вещественности. Например, пишущие ручки, лист бумаги, конверты с адресом получателя. Пора на свалку! У – у! Слишком я старомодна. Коротаю эти два часа, как могу. Закурю, вскину брови, - в глазах печаль, на пальцах вместо колец – пиво. Глоток еще глоток. Коньяку бы...
 

 Теперь о вокзалах. Образовался круг в Ярославском Сервис-Центре. Министр путей сообщения, начальник вокзала и близлежащих станций, президент мой фирмы, директор чего- то, директор кого-то. За спинами дышащая в затылок охрана. Потом уже я и Юля. Снуют бомжи, проститутки, беженцы, цыгане, артистично появляясь перед глазами министра. Он воротит носом. Мы с Юлей улыбаемся в рукав, мол, - от запаха никуда не денешься, никто не застрахован. Обращаясь ко мне, министр сначала нависает над охраной и делает лицо полной иронией недоумевая, что за короткие сроки прийдется обойтись малой кровью дизайнеров. Сквозняк бъет по всему телу. Я и Юля дружно подхваем насморк и также дружно вносим его в троллейбус на кончиках носа. И это на второй день работы после моего отпуска.
- Ты изменилась.
- Волосы отрасли... до плеч.
Наши деловые (профессиональные) отношения мешают быть просто дружескими. Мы вмести создали отдел дизайна и рекламы, который не принадлежит нам, но мы принадлежим ему. Говорим о работе, а еле заметным движением губ о личном. Несомненно, мы слишком разные люди.