Вокзал

* * *

Ступай на запад, на восток,
переплывай моря и проходи пустыни.
Пусть одиночества порок
нечаянно в мои стихи нахлынет.

Мне без тебя ни где, ни чем
не любится и не живется...

* * *

О равноправии так мало говорят
             и ничего о нем не пишут.
В театре бы сходить,
             но в городе висят,
расклеенные мной
             такие старые афиши.

Да что театр! Вот, жизнь...

17 сентября,  2000г.

* * *

Коснись руки моей холодной,
опустоши до дна и искалечь.
Ну, хочешь стану не свободной
хотя б на миг разлук и встреч.

Ни капельки не жаль, что тесен
наш мир в мещанском городке,
что страсть, как не крути,
               сырую плесень,
спокойно пожирает в уголке.

Почти угасшая,
      кому-то значит нужно,
испепелит и чтоб не вспоминать.
Раз не любовь, так вряд ли дружба
способна что-то большее нам дать.

Как тихо говоришь не на своем,
волнующем и сладком языке.
К чему мы в завершении прийдем
в мещанском, тесном городке.

* * *

У осени
     я под замком
           и под запретом.
Изнежена
     до чертиков,
           сыта навек.
Ну!
  Убеди, урви
      и я приду с рассветом
не друг, не враг,
      не человек...
Хочу,
   чтоб было мало света,
чудес достаточно,
              останови!
Ошибка
     или участь это -
избрать подобие любви?
У золота
      я просижу,
        ослепнув от сиянья.
Во тьме
      я доберусь до кожи.
Не жди,
      не будет покоянья
и в рабство
      не отдамся тоже. 
 

Петербург Достоевского.

Сплошные недомолвки,
             жалобы на бренность.
Как не проси, но золотую середину
я не приму,
        уж лучше бедность
по королевски разделю на половину.

Доходный дом один из тысяч,
парадная с широким выступом
                на тротуар.
- Постой, холоп! Тебя бы высечь,
чтоб ты не лез под лошадь,
                под удар.
Смотри, чердак под самой крышей.
Всё честно, всё по королевски.
Из этого окна, ты слышишь?
Глядел, когда-то Достоевский.
Смотри на стены,
            их не красили века.
Ты вслушайся,
            как ветер в коридорах ходит.
- О, нет! О, нищета!
            живет здесь при любой погоде...
Кровать из дуба,
            стол расшатанный
и полумрак по комнате царит.
- Останься в глубине,
            рассматривай
тот век, суровый нрав и быт.   

Вокзал.

1.

Только небо из тамбуров видно,
только небо упрямо зрачками
мои полусонные,
дыры бездонные

холодит.

Напряжение, давка. Небо
за стеклом,
за лесами,
за скорыми поездами

скрылось.

Мне тебя бы видеть:
ногами шаркаю
по метро тормозящем в туннелях.
Зацепиться смертельной бы хваткой
за людей отдаленных,

отдельных,

чтобы легче и проще стало, -
Не станет! -
Мне ли об этом!
говорить в движениях вялых.
Не изгнать не вычеркнет память
всех знакомых живущих где-то.

Расстояние.

2.

На вопрос:«Почему?» -
что ответить без слов,
может взглядом.
- Дождь зачем? -
- А снег почему? -
- Потому что так надо...
- Не понять мне тебя.
Никогда не пойму,
где ты лжешь
и в чём твоя правда,
что ответить без слов,
может взглядом.
- Это утро зачем? -
- А туман почему? -
- Потому что так надо...

3.

Жду тебя в этом мире без прав,
без надежды благословенной.
Я восставшая с мокрых трав,
ты - частица вселенной.

Нет, не твое дыхание пресно,
не морское, не пенное.
Мне совсем не интересно,
что станет с моей вселенной.

А, с твоей? Отдашь на поруки
старушке, хромому, бомжу.
Я вслушиваюсь в звуки,
и щурясь вперед гляжу.

Уверяю, не ты образцово за лямки
тянешь жизнь от сомнений к сомнению.
Я назло ограничила рамки
моему восстававшему гению.

Мы бессмертны от Бога, нетленны,
упираюсь глазами в крах.
Оказалось, что во вселенной:
страх потери - вокзальный страх.

4.

Мой ответ
на каком наречие,
может резок и груб.
Далеко, далече
пластилиновый бисер губ.
Пусть не я
собираю нити.
Я свои подрезала.
День каких открытий
жизнь сама
«открыть» подсказала.       
            

Линии.

В чем сложность
твоих многочисленных дел?
Знаешь, кому-то отрадно
от того, что мы далеки.

Помолчим, разойдемся... И ладно...

Нервы ни к черту,
да погода изменчива.
В тишине абсолютно мертвой
нам сказать больше нечего.

Помолчим, разойдемся... До встречи!

Мне дали забыться.
Тебе, я думаю, тоже.
Знаю, плюют в твои лица,
и я получаю по роже.

Помолчим, разойдемся... И что же?

Я с пишущей ручкой,
Ты в кредитах и с телефоном.
Я со знакомой кучкой
стою под светофором.

Помолчим, разойдемся скоро...

Как же нелепо на середине
остановятся люди.
В голове застучит, но отныне,
не изменишь линию судеб.

Помолчим, разойдемся... И будет...

8 октября, 2000г.

* * *

Не люби чужие руки женщин!
Эту боль! и пустоту не превозмочь.
Эту жизнь! что называют жизнью?
Этот день! Мне все равно что ночь.

Старомодная печаль, как канарейка,
крепким сном забудется когда-нибудь,
а душа, как в деревянной рейке
не дает, безумная, уснуть.

9 ноября, 2000г.

* * *

Картина. Свечи на темном фоне,
картина в тумане... Молчащий будильник.
В многоэтажном доме,
соседский гудит холодильник.

- Девочка, меня ты простила?
А снег, а беспредельный ужас?
Дай Бог, тебе жизненной силы,
верного друга и мужа.

7 ноября, 2000г.

* * *
Я не могу понять
людскую злость и порицанье.
Скромное сердце мое
от тебя разрывается в тайне.

Я не могу понять,
как в каждой жилке
скрыты образы
Райнера Мария Рильке.

В море, как лайнер
мой сон и жилье.
От тебя разрывается в тайне
Тяжелое тело мое.

* * *

Дети рисуют мелом,
как дождь на асфальте кропит.
Короче, мне все надоело!
Короче!
Вспоминают заочно
обо мне
мыслю не прочной.
Скажут ртами зевая,
что тебе я чужая.
Не верь!
Никому! Пусть морозно
маскам, не лицам.
Ты прости, я серьезно,
человека,
вора, убийцу.
Все равно!
Дети твои галдело,
как галчата повсюду снуют.
Короче, до боли задело1
Короче!
Днем или ночью,
но так, чтобы точно,
прицелься.
Прицелься!
Все равно
не напишут газеты
обо мне сорвавшейся с плит
с древних, древних,
как пирамиды.
Это дождь на асфальте кропит
через старое
в небе сито.
Ты прости!
Уж могила разрыта.
Стреляй!


Пункт В.

Нежные губы в лоб.
Ладони, как лед на висках,
так за горло хватает озноб,
так ребенок ложится в слезах,
так по стенам сползают обои,
так мысли, как воры крались.
Слишком мало сана и покоя,
слишком смело я падаю вниз.

В ноги разбрасывать почести
и в двадцать карат изумруды,
так горы Урала по прочности
не стоят измены Иуды,
так в глаза попадают соринки,
так разговор заведен ни о чем,
так люди ходят по рынкам,
так смертельно больной обречен,
так смотрит на солнце отшельник,
так астроном луну изучает,
так пес ненавидит ошейник,
так сильный доходит до края.

Все проходит! Привыкла к безделью.
Все проходит! и время судья.
Я злюсь, я хлопаю дверью
в доме своем, чтоб уйти от себя.
Однажды вернется! - бестолковая участь.
Однажды вернется! Время не терпит.
Я в трамваи от боли мучаюсь,
пункт В - моя остановка смерти.


Глухонемой мир.

Щелчок двух пальцев,
              как по волшебству.
Теряться нам ли и обретаем мы ли
меридиан невидимых величину,
когда весь мир и мы глухонемые.

Наверно есть умельцы теорем,
которые готовы доказать обратное.
Лицом к лицу в один момент,
столкнемся мы с madame Расплатой.

Еловых шишек в смешанном лесу
не отыскать. Ты даже не пытайся,
что до меня, то я не пасану
и доиграю такты вальса.

Мы ждали резонансных волн,
вдыхая кожей кислород.
Гипноз вводящий разум в сон
и в долгое молчанье рот.

Пусть круг знакомых твой нечист.
Прилипли, чтоб казаться ближе.
Я пасанула, и другие взяли вист
на верхнем этаже, под самой крышей.

Могли б и мы остаться в промежутке,
покончить с диаграммой и кривой.
На всё у нас есть сутки,
когда наш мир глухонемой. 


* * *

В лоб пуля! Вы любите,
Вы любите, но не меня.
декабрь утром разбудите
и снег вместо дождя.

Откройте глаза! На стекле
белые хлопья и, только
письма мои на столе,
но я не жалею нисколько.

8 декабря, 2000г.