О чем думал свет

За окном мелькали огни домов и блестели, отражаясь в стёклах поезда… Он нёсся себе неизвестно куда…
А мглу города сменили большие снежные шапки на елях и темнота зимней, холодной ночи. И свистел снежной пылью потревоженный поездом воздух, и острые иголки взлетали, отскакивая от яркого света, чтобы, тяжело вздохнув опуститься подальше и забыть обо всём на свете.
Поезд вёз много народа. Но каждый думал только о своём, и ни кого не волновала вспугнутая светом ночь и отблески лунного света на голубом снегу… Этот поезд нёсся, таща за собой жёлтый перепуганный свет, который метко дрожал при виде обступающей его тьмы. И только серебряные нити проводов, уходящие в неизвестную бесконечность, не давали ему от страха замереть, толкали вперёд… И он летел.
Смешно, но все, кто в нём ехали, были такие маленькие, и этот свет их с лёгкостью обнимал, пряча свой страх от их лиц. И каждый там имел свою цель ради которой и окунулся в этот жёлтый дрожащий воздух, а цели эти, все разные, сокрыты были ото всех, только клочки бумаги с цифрами знали, куда движется их пассажир и по этому, не шевелясь молчали.
А на тёмном небе тихо и спокойно светилась большая, ровная луна, чей свет и красил перепуганный снег в голубой оттенок. Он ни куда не спешил, а только тихо светился. Бояться ему было не чего, он сам являлся частью темноты, окружающей всё и в тишине он бы дремал спокойно, если б не те жёлтые пугливые огни, спешащие и толкающие друг друга… Иногда он заглядывал на лесные поляны и раскачивал ветки, роняя серебро вниз слушал, как этот шорох замирал и опять трогал веточки легко, и опять слушал.
А если случалось заглянуть в город, то обходил он мягкие шапки тусклого света, тянущиеся рядами вдаль. Но тут ему было скучно, он жил только среди бескрайних в синеве полей и ступал по ним, трогая высохшие былинки, гладил. Ему было легко и светло. Свою силу попусту не тратя, ходил ночами он по земле и порою грустил почему-то, но был счастливее всех остальных, потому что был больше, сильнее, добрее. Он и молчал всегда лишь затем, чтобы не нарушить собственного хода мыслей лишним звуком. И так, наверное, жил вечно. Наверное потому, что не знал какая она вечность, только ждал и думал…
И вряд ли кто смог бы ему помешать в этом, и он уступал дорогу маленьким напуганным огонькам, которые не знали зачем их пугаются мелкие искры снега, когда они сами, дрожа, плачут.
Он только тихо стоял вокруг, молчал по обыкновению, изредка вздыхая, и глядел в даль, где вставало светлое солнце.      
                22 января 2000