Рождение Зверя

Посвящается О.Е.

МИР 3000

Что есть истина?

Евангелие от Иоанна

Пролог.

И был день, когда пришли сыны Божьи предстать

перед Господа; между ними пришел и Сатана.

Книга Иова

 

Полдень, 20 августа, 1966 г от рождества Христова, Одесса.

ЛЕВ ГОРСКИЙ, СТУДЕНТ

— Эй, войти можно?

— Входи.

В дверь входит девчушка лет четырнадцати. Блондиночка, высокая, худая и голубоглазая. На ней только красная повязка на груди и маленькие белые трусики. Но недостаток одежды возмещен обилием золота, платины и драгоценных камней. Все тело, от шеи до стоп ног, покрыто цветной татуировкой, глаза обведены красной тушью. Она мне улыбается и от этой ее улыбки меня вдруг пронзает страшный холод, словно меня вморозили в айсберг. Девчонку заволакивает золотой туман, внешность ее начинает изменяться. И вот передо мной огромный красный огнедышащий дракон. Пламя обжигает мне лицо и... Картина резко меняется. Берег широченной полноводной реки. Пляж. Трое голеньких ребятишек лет пяти — двое совершенно одинаковых белобрысых мальчугана и темноволосая большеглазая девочка, строят замок из мокрого песка. Просто чудо, а не замок... Внезапно багрово-черная туча набегает на солнце. Между ребятишками начинается ссора, перерастающая в драку. И рушатся стены, падают башни замка из песка. И снова изменение картины. Взрыв водородной бомбы над городом. Ослепительный свет, горящие дома, плавящийся бетон и кипящая сталь. Горящие и исчезающие люди. Оглушающий, рвущий барабанные перепонки грохот. И, наконец, огромное облако ядерного гриба.

— Бесенок, ты что, уснул?

Голос мамы привел меня в сознание. Я действительно задремал на жаре. Надо же присниться такой чертовщине!

Часть первая


И стал я на песке морском, и увидел я выходящего из моря

Зверя с семью головами и десятью рогами.

Апокалипсис Иоанна Богослова.

Это — Антихрист, отвергающий Отца и Сына!

1-е Соборное послание Иоанна Богослова

 

Корал-сити, Альфа-Центавра 4, год 1081, космическая эра

Роберт Хант-младший.

Эта странная история произошла вскоре после моего освобождения и реабилитации, когда я, наконец, вернулся домой и встретился с мамой. Мне было возвращено звание лейтенанта и даже полностью выплачено жалованье за шесть лет. Проведенных в тюрьмах и лагерях. Разумеется, никакой благодарности к кровавому диктатору я не испытывал. Стараясь заглушить горечь от потери близких мне людей, я стал много пить, и часто коротал вечера в барах и ресторанах. И вот, однажды в ресторане ко мне подошла незнакомая и очень красивая женщина, незаметно передала дискету и, не говоря ни слова, исчезла в толпе танцующих. Дома, просматривая дискету, я неожиданно увидел на экране лицо моей бабушки со стороны мамы, Анны Эриксон.

— Здравствуй, Роберт! Очень рада была узнать, что ты жив и здоров, и Виктория тоже. (Виктория — это моя мама, у них с бабушкой почему-то всегда были нелады). Очень хотелось бы обнять тебя, но к нынешней власти у меня доверия ни на грош, а в гости к ангелам я не спешу. Ведь я опасный свидетель. Не скажу тебе ничего и о своем теперешнем месте жительства. Тебе-то я доверяю, но у стен есть уши. Посылаю тебе некое сочинение. Это записки о временах давно прошедших, теперь почти легендарных. Это не автобиография, не люблю этот жанр. Просто три эпизода из времен моей молодости. Думаю, что их осмысление поможет тебе понять нашу недавнюю историю и выбрать дальнейшую дорогу в жизни. Несмотря на кажущуюся неправдоподобность, события, о которых я тебе расскажу, произошли в реальности. Ну, если я кое-где себя и приукрасила, то извини, я все-таки журналистка. И еще, в своих записках я часто говорю о себе в третьем лице и, наоборот, в первом лице от имени других людей. Это тоже дань моей профессии. Каждому эпизоду будет предшествовать предисловие, а завершать краткий комментарий. Своим запискам я хочу дать немного странное, ты поймешь почему, название: “Рождение Зверя”. Или просто: “Записки ведьмы”. Как тебе больше нравится? Ладно, первый эпизод о котором я хочу рассказать, я назову (кстати, в молодости я очень любила танцевать), “Репетиция оркестра” или...

 

Танцующая смерть

“1001 год, космическая эра”

Когда взошла зелень и появился плод, тогда явились и плевелы

Евангелие от Матфея

ТАНГО
“Привет, Энни! Поздравляю тебя с замужеством. Как провела медовый месяц? Как Лейв? Я слышала, что твой викинг делает большие деньги”.

Знакомьтесь, моя сестра София. Хоть она и старше меня на два года, но умом — десятилетний ребенок. Да, честно говоря, просто очаровательная дурочка. Таким легко живется. При всем ветре в голове у нее бульдожья хватка; мужчины, деньги, удовольствия — довольно примитивные. Зато любит корчить из себя рафинированную интеллектуалку и аристократку. Вышла замуж за герцога Бургундского: старше ее на двадцать лет, но умом не выше. Коротко поясню. Есть такая планета Аррайя: климат — ничего, богата природными ресурсами, находится в Нейтральном Секторе, население — 1200000 человек, сила тяжести чуть выше земной, правительство демократическое, но населена редкими идиотами, начитавшимися исторических романов. Там все герцоги, князья, принцы, графы, бароны, кардиналы, как минимум дворяне. Есть и король. Или нищие, карманные воры, бродячие артисты, монахи, разбойники и проститутки. Живут они очень неплохо. Понастроили замков, дворцов, аббатств, поместий; ездят верхом на лошадях или в каретах. Устраивают пьянки и драки в кабаках и трактирах, а также дуэли и рыцарские турниры, на которых, слава Богу, никого не убивают. Ну, в общем, сумасшедший дом. Работать им некогда, но планета богатая, на миллион лет хватит. Вот там и живет моя родная сестра Сонька, герцогиня Бургундская. О мире, где идет настоящая борьба, она не знает и знать не хочет; ей достаточно и своего игрушечного мирка.

После странной, опасной и строго засекреченной истории, вошедшей в анналы разведки как “Инцидент Ховарда”, мы с Лейвом, в компании супругов Хант, отправились на острова Южного океана, где и провели основную часть отпуска, катаясь на серферах, плавая под водой и совершив восхождение к кратеру действующего вулкана. Была куча увлекательных приключений и опасных происшествий, но все обошлось благополучно, не считая синяков, шишек, укусов разных мелких вредных тварей и перелома ноги у бедняги Джейн Хант. Джейн сломала ногу, когда спасалась бегством от разъяренной водяной гиены. Жуткая зверюга! Слава богу, что Лейв уложил ее одним выстрелом. Но все хорошее быстро кончается. И вот я дома, на Сириусе-3, Санкт-Петербург-Сириус. Развитый индустриальный благополучный мир. Сижу, жду Лейва — у него опять очередное деловое совещание (не слишком ли их много?) и смотрю кино-видео-фотоматериалы. Из тех, что не конфисковала Служба Безопасности.

Я сотрудничаю с “конторой” с окончания университета и не жалею об этом. Фи, скажут многие. Но ведь Большой Галактический Совет и Служба Безопасности пытаются навести какой-то минимальный порядок в нашем неспокойном мире. Впрочем, многого от меня не требовали, и даже в “Инциденте Ховарда”, хотя я его свидетель, моя роль была никакой. Но это секрет. Для всех я скромная домохозяйка, не слишком красивая, до Джейн, до Лигейи, мне далеко, даже Эльза Брандт, в свои 90 лет и то производит большее впечатление. Даже Сонька и та смотрит на меня свысока. Но я все-таки не уродина и комплексов у меня нет. Грустно, что пришлось бросить карьеру журналиста, но Лейв против, а я послушная жена. Детей мы решили завести через три года. Жаль, я была бы хорошей матерью. Ну ладно. Что это я себя жалею? — Вспомни Альбион и страшный Совет Двенадцати и радуйся, что живешь обычной нормальной жизнью. Вот за такими невеселыми мыслями меня застало письмо моей дорогой сестры, герцогини Бургундской.

“Извини, Энни, что не смогла приехать на свадьбу. Так, разные дела. Очень хочется тебя увидеть. Надеюсь, ты на меня не в обиде. Привет тебе от Карла. Поцелуй от моего имени Лейва. До свидания. Если захочешь, приезжай”.

Странное дело: обычно Сонька никогда не испытывала ко мне особых сантиментов. В детстве мы часто дрались, и она била меня без всякой жалости. Правда и заступалась всегда. Учились мы в одной школе, она двумя классами старше. Иногда заходила ко мне в класс и говорила: “Смотрите, не обижайте этого лягушонка”. Так ко мне и прикрепилось это обидное прозвище. И ведь знала, гадючка. После школы наши дороги разошлись, виделись мы раз в год, обменивались открытками на праздники и все. Потом Сонька укатила на Аррайю, где сделалась княгиней Золоторукой и герцогиней Бургундской. Перед свадьбой я послала ей и ее Карлу Смелому приглашение, но ответа не получила.

Я еще раз поставила дискету, просмотрела письмо. Ничего особенного. Выглядит Сонька нормально, бледновата малость, но может быть у них там такая мода. Но одно из двух: либо за последний год ее характер резко изменился, либо у нее крупные неприятности.

Энни выключила компьютер, встала с кресла, сцепила пальцы рук на затылке и резко прогнулась назад. Надо поговорить с Лейвом. может он оторвётся от своего бизнеса. Съездим вдвоём на Аррайю. Может, я всё драматизирую, может просто у Соньки приступ сентиментальности.

Внезапно вспыхнул экран видеотелефона, на нём появилось встревоженное лицо Лейва.

— Энни, дорогая, я из Космопорта. Срочно по делам бизнеса вылетаю на Каравайку. Оставайся дома, не могу взять тебя с собой, к сожалению. Постараюсь вернуться поскорей. Извини, что не пришел попрощаться домой. Не унывай. Жди.— Лейв послал ей воздушный поцелуй. Экран погас.

Энни подошла к дивану, упала на него, уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Что она — дура!? Она знает, что значит, когда муж после полутора лет совместной жизни вдруг внезапно уезжает в деловую поездку, даже не заходя домой. И куда! На Каравайку! Каравайка — знаменитый на всю галактику центр шоу-игорно-порно бизнеса, в секторе находящемся под контролем Содружества Гибеллинов. Потом она вдруг успокоилась. Если бы Лейв захотел ее бросить, он так бы и сделал. Без всяких церемоний. Если бы у него была любовница или он захотел бы снять проститутку, он вряд ли бы стал ей об этом намекать. И для этого не нужно лететь на Каравайку. На Сириусе злачных мест тоже хватает. Ой, какая я дура! Энни встала с дивана, подошла к компьютеру и набрала секретный код. Результаты были обескураживающие: ни с какой миссией “контора” Лейва Эриксона на Каравайку не посылала. Комок подкатился к горлу. Значит, все. Прощай, Лейв. Прощай, мечта о детях, о дружной семье. Пойти в кабак напиться до полусмерти?! Глупо. Посоветоваться не с кем. Родители на Земле, друзья по университету разъехались кто куда, Боб и Джейн на Альфе, можно поговорить по космосвязи, но это не то. Эх, была бы здесь Лигейя! — “Я почти Бог или почти Сатана. Шучу!” Но это была не совсем шутка. Она, наверное на моем бы месте прилетела следующим рейсом на Каравайку, а там... Но я ведь не Лиг. Я не смогу убить Лейва, если встречу его на Каравайке с любовницей. Даже Соньки рядом нет. Сонька! Я про нее совсем забыла.

Энни снова связалась с “конторой”. Никаких чрезвычайных происшествий и аномальных проявлений по данным “конторы” на Аррайе не было. Все, лечу на Аррайю. Это куда ближе Каравайки. Сонька, хоть и била меня, не задумываясь рискнула бы из-за меня своей жизнью. А я? Не знаю.

Тут Энни вдруг усмехнулась. Есть один человек, с которым она хотела бы встретиться перед отлетом. Конечно, он очень странный, этот приятель, если его можно так назвать, но что-то в нем есть.

ЛАМБАДА

Вообще Энни терпеть не могла уличных музыкантов. Обычно это были подростки, собирающие деньги на выпивку; играть они не умели, пели ещё хуже. Куда только полиция смотрит! Бедняков на Сириусе нет. Не Земля времён Горького или Диккенса. Но этот сразу поразил её воображение. Это был далеко не подросток. Мужчина, уже не молодой, но очень крепкий и подтянутый, высокого роста, далеко за два метра, с очень смуглым лицом, орлиным носом и длинными, до плеч, иссиня-чёрными волосами. Одет он был в зеленый “средневековый” камзол, красные штаны, черные кожаные сапоги и тирольскую шляпу с орлиным пером. в руках гитара, на шее губная гармоника, у ног раскрытый “дипломат”, полный монет. Сейчас в ходу только мелочь. При больших покупках демонстрируешь продавцу-автомату радужку глаза плюс отпечаток ладони и он снимает с твоего счета деньги. Если у тебя есть счет. Появился музыкант в подземном переходе торгового центра “Гаммельн” еще за два года до того, как Энни вышла замуж. Играл он классно. Наверное, если бы он захотел, то мог бы выступать и на эстраде; гитара у него была отличная, знал он бесконечное количество мелодий и песен всех времен и народов, на всех языках, и не какую-нибудь дребедень. Пел он не хуже, чем играл. У него были бледно-голубые глаза, — и добрые, и насмешливые, а иногда злые, страшные, жуткие. Но Энни он всегда весело улыбался и отпускал какую-нибудь шутку. Правда, когда кроме Энни никого рядом не было, его шутки становились предельно циничными. Но Энни почему-то на него никогда не обижалась. Она так и не знала, как его зовут. И еще, рядом с музыкантом, а чаще на его плече, сидел странный зверек, похожий на огромную крысу, но из спины у него торчали иглы, как у дикобраза. У зверька были большие черные, не по-звериному умные глаза. На этот раз музыкант стоял один, со своим питомцем на плече. Приближался праздник, Двенадцатое апреля, и народ спешил за покупками. Странно, все ведь можно заказать из дома, так нет, все сначала хотят посмотреть, пощупать, поторговаться.

— Эй, девушка, хочешь, сыграю только для тебя. Бесплатно. — Он всегда называл ее “девушкой”, даже после того, как она демонстративно показала ему обручальное кольцо.— Подойди, девушка, здравствуй. У тебя неприятности, у тебя ушел муж, — Энни слегка передернуло,— нет, я не умею считывать мысли, просто у тебя все на лице написано. А вот будущее предсказывать я умею. Вернется к тебе муж раньше, чем ты думаешь. Еще, предстоит скоро тебе опасное путешествие, но не бойся, все обойдется. Что ты такая грустная, говорил я тебе, люби меня, а не молодых придурков. Хочешь, я тебе что-нибудь веселое сыграю, танцевальное, праздник скоро. Ламбаду хочешь, нет? Ладно, на праздник принято дарить подарки. Смотри, дарю тебе лучшего друга, от сердца отрываю, — музыкант снял с плеча зверька и протянул Энни. Та отдернула руку. — Да не бойся, тебя не укусит. Возьми.— Энни осторожно взяла зверька на руки, тот быстро вскарабкался ей на шею. Он был теплый, от него исходил слабый странный, но приятный запах.— Его зовут Гектор. Береги его. Всегда носи с собой. Он умный. Ест все, кроме камней, и очень чистоплотен. Не обижай его. Впрочем, знаю, что не обидишь. Ну, прощай, надеюсь, еще увидимся. Эх!

Вдоль дороги лес густой

С бабами-ягами,

А в конце дороги той

Плаха с топорами.

Хорошее напутствие.

СВИНГ

Несколько дней ушло на ожидание рейсового звездолета и оформление документов. Гектор оказался забавным зверьком. Зверьком ли? Ел он действительно всё, кроме камней, но включая дерево и даже пластмассу. Голова у него больше походила на обезьянью, чем на крысиную. Всё время бегал за Энни по квартире и скулил, когда она уходила, а его оставляла дома. В конце концов она решила таскать его в спортивной сумке. В свободное от забот время Энни регулярно посещала спортзал и тир, где отрабатывала приёмы самообороны с тренером-роботом, стреляла из пистолета, лука, метала ножи в мишень. Умора было смотреть на Гектора, когда он вылезал из спортивной сумки и наблюдал за тренировками Энни. Несколько часов она потратила на попытки идентифицировать своего подопечного. Безуспешно. Ладно, мало ли каких диковин в Галактике. Потом, после долгого раздумья, решила везти его с собой. Контрабандой. И вот настал день отлёта. Энни, вырядившаяся в черную кожаную куртку с цепями, джинсы с дырами на коленях и огромные черные очки, села в заказанный авиамобиль и вылетела в Космопорт. Два чемодана, спортивная сумка через плечо. В сумке сидел, накрывшись порнографическими журналами, Гектор. Оформление багажа, документов, билетов. Суета пассажиров. Крики продавцов. Мельтешение рекламы. Ну, вот и объявление на посадку. Энни встала с кресла в баре. Она только что выпила, для храбрости, стопку веганской водки. Дрянь страшная, но вдохновляет на подвиги. И вот её очередь прохождения таможенного контроля. Молодой таможенник, парень лет двадцати, произносит ритуальную фразу: “Здравствуйте. У вас есть предметы, запрещенные к вывозу. Радиоактивные материалы, наркотики, оружие, взрывчатые вещества, антиквариат, редкие животные. Раскройте, пожалуйста, вашу сумку”. — “Сейчас, жарко здесь”. Делая вид, что ей жарко, Энни расстегнула молнию на куртке. Под курткой у неё ничего не было, кроме маленьких конических грудей, с коричневыми сосками. Таможенник остолбенел, глаза его вылезли из орбит, рот непроизвольно раскрылся. Потом Энни расстегнула сумку так, чтобы видна была обложка журнала, с изображением голых мужчины и женщины в любовном объятии. Затем мило улыбнулась:— “Пожалуйста, смотрите”.— “Ничего, ничего, проходите, пожалуйста, через контрольные ворота”.— “Спасибо, надеюсь мы еще увидимся”. Никаких радиоактивных материалов и никаких металлических предметов, кроме монет и складного ножа у Энни не было. Пройдя контроль, Энни села в автобас, увидев, что на неё все глазеют, быстро застегнула куртку, сунула руку в сумку, погладила Гектора.— “Какие все мужики дураки”.— Энни самодовольно улыбнулась.— “Хотя с некоторыми лучше не рисковать”. Нужно бы еще придумать, как протащить Гектора через контроль на Аррайе.

САМБА

Космический корабль “Звёздный Рыцарь” был обычным рейсовиком. Огромное, в два километра высотой, обрезанное с тупого конца черное яйцо. Каюта на одного человека. Ресторан, спортзал, бассейн и даже казино. Скучать Энни за две недели полета не пришлось. Сначала повздорила с соседкой за столиком. Мадам корчила из себя моралистку, хвалила старые времена и ругала нынешнею молодёжь. А самой-то и 90 лет нет. Энни едва сдержалась, чтобы не вылить ей на голову суп. Потом куда-то пропал Гектор и не ночевал два дня в каюте. Энни сбилась с ног, ища его по всему кораблю, особенно в местах, где были надписи типа: “Посторонним вход строго запрещен”. Через два дня Гектор сам вернулся в каюту. Энни обратила внимание, что он заметно вырос, стал размером с небольшую кошку. Она хотела его поколотить, но побоялась. Его зубы и иглы внушали уважение, а сам он виновато терся у её ног. Слава богу, все обошлось благополучно, никто из экипажа и пассажиров Гектора не видел. Потом, неожиданно для себя, в казино ввязалась в игру, в рулетку, и проигралась в пух и прах. Пришлось в счет долга отдать золотой браслет с Альбиона, подарок Лигейи. Ревела всю ночь. Утром старпом, которому она проиграла, вернул ей браслет и, сказав, что полагается на её честное слово, дал ей номер своего счета в банке “Бетельгейзе”. В спортзале мальчишка, младший механик, раздразнил её своими насмешками.— “Мадам, вы не еще не устали? Смотрите, не перетренируйтесь”. Какая она ему мадам! Она всего на три года его старше! Вызвала его на тренировочный поединок. Перестаралась. Сломала ему правую руку и ключицу, завоевав восхищение экипажа и выговор Капитана. С ней пытались завести знакомство. Энни обычно отвечала: “Я замужем”, и добавляла: “У меня на Родине супружеская измена карается смертной казнью”. Впрочем, она все меньше думала о Лейве. И вот, наконец, посадка. Таможенный контроль. Здесь у погранцов вид куда более суровый, чем на Сириусе. Ой, что-то будет!? Энни не на шутку перепугалась.

— “Расстегните, пожалуйста, вашу сумку”. Трюк со стриптизом не прошел, таможенник только хмыкнул. Энни раскрыла свою сумку. Она была пуста. Только журналы. Где Гектор?

— “Проходите, мадемуазель”. Энни взяла сумку, перекинула её ремень через плечо, погрузила чемоданы на тележку и пошла в Зал ожидания. Где искать Гектора? Что делать? Тут она почувствовала, что кто-то трётся у её левой ноги.

— Девушка, какая у вас интересная собачка. Или кто там, мне все равно. Я лишь извозчик. Вам куда? В Париж? Вы, конечно, можете сесть в авиамобиль, фьють и там, но если у вас есть время и деньги, поезжайте лучше в кэбе, на лошадке. Это будет 5-6 часов, но зато получите уйму впечатлений.

Энни повернула голову к незнакомцу и у неё от удивления глаза полезли на лоб. Перед ней стоял здоровяк с рыжими усами и в веснушках, одетый в застегнутый на все пуговицы черный китель и черные брюки, заправленные в черные сапоги. На голове у него был высокий черный цилиндр. В руках незнакомец держал кнут.

— Что вы на меня так смотрите? Это же Аррайя! Вы здесь еще не такое увидите. Ну так едем или не едем? У меня время — деньги, а видишь деньги — не теряй времени!

ЛЕТКА-ЕНКА

Копыта Алмазной Десницы, так звали лошадь, мирно цокали по булыжникам мостовой. По краям дороги мелькали маленькие домики, окруженные садами и огородами, березовые рощи, пруды с купающимися голыми ребятишками. В небе парили птицы, похожие на ласточек и стрижей. Был мирный солнечный день. И как-то на душе все стало хорошо, все неприятности, казалось, ушли в далекое прошлое. Энни сидела рядом с кэбменом и слушала его трепотню. Ее спутника звали Сэмюэль Волк-овер, граф Лелик-Маманов.

— Откуда у тебя этот браслет, Энни? Настоящая альбигойская работа? Это же целое состояние! Богатенькая мальвинка.

Энни улыбнулась. Гектор дремал у нее на коленях.

— Ты правильно сделала, что приехала на Аррайю. Каравайка и Капелла — это для недоумков с деньгами. Отдыхать нужно здесь. По-настоящему умели оттягиваться только в старину. Только тебе нужно приобрести платье по местной моде. Кстати, если тебе нужен гид, я к твоим услугам. В понедельник, то есть завтра, у меня выходной. Париж, о Париж!

Помоги мне, помоги мне!

В желтоглазую ночь позови.

Видишь, гибнет, ах, сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви!

Что-то они там напутали. Кэбмен в Париже? Кэбмен должен быть в Лондоне, –– подумала Энни.

— У тебя здесь есть друзья или родственники?

— Да, сестра.

–– А кто она, если не секрет? Мы все здесь друг друга знаем.

Энни улыбнулась.

— Моя сестра герцогиня Бургундская.

Кэбмен резко натянул поводья.

–– Стоп, плохо дело. У тебя с ней одинаковая фамилия?

– Нет. У меня фамилия мужа.

— Может и пронесет. Но если ты сейчас вернешься в Космопорт, тебя сразу заподозрят, будут проверять. Тогда вот что, поедешь в гостиницу, назовешь любое вымышленное имя, а завтра в Космопорт, на любой звездолет, в любом направлении. Может быть, и пролетит.

— А в чем дело? Я не понимаю!

— Твоя сестра и ее муж в тюрьме. Обвинение в расхищении королевской казны, в государственной измене и покушении на короля. Им грозит виселица.

— Это что, шутка? И не смешно. Какая тюрьма! Какая виселица! Это же карнавал, театр.

— Это раньше было театром. А сейчас здесь абсолютная монархия. Самая настоящая. И тюрьмы здесь настоящие. И виселицы тоже!

БРЕЙК-ДАНС

— Тебе нужно бежать, Энни. Здесь свой кардинал Ришелье, и он не дурак. Здесь средневековье с современной техникой. Пара суток, и тебя вычислят. Ты на Сириусе кому-нибудь говорила, куда летишь?

– Нет.

— Тем более, тебя даже не знают где искать.

— Нет, я остаюсь.

— Ну, как знаешь. Ладно, сделаем так. Здесь неподалеку живет один чудик. Монах. Пьяница и умница. Он не любит власти. Отвезу тебя к нему. Он тебя не выдаст. А завтра приеду и что-нибудь придумаем. С монахом будь осторожна, не давай ему напиваться. Ну, поехали.

Кэб свернул на грунтовую дорогу. Его затрясло по ухабинам. Пейзаж по обе стороны от дороги резко изменился. Сады и огороды сменили пустыри, заросшие крапивой и чертополохом в человеческий рост. Через пару часов кэб поехал по угрюмому еловому лесу, затем лес сменился зарослями шиповника с темно-розовыми цветами. Наконец кэб остановился. Неподалеку, на берегу реки, между пихтой и плакучей ивой, виднелся струб — полуземлянка с покрытой дерном двухскатной крышей. Один скат крыши сиял золотом солнечных лучей, отражавшихся в окне, — из лобового стекла авиамобиля; другой красовался высокой ржавой трубой. Дверь в это странное жилище была завешена куском прорезиненного желто-зеленого брезента. Сэм взял чемоданы и понес их к этому диковинному дому. За ним пошла Энни, со спортивной сумкой на левом плече, и с Гектором на правом. В струбе, что удивительно, было сравнительно чисто. Земляной пол был плотно утрамбован, у стены напротив двери стояли нары. Остальная “мебель” состояла из дубовой колоды, диаметром не меньше метра, и грубо сколоченного табурета. Слева, у стены, стояла огромная бочка с краником и круглая железная печь. В “стол” был воткнут большой нож с широченным лезвием и рукояткой из оленьего рога. Рядом стояла деревянная кружка с замысловатым узором. На нарах громко храпел очень толстый и мощный мужчина, с плечами и ручищами старого самца гориллы, бычьей шеей и лысой головой, похожей на пивной жбан. В коричневой рясе с капюшоном и с грязными босыми ногами. И с часофоном на левой руке. Монах был явно пьян. Сэм грубо растолкал спящего. Тот проснулся, выругался, сел на нары и вытаращил мутные красные глаза на Энни.

— Жан, это Энни. Она с Сириуса. У нее большие неприятности. Приюти ее до завтра. И не приставай. Она девушка порядочная.

— Хорошо. —Монах внимательно оглядел Энни. — Вижу, девчонка — человек, что бывает редко. — Монах погладил лысую голову. Езжай, Сэм. Будь осторожен. Я о ней позабочусь.

Сэм вышел. Энни села на нары, не зная как вести себя со странным человеком.

— Девушка, есть хочешь? —Монах открыл замаскированную дверцу в стене, за которой оказался холодильник, достал из него огромный кусок ветчины, каравай хлеба и головку сыра. Затем аккуратно нарезал бутерброды.

— Присоединяйся. Кстати, ты знаешь, что у тебя на плече сидит кройт?

МОЧАЛКИН-БЛЮЗ-1

— Кройт? Никогда не слышала. Кто это?

— Они разумны. И очень опасны. Опасней тигра и кобры вместе взятых. Их планета очень далеко. Впрочем, этот еще очень маленький. Он тебе предан. Это хорошо. Такого телохранителя днем с огнем не сыщешь. Ты за ним как за каменной стеной. Выпить хочешь?

Монах отрубил кусок ветчины и бросил его на пол. Гектор спрыгнул с плеча Энни и начал урча жрать его. Монах откуда-то достал вторую кружку. Вино было терпким, пьянящим. Нервное напряжение спало. Энни вдруг заметила, что болтает без умолку. Монах чего-то поддакивал, затем розовый туман заволок глаза.

Помоги мне, помоги мне

В желтоглазую ночь позови

Слышишь, гибнет, ах, сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви.

Утром Энни проснулась от яркого света. Она лежала на нарах голая, укрытая какими-то шкурами. Рядом с ней раскатисто храпел монах. Внезапно пронзительно зазвонил часофон. Монах мгновенно проснулся, приложил “кукушку” к правому уху. И его лицо сразу стало мрачнее грозовой тучи. Он резко поднялся с нар, достал из стенного шкафа какой-то серый мешок с дырами и, повернувшись к Энни, произнес:

— Одевайся, звонил Сэм. За ним пришли.

Через несколько минут по дороге, вдоль реки шли рядом монах с котомкой на спине и посохом в правой руке, и одетая в безобразный балахон, босая, похожая на мальчика-подростка, девушка, с вымазанными сажей лицом, руками и волосами, со странным зверем на правом плече.

ПАСТОРАЛЬ

— Жан, я красивая женщина?

— Была, вчера. А сейчас ты маленькая, грязная, нищая дурочка. И немая. Запомни и хорошо играй роль. И не бойся, здесь юродивых любят и уважают. В Париже мы пойдем в одно место, народ там необычный, но безобидный. Сама увидишь. А сейчас смолкни, входи в роль.

— Грубиян ты, Жан.

Энни обиделась, затем вдруг вспомнила о Сэме и замолчала. Надолго. Бедняга Сэм. Ей здорово повезло. Остановись она в гостинице или отправься обратно в космопорт, ее бы сразу арестовали. Высоко в небе проносились авиамобили, а около дороги им встречались крестьяне, косившие траву древними косами. Странный этот мир. И страшный.

— Жан, — Энни, неожиданно для самой себя, спросила монаха, — ты и в самом деле монах, ты веришь в Бога?

Брат Жан удивленно посмотрел на нее.— Да, я верю в Святую Троицу и Иисуса Христа. А ты?

— Не, я атеистка,— неуверенно ответила Энни.

— Ну и дура,— монах брезгливо скривил рот.—Хотя я сам считаю, — тут брат Жан машинально посмотрел по сторонам, — что Бог не должен и не вмешивается в дела людей. Разве что, в крайне редких, исключительных случаях. И то опосредованно. Бог дал человеку свободу воли и право выбора. Богу интересны Люди, а не тупые скоты. Прямо скажу, это учение не одобряется нашей церковью. Но жить без Бога мне было бы совсем тошно.

— А что такое тогда смерть, брат Жан? — Энни задала новый вопрос.

— Смерть — это Неизбежность и Неизвестность. Неизвестность, которая познается только с помощью Божественного откровения. Мне, грешному, оно не дано. Так что не знаю.

— А Рождение, откуда берется осознание собственного Я у ребенка, а, брат Жан? — не унималась Энни.

— Вот роди ребенка и узнаешь,— грубо оборвал разговор монах.

Энни вновь обиделась и надула губы. Брат Жан примирительно похлопал ее по плечу.

— Извини, после поговорим на эту тему. Мы уже почти в Париже.

СТЭП

Город был хорошей имитацией средневекового Парижа. Узкие улочки. Верховые, кареты, люди, одетые как во времена д’Артаньяна. Из трактира “У нечестивца” доносился шум драки. На холме утопал в зелени королевский дворец. Был даже Нотр-дам-де-Пари. Но география города явно не соблюдалась. У церкви Святого Павла — виселица. Труп на веревке был явно не поддельный. Ну и дела. Хлебный рынок. Торговые ряды, лавки. Ругань. Толпа зевак близ наперсточника. Карманный воришка, пойманный за руку, его били всерьез. Стражники в вороненых стальных касках и кирасах. С алебардами в руках. С короткими широкими шпагами —ландскнеттами на левом бедре. И с бластерами на правом.

— Не бойся, они олухи, но лучше сильно не маячить.

— Эй, брат Жан, кто это с тобой?

Здоровенный парень, в фиолетовом камзоле, широкополой голубой шляпе с белым пером, высоких красных сапогах со шпорами и черном плаще, подбитом алым бархатом, который изящно спадал с его плеч, позволяя увидеть ослепительную перевязь, на которой висела огромных размеров шпага, явно присматривался к Энни.

— Продай мне ее, я хорошо заплачу. Если ее хорошенько вымыть, то она будет очень ничего. Я научил бы ее молитвам.

— Грешно, Поль, обижать бедную девочку, она и так богом обижена.

— Ничего, я бы ее вылечил! Внутренним массажем. Гу-га-га!

Морда у парня была красивой и тошнотворной одновременно. Тут кройт неожиданно спрыгнул с плеча Энни и встал, растопырив иглы, на задние лапы между ней и Полем. Глаза у него загорелись красным огнем и он зарычал, разинув пасть с двумя рядами острейших белых зубов. Таким Гектора Энни еще не видела. На морде у Поля появился испуг.

— Жан, убери зверюгу! Мы ведь друзья, я пошутил.— Поль спешно ретировался. Брат Жан подвел Энни к стене, где обычно выступали бродячие артисты.

— Постой тут. И заработай со своим маленьким героем хоть немного монет.

Монах достал из котомки бубен и передал его Энни.

— Я скоро вернусь, не скучай.

Монах двинулся в сторону торговых рядов и вскоре исчез в разношерстной толпе. Энни начала ритмично бить в бубен, позванивая бубенцами и приплясывая одновременно. Гектор, скорчив уморительную рожицу, начал кувыркаться. Вскоре около них собралась целая толпа — торговцы, крестьяне, два дворянина в форме королевских мушкетеров, какие-то подозрительные типы в надвинутых на самый нос широкополых шляпах. К ногам Энни полетели монеты, в основном медяки, хотя попадалось и серебро и даже один золотой экю. Наконец вернулся брат Жан, забрал у Энни бубен, спрятал его в котомку и, тщательно собрав с земли все монеты, повел ее кривыми улочками, какими-то грязными проходными дворами.

— Плохи дела. Твоя сестра и ее муж в Бастилии. тюрьма не игрушечная, а вполне современная, со всякими электронными штуками. И судить их будут судом скорым и неправым. Сэм держится молодцом. Говорит, что ты слезла с кэба недалеко от Космопорта, ему, правда, не верят. Твои фотографии скоро будут на каждом углу. Опасная международная террористка. Впрочем, в таком виде тебя вряд ли кто узнает. Правда, Поль меня беспокоит.

— А кто он, этот Поль?

— Да просто проходимец, авантюрист среднего масштаба, хотя и называет себя графом де Рошфором. Но по вредности шестерых стоит.

Брат Жан подвел Энни к небольшой железной двери, пнул ее ногой. Дверь со скрежетом открылась. За ней были видны ступени, ведущие вниз, в темноту. Оттуда тянуло какой-то дохлятиной.

— Идем. Держи меня за руку.

В подземелье было темно и очень холодно, но монах свободно ориентировался на ощупь, а Гектор, кажется, мог видеть и в полной темноте. Наконец, они вошли в какой-то обширный зал. Вонь резко усилилась.

— Здесь тебя не тронут, а стражники сюда не сунутся. Даже если узнают, что ты здесь, даже под страхом виселицы. А свет мы сейчас сделаем.

Монах пошарил по стене рукой, нашел выключатель, нажал кнопку. Вспыхнул неяркий желтый свет. На полу, на каком-то тряпье, лежали странные существа, похожие на людей, но явно не люди. Лысые головы с остроконечными ушами. Серо-зеленая кожа, руки почти как у людей,

но с кривыми, как у хищных зверей, когтями. Все они были без одежды. Мужчины, женщины,

маленькие дети. Вперемешку. Брат Жан ответил на немой вопрос Энни.

— Вампиры. Потом расскажу.

Брат Жан сунул руку в котомку, достал оттуда браслет Энни, надел его ей на запястье. В ту же минуту один из вампиров проснулся. Он с удивлением посмотрел на монаха, а потом спросил:

— Ах, это ты, Иоанн. А это кто? — Вампир бросил быстрый взгляд на Энни.— Что она здесь делает? Ей здесь не место!

— Смотри, Морг ле Стаат! — Брат Жан поднял руку Энни высоко вверх.— Ты узнаешь этот браслет? Это Знак вашей повелительницы!

Морг ле Стаат поднял глаза, затем упал перед Энни на колени.

МЕДЛЕННЫЙ ВАЛЬС

— Не понимаю, я всегда считала, что вампиры — это просто старая легенда, сказка.

— Это и было сказкой, до поры до времени.

Монах и Энни сидели за столом в отдельном кабинете странного подземного кабака с крайне подозрительным хозяином и идиллическим названием “Сосновая шишка”. Наверняка воровской притон, если не хуже. Впрочем, брата Жана здесь, по-видимому, хорошо знали. И уважали. Вначале Энни провели в комнату с бочкой горячей воды, столиком и зеркалом, где она вымылась и переоделась в платье по местной моде. Костюм не аристократки, но и не мещанки. Так, дворяночка средней руки. Но не сравнить с балахоном из мешковины. Затем надела длинноволосый рыжий парик и тщательно наложила грим. Гектор все время внимательно наблюдал за ней. Вскоре в дверь постучали. Брат Жан осмотрел Энни, ухмыльнулся, и повел ее в самое дальнее помещение, где уже был накрыт стол и горели свечи. Вино и яства были выше всех похвал.

— Поясни, я плохо понимаю.

— Энни, вампиры — это изметы, генетически измененные люди, результат чудовищного научного эксперимента, попытки создать сверхчеловека, но выродившиеся и вымирающие.

— Я видела изметов на Альбионе, моя лучшая подруга — измет, но там они совсем другие.

— Это твоя подруга подарила тебе браслет? Тогда понятно. Твоя подруга очень важная шишка. Береги браслет.

— Я вообще не понимаю, что здесь происходит.

— Переворот произошел три года назад. Этот парень, Луи ХШ, в отличие от своего тезки, зверь, маньяк, но далеко не дурак. Вся планета под жесточайшим психогенным контролем. Его техника мне не совсем ясна, но он не на всех людей воздействует с одинаковой силой. На Сэма и на тебя совсем не подействовал. На таких людей объявлена охота. В общем, Луи ХШ три года правит планетой и дурачит всю Галактику. Аррайю ведь всерьез никто не принимает. Кстати, твоя сестра в тюрьме лишь за то, что она очень понравилась Луи ХШ, а он ей нет. После долгих и безрезультатных уговоров Луи взбесился и бросил Софию, а заодно и ее мужа, в Бастилию. Вот такие дела. Народ молчит, туристы уезжают довольные, с промытыми мозгами. Экипажи кораблей вообще дальше кабаков возле Космопорта нос не суют. Вот такие дела.

— Да, картина печальная. Расскажи мне побольше о вампирах, они действительно пьют кровь?

— Чепуха, крови они не пьют. Но в город выползают только ночью, видят в темноте, молниеносно и бесшумно передвигаются, некоторые из них даже умеют летать. Воруют продукты, кое-какие вещи. И проказничают. Шутки их часто очень злые, но не опасные для здоровья людей. Ну а слух, что они пьют кровь, возник сам собой. Им он только на руку. Вот так.

— Надо что-то делать, Жан.

— Уже делается. Заговор. Фронда. Бунт. Завтра представлю тебя главе заговорщиков. Но учти, они все под психогенным контролем. Если будешь говорить им о Галактическом союзе, они тебя не только не поймут, но и сочтут сумасшедшей. Заговор имеет цель ограничить власть короля, превратить его в марионетку аристократов. Ладно, стрела уже в полете, бунт — доблесть рабов, сначала ввяжемся в драку, а там посмотрим.

— Кто ты, Жан?—спросила Энни монаха. Брат Жан в ответ широко улыбнулся.

— Я всего лишь ничтожная букашка на бесконечной дороге, по которой катится Колесо Мироздания. Я — нищий монах. Кстати, поздравляю, ты теперь герцогиня де Монпансье, владычица Острова Белого Единорога, есть здесь такой остров в Океане Бурь. Скалы, камни и песок. И единороги. Гигантские рогатые амфибии. Раз увидишь, второй раз не захочешь. Так что ты предводитель тамошнего дворянства. Возьмешь у меня верительные грамоты и инструкцию. Выучишь наизусть. А теперь пора. Хозяин мне многим обязан и у него нелады с законом, но лучше не рисковать. За тебя объявлена большая награда. Ты лучше переночуй у вампиров. Ну, пошли.

Монах вручил Энни сверток. в нем были монашеская ряса с капюшоном, кусок бечевки и большой бронзовый крест на льняном шнуре. Энни надела рясу поверх платья, подпоясалась бечевкой, надела крест и закрыла лицо капюшоном до самых глаз. Был уже поздний вечер. Париж погружался во мрак, его кривые улочки были пусты. Лишь изредка навстречу Энни и брату Жану попадались одинокие прохожие, пьяные гуляки или сомнительные личности в длинных плащах и широкополых шляпах. Впрочем, увидев могучую фигуру монаха, они бесшумно исчезали в полумраке узеньких переулков. В Подземелье вампиров было все также холодно, сыро и смрадно. Но выбирать не приходилось. Правда, в честь гостьи вампиры прибрали свое жилище и притащили для Энни роскошную деревянную кровать с периной и стеганым шелковым одеялом голубого цвета. Владычица Острова Белого единорога, не раздеваясь, залезла под голубое одеяло и заснула глубоким сном, без сновидений.

ГАЛОП

В восемь часов утра Энни, в монашеском одеянии, закрыв голову капюшоном, сидела за завтраком в трактире, на вывеске которого святой Мартин отдавал нищему половину своего плаща, и мысленно повторяла инструкцию брата Жана. Какой-то дворянин, подсев к ней, завел разговор о плохой погоде этим летом. Энни молча сочувственно кивала головой. Наконец объявился сам брат Жан.

— Здравствуй, брат Жак,— сказал он гнусавым голосом, подойдя к столу. Сосед Энни испуганно вытаращил на него глаза и поспешно вышел из трактира.

— Нам предстоит дальний путь. Ты когда-нибудь ездила верхом?

— Да, в четырнадцать лет, когда летом гостила у дедушки на ранчо в Мексике, на Земле.

— Очень хорошо. Скоро поедем. Но сначала я позавтракаю.

За завтраком брат Жан съел утку, фаршированную яблоками, запеченную баранью ногу и небольшую дыню на сладкое, выпил две бутылки молодого вина, при этом болтая и бросая куски мяса Гектору под стол.

— Гектор, когда вырастет, будет поздоровей медведя. правда, это будет еще не скоро, лет через пятьдесят.

— Кройты действительно разумны?

— Еще как!

— Почему я раньше о них ничего не слышала?

— Их открыли вольные изметы во время своего бегства после поражения в Первой галактической войне. Ну все,— монах вытер губы салфеткой, затем сполоснул руки в тазике, где плавала половинка лимона, и вытер их полотенцем,— нам пора. Брат Жан и “брат Жак” встали из-за стола и пошли к выходу. Кройт, как собачонка, побежал за ними.

На улице, у крыльца, их ждали на привязи два серых ослика, снаряженных в дорогу. Увидев их, Энни остолбенела.

— Мы на них поедем?

— А ты что думала? Нам, смиренным служителям бога, не подобает ездить на лошадях. Ну вперед, поехали!

Да, ездить на осле — это еще то удовольствие! Он то несется галопом, то хочет пить и пока не напьется, с места не сдвинется. дорогу выбирает сам, преимущественно через колючие кусты. Бедная Энни смертельно устала и едва держалась в седле, когда наступил вечер и показались черные башни и стены замка Жиля де Рэ, герцога Алансонского, по прозвищу Синяя Борода!

МОЧАЛКИН-БЛЮЗ-2

Странное, чуть зеленоватое Солнце склонялось к Закату, уже появились на небе Мушкетеры, спутники Аррайи, ее три луны, вначале ослепительно-белый Атос, затем самый большой, с красноватым оттенком Портос и, наконец, самый маленький, лиловатый — Арамис, когда Энни и монах увидели три черные, похожие на зубы сказочного чудовища, башни Орлиного Гнезда — замка герцога Алансонского. Уставшие ослики брата Жана и “брата Жака” плелись рядом, нос к носу. Энни на минуту отпустила поводья, вытащила измученного путешествием беднягу Гектора из седельной сумки, поцеловала его в холодный, черный нос и посадила перед собой.

— Смотри, Энни, хозяин замка не только красавец-мужчина, но и первый негодяй на Аррайе

после короля и кардинала.

Энни улыбнулась.

— Заранее ревнуешь, Жан? Но ведь ты монах.

— Монахи тоже мужчины.

Лицо Энни покраснело, но она ровным голосом продолжила:

— Извини, Жан, но я замужняя женщина, и я очень люблю своего мужа. Там, в землянке, были лишь случайность, роковое стечение обстоятельств и моя минутная слабость. Мне очень жаль тебя, друг.

Энни снова глупо улыбнулась и погладила кройта.

— Не волнуйся за меня, я умею защищаться. Кроме того, смотри, какой боец у меня подрастает.

Оставшийся путь они проехали молча, пока у самого замка их не встретили слуги герцога Алансонского.

Герцог Алансонский был удивительным красавцем. И рыцарем, по крайней мере, в обольщении прекрасных дам. Как ни странно, герцог не носил бороды, только иссиня-черные усы. Он сразу же велел слугам приготовить герцогине де Монпансье лучшие апартаменты в замке и подобающей ее сану наряд,— из гардероба своей покойной жены.

— Несчастный случай, упала с лестницы, бедняжка.

Затем он пригласил герцогиню на ужин. Энни просто помирала от любопытства. Интересно, сколько всего жен было у герцога? И какова их судьба? К сожалению, спросить было не у кого. У самого герцога — как-то невежливо. Брат Жан, после получасовой конфиденциальной беседы с герцогом, несмотря на темноту, сразу уехал на своем ослике. Ну а слугам Синей Бороды задавать какие-либо вопросы было, наверное, бессмысленно. Ладно, потом как-нибудь узнаю.

Подготовка к ужину началась с бани. Сперва была парилка, где две дюжих служанки нещадно лупили Энни березовыми вениками. После этой приятной пытки, они с шутками и смехом потащили герцогиню де Монпансье за руки и за ноги к маленькому бассейну и, наплевав на ее пронзительный визг и притворное сопротивление, с размаху бросили Энни в ледяную воду. Потом были: просторная мраморная ванна с горячей водой и мыльной пеной, массаж, сауна и вновь бассейн. По окончании водных процедур и короткого отдыха, начались длительные, сложнейшие церемонии укладки волос и наложения грима. И, наконец, одевание. Энни теперь было трудно узнать. Длинное, до самых пят, темно-фиолетовое атласное платье с золотым шитьем и глубоким вырезом, жемчужное колье на шее, золотой браслет на запястье правой руки и маленькая герцогская корона на голове. Наконец, в сопровождении служанок, герцогиня де Монпансье направилась в парадный зал, где ее уже ждал герцог Алансонский.

Ужинали при свете языков пламени, извергавшихся из клыкастых пастей бронзовых драконов. Стены зала были украшены всевозможным оружием, черепами и шкурами зверей, убитых хозяином замка, и гобеленами со сценами охоты. На огромном столе, покрытом голубой скатертью с изображениями рыб и морских чудовищ, стояли бесчисленные золотые и серебряные блюда с яствами, включая и такую экзотику, как филе из хобота слона и печень медведя, графины и графинчики с винами и наливками и гора фруктов в огромной чаше из обрамленного серебром панциря черепахи. В последствии Энни горько сожалела о том, что смогла попробовать лишь немногое из этого изобилия.

Слуги в ливреях приносили все новые кушанья и напитки и уносили уже опробованные; дуэт музыкантов, скрипка и флейта, играл древние, уже забытые мелодии; двое шутов веселили гостью и хозяина своими грубыми, непристойными, но порой остроумными выходками. Беседа за столом, состоявшая из монолога герцога Алансонского и коротких, но весомых реплик герцогини де Монпансье, касалась, в основном, следующей тематики: подробности интимной жизни королевского двора, тут Энни узнала много любопытного; охотничьи подвиги владельца замка и, наконец, магия и волшебство, философский камень и эликсир вечной жизни — да, темы воистину неисчерпаемые!

Было уже далеко за полночь, когда служанки отвели пошатывающуюся Энни сначала в “комнату отдыха”, где ее умыли и переодели в ночную рубашку и теплый халат с кистями, а затем проводили в спальню. После ухода служанок Энни приласкала Гектора, которого, по совету брата Жана, тайно пронесла в замок и спрятала в комнате во время ее осмотра. Потом Энни заперла дверь на засов и тщательно проверила стены на наличие потайного хода. Вроде все чисто. Герцогиня де Монпансье сняла халат, повесила его на спинку стула, задула свечу и залезла на широкую кровать. Со свежим бельем, под толстое стеганое одеяло!

— Блаженство! Умели, однако, жить в средневековье!

Гектор запрыгнул на кровать и улегся у Энни в ногах. “Мушкетеры” освещали мягким светом картины на стенах. Идиллических пастухов и пастушек, резвящихся на лугу. Гаммельнского крысолова, уводящего детей в пещеру. Внезапно под полом раздался какой-то шорох. Гектор мгновенно слетел с кровати. Поднялась деревянная половица, оказавшаяся крышкой люка, и показалась усатая голова герцога Алансонского. И тут Синяя Борода увидел Кройта! Стоявшего на задних лапах! С поднятыми иглами, с горящими красными глазами. С раскрытой пастью, полной острых зубов! Гектор глухо зарычал. Голова сразу исчезла. Энни спрыгнула с кровати, захлопнула крышку люка, надвинула на нее шкаф из красного дерева, потом снова залезла под одеяло. И, уткнувшись лицом в подушку, долго не могла придти в себя от хохота. Кройт, вскочив на кровать, опять лег у Энни в ногах.

За завтраком, начавшимся в час дня, герцог был суров и молчалив, на все вопросы отвечал невпопад и, сославшись на нездоровье, ушел к себе не закончив трапезы.

БАСАНОВА

Совещание заговорщиков и, одновременно, месса Святого Секария проходило в подземелье замка. Было все, что положено при таких мероприятиях. И коптящие смоляные факелы. И перевернутое распятие на стене. И тринадцать мрачных фигур в черных балахонах и капюшонах с прорезями для глаз. Потом началось торжественное “представление” Владычицы Острова Белого Единорога и Верховной жрицы храма Темного Властелина другим участникам заговора, которые снимали капюшоны, становились перед ней на одно колено и, целуя Энни руку, называли свои имена.

— Герцог Луи де Люксембург.

— Граф Мишель де Линьи.

— Князь Пьер Бранкович.

— Принц Гастон де Фуа.

— Герцог Пьер Буже де Бурбон.

— Князь Амадей Савойский.

— Герцог Карл Беррийский.

— Герцог Карл-Орланд Бретонский.

— Герцог Рене Афинский.

— Герцог Жан Клевский.

— Герцог Анри де Бирон.

Затем последовали: пение гимнов Темному Властелину и Белому Единорогу, жертвоприношения черного козла и черного петуха, причащение смесью крови и вина (“гадость, но пить можно” — комментарий герцогини де Монпансье) из оправленных в серебро человеческих черепов и, наконец, пламенная речь герцога Алансонского.

— Братья! Пробил последний час королевского деспотизма и произвола! Слушайте мой план. В следующий четверг король отправляется на богомолье в аббатство Святой Женевьвы. Мы знаем, как он там “молится”.

“Братья” дружно загоготали.

— Мы, — продолжил герцог, — окружим аббатство и возьмем его штурмом. Короля временно оставим в живых, но эту жабу в красной мантии — кардинала, этого пса — проклятого капуцина и эту грязную тварь, Винтер — на виселицу!

— Слава Темному властелину! Слава Белому Единорогу! Слава Королеве Ночь! Слава Великому герцогу! Виват!—дружно взревели заговорщики.

— Где-то я уже все это видела,— думала Энни — Королева Ночь, укладываясь спать. Что-то герцог Алансонский нравился ей все меньше и меньше.

ФЛАМЕНКО

Следующая неделя Энни запомнилась плохо. Ежедневно, чаще всего вечером, в замок на взмыленных лошадях прибывали курьеры, обменивались с герцогом пакетами, меняли коней и уносились в темноту приближавшейся ночи. Два раза появлялся брат Жан, с Энни он почти не говорил, уединялся с герцогом, потом садился на осла и уезжал. Герцог ходил мрачный, почти не обращая внимания на Энни, ей даже стало обидно. Кричал на слуг, но в тоже время в нем появилось что-то величественное. И вот наступил долгожданный четверг.

Аббатство Святой Женевьевы — небольшая, но мощная крепость, окруженная белыми каменными стенами, с башнями и рвом, находилась в полумиле от полосы прибоя, на левом берегу реки, впадавшей в океан. Местность вокруг аббатства была открытой — песчаные дюны на побережье и луга со скошенной травой, только правый берег реки зарос густым хвойным лесом. На левом берегу, в двух милях вверх по течению, стояли две высокие сопки, обросшие мхом, лишайником, иван-чаем, кустиками брусники и черники и немногочисленными кривыми соснами. От Аббатства Святой Женевьевы вдоль океанского побережья тянулась дорога на Париж. Герцог Алансонский устроил наблюдательный пункт наверху той сопки, что была и выше и ближе к монастырю. Часть повстанческих сил под командованием герцога Карла Беррийского — около ста мушкетеров и двухсот копейщиков, снабженных для штурма веревочными лестницами и канатами с “кошками”, еще в среду тайно расположилась в лесу на правом берегу реки, прямо напротив аббатства. Остальные две тысячи мятежников, включая сотню рейтар, спрятались среди кустов и деревьев в ложбине между сопок. Жиль де Рэ в зеленом охотничьем костюме и Анна де Монпансье в зеленой амазонке, уютно устроившись на скале, наблюдали в древние подзорные трубы за дорогой. Кони Энни и герцога мирно паслись рядом на поляне, отгоняя хвостами надоедливых слепней. Остальные заговорщики, в кольчугах и кирасах, были при своих отрядах.

— Всадников мало! — возмущался герцог.—У короля охрана — пятьсот конных гвардейцев, нельзя напасть на него по дороге — сразу ускачет, гад! Ну, ничего, приедет в аббатство, поднимет свой штандарт и начнет “молиться”. Через два часа все будут лежать вповалку пьяные, тут мы и начнем штурм. Все “братья” здесь. Правда, половина заранее в штаны наложила, но никто не донес. Я бы узнал. Испугались твоей черной магии.— Герцог обнажил в улыбке белоснежные зубы. — Как твой зверь? Он с тобой? — Энни расстегнула сумку и показала герцогу кройта. — Здорово он тогда меня напугал. Я чуть было не подумал, что ты и вправду ведьма, как мне наплел этот старый козел. Старый козел Жан, быть твоей голове на золотом блюдце. Ну ладно, черт с ним, — Гектор, оскалив зубы, глухо заворчал, — ну, не злись, не трону я твою хозяйку. А вот и его величество.

По дороге вдоль моря двигалась кавалькада. Пятьсот конных гвардейцев в пестрых коричнево-желтых мундирах и широкополых шляпах с зелеными перьями. В середине выделялись король на белом коне и в голубом мундире; кардинал на рыжей лошади, в красной мантии и широкополой красной шляпе с пучком красных перьев; и изящный всадник на вороном коне и в черном костюме, в черной шляпе с черными перьями.

— Леди Винтер,— ответил герцог на вопрос Энни.

Наконец, всадники скрылись за воротами монастыря. Поднялся перекидной мост. Над аббатством взвились стяги короля и кардинала — белое знамя с тремя золотыми лилиями и красный флаг с черным львом в белом круге.

Прошло два часа. Лицо герцога покрылось потом. Плечи Энни дрожали от нервного напряжения. Наконец герцог Алансонский протрубил в рог, подошел к Энни, поцеловал ее в губы, и, вскочив на коня, прокричал:

— Прощай, Анька! Прощай, Королева Ночь! Еще увидимся!

Герцог, во главе сотни рейтар и полусотни конных копейщиков, поскакал к воротам аббатства. Там всадники спешились и залегли, заняв оборону. За ними двинулись пешие колонны повстанцев, неся алебарды, пики, мушкеты, связки прутьев, штурмовые лестницы и канаты с крюками. Заиграл военный оркестр под управлением князя Амадея Савойского. С правого берега начали переправляться на лодках-однодеревках люди герцога Карла Беррийского. И вот, когда колонны мятежников подошли ко рву, с крепостных стен и башен аббатства раздались выстрелы из мушкетов. Ряды бунтовщиков смешались, но, оправившись от неожиданного отпора, повстанцы перестроились и, невзирая на потери, пошли на штурм.

Под прикрытием огня из мушкетов инсургенты быстро забросали в двух местах ров связками прутьев, затем около двухсот мятежников под началом герцога Жаном Клевского и князя Пьера Бранковича по канатам и штурмовым лестницам лихо взобрались на монастырские стены. Раздались победные крики “ура!” и “виват, герцог!”. В ответ с башен и колокольни аббатства ударили лучи мощных лазеров. Они буквально разрывали мятежников на куски. В этот момент Энни, наблюдавшая за сражением в подзорную трубу, рефлекторно повернула ее к морю. Там ее взору предстали новые участники кровавой драмы. В четверти мили от берега стояли старинные парусные корабли. На самом большом из них реяли белый флаг короля и красный флаг кардинала. От кораблей отчаливали шлюпки с солдатами королевской гвардии в блестящих позолоченных шлемах с красными перьями и стальных вороненых кирасах, вооруженных тяжелыми бластерами и ландскнеттами. Энни взлетела на коня.

— Это я во всем виновата!

Дальнейшее было как в тумане. Энни галопом доскакала до аббатства, каким-то чудом добралась до тяжело раненого Жиля де Рэ, взвалила его к себе на спину и потащила к реке. Тут что-то больно ужалило ее в грудь. Она упала на землю рядом с герцогом.

Наступал вечер. Высоко в небе, на своих широких перепончатых крыльях, парили зубастые ящеры-падальщики. Прямо над головой у Энни пролетела огромная летучая мышь.

— Какая же я дура! Надо знать историю. Отец Жозеф — “Серый кардинал”, правая рука Ришелье и “брат Жан”. Это же одно и то же лицо! Будьте вы все прокляты!

Раздавалась мерная дробь барабанов. Королевские гвардейцы гнали перед собой кучки обезумевших от ужаса мятежников, безжалостно коля и рубя раненых и просивших пощады.

Энни уже не увидела, как в воздухе появилось марево, превратившееся затем в “летающую тарелку”, как из “тарелки” ударили струи желто-зеленого газа, и как оставшиеся в живых участники сражения, и побежденные и победители, стали терять сознание и падать на землю.

РЕКВИЕМ

Через девять дней после битвы при аббатстве Святой Женевьевы за овальным столом в парадном зале замка Жиля де Рэ, герцога Алансонского, собрались: сам хозяин замка, Анна Эриксон, герцогиня де Монпансье, оба только что выписанные из госпиталя; два других вождя заговора, оставшихся в живых после резни — герцог Карл-Орланд Бретонский и герцог Пьер Буже де Бурбон; Карл и София, герцог и герцогиня Бургундские; Сэмюэль Волк-овер, граф Лелик-Маманов; командир десантников, капитан-лейтенант Роберт Отелло Хант, первый заместитель директора Службы Безопасности Галактического Союза Хью Аваддон Ховард и некий монах, брат Жан, он же отец Жозеф.

После минуты молчания и поминовения погибших в битве вином, слово взял брат Жан.

— Милая Энни, — сказал он, обращаясь к герцогине де Монпансье, — ты правильно угадала, что я и есть отец Жозеф. но как ты могла подумать, что герцог Алансонский, часто бывавший при королевском дворе, не мог знать меня в лицо. Я не выслеживал заговорщиков, я сам возглавлял заговор. Но кое в чем я просчитался. Попался, старый воробей, на мякине — помнишь некоего Поля, ну, того самого, который тебя хотел купить у меня; недооценил я его, ох, как недооценил. Пришлось мне из-за него и на дыбе повисеть, и кнута на своей спине попробовать. Ничего они от меня не добились, но король и кардинал хоть и психопаты, но отнюдь не дураки. Да и тайных полиций на Аррайе было не одна, а целых три. Ну, что еще. Короче, настоящие король и кардинал были на корабле, а в аббатстве — их двойники. А, ладно, — брат Жан смахнул рукой слезу и сел.

Затем слово взял Хью Ховард.

— “Контора”, конечно, здорово прошляпила. Три года на глазах у всей Галактики два маньяка создавали идиотский феодально-тоталитарный режим. И этот шизо-абсолютизм еще бы долго продержался, если бы не ты, Энни. Точнее, твой вопрос к “конторе” о ситуации на Аррайе. Правда, пока обратили на твой запрос внимание, пока проанализировали все имеющиеся в архиве сведения. По отдельности все так, мелочи, ерунда, но в совокупности аж волосы дыбом встали. Наконец, отправили к Аррайе тяжелый крейсер с десантом на борту. С орбиты увидели, что идет какое-то сражение. Ну и бросили туда десантный катер, который выпустил на сражающихся усыпляющий газ. Остальное ты уже знаешь. Кстати, Энни, на Сириусе твой Лейв с ума сходит, волосы на голове дерет. Ты хотя бы космограмму ему пошли.

ТАНГО 2, ИЛИ РОК-Н-РОЛЛ ВЕЧЕН

На космодроме, уже после объявления о посадке на звездолет “Звездный рыцарь” стояли Анна Эриксон и брат Жан. Монах был одет в новую коричневую рясу, но был по-прежнему бос и подпоясан веревкой. На Энни была черная кожаная куртка, голубые джинсы, голубая джинсовая кепка и белые кроссовки. Из спортивной сумки, висевший на левом плече, выглядывал Гектор. Из-под больших черных очков текли слезы.

— Жан...

— Ну что ты, Энни, — монах виновато улыбнулся.

— Все мы лишь букашки на Дороге, по которой катит Колесо Смерти. Хорошо, что оно нас лишь слегка зацепило.

Брат Жан снял с Энни очки, крепко ее обнял и поцеловал, потом осторожно одел ей очки обратно.

— Энни, я всего лишь нищий монах, а ты замужняя женщина. Прощай.

Брат Жан резко повернулся и пошел к выходу. Кройт выпрыгнул из сумки и побежал следом за ним. В вечернем небе Аррайи светили три ее Мушкетера — Атос, Портос и Арамис.

Вот такая история, в последствии ставшая известной как “Аррайский казус”. Липовые аристократы проявили подлинную воинскую доблесть, сомнительный монах оказался чуть ли не святым, а твоя бабка — почти настоящей ведьмой. “Король”, “Кардинал”, “Граф Рошфор” и “Леди Винтер” были приговорены к пожизненному заключению, но “Леди Винтер” вскоре удалось бежать.

Второй эпизод, он первый по времени, вошел в историю как “Инцидент Ховарда”. О нем в свое время была напечатана куча глупостей. Он может показаться тебе чистой выдумкой, но я ему свидетель. Его я назову: “Лев и Дракон”.