Самый медленный танец

ТРИПТИХ - часть первая

Но люди, созданные друг для друга,
Соединяются, увы, так редко.
Н.Гумилёв

Любовь это дар небес. Кто бы сомневался? Она стихийной энергетической субстанцией заполняет душу и преображает тело. Меня волнует в эти минуты только один её аспект – предначертанная любовь женщины к мужчине и мужчины к женщине, так называемое кольцо любви. Каждому оно дано как возможность, но на пути к нему полно бурелома. Одни пробираются к кольцу, терпеливо разбирая преграды, другие, утратив веру в него, останавливаются на подступах, третьи замирают, едва увидев первое препятствие. Мы не знаем заранее ни места, ни времени, только сердце-вещун способно расслышать Зов и всё преодолеть, а при встрече с настоящей своей половинкой толкнуть импульс к каждой клетке родных для него парных тел: «Примите этот дар и храните вечно». Этот импульс обязательно несёт двойную силу, ибо исходит одновременно как из женского сердца, так и мужского. Он прекрасен и неповторим, ибо ему покровительствует Вселенная. С распознаванием приходит желание сохранить и уберечь, и страх утерять, безвозвратно, чем больше желание, тем сильнее страх, а где страх, там и паника, а где паника там и ошибки. Человеку свойственно ошибаться и на собственном опыте учиться, я, как и Вы, об этом знаю. Это справедливо, если поступки подчинены логике, но любовь логике не подвластна. Потому, время от времени, мы совершаем слишком много неверных шагов, наши поступки суммируются в некую тёмную энергетическую волну, способную вытеснять любовь. Вот тогда она нас и покидает, то медленно сквозь годы, вытягиваясь шлейфом, а то пугающе быстро, почти мгновенно. Мы чувствуем себя без неё покинутыми, обделенными, опустошенными, обессилевшими и часто злыми на себя, на жизнь, на тех, кто рядом.
Время от времени я слышу, что одна любовь в чьей-то жизни вытеснила другую. Так не бывает. Энергия не может побороть энергию своего вида, она может только усилить её, добавить новый импульс, как говорят в народе – окрылить. Любовь – это не полигон для военных действий, она не соперница жены с сериалом мелодраматичных разборок. Любовь – это таинство, это дар и величайшая, благотворная сила, которую мы часто используем по глупости  своей скорее во зло, чем во благо. И не надо искать виновных, все беды от нас самих…
Что-то подобное происходило со мной, преумножая по капле мою мудрость. Я отпустила на волю, как казалось мне в тот момент, самую большую в жизни любовь. Но она не торопилась покидать меня и месяц за месяцем сопровождала попутчицей, волнуя сердце по затухающей. Я не удерживала её, ибо с ней простилась. В один из дней её последние сгустки, махнув мне подобием руки, растворились в облаке, заслонившем на мгновение солнце. В сердце воцарилась пустота. Она рыскала по его закоулкам с веником и наводила стерильную чистоту. Я не ждала сошествия новой любви, ибо знала, что подобное неповторимо дважды. На такое существование ушло почти три года. То, что всё может возобновиться неизмеримо ярче, глубже, величественнее не приходило мне в голову: всякий раз до этого планка переставлялась выше, ...ещё выше и оказалась последний раз на высоте явно чужой. Сердце это поняло и потому не маялось, не рвалось вдогонку, не требовало компенсации за содеянное. Оно тихо побаливало так, что об этом никто посторонний не догадывался. Я проживала дни ошибочно с точки зрения большинства мужчин потому, что не пыталась суетно под кого-то подстроиться, чтоб оградить душу от нависшего одиночества. Внешне я не оставалась совсем уж одна: время от времени меня отлавливали давние приятели или шапочные знакомые, я послушно посещала с ними театры, выставки, кафе, кондитерские и рестораны, но не стремилась к большему. Ни денег, ни подарков, ни секса - как стиль - это поведение вполне соответствовало моему состоянию. Мужчин такая позиция, выражаясь мягко, бесила. Безопасный интервал они отождествляли с завышенными ожиданиями в стиле «найду и покруче». Как сказал один из них, - спасибо на том, что «на х…!» открыто не посылаешь!
Трудно, но вполне реально жить с пустотой в сердце под неусыпным контролем взращённого сознанием сторожа, хотя это и насилие над собой. Женщина изначально приходит в мир, чтобы реализоваться в любви к мужчине. Ни родственники, ни друзья, ни дети не могут компенсировать предназначение, заложенное в её гены  Создателем. Это предназначение напоминает о себе сразу, как только часовой на посту теряет бдительность. А сохранять бдительность двадцать четыре часа в сутки – это уже из области фантастики! Отсюда и сбои, и немотивированные поступки!
Я жила, который уж раз, в просторном особняке. Этот дом с анфиладой пустынных комнат имел центральный вход со стороны луга и  дополнительный с террасы. Полукруглые ступени террасы спускались в запущенный парк. Наступило время, промежуточное меж днём и ночью, когда уже не день и ещё не ночь. Всякий раз, как сумерки сгущаются, состояние необоснованной тревоги настигает меня. Этот вечер не стал исключением. В саду не унимался ветер, сильный и теплый. Он раскачивал ветви деревьев, теребил листву в поисках места для отдыха, но не находил поблизости ничего подходящего.
На садовом диване  под кроной цветущей липы я заметила мужчину. Его глаза выжидательно наблюдали за мной. Излишне нервно стянув узлом  концы белой шали, я ощутила холод в спине, он заскользил по телу, оставляя влажные отметины под одеждой. В смятении я захлопнула створки входных дверей, чтобы  запереться на массивный крюк, но верхние петли внезапно сорвались с косяков и дверные половины, протяжно скрипнув, повисли, откинувшись на улицу. Бесприютный ветер влетел в дом, нашёл меня и, уцепившись за волосы и платье, как юродивый тоненько завыл. Отпустил внезапно и снова устремился в сад, начисто забыв обо мне. Незнакомец не двигался. Я понимала сердцем, что нет у меня от Него защиты. Если Он решит войти сюда, то войдёт, и никакая сила не станет Ему преградой. Иллюзия надежности, где «мой дом – моя крепость», отсутствовала полностью. Стемнело окончательно, но фигура незнакомца по-прежнему хорошо различалась на белеющем сиденье дивана. Я осознавала Его гипнотическую власть надо мной, ужасалась этому и тому, что сдамся Его истинному или вымышленному великодушию без сопротивления... Зло или добро толкало его ко мне? И кто покровительствовал Ему – тёмная ночь или солнечный день? И что пряталось за Ним – страдание или блаженство? Этого я не узнала. Сон, всего лишь тревожный поверхностный сон... В реальности я продолжаю жить в центре города, в обычном  для Петербурга доме с возрастом лет в сто пятьдесят. Мои окна не видят ни парка, ни сада, мои комнаты вполне современны, а наследство от прошлого ограничилось личностью шалуна – Домового, периодически подшучивающего надо мной.
Зима торопилась к своему завершению. Был один из типичных дней середины февраля, если не ошибаюсь, воскресенье. Я возвращалась домой по ночному городу в Его «Ауди». Я не знала близко этого Мужчину: повседневная жизнь свела наши пути только что, в двадцать один ноль пять. Машина на хорошей скорости уверенно обгоняла как более скромных собратьев, так и равных себе. Сердце, вроде бы без повода, стало заваливаться в пустоту. В попытке обрести под собой спасительную опору, оно учащённо  простукивало пространство, но обмирало, наткнувшись на зыбкий плывун. Бесцеремонное желание выбило остатки почвы под ним, затем просочилось в мысли, сбив их с привычного хода и лишив трезвости - мне нестерпимо захотелось  отдать хозяину авто своё тело. Несовместимо с нормами для правильно воспитанной женщины? Да кто же спорит - несовместимо!  Я так долго обделяла тело нежностью, что могла, наконец-то, позволить себе сумасбродную случайную связь. Ибо в ней стремилась найти утешение и возможность жить по-другому, что было бы мне, несомненно, во благо.  Ничего себе, вот и оправдание! Как только сторож вздремнул… на пороге немотивированный поступок. Хотя если посмотреть на него под другим углом, поступок вполне оправдан: мы более чем правы в своих собственных глазах! И я не исключение!
У женщин много способов пусть кратковременно, но вывернуть наизнанку мужчине мозги, добиваясь желаемого. Игры в этот раз не хотелось, было желание просто слиться с Ним, чтобы на миг стать частью Его тела и не больше. Город ускользал, не вторгаясь в наш ограниченный пространством автомобиля мирок. Справа остался Московский вокзал, площадь. В паузе перед поворотом налево пытаюсь прочитать яркий аншлаг концертов в «Октябрьском». Текст закодирован настолько, что сознанием не воспринимается. Снова транспортное многорядье, через минуту нам предстоит последний левый поворот, за которым всё оборвётся, как только я распахну дверь кабины и почувствую под ногами снег. Светофор в режиме желтой бесконечной мигалки провоцирует Соседа по авто на дерзкий манёвр – Он выруливает так, что машины в приоритетном потоке спешно подстраховываются от выскочившей слева пакости. Скорее всего, Его инстинкт за долю мгновения до этого учуял след сексуальной жажды в опасной близости от себя и ответил на вызов безрассудством. Маленькое сумасшествие моё, передалось Ему в неподходящий момент. Слава Богу, разъехались без царапин.
Совместное перемещение в ночи отняло как у Него, так и у меня минут двадцать не более. Он поцеловал мою руку. Поцеловал неожиданно для меня нежно, грустно и спокойно. Я видела Его выбритую щеку и смягчённый овал, темные волосы, карие глаза с вкраплениями милитаристской зелени и сильные, чувственные губы. Я запомнила Его таким и узнала сердцем.
Он заботлив и надёжен. Я отмечаю это десятым чутьём, добавляя новое открытие в бесконечный список только Его достоинств. Все влюбленные слепнут, время от времени, принимая в себя дорогой образ самым совершенным творением жизни. Душа в это время надежно ими закрыта на замки от вторжения  нежеланных эмоций. Я не учла то, что телу вреден не только избыток отрицательных чувств, переизбыток положительных тоже чреват сильнейшим стрессом. Теперь я это знаю наверняка.
Почерневший от наносной гари снег и лужи типичное явление для Петербурга. Он паркует авто на площади Александра Невского. Высаживает меня на просохший асфальт и пятится, пятится в растекшуюся воду к бордюру: более подходящего свободного места просто нет. Мы заехали сюда, чтобы купить мёд в церковной лавке Лавры. Он берёт в лавке не только мёд, но и кружки для своей коллекции, а ещё кагор. Матушка, передавая бутылку, задевает донышком о стекло на расчётном столе. Дно как срезанное отлетает на пол, а стол моментально покрывается кровавой влагой. Приторно сладкий аромат перетекает по воздуху. Он смеется, облизывая палец, с которого стекает бордовое вино, и помогает матушке просушить стол. Та смиренно невозмутима. Мне мгновенно делается страшно до озноба. Осознаю, что мысленно шепчу: «Свят, свят, свят…», прогоняя фатальный знак. Мы возвращаемся к стоянке, Его ноги мокнут в пресловутой луже, но нет иного пути, чтоб выкатить машину. Всё увиденное впрессовывается в меня и вживается. Какое-то время мы почти не разговариваем.
Успокоиться не удаётся ни вечером, ни ночью. Утром я возвращаюсь в храм. Ставлю свечу к Троице и замечаю, что пламя тухнет. Во время успеваю подхватить свечечку, чтобы от чужого пламени добавить ей сил. Свеча с неохотой разгорается и огонь ровный, чистый поглощает её. На душе смутно, но повседневная жизнь настойчиво трендит в уши, требуя не изоляции, а присутствия и активной реакции на происходящее вокруг.
Так я приняла в себя новую любовь. Она, первым делом, разлилась половодьем  по душе, а потом затопила  и тело. Её было так много, что я поняла – нагрянуло время любить, на этот, скорее всего, единственный в жизни раз, без оглядки. Я опрокидывалась в Его глаза и не понимала где Он, а где я. Я вкладывала себя в Его ладонь и превращалась в обычную линию Его судьбы. Но тело, уравновешенное мужской силой возвращалось ко мне всякий раз обратно. В новый день я заново растворялась в Нём, через дыхание, через биение сердца, через кашель или телефонный разговор. В датах рождения нас разделяло едва ли три месяца. Однажды, мои глаза заметили очевидное – то, что с первого дня знакомства плавало на поверхности - если б я родилась в этой жизни мужчиной, то, скорее всего, была бы Им. Но моя душа выбрала путь женщины. Видимо, ей изначально требовалась роль ведомой половинки в познании величайшего таинства Духа – Любви Абсолюта.
Любовь женщины, для которой всё кроме Него стало второстепенным или третьестепенным – это единственное, что я могла Ему дать. Много это или мало, не знаю. Он принял её, значит, в ней нуждался.
Счастье на грани, то, что можно назвать запредельным счастьем, не может оставаться безоблачным продолжительное время. В один из дней марта скорая помощь отвезла меня в больницу. Там, где жизнь обычно висит на волоске, среди ярких ламп и сосредоточенных масок во мне укоренилась спасительная мысль: «Если для выживания мне не хватит своей крови, Он даст мне недостающую часть». Наши группы и резусы совпадали. Это была просто мысль, но она позволила мне спокойно перенести наркоз. Я вернулась в действительность легко, не осознавая, что всё страшное уже позади. Спустя четыре часа Он был рядом.
Ночами под окнами выли собаки, напоминая живым о бренности и хрупкости людской жизни. Заливистый лай давал понять, что у каждого пока остаётся шанс выжить и, подлатав тело, вернуться в привычное русло. В одну из ночей какую-то из собак жестоко избили и она выплакивала до утра свою боль. Той длинной ночью мы не спали, а маялись: болячки обострились настолько, что любое положение тел только усиливало муки. Я не стала исключением: меня не покидало ощущение, что на животе ободрана кожа. Утром за окном я увидела среди собачьей стаи ту несчастную. Две её лапы были повреждены, она передвигалась с трудом, стараясь не отстать от бродячей тусовки собратьев. Как мы зависимы друг от друга!
Я выздоравливала любовью. Я чувствовала в себе Его силу. Он отдавал себя теперь ровно столько, чтоб моё тело крепло, смывая из памяти следы боли и страха. Меня отпустили домой накануне официальной выписки. Утром, вернувшись на отделение за документами, заглянула в палату, давшую мне временный приют. Все, кто лежал в те дни рядом, спешно собирались домой. Чувство, что с моим уходом из палаты ушла и любовь болезненно подействовало на них. Они заблуждались: любовь оставалась рядом. Просто, упрятанная в страдания, долг, обязанности, стянутая со всех сторон смирительной рубашкой, обездвиженная и обессиленная, она не пыталась освободиться, несмотря на весну. Моя любовь желала быть свободной даже здесь, она парила над всеми составляющими жизни, подчиняя себе зрение, слух, дыхание и биение сердца. Я знала, что сегодня она обнимает меня крыльями, а завтра, быть может, вспорхнёт ввысь и исчезнет. Я  её Боготворила, не обрекая в этот раз  на кратковременное или пожизненное рабство. Однако это делало меня особенно уязвимой не перед людьми, перед собой, ибо человеку свойственно бояться за самое дорогое. Лёня об этом догадывался, Он считывал моё сердце, не задавая вопросов, но всякий раз Ему было известно то, что я тщательно прятала за барьер молчания.
Ночь была ясной. Мы стояли на поляне среди весеннего леса. Природа пробуждалась от зимнего сна. Ковром цвели подснежники, но ветви деревьев оставались пока ещё обнажёнными. Наверное, их почки уже напряглись от пьянящей силы молодых листков, чтобы в нужное мгновение лопнуть под напором энергии сжатого праздничного наряда. И так, мы стояли в центре поляны среди цветущей земли. Я впереди, Он - за мной. Спиной я чувствовала тепло и покровительство Его тела, плотно прижатого ко мне. Он прикрывал меня так, как это дано от природы Мужчине. Единой плотью мы совершили первое волнообразное движение влево, потом вправо. Замерли на мгновение и синхронно повторили усвоенное. Босые ноги медленно стронулись, переступая по канве окружности специально очерченной для нас. Внезапно небо вспыхнуло звёздами и зазвучало совсем тихо, но нижний регистр постепенно набрал нужную силу и величие, а верхний страстную проникновенность. Звуки напоминали «Millions of stars» Жан-Мишеля Жарра, только это было значительно  мощнее, торжественнее и глубже. Мы входили в такт этой небесной сюиты. Мы сливались не только с Вселенной, но и с Природой Земли. Тела, ставшие  общим организмом, исполняли ритуальный танец, тот самый единственный, что предначертан любому из нас только раз в жизни. На мне было платье совсем простого покроя, то ли алое, то ли бордовое, хорошо облегающее грудь, живот, бёдра. Мои волосы длинные, густые, тёмные свободно стекали по телу, руки удерживали руки любимого. Это была не я нынешняя, но это было истинное лицо моей души. Здесь, среди ночи, я познала таинство воссоединения  двух начал, когда единым Духом проникаешь в гармонию любви.
Я проснулась, хотя звуки всё еще отчетливо пронизывали мир. Чуть позже пришла тишина. Я лежала, потрясённая грандиозным зрелищем, что мне довелось пережить. Среди четвёртого утреннего часа вяло зазвонил телефон. Прежняя жизнь, всплывшая на поверхность в чужой памяти, домогалась меня нынешнюю. Я знала, что не встану и не отвечу.
Так уж вышло, ради  встречи с Этим мужчиной, я пришла в суетный мир и всё, что было до Него – это только прелюдия, накопление опыта, чтобы подготовиться к постижению высшего таинства Любви. Мы не могли встретиться ранее, мы были ещё не готовы к встрече. Скорее всего, будь то десять лет назад или год, мы бы разошлись, не заметив друг друга, не догадавшись о родственной сути. Всё предначертанное совершается по своему наиточнейшему расписанию.
Душа мается и оттого просится в храм. Я иду из солнечного дня в сумрак, чтобы поставить свечку Троице. Свеча не сопротивляется огню, выполняя своё предназначение. Смотрю, как она ровно подтаивает, как светится вся, преисполненная жертвенности. Короток её путь, но свеча прогорит его в соответствии с состоянием моей воскресшей души.
До начала вечерней службы есть время, час, быть может. Сегодня воскресенье, но в храме пока не многолюдно. Я сижу на обычной деревянной скамье для немощных, надо мной купол, через застеклённое отверстие с выси на пол проникает беззаботный свет весеннего дня. Мне никто не мешает. Я думаю снова и снова о дарованном чуде любви. Жизнь так и не научила меня жить без ошибок, видимо она учит меня чему-то другому. Смогу ли я пронести, не утеряв ни грамма, кладь дарованного сквозь годы? Не знаю: трудно увидеть будущее.
Пожилая издёрганная женщина привела немощную старушку к вечерне. Старушка присаживается вблизи меня, чуть отдохнув, неторопливо расстегивает пуговицы на вытертом драповом пальто. Расколов на груди булавки, снимает с головы старенький оренбургский платок. Я замечаю, что булавки она предусмотрительно вкалывает  в полу пальто с внутренней стороны. Ну вот, управилась! Её сосредоточенное лицо поворачивается в мою сторону. На меня глядят, окруженные морщинами времени, мудрые и очень кроткие глаза человека, познавшего жизнь. Она улыбается только глазами и произносит тихо: «С праздником!» Я не знаю праздник ли нынче, но не могу промолчать. Часто мигаю отчего-то заслезившимися глазами и шёпотом говорю: «С праздником, матушка!» А мысли возвращаются на новый круг дум о жизни, времени и любви.
Пусть будет так, как будет: всё идёт своим чередом и я пойду в потоке отведённых мне дней, не ведая к какому концу. Надо сегодня, пусть это будет пока в первый раз, принять Счастье не абстрактно, а вполне конкретно, как дарованное природой дитя - таким как оно есть, с его особенностями, с его может быть не очень устойчивой жизненной силой. Я могу, а кто мне запретит(?), приласкать его, согреть теплом тела и защитить силой любви. Страх, что оно внезапно исчезнет - это только свойственный биологическому телу страх. Редкое Счастье покинет того, в ком нуждается! В ответном порыве оно поддержит силы ниспосланной нам любви. Кольцо замкнётся. Энергия будет циркулировать в нём до тех пор, пока Он или я, или мы общим усилием не разомкнём кольцо, отказавшись от дара. На то, только наша добрая или злая воля... Старушка чихнула.
«Будь здорова, милая! А мне пора». Я вернусь в шум и суету нашего города, чтобы танцевать с Любимым самый медленный в моей жизни танец. Мы танцуем на глазах у всех вот уже два месяца.