бесточие

— ваше величество, остановитесь! вам нельзя волноваться. граф, пошлите за доктором. вернитесь, ваше величество. вы не должны поступать опрометчиво в столь тяжёлый для трона и государства момент. позовите принца. немедленно позовите его высочество. ваше величество, вы обязаны подумать о своём народе и своём окружении.

они тянулись за ним следом через все комнаты, как полы его бархатного плаща. он знал, что если он остановится, тут же запутается в них и опять не сможет сделать ни шага самостоятельно. он чувствовал, что свободен, только пока идёт вот так, распахивая одну за другой все двери.

— папа!

откуда-то сбоку вышел принц и загородил ему дорогу. он на секунду поймал взгляд сына. о, он хорошо знал этот взгляд, бьющий всегда в десятку и потому обходящийся без лишних слов. откуда у него такой взгляд? неужели здесь даже сын ему не принадлежит? он вспомнил, как с покойной женой они строили большой замысловатый замок из речного песка у самой кромки воды. а потом прибежал их маленький сын и, с ходу, не приглядываясь, в каком-то исступлении разрушил всё до основания, оставив лишь холмик – растоптанный холмик неправильной формы. что ж, такой наследник наведёт порядок в стране, превратив её в растоптанные холмики. именно такой наследник им и нужен. – и он легко обошёл сына, чтобы уже никогда не встретиться с его взглядом. вот она, последняя дверь, а вот третий сверху ящик фамильного комода. он оглянулся на их сплошную массу, колыхавшуюся около входа, глубоко вдохнул воздух и улыбнулся. ему ответило молчание, только свечи кружились и потрескивали в больших канделябрах, и какой-то голос из аморфной массы его придворных как-то формально сказал: вы не имеете права. от этого он сделался уже совершенно спокоен, почувствовал, как он сильно устал, взвёл курок и выстрелил себе в рот.

тут же загремела музыка, они отпрянули назад, кто-то из дам оказался в объятиях своих кавалеров, и в таком положении поехал занавес, и зал зааплодировал. его подняли, подвели за руки к краю сцены, какие-то блестящие в свете рампы девушки дарили ему цветы и наперебой восхищались успехом. разноцветные огни кружились и потрескивали.

— поздравляю тебя, старик, – вынырнул откуда-то сбоку принц и на этот раз пошёл рядом по коридору. – сегодня твой день. мы приглашаем тебя по этому поводу.

— спасибо, но у меня разболелась голова. у тебя нет чего-нибудь вроде анальгина?

— старик, лучшее средство от головы – это наша пирушка. мы все ждём тебя: в конце концов ты сегодня именинник. будут даже артур гаврилович и сам холмский с супругой.

— извини, но к тому же я очень устал, ещё на сцене.

— старик, ради тебя собрались такие люди – настоящие короли. не ты их, они таких как ты меняют, как перчатки. тут надо быть немножко дипломатом. в конце концов, ради чего ты играл – ради публики? не смеши меня, старик!

принцу бесполезно было доказывать, что можно играть и не играть одновременно. он и в жизни оставался наследником. поэтому он сказал просто, но совершенно случайно вслух:

— а тебе никогда не было жаль, что пистолет в комоде бутафорский?

принц вспыхнул и сначала медленно, а потом всё быстрее заговорил:

— да, было. конечно, было. если хочешь, мне всегда жаль. такие как ты не видят окружающих и не способны на дружбу. ты неспособен даже на милостыню, хотя ничем не лучше других. и в жизни ты оказываешься голым королём, понимаешь, голым. прости меня, старик, но я скажу уже всё. тебе дали пару главных ролей, и ты возомнил себя богом. но, поверь мне, третьей тебе не дадут, ты отвоевался. и посмотри, из-за своего лошадиного норова ты остался ни с чем. от тебя даже жена ушла из-за твоих сумасбродств.

а вот и последняя дверь налево, со сколотой табличкой, и вот он, ящик стола, в котором лежит складная бритва.

— старик, ты с ума сошёл. твоя роль уже сыграна.

он посмотрел в провал зеркала и зачем-то сказал:

— в конце каждой роли стоит точка