Танковое сражение при Дёме

1 Сентября 2000 г.

Танковое сражение при Дёме.
 

Володя Дубенецкий ходил с нами на «Заре» в конце шестидесятых годов.  В то время ему было, наверное, лет тридцать.  Это был среднего роста блондин с невыразительным и рых­лым лицом, спокойный и доброжела­тельный.  Он был неплохой рассказчик, хорошо понимал юмор, был, как говорится, не дурак выпить и поэтому быстро вошёл в коллектив.  Во­лодя закончил в своё время в городе Киеве какую-то «бронекопытную академию» (так на флоте обычно называют все сухопутные военные училища) и по этому поводу корабельные остряки пыта­лись некоторое время его доставать, интересуясь, как бы между прочим, не забыл ли он где-нибудь свою шашку.  Но все их потуги были напрасны.  Володя кротко и ласково посылал их в самые неожиданные и экзотические места, умело используя для этих целей безукоризненный украинский мат.  На шхуне он чувствовал себя вполне комфортно, во время штормов никаких видимых изменений в его поведении не наблюдалось и, я думаю, что в то время он был просто и вполне счастлив.

Однажды, на ночных послевахтенных бдениях за кружкой кофе, Володя слегка приоткрыл перед нами ту­манную завесу, укрывавшую его прошлое.  И выясни­лось, что начало володиной карьеры было совсем не безоб­лачным.

Закончив училище, Володя получил на руки буро-зелёные хлопчатобумажные галифе, такую же гимна­тёрку с полевыми лейтенантскими погонами, кованые кирзовые сапоги, кожа­ный офицерский ремень с портупе­ей и рыжую скрипучую кобуру для пистолета «макаров».  Сам пистолет и необходимый для него боеприпас Воло­де пообещали выдать непосредственно в момент нападения на нашу Родину предполагаемого противника.  А до того времени володин пистолет будет лежать пока на складе от греха подальше.  Володя не возражал, надел на себя всю эту амуницию, засунул в пустую кобуру пачку папирос «Беломор», и, выйдя на улицы го­рода Киева, по­топал к месту несения своей первой боевой службы.  Идя по улицам родного го­рода, Володя понял, наконец, по­чему флотские называют пехотные училища бронекопытными.  Его новые кованые сапоги, соприкасаясь с брус­чаткой улицы, издавали грозный лязг, и прохо­жим казалось, что рядом с Володей движется невидимая боевая машина десанта на гусеничном ходу.

Первым местом службы Володи оказалась небольшая воинская часть на окраине Киева.  Никакого по­сильного участия в стяжании боевой славы своей роты связи Володя принять не успел, так как вскоре был отчис­лен из неё за «хулиганские действия, порочащие честь и звание советского офицера».  Так было написано в сопро­водиловке, с которой Володю отправили на исправление в какую-то полувоенную и, конечно же, совершенно сек­ретную организацию, ко­торых всегда было полно на просторах матушки России и окружавших её территориях.

Порочащие «честь и звание» действия заключались в угоне Володей, в компании с ещё двумя такими же балбесами, городского троллейбуса, на предмет скорейшего прибытия в род­ной гарнизон после ночи наслажде­ний с проститутками, которых молодые офицеры сняли на городском вокзале.

В результате «разбора полётов» Володю засунули в секретный «почтовый ящик».

Научный контингент этого «почтового ящика» составляли, в основном, дубинноголовые майоры, списан­ные из регулярных частей за совершенную тупость, отягчённую тяжёлыми за­поями.  Они маялись в своей конто­ре всякой дурью, писали отчёты и пили до синевы от скуки.

В «ящике» Володя попал под начало майора от инфантерии Ивана Петровича Гнённого.  Это был хитрый хохол с неизменной улыбочкой на самоварной морде и колючими глазками-пуговками.  Из-за этих глазок улыбоч­ка у него получалась какая-то нехорошая, и долго смот­реть на товарища майора не хотелось.  С трудом сдерживая рвущийся из организма мат, майор Гнённый завёл Володю в берлогу, на дверях которой висела прибитая толевы­ми гвоздями кар­тонная табличка с надписью «Лаболатория телемеханики».  Вдоль стен «Лаболатории» были со­оружены широкие полати из толстых досок, на которых стояли осциллографы, генераторы, старые связные радио­станции и другое радиотехническое имущество, взятое, скорее всего, на­шими войсками «на шпагу» в конце войны.  Судя по состоянию всего этого хозяйства, вермахт уступил его победителям только после ожесточённого боя.

Майор Гнённый, подошёл к грязно-рыжему письменному столу об одной тумбе, сто­лешница которого была сплошь покрыта разноцветными окружностями, от стоявших на ней когда-то стаканов, и тяжело опустился на винтовой табурет от пианино.  Было очень заметно, что весь его организм изнывает и просто разрушается под тяжестью доверенной ему государ­ственной тайны.  Некоторое время майор молча разглядывал володину амуни­цию, потом, ткнув пальцем в рыжую кобуру, спросил:  «Пистолет зачем таскаешь?  Разрешение есть?  У нас не положено с пистолетами ходить».  Володя расстегнул кобуру и вытащил из неё жеваную пачку беломора.

«Разумно», - похвалил Володю майор.  Вытащив из володиной пачки папиросу и заку­рив, майор Гнён­ный посуровел и, уставившись в пряжку володиного ремня, сообщил, что в его лаболатории принято всем вновь при­бывшим ставить коллективу лаболатории магарыч, кото­рый в данном случае называется «с приехалом».  «Такова у нас природа вещей», - важно заметил майор Гнённый.

Володя всё понял, сбегал в ближайший магазин и, купив в нём бутылку «Кубанской» водки и кулёк пи­рожков с якобы мясом, вернулся в «Лаболаторию».  Майор Гнённый заметно подобрел, похвалил Володю за рас­торопность и, когда выпили по третьей, сказал ему под большим секретом, что его лаболатория вот уже три года занимается совершенно секретной разработкой.  Разработка эта настолько секретна, что детали её он сможет дове­рить Володе только после истечения некоторого испытательного срока.

После четвёртой испытательный срок, видимо, истёк, и майор рассказал Володе, что вот уже три года его лаболатория в его лице занимается разработкой системы телеуправления тан­ком «Т-34» и, года через два, он, майор Гнённый, надеется воплотить эту очень важную для обороны страны идею, так сказать, в металле.  А Воло­дя должен ему в этом деле всячески со­действовать.

Кстати, добавил майор, что это и в его, володиных интересах, потому что здесь явно по­пахивает государ­ственной премией, и когда майор Гнённый её получит, он даст Володе немного денег, что, безусловно, Володе не повредит.

Володино содействие майору Гнённому в деле перевода бронетанковых сил страны на телеуправление, свелось, в основном, к ежедневной беготне за водкой для главного конструк­тора системы, но кое-что Володя предпринял и по собственной инициативе.  Вечерами, когда утомлённый «огненной водой» майор Гнённый от­правлялся спать к своей бабе, Володя сидел в «Лаболатории» за рыжим столом и работал.  Месяца через два Воло­дя переместил своё ночное рабочее место в нутро старой «тридцатьчетвёрки», которая тихо и мирно ржавела во дворе «почтового ящика» среди разнообразного хлама и различных нужных вещей, выброшенных сотрудниками «ящика» по пьянке или по невежеству.

Ещё через месяц на рыжем столе «Лаболатории» появился небольшой ящик ручной ра­боты, усеянный кнопками и рычажками.  Из ящика вылезала тонкая кишка электрического ка­беля, которая, пройдя через раскры­тое окно и позмеившись петлями по земле, ныряла под брюхо «тридцатьчетвёрки».  В чреве танка кабель присое­динялся к небольшому распредели­тельному щиту, который, в свою очередь, управлял работой различного рода гидроусилителей и сложных электронных схем, придуманных специально для этого случая Володей и изготов­ленных его руками.

Пришедший на работу майор Гнённый был совершенно оглушён увиденным.  Он сидел на винтовом пиа­нинном табурете в состоянии «с глубокого бодуна», молча и отрешённо на­блюдая за володиными действиями.

Володя включил небольшой тумблер на своём ящике и внутри танка трубно заревел танковый стартёр.  Послышались взрывы запускаемого дизеля, двигатель завёлся, выбросив из выхлопных труб сноп чёрного дыма вперемешку с искрами, и танк мелко задрожал, сотрясаясь от собственной мощи.

Володя двинул вперёд рычажок, и танк, яростно взбрыкнув гусеницами и выбросив из-под них ржавое же­лезо и грязь, ринулся вперёд, быстро выбирая слабину кабеля и давя на ходу пустые бидоны из-под краски.  Воло­дя потянул рычажок чуть назад и танк, умерив пыл, мель­кая траками, побежал к воротам «почтового ящика».  Не добежав до них несколько метров, мо­гучая машина, чётко исполняя володины команды, резко остановилась, крутнулась на месте, разбрасывая в разные стороны дрянной асфальт и лежащий под ним гравий, и, нацелившись пушкой в раскрытое окно «Лаболатории», резво побежала прямо на майора Гнённого.

Когда танк остановился в метре от открытого окна «Лаболатории» и уставился чёрным зрачком пушки на пленные немецкие осциллографы, майора Гнённого уже не было на винто­вом табурете от пианино.  Его нечело­веческий мат доносился уже со двора, аранжированный грозным рокотом танкового двигателя.  Мат этот был очень мало информативен, но всё же, если выделить из него значащие слова, можно было понять, что лейтенант Дубенецкий - гондон и должен будет ответить за свой инициативный беспредел по всей строгости.

Но очень скоро майор Гнённый понял, что, во-первых, материться рядом с ревущим танком дело неконст­руктивное, и, во-вторых, что на небосклоне впервые взошла звезда майора Гнённого.  И даже не одна, а несколько.  И эти звёзды, в скором времени, вполне могут про­литься небольшим звездопадом прямо и непосредственно на его гнённые погоны.

Поэтому он быстро успокоился, пришёл обратно в «Лаболаторию» и мановением руки приказал Володе заглушить двигатель.  После этого он заявил Володе, что с этого момента управление разработкой системы теле­управления переходит под его непосредственный кон­троль и что он не потерпит более никакой глупой и опасной лейтенантской отсебятины.  Затем, не сделав никакого перерыва, он объявил Володе выговор за систематические опоздания на ра­боту и появление в общественных местах в нетрезвом виде.  То есть поступил, как обычная сов­ковая скотина из мелких чиновников, которая в присутствии, или даже при виде талантли­вого человека впадает в исступлённое состояние инстинктивного ощущения собственного ни­чтожества.  В результате, страдая от полной безысходности сложившийся ситуации, и под на­пором самых низменных инстинктов, несчастный дурак начинает заниматься администрирова­нием, бессмысленным самоутверждением и уничтожением слабых.

Володя был умный, он сразу всё понял и спорить с майором Гнённым не стал.

Майор Гнённый немедленно написал в вышестоящие инстанции несколько бумаг, в ко­торых сообщил на­чальству, что в результате успешной мозговой атаки им, майором Гнённым, разработан макет действующей сис­темы телеуправления танком «Т-34», который может быть продемонстрирован государственной комиссии в любое время.  Начальство отреагировало ин­дифферентно, но, в общем, благожелательно.

В скором времени майор Гнённый сообщил Володе, что на ближайших учениях он на­мерен продемонст­рировать работу своего детища (так он выразился) высокому начальству.  Танк майора Гнённого должен будет имитировать разведку боем, атаковав деревню (настоя­щую) и утащив на свою сторону проволочное заграждение («спираль Бруно») условного про­тивника.  Для этой цели майор Гнённый приказал приварить к днищу танка спе­циальный крюк из обрезка водопроводной трубы.  А Володя должен будет ему ассистировать во время ведения боевых операций.

Наконец настал судный день и майор Гнённый вывел «Т-34» в поле.  Он шёл позади танка, неся на вытя­нутых руках, как поднос с комплексным обедом в столовой самообслуживания, коробочку с кнопками и рычажка­ми.  Рядом шёл Володя с про­тивогазной сумкой на плече, в которой находился кой-какой инструментарий.

Таким образом «боевая танковая группа майора Гнённого» (так соединение именовалось в оперативных документах учений) подошла к водной преграде, то бишь протекавшей в районе учений речке Дёме.  Несмотря на то, что на карте в этом месте был указан брод, речка Дёма текла здесь в болотистых берегах и была как-то подоз­рительно широка.  Поэтому майор Гнённый остановил танк у уреза воды и послал вперёд разведку, то есть лейте­нанта Дубенецкого.  Произвёдённая Володей разведка обнаружила, что максимальная глубина брода состав­ляет где-то около метра.  «Дно говённоё – ил», - озабоченно сообщил Володя командиру «танковой группы», стуча зу­бами и выливая воду из сапог.

Майор Гнённый мокнуть не захотел и снова послал разведку в боевой поиск, теперь уже на добычу плав-средства.  Разведка исчезла в прибрежных камышах и, через небольшое время, приплыла обратно на украденной в деревне плоскодонке.  Плавсредство управлялось веслом в виде большой деревянной лопаты, которой обычно де­ревенские бабы сажают в русскую печь хлеба.

Майор Гнённый встал на носу челна с пультом управления в руках, а Володя угнездился на корме с лопа­той и своей противогазной сумкой.  Майор двинул вперёд рычажок и танк нехотя полез в быстротекущие воды Дёмы.  Володя начал грести, причём плоскодонка проявила на ходу под грузом противную вертлявость.  Танк по­дошёл к противоположному берегу, когда плавсредство с командованием «танковой группы» ещё не преодолело и половины пути.

Но здесь у танка возникли некоторые проблемы с выходом на сушу.  Это ему сразу не удалось сделать, потому что поначалу он просто посдирал с берегового обрывчика покрывавший его торф, под которым оказалась какая-то коричневая жижа.  В этой жиже танк слегка притоп и немного побуксовал.  Майор Гнённый добавил газу, танк рыкнул, рывком выскочил на твёрдую землю и, быстро набирая скорость, помчался по заливному лугу, рас­кидывая по сторонам лужи и грязь.

Майор Гнённый не успел убрать газ, потому что танк, быстро выбрав слабину кабеля, выдернул из майоро­вых рук управляющий ящик имени Володи Дубенецкого и тот естественным образом упал в прохладные воды реки Дёмы.  Майор Гнённый заревел, как недорезанный матадором бык, выпрыгнул из плоскодонки в воду, пере­вернув её и вывалив в реку лейтенанта Дубенецкого вместе с его, ставшими уже не нужными, лопатой и инстру­ментами, и попытался догнать убегающую матчасть «танковой группы майора Гнённого».

Увы, это ему не удалось.  В пешем строю ни догнать атакующий танк, ни убежать от него, не может ни один пехотинец, даже если он майор от инфантерии.  Ведь именно ради этих боевых преимуществ и были в своё время созданы танки.

Вырвавшийся на волю танк решил несколько изменить диспозицию и атаковать деревню не в лоб через дурацкую «спираль Бруно», а обойдя её с тыла.  С этой целью он ворвался в деревню со стороны заливных лугов, яростно протаранив попавшийся на пути сенной сарай.  От страшного удара лобовой брони сарай взорвался сен­ной трухой, гнилой дранью и разлетевшимися брёвнами.

Танк уже подлетал к деревне, когда на его пути попалась заполненная наполовину силосная яма.  Как вы­яснилось, эта яма оказалась непреодолимым препятствием для «танковой группы майора Гнённого».  Упав в си­лос, танк закидал себя по самую башню находившейся там хряпой и заглох.  Если бы майор Гнённый и лейтенант Дубенецкий родились лет на двадцать раньше, танковые полчища Гудериана вряд ли дошли бы до Москвы.  Все его танки «T-III» и «T-IV», скорее всего, оказались бы в силосных ямах белорусского Полесья, и танковым экипа­жам пришлось бы топать обратно в фатерлянд в пешем строю.

Всё, что последовало дальше, предположить не трудно, потому что все дела, организуемые у нас в России чиновниками (гражданскими или военными – безразлично), разворачиваются примерно по одному сценарию и проходят шесть этапов.  Первый этап – шумиха, второй – неразбериха, третий – фиаско, четвёртый – поиски ви­новных, пятый – наказание невиновных и шестой – награждение непричастных.

В результате успешного завершения четвёртого, пятого и шестого этапов все необходимые лица были ус­тановлены, найдены, наказаны и награждены.  Среди наказанных оказался Володя Дубенецкий.  В российской ар­мии все военнослужащие стоят в строю колонны по одному, как биллиардные шары на столе.  Если ударить в лоб самый первый шар, то к бортику отлетит какой?  Правильно.  Последний.  Таким последним шаром в получив­шимся раскладе оказался лейтенант Дубенецкий, потому что в армии правильной признаётся только та гипотеза развития событий и причинно-следственных явлений, которая не задевает никаких больших чинов.

Поэтому виноватым оказался лейтенант Дубенецкий, который и вылетел, но только не через бортик бил-лиардного стола, а из армии вообще.

А вылетел он прямо в академический институт, которому принадлежала немагнитная научно-исследова­тельская шхуна «Заря».  И здесь фортуна улыбнулась Володе на все свои тридцать два зуба.  Его таланты оказа­лись востребованы и звезда его воссияла.

В те уже далёкие времена в Морском Отделе института, куда устроился лишенец Володя, сложился удиви­тельный коллектив.  Он сложился в результате длительных походов в Океан на небольшом паруснике людей, по­лучивших предварительно прекрасное образование.  Все они были морские бродяги и великие Мастера, каждый в своей области.  Они быстро разглядели в экс-лейтенанте Дубенецком настоящего Мастера, приняли его в свою среду и стали относиться к нему с подобающим уважением.  Володя быстро оттаял в такой атмосфере и с энтузи­азмом включился в работу Отдела по конструированию и изготовлению морской геофизической аппаратуры.  Надо сказать, что аппаратура, изготовленная умельцами института в те времена проработала на ней до самой ги­бели корабля.

После изгнания из армии путь в заграничные морские экспедиции Володе был закрыт, вроде как навсегда.  А в сухопутные экспедиции института Володя не рвался, полагая, видимо, что все они чем-то похожи на известное нам уже танковое сражение при Дёме.  Он был не прав, конечно, но его, собственно, никто и не переубеждал.  Все, кто когда-либо побывал в экспедиции на «Заре», уходили в «пехоту» только на время, по причине полного безде­нежья во время вынужденной отсидки на берегу в ожидании открытия, закрытой за различные подвиги, визы.

Но Володя, по мнению институтского начальства, был бы очень полезен на корабле и оно (начальство), в лице директора института Виктора Ивановича Почтарёва и начальника Морского Отдела Михаила Михайловича Иванова приложили все усилия для отправки Володи в Океан.

Директор Виктор Иванович был очень демократичный мужик.  Ещё до войны он ходил в длительные и опасные экспедиции по самым диким районам Сибири – в таёжные долины рек Пур и Таз.  Эти названия и до сих пор ничего не говорят обычному обывателю.  А в те времена там без следа исчезали экспедиции и поисковые пар­тии.

Демократичность и терпимость Виктора Ивановича очень проявилась в следующем эпизоде.  Однажды, Володя Дубенецкий, готовя к рейсу аппаратуру, сидел на маленькой скамеечке в коридоре лабораторного корпуса и следил за зарядкой аккумуляторов.  В это время по коридору проходил старый экспедиционник и соучастник Почтарёва по Пуру и Тазу, старый пьяница и хороший человек, Виктор Семёнович Павлов.  Подойдя к сидящему возле своих аккумуляторов Володе, Виктор Семёнович решил сделать ему замечание.

- Ты, чего это, мудак, так насрал здесь на полу серной кислотой? – добродушно спросил Виктор Семёно­вич, - после тебя здесь приборки будет на два дня.

Володя внимательно посмотрел на него снизу чистыми голубыми глазами и, в присущей ему манере, лас­ково его послал:

- Виктор Семёнович, я, конечно, очень уважаю Вас, как старшего товарища, но не пошли бы Вы в жопу?

Виктор Семёнович почему-то обиделся и побежал жаловаться директору.  Он влетел в комнату, где засе­дал Учёный Совет, и с порога заорал:

- Виктор Иванович, это что ж такое творится?  Кого ты набираешь в контору?  Молодежь прямо не даёт рта раскрыть!  Сделал я сегодня Вове Дубенецкому правильное и корректное замечание, а он, представляешь?  Он меня в жопу послал!

Деликатный Виктор Иванович кротко посмотрел не возбуждённого Павлова и с мягкой улыбкой произ­нёс:

- Да, конечно, ты прав, Витя, нехорошо получилось.  Ведь Дубенецкий назвал тебе довольно точный адрес.  А чего ж ты, родной, к нам-то пришёл?  Мы ведь и обидеться можем.  Ну, да ладно.  Иди, с Богом, работай.

И директор В.И.Почтарёв, следуя своей демократической традиции, решил Володе помочь и отправить его на работу в Океан.  И он своего добился.  Правда, соответствующие службы поставили перед Володей два не­обходимых и достаточных условия – жениться и вступить в партию.

И для Володи Дубенецкого началась новая жизнь.  Он повидал города и страны в компании весёлых и ум­ных друзей и сам стал весёлым, а умным он был и раньше.  Гуляя по городу Каиру, он раздавал милостыню ни­щим ребятишкам, а когда у него кончились его небольшие деньги, вынимал из жеваной пачки «Беломора» папи­росу, всовывал её в рот просителю и ласково говорил:  «Go to на х.., сынок!»  Сынки египетского звания, поняв беспоч­венность своих дальнейших мечтаний, послушно убывали в заданном направлении.

На корабле Володя самозабвенно возился со своей аппаратурой, всячески и непрерывно её усовершенст­вуя.  Для простоты первоначального определения неисправностей аппаратуры Володя разделил их на две группы.  Одна группа неисправностей называлась «фечило», а вторая - «шиздо».  Что обозначали эти термины и чем, собст­венно, они отличались друг от друга Володя не мог объяснить и сам.  Только однажды, когда его мышление зашло во временный тупик, Володя, имея очень озабоченное лицо, произнёс задумчиво:  «Это не фечило и даже не шиздо.  Это просто шиздо переходящее в фечило».  Поучив такое точное определение, проблема, через некоторое время, получила логическое разрешение.

Володя вполне освоился с жизнью на корабле, но на берегу жизнь его складывалась менее удачно, как во­обще часто бывает у людей надолго уходящих из дома.  Кроме того, можно, конечно, спорить о реалиях или вир­туальности нашей последующей бессмертной жизни, но о том, что соглашения с дьяволом носят временный и пре­ходящий характер и платить по ним приходится всегда и в срок, спорить бесполезно.

Мы не будем копаться в личной жизни Мастера Дубенецкого, потому что дело это не казацкое.  Ограни­чимся только лишь замечаниями общего характера.  Семейная его жизнь как, кстати, и партийная, у Володи не сложились.  Единственная дочка, повзрослев, занялась наркотиками.  Любимая жена с горя тяжко заболела.  Во­лодя от всех этих дел стал запивать, что только усугубило ситуацию.  Институт постепенно стал заполняться сту­качами и просто обыкновенным дерьмом.  На Володю кто-то из них своевременно настучал в Куда-Следует и ему закрыли визу и сделали ещё какую-то гадость по партийной линии.  Володя быстро впал в нищету и сбежал от неё из академического института обратно в «почтовый ящик», уже гражданский, но тоже очень секретный.  Это об­стоятельство закрыло ему визу навсегда.  Материальное положение Володи несколько улучшилось, но не на столько, чтобы содержать дочь-наркоманку.  На новой работе Володю незалюбили за талант и склонность к пи­тию в одиночку, зло шутили над его запоями, приделав ему кличку «Дуб Пьянецкий», хотя это было просто не­справед­ливое хамство.  В «почтовом ящике» профессиональных алконавтов хватало и без Володи.

В конце концов жена Володи умерла, а сам он ушёл из «почтового ящика» в неизвестном на­правлении и исчез во мраке жизни, оставив маленький лучик света в душах людей которые его знали и помнили.

А майор Гнённый дослужился до генерала и даже, кажется, защитил небольшую бронетанковую диссерта­цию, так сказать, не выходя из своей «лаболатории».

Но, я думаю, что Володя Дубенецкий никогда ему не завидовал.

 Мигель   де   Бота                1 Октябрь 2000 г