Зов Природы

Почему все сказки заканчиваются словами: «Они поженились и жили долго и счастливо до самой смерти…»?
На то они и сказки, в жизни так не бывает. После второго развода Синтия могла смело и во всеуслышание заявить об этом. Ничего против своих бывших мужей Синтия не имела, просто, выйдя из здания суда, подписав очередной комплект бумаг о разводе, она вдруг поняла, что не создана для замужества. Она завидовала своим товаркам, которые совершенно искренне умели находить счастье в размеренной семейной жизни, возне с кастрюлями и детьми. Синтия этого не умела. Ее угнетали разговоры о том, что приготовить сегодня на обед, и как лучше выводить пятна от горчицы. Покопавшись в своих мыслях, она осознала, что мужчина для нее представлялся не символом женского счастья, защиты и опоры, а просто источником развлечения и дохода. Ей нравилось, когда мужчин было много, и новизна ощущений не оставляла времени для досконального разбора недостатков партнера. Ее последние три связи начались и закончились достаточно легко. Двое из ее приятелей как-то даже и не стремились к алтарю, а последнего, который настойчиво пытался связать ее узами Гименея, она смогла убедить в своей полной непригодности к роли послушной супруги.
Политика Синтия была проста и эффективна. К двадцати восьми годам, хорошо изучив мужскую психологию, она знала, что типичный мужчина боготворит в женщине, и что в ней вызывает у него стойкую аллергию. Манипулируя этими элементарными знаниями и обладая выдающимися внешними данными, она заводила кучу поклонников, получала от них все, что считала нужным, а потом, когда несчастный представитель сильного пола надоедал ей, вынуждала их бросать ее, приводя их в ужас внезапно открывшимися отрицательными чертами своего характера. Ее действия казались ей совершенно гуманными. Заранее зная, что у романа не будет продолжения, Синтия никому не разбивала сердец и не травмировала нежной мужской психики. Мужчина сам бежал от нее как от огня, и, страшно довольный, что он так ловко избежал расплаты за свои грехи, удивлялся, как он мог запасть на такую стерву, и как такой ангелок в начале романа мог превратиться в такую химеру ближе к концу. Чаще всего они оставляли за собой приличную сумму денег, лишь бы Синтия отвязалась, и это бывало всегда очень кстати.
Синтия считала мужчин примитивными самодовольными существами, живущими инстинктами и легко поддающимися дрессировке, но она их любила. Любила глубокой и искренней любовью, какую филателист испытывает к маркам, а эколог к эвкалиптовым деревьям и пандам. С мужчинами ей было легко и весело, и если она и принимала от них дорогие подарки и денежные премии, то только из-за того, что ее кредиторы требовали платить по счетам.
В общем, когда в офисе «Палм Тревел» появился новый заместитель генерального менеджера по работе с американским направлением, естественно,  американец по паспорту, она, не слишком долго думая, бросилась на встречу новым приключениям.
Его звали Генри Кнаус, ему было далеко за сорок, и он обладал располагающей внешность интеллигентного мужчины, который за обедом читает «Уол Стрит Джорнал» и курит дорогие сигары.
Центральный офис «Палм Тревел» на Кайя де Лус отличался демократичностью и потому иностранный менеджер был посажен в огромную общую комнату, правда, за стеклянную перегородку.
Стол Синтии стоял так, что она сидела спиной к аквариуму Кнауса; но она не упускала момента, чтобы с чашечкой кофе перебраться к своей лучшей подруге Флорес, и там они часами сидели, делая вид, что загружены работой, то и дело бросая роковые взгляды на американца, который то стучал по клавиатуре, уставившись в дисплей, то что-то убедительно говорил в телефонную трубку.
Центральный офис «Палм Тревел» был в основном женским коллективом, редкие мужчины были избалованны вниманием, и симпатичный новенький немедленно стал предметов офисной болтовни.
Сотрудницы смущенно хихикали в его присутствии и улыбались каждый раз, когда он обращался к кому-нибудь из них. Больше повезло тем, кто работал с американскими клиентами, в одной с ним команде – они не упускали момента, чтобы зайти к нему за стеклянную перегородку, спросить совета, или лично принести факс. Синтия работала на северо-европейском направлении и по работе с Кнаусом практически не сталкивалась. Ее это немного раздражало, но она с удовольствием вступила в борьбу за нового менеджера. Флорес быстро потеряла к этому интерес, потому что сразу же заметила, что на безымянном пальце Генри красуется кольцо, но для Синтии это не было проблемой и только добавляло азарта.
В течение двух недель с момента его приезда, Синтия обдумывала план взятия бастиона. Она не торопила события, и терпеливо, как паук расставляет свои сети, ждала удобного случая, зная, что такой обязательно настанет. И она оказалась права.
В среду они столкнулись у кофейного автомата на офисной кухне и познакомились, а в четверг к ней подошла Марра Сантана, молоденькая девушка из отдела рекламы и шепотом рассказала, что слышала, как Кнаус расспрашивал о ней директора по маркетингу.
Синтия не была уверена, что директор по маркетингу расскажет о ней что-нибудь очень хорошее, но сам факт заинтересованности ей понравился, и она стала действовать. В пятницу она заключила пари с Флорес, что через две недели они с Генри будут вместе.
В субботу было ее дежурство по офису. И когда она, наконец, избавилась от назойливого туриста, который пытался узнать есть ли на острове музей Вуду, в офис быстрым шагом вошел Генри и долго читал факсы, пришедшие за ночь.
- Вы всегда работаете по выходным, сеньор Кнаус? – спросила она из-за своего стола.
- В общем да, хотя на этом острове это выглядит как извращение, не так ли?
Синтия засмеялась.
- А вы, Синтия, вы приходите в офис по субботам для развлечения?
- Я дежурю, и я это ненавижу. Просто кто-то всегда остается в офисе, чтобы помочь туристам в случае чего. Все турбюро на острове это делают. Тем более «Палм Тревел».
- Вы можете отойти на ланч? Или это будет нарушение правил?
Синтия замялась.
- Мы можем заказать пиццу, - жизнерадостно предложил Кнаус.
- Классно, - пробормотала Синтия.
Они сидели в офисе, поедая гигантскую пиццу с грибами,  и непринужденно болтали о том, о сем. Синтия смеялась, прикрывая рот рукой, и то и дело опускала глаза долу. Кнаус рассказывал о своей семье, которая осталась в Нью-Йорке, и ничего не происходило. Американец так нежно рассказывал о своей жене и детях, что на минуту Синтии стало стыдно. Но только на минуту.
- Он просто прелесть, - рассказывала Синтия открывшей рот Флорес в понедельник утром, - такой нежный семьянин. Я начинаю думать, что и среди мужчин есть неплохие личности.
Они обменивались дружескими взглядами до конца недели, и Синтия уже начала терять надежду, а Флорес праздновать победу, но в пятницу перед тем, как выйти из офиса, Кнаус подошел к Синтии и сказал, глядя в пол.
- Синтия, что вы делаете завтра вечером?
Синтия строго посмотрела на него и ответила, что ничего. Американец помолчал и продолжил:
- Вы не подумайте ничего такого, я семейный человек и… - он взмахнул рукой в воздухе, - просто я еще здесь никого не знаю, а мне так не хочется обедать в одиночестве в субботу вечером. Вы не обидитесь, если я вас приглашу на обед.
- Ну какие обиды! – сказала Синтия, - я рада приятной компании.
- Все мужчины – свиньи, - громко заявила Флорес, когда американец вышел, - если бы ему была нужна компания для обеда, он бы пригласил мужчину.
Синтия вздохнула:
- По-моему, ты ошибаешься, дорогая, он не такой.
- По-моему, тебе стоило отказаться. Это грех, разбивать семью.
- Я не собираюсь ничего разбивать. Я собираюсь вкусно поужинать. В ресторане. На берегу. На людях.
- За его счет, - в тон сказала Флорес.
- Еще бы.
Это был прекрасный ужин, в морском ресторанчике прямо на краю Закатного пляжа. Потом они поехали на Бар Бич и выпили по коктейлю, потом потанцевали, и Синтия с ангельским терпением обучала Генри азам меренги. Ее совсем не смущало, что, оступаясь, Кнаус как бы невзначай прижимался к ней всем телом. 
- Чудесный остров, чудесный, - смеясь, повторял Генри, когда они ехали на такси к ее дому, - Я даже не ожидал такого, когда сюда ехал.
- Поэтому не привезли сюда свою семью? – наивно взмахнув ресницами, спросила Синтия.
- В общем, нет. Моя жена… она любит свою работу и не хотела ее бросать, и потом, она считает, что детям будет лучше на родине. Не знаю, смогу ли я ее теперь переубедить.
- Хотите зайти ко мне на чашку кофе? – спросила Синтия, когда такси остановилось возле ее крыльца.
- Мне было бы неудобно, - смущенно отозвался американец, - вы, наверняка устали…Кроме того, уже поздно, и я…
- Ну что вы! На Острове в это время все только начинается.
- И все же лучше в другой раз, - улыбнулся Генри и сел в такси.
Синтия пожала плечами и, слегка разочарованно фыркнув, закрыла дверь.
- Ты не боишься, что служебный роман плохо повлияет на отношение в офисе? – заботливо спросила Флорес в понедельник, выслушав отчет Синтии о выходных.
- Во-первых, никакого романа еще не было, а во-вторых, это полезно, быть в близких отношениях с высшим менеджментом.
- Все равно, будь осторожна, девчонки тебя съедят, если узнают.
- Флорес, я может быть и ветреница, но я не дура, - отрезала Синтия, тряхнув челкой.
Кнаус тоже так считал.
- Вы удивительно интересная женщина, Синтия, - говорил он ей на их очередном ужине в рыбной таверне в старом городе, - вы давно в туристическом бизнесе?
- Здесь все давно в туристическом бизнесе. С тех пор как кончились беспорядки, Остров только туризмом и живет. А в «Палм Трэвел» я уже семь лет. Там хорошо работать. Такой монстр! Наши конкуренты видят нас в своих кошмарных снах. Десять офисов на Острове и двадцать шесть по всему миру. Я начинала с обыкновенного гида, теперь заместитель менеджера по Северо-Европейскому направлению. А вы?
- Я? Я тоже давно в этом бизнесе. Скажите, неужели так много туристов из Скандинавии добирается до этих берегов?
- Достаточно, чтобы содержать нас с вами, - Синтия засмеялась и закурила тонкую сигарету, - кроме того, островитяне - достаточно зажиточный народ, и любят прокатиться в Европу в межсезонье, когда здесь затишье.
- Вы были в Европе?
- Разумеется. Я же работаю по этому профилю.
Наступило молчание, и Кнаус смотрел на нее таким долгим и пристальным взглядом, что Синтия смешалась и долго не могла засунуть зажигалку в сумочку.
Под конец ужина она поняла, что немного перебрала. Ей было ужасно весело, все казалось таким милым, а Кнаус таким привлекательным. Он стал казаться еще более привлекательным, когда такси подвезло их к дому Синтии. Выходя из такси, она оступилась, и, наверное, упала бы, если бы Кнаус не подхватил ее под локоть.
- Вот видите, какая я неловкая? – хихикнула Синтия.
- Вас проводить в дом? – спросил американец заботливо.
- Наконец-то пропала ваша робость. Пойдемте внутрь. Я сварю кофе.
Борясь с легким головокружением, Синтия сварила кофе и присела на диван рядышком с Кнаусом.
Он улыбался и не знал, куда деть руки. Синтия как школьница прятала взгляд и делала маленькие глоточки из своей чашки.
- Вы очень красивая женщина, Синтия, - сказал Кнаус.
Синтия опять нервно хихикнула, и немного отодвинулась от американца.
- И очень привлекательная, - добавил тот, не делая попыток снова сократить расстояние.
Синтия зарделась и улыбнулась одной из своих самых обворожительных улыбок. Потом Кнаус взял ее руку и нежно поднес к своим губам, и Синтия с удивлением почувствовала дрожь в позвоночнике. С ней давно такого не было. Последние годы она воспринимала любовь как пьесу на двоих, в которой каждый разыгрывает свою роль, не отклоняясь от сценария, несмотря на то, что обоим уже известны и подробности сюжета, и финал, и даже приблизительный текст. И никто не нарушает правил, так что урагана чувств тоже не получается, и это похоже на просмотр любимого фильма: ты покупаешь билет или видеокассету, смотришь ленту до конца, снова и снова плачешь и смеешься с героями, получаешь наслаждение – приятно, но ничего нового – просто автомат для штамповки удовольствия.
То ли в ней говорил выпитый джин, то ли, наконец, пришла пора, но Генри Кнаус как-то не вписывался в ряд ее мужчин. Он был кем-то совсем особенным, и Синтии не хотелось, чтобы он отрывал губы от ее руки, ей не хотелось продолжения. Ей хотелось сидеть здесь на диване, и тихонько разговаривать с ним или просто молчать, улыбаясь в полумраке.
Кнаус взял из ее рук чашку с кофе и поставил на столик возле дивана, потом слегка подвинулся к Синтии и, взяв ее за подбородок, нежно поцеловал в губы. Синтия задрожала, как осиновый лист, и осторожно ответила на поцелуй. Казалось, ее цель была достигнута, и она должна была праздновать победу, но вдруг она сделал то, что не могла представить еще минуту назад. Почувствовав, что Кнаус напрягся, она осторожно отстранилась и сдавленно прошептала:
- Подождите, Генри, я… я не… еще не готова к этому.
Американец только  на мгновение позволили себе продемонстрировать высшую степень удивления – его брови взлетели вверх как две черные птицы, но он взял себя в руки и тихо сказал:
- Извини, я думал это то, чего ты хочешь. Я не сделаю ничего такого, что было бы против твоего желания.
- Видит Бог, я этого хочу, но просто не сейчас. Я чувствую себя как девочка.
Кнаус засмеялся и отодвинулся от нее. 
Закрывая за ним дверь, Синтия все еще не хотела верить в то, что творилось сейчас в ее душе. Но утром, когда в ее окно заглянул рассветный луч, янтарный и густой, как яблочное вино, она с нежностью вспомнила вчерашнее свидание и уже почти вслух заявила себе, что дождалась настоящей любви и что кто-то, наконец, завоевал ее сердце.
Она летела на работу как на праздник, и ее не самый новый Шевроле казался ей сверкающим болидом, несущим ее в галактики неизведанных миров. Это был ее мужчина, тот самый, о котором она только смутно догадывалась, и в существование которого почти не верила, тот самый, которого не надо водить за нос и от которого не стоит убегать прямо из-под венца, тот самый для которого она смогла бы готовить, стирать, убирать и растить детей. Ей захотелось замуж и единственным обстоятельством, которое могло помешать ей осуществить это, было то, что…
- Он женат, - жестко отрезала Флорес.
- Ну и? – цинично спросила Синтия, хотя в душе и понимала, что подруга права.
- Я не буду тебе ничего объяснять, - вздохнула Флорес, - ты уже большая девочка, поступай, как знаешь.
На ланче в столовой Кнаус подошел к ней и, балансируя подносом, сказал:
- Надеюсь, вы еще не разочаровались во мне. Может быть, я слишком тороплю события?  Простите, если что не так.
Синтия смутилась и, глядя в свой суп и запинаясь, отозвалась:
- Все в порядке! Я, наверное, сама дала вам повод.
- В любом случае, я не хотел бы, чтобы наша… дружба на этом заканчивалась. 
- Я тоже не хотела бы.
- Прекрасно, тогда может быть сегодня?
Синтия с трудом удержалась от того, чтобы не запрыгать и закричать «да!». Она кивнула и почти прошептала:
- Тогда в восемь. Заедете за мной?
Она пришла с работы в шесть и потратила два часа на то, чтобы превратить себя в королеву и придать своей гостиной романтический вид. Уже почти в восемь она друг спохватилась и, предвидя очевидное окончание свидания, бросилась в спальню, чтобы убедиться, что там все в порядке.
Она так волновалась, что едва держалась на ногах, когда Кнаус позвонил в дверь.
- Добрый вечер, - тихо поздоровался Кнаус.
В руках у него было большой букет орхидей. Он зашел в гостиную, закрыл за собой дверь и так и остался стоять, глядя на Синтию.
Синтия подошла к нему, и он протянул ей букет, потом нагнулся и поцеловал, потом обнял ее за талию и зашептал.
- Хочешь, мы никуда не пойдем, а просто останемся здесь? Я обещаю тебе, ты не будешь разочарована.
Синтия ничего не ответила и только быстро-быстро закивала.

* * *
Утро было так же прекрасно, как и ночь. Кнаус уехал от нее, как только рассвело, и Синтия еще долго валялась в постели, пока в девять не включился таймер на стереоустановке, и ритмичная мелодия не заставила ее подскочить.
Она летала по дому как на крыльях, пока варила кофе и выбирала что одеть.
Втыкая ключ в замочную скважину, чтобы закрыть дверь, она услышала за спиной знакомый хрипловатый голос.
- Привет, Синтия!
- Привет, Крис! – она улыбнулась, увидев Криса Лапорта, у ног которого прыгал и игриво хватал его за штанины широких шорт его пес, со странной кличкой Бренди.
Они с Лапортом уже два года были соседями – их дома соприкасались стенами и крылечками, кроме того, Лапорт тесно работал с их маркетингом как представитель «Джина Сафари».  Крис ей нравился, но Синтия воспринимала его не более чем, как младшего брата, хотя он и был всего на год моложе, обладал весьма притягательной внешностью, а слава покорителя женских сердец тянулась за ним уже долгие годы. Правда теперь говорили, что она совсем завязал, остепенился и обзавелся невестой, но не далее как пару месяцев назад Синтия лично видела его в сопровождении обворожительной блондинки, которая явно не имела ничего общего с его невестой.
- Ты потрясающе выглядишь, Синтия. Я не видел тебя такой уже долгое время.
- Спасибо, милый, я чувствую себя на десять лет моложе, - Синтия даже не пыталась удержать дурацкую улыбку на своих губах, - я влюблена, как первокурсница. Ты даже не представляешь себе, какое это прекрасное ощущение.
- Представляю. Это как свободное падение, - Крис усмехнулся, - кто же этот счастливчик, удостоенный такого чуда?
- Самый лучший мужчина на Острове и, наверное, на свете.
- Очень определенно. Осторожней с лучшими мужчинами. Иногда они оказываются гнилыми внутри.
- Прикуси язык.
Крис хохотнул и, свистнув лохматому псу, уехал на своем «Лэнд Ровере» куда-то по направлению к центру. 
На работе царило оживление, которое объяснилось вчерашней задержкой самолета с огромной группой гонконгских туристов, путаницей с их гостиничной бронею и вытекающим отсюда недовольством. Гиды бегали по офису как помешанные, трезвонили телефоны и пейджеры, вопили менеджеры, падали чашки с кофе и кипы бумаг – сегодня вся эта суета показалась Синтии довольно забавной, и, наблюдая за непрекращающимся бардаком, она провела почти полдня, пока ей не позвонила секретарь генерального директора и не передала, что босс хочет ее видеть.
Синтия слегка напряглась и, направляясь в кабинет генерального, не слишком торопилась, чтобы успеть обдумать, о чем может быть предстоящий разговор. Мысли ее крутились вокруг романа с Кнаусом, но боссу наверняка об этом не может быть известно, если только Кнаус не распускает язык в своих кругах.
В кабинете генерального уже сидел ее прямой начальник, менеджер североевропейского направления Рене Свенсон – очкастый и лысоватый швед, умещавший в себе редкое сочетание трудоголизма и хорошего чувства юмора.
- Здравствуйте, Синтия! – генеральный кивнул на стул перед своим громоздким столом.
Синтия поздоровалась в ответ, кивнула Свенсону и, сдерживая волнение, села на указанное место.
- Для вас хорошие новости, Синтия, - радостно сказал генеральный, и Синтия, испугалась, как бы ее облегченный выдох не сдул со стульев обоих мужчин.
- Я вся внимание.
- Наша компания продолжает расширяться, и высший менеджмент решил, что нам пора осваивать рынок Южной Америки. Это целый континент, расположенный в непосредственной близости от нас, на который мы до сих пор совершенно не обращали внимания. Теперь пришла пора оглянуться на ближайших соседей. Мы открываем отдел Южно-американского направления. Возглавить его должен кто-то особенный. Вы опытный сотрудник, давно работаете с нами и имели не мало возможностей доказать нам свою лояльность…
Синтия уже поняла, куда дует ветер, и пальцы ее мелко задрожали от нетерпения.
- Рене, конечно, не хочет отпускать от себя такого ценного сотрудника, но он понимает важность нового проекта, и он уверен, что вы справитесь… Что вы об этом думаете?
- Это большая ответственность, но я готова попробовать, - скромно сказала Синтия, сияя, как начищенный медяк.
- Тогда дерзайте. Вы можете начинать завтра. Подготовьте мне план, включите туда все, что вы хотели бы сделать, какие материалы получить, сколько и каких людей вы хотели бы видеть в своей команде и так далее. Если мне это понравится, через пару месяцев я подпишу официальное назначение.
- Поздравляю, Синтия, - сказал Рене, - Тебя будет не хватать в нашем отделе.
- Я буду сидеть через стеклянную стенку, - Синтия широко улыбнулась. Судьба повернулась к ней лицом.
Она решила никому не говорить про свое повышение, пока не будут подписаны бумаги, но постепенно новость просочилась в основное помещение, и к ней то и дело подходили люди, чтобы поздравить ее и спросить, как это у нее вышло. И хотя Синтия знала, что она заслужила  это только своим трудом и терпением, ее не оставляла мысль, что коллеги подозревают ее в использовании своих бывших или настоящих связей.
Пусть думают, что хотят, решила Синтия и постаралась с головой уйти в работу. Это, однако, было не так легко. Роман с Кнаусом цвел бурным цветом, отнимая почти все время. Генри был одним из немногих, с кем она делилась своими мыслями о будущей работе. Они часами обсуждали возможности рынка на Южном континенте, и ей доставляло несказанное удовольствие видеть, как такой опытный профессионал внимательно выслушивает ее мнение.
Они все больше времени проводили вместе, их уже несколько раз видели знакомые, и она сама удивлялась, как получилось, что никто в офисе даже не подозревает об их отношениях.

*  *  *
В тот вечер она звонила в дверь Кнауса, постукивая каблучками от нетерпения. Как только американец открыл дверь, Синтия проскользнула у него под рукой в гостиную и с невероятным чувством собственной значимости хлопнула на обеденный стол тяжелейшую папку, разбухшую от бумаг.
На вопросительный взгляд она ответила, стараясь сдержать восторженный визг: 
- Это моя работа за последние полтора месяца. Здесь все: расценки, подсчеты, маркетинговые исследования, контакты, в общем, все-все-все…
Она перевела дух и добавила:
- Я думала, ты захочешь взглянуть на это перед тем, как я передам все генеральному… Я была бы очень рада, если бы ты взглянул.
Кнаус улыбнулся, без слов сел за стол и открыл папку, потом спохватился:
- Хочешь чего-нибудь?
- Кофе… я сварю, ты читай.
Он угукнул и погрузился в чтение. Синтия поставила на стол чашку кофе, и он прихлебывал его, не глядя, уставившись в страницы с колонками цифр и яркими графиками.
Солнце стало садиться, и Синтии пришлось зажечь лампу, а Кнаус все читал, медленно переворачивая листы и время от времени удовлетворенно хмыкая.
Кнаус закончил читать, хлопнув жесткой клеенчатой корочкой папки, когда уже сгустились сумерки.
- Ну что ж, - сказал он, глядя в глаза Синтии, - этот титанический труд одно из лучших произведений, которое я когда-либо видел в своей жизни. Тебе нужно подработать еще здесь… и здесь, на это много времени не уйдет, может неделька.
Синтия, которая с замиранием сердца ждала приговора, чуть не подпрыгнула от восторга.
- А теперь, сеньора, не хотите ли отпраздновать завершение вашей работы в нашем любимом ресторане?
- Но ведь нам еще нечего праздновать, - робко запротестовала Синтия, - я еще не получила распоряжения о назначении на работу, так что может мы подождем…
- Тогда отправимся обедать просто так, - быстро согласился Кнаус, и через двадцать минут они уже сидели на берегу океана, за столиком с зажженной свечкой, поедая свежих устриц, которые Синтия обожала, и от которых у нее всегда было расстройство желудка.
Кнаус, размахивая вилкой, говорил:
- Ты будешь великолепна на этой должности… У тебя есть для этого все. Я рад, что наша компания выдвигает на такие позиции своих людей, взращенных, так сказать, своими усилиями, знакомых с традициями компании и тонкостями…э-э-э… - он еще раз усиленно помахал вилкой в воздухе… - местного рынка.
Синтия с улыбкой Моны Лизы слушала американца, слова которого сливались с шумом прибоя, и мысли ее витали где-то далеко.
Она осталась ночевать у Кнауса, и всю ночь ей снилось, как они резвятся на пляже, а вокруг играют в волейбол сотрудники их компании, и Свенсон что-то кричит ей, но его крика не слышно, только губы шевелятся, как в немом кино.
Она проснулась выспавшаяся и полная сил. Потянулась, с удовольствием вспомнив, что сегодня суббота, и тут ее взгляд упал на огромный букет цветов стоящий на прикроватной тумбочке.
- Генри, - позвала она, - Генри!
Тишина была ей ответом. Прислушавшись, она уловила звон посуды на кухне и снова откинулась на подушку, счастливо улыбаясь, решив, что притворится спящей, как только Кнаус войдет в спальню.
Американец, в пижамных штанах, на цыпочках подошел к кровати, держа в руках поднос с омлетом и апельсиновым соком.
- Милая… - в полголоса позвал он.
Синтия потянулась и открыла сияющие глаза.
Кнаус водрузил поднос на тумбочку, взял вазу с букетом и торжественно сказал:
- Прежде чем ты отведаешь моей стряпни и начнешь плеваться, я хочу сказать тебе что-то очень важное.
Синтия напряглась и внимательно посмотрела на букет. Американец запустил руку куда-то в середину букета и вытащил маленькую красную коробочку.
- Извини, я не очень одет для такого случая, - он смущенно посмотрел на свои клетчатые штаны на резинке, но… просто… в общем ты тоже не одета…- он нервно хмыкнул, и Синтия натянула простыню на свою грудь.
- Одним словом, это тебе, и я хотел спросить, не окажешь ли ты мне честь стать моей женой, - с этими словами он протянул открытую коробочку, в которой сверкало искорками колечко, с не очень большим, но изящным камушком, в котором опытная Синтия сразу признала бриллиант.
Она задохнулась от неожиданности. Предложение руки еще ни разу не производило на нее такого впечатления, которое, по ее разумению, и должна была испытывать женщина в этот трогательный и величественный момент.
Она сидела, не очень эстетично приоткрыв рот, и не могла издать не звука. Кнаус терпеливо смотрел на нее и ждал…. Тут Синтия опомнилась.
- Погоди, но ты же женат…
Кнаус почесал кончик носа, потом затылок, потом кашлянул и тихо сказал:
- Дело в том, что я подал на развод… Еще две недели назад. Я решил, что сделаю это, как только узнал тебя.
- Погоди, я думала, ты очень привязан к своей семье, к детям…
Американец поежился и нерешительно ответил:
- Я так думал… пока не увидел тебя. А дети… да, к детям я очень привязан. Надеюсь, у тебя не будет с этим проблем.
Синтия сидела на кровати, покачиваясь в такт развивающейся на окне занавеске, и не знала, что сказать. И Кнаус не торопил ее. Синтия взяла из его рук коробочку с кольцом и стала рассматривать его.
- Я люблю тебя, - жалобно сказал Кнаус.
- И я тебя, - вдруг хлюпнула носом Синтия, - я никого никогда так не любила, и я выйду за тебя замуж….
Кнаус удивленно смотрел, как из ее глаз текут слезы.
- Я выйду за тебя замуж, как только твои семейные дела будут улажены, и как только ты станешь свободным.

* * *
- Да ты рехнулась, - вынесла свой приговор Флорес, как только узнала об их планах, - Ты же знаешь его всего пару месяцев.
- Значит время пришло! – взвизгнула Синтия, - это… это зов природы, это мой возраст, я хочу просыпаться с ним каждое утро, и родить ему ребенка, и жарить ему отбивные на ужин.
Флорес посмотрела на нее как на тяжело больную:
- И это не имеет ничего общего с теми остальными несостоявшимися браками, которые остались далеко в тумане прошлого?
- Не-а, - Синтия убедительно помотала головой, - в этот раз я хочу выйти замуж. Я хочу потерять свободу. Я хочу сменить свой надоевший статус вечной невесты.
- Поздравляю, - мрачно сказала Флорес, - надеюсь, ты не ошиблась в выборе.
Они решили не объявлять о помолвке, по крайней мере до тех пор, пока Кнаус не получит подписанные документы из дома. Носить подаренное кольцо Синтия тоже не решалась, но часто, возвращаясь домой, доставала его из шкатулки и с улыбкой любовалась на игру света в камне. Пару раз она доставал и остальные кольца, оставшиеся от предыдущих браков и четырех предложений, ее бывшие приятели не решались настаивать на их возврате, и Синтия хранила их на черные день. Теперь она была абсолютно счастлива, и с нетерпением молила Бога, чтобы бумаги о разводе вернулись как можно скорее, мысль о том, что что-то может не сложиться, она энергично гнала прочь.

* * *
- Знаешь, тебе бы стоило бросить курить, - сказал ей Кнаус, когда они через три дня после помолвки сидели в маленьком кафе в центре города.
Синтия чуть не проглотила сигарету, которую зажгла всего за минуту до этого.
- Я не думала, что тебе не нравится, что я курю, - беспомощно сказала она.
- Да в общем… - Кнаус почесал верхнюю губу, - не то, что мне бы это очень нравилось, теперь, если мы будем жить вместе, я подумал, может, ты захочешь наладить здоровый образ жизни…
- Если ты на самом деле этого хочешь… - смутилась Синтия и грустно погасила сигарету в пепельнице.
На следующий день Кнаус решил, что Синтии не следует носить эту слишком узкую и короткую юбку.
- Тебе это не к чему, - улыбаясь, сказал он, - ведь ты же не собираешь заманивать в сети еще каких-то мужчин.
Это Синтии совсем не понравилась, но она решила не торопить события и временно повесить свою любимую юбку в гардероб подальше от глаз жениха.
В воскресенье перед ланчем Синтия поливала азалии у себя на крылечке, весело болтая с Крисом Лапортом, который как раз вышел на не очень утреннюю пробежку. Крис рассказывал последние городские сплетни, а Синтия хохотала, расплескивая воду из лейки по всему крыльцу. Она ждала Кнауса на ланч, была в чудесном настроении и рассмешить ее могла любая история, тем более рассказанная живым языком Лапорта…
Тут подъехал Кнаус и Крис, махнув рукой в приветствии, побежал прочь трусцой, рядом с ним скакала его безразмерная псина.
Кнаус был хмур.
- Привет! Ты в порядке? – спросила Синтия, потянувшись поцеловать его в щеку.
Американец отшатнулся, хмурясь еще больше.
- Что случилось? – подозрительно спросила Синтия.
- Кто этот юнец? – зло спросил Кнаус.
- Этот? Это Крис Лапорт, мой сосед, он работает проводником в «Джина Сафари Турс», я думала ты его знаешь. Его весь город знает.
- Я предпочитаю не знаться с такими людьми.
- С какими такими? – спросила Синтия, мрачнея.
- С такими, не важно… Мне не понравилось, как ты  с ним разговаривала.
- Но Генри! Это был самый обычный соседский диалог.
- Он один из твоих бывших?
- Боже упаси, Генри… Он мой сосед. И я не понимаю в чем здесь проблема. Ты запретишь разговаривать мне со всем городом или как?
Весь ланч они молчали, и великолепный салат из креветок и авокадо, который Синтия приготовила своими руками, прошел незамеченным. Она злилась и смотрела в тарелку, Кнаус мрачно жевал креветки, тоже не поднимая глаз.
Когда дошли до десерта, американец, наконец, взглянул на Синтию. Она, громко положив вилку на стол, скрестила руки на груди и рявкнула:
- Я готовила этот чертов ланч все утро не для того чтобы без слова благодарности сожрал его, обвиняя меня во всех смертных грехах. Может быть, тебе было лучше поесть в городе?
Кнаус, казалось,  смутился.
- Извини, - сказал он, сглотнув, - просто я… просто я… я теперь отношусь к тебе по-другому.
- Как к своей собственности?
- Да нет же… Я так боюсь тебя потерять. Я немного ревнив, но я буду держать себя в руках.
Синтия смягчилась.
- Генри, то, что я приняла от тебя кольцо, означает, что я дала тебе обещание быть с тобой. Я люблю тебя, и мне никто больше не нужен…. Но только, пожалуйста, не думай, что я запрусь от всего мира и надену паранджу. Я никуда не денусь от тебя….
- Да, конечно, извини… я не хотел портить ланч.
Они остались у Синтии до вечера, а когда зашло солнце, они гуляли по Бар Бич, и Кнаус даже не кривился, когда с Синтией здоровались все ее знакомые.

* * *

На работе произошло еще одно знаменательное событие. Синтия передала шефу свою драгоценную папку. Она доработала некоторые нюансы, как ей советовал Кнаус, и, полная надежд на похвалу, положила пухлую папку на стол генерального директора. Тот посмотрел на папку одобрительно и сказал, что это займет какое-то время, так что пусть она наберется терпения и пока начнет разрабатывать план освоения новой должности.
Синтия ушла, сияя. Она задержалась после работы, заболтавшись с Флорес в ближайшем «Старбаксе».
Глядя, как подруга хищно и не очень эстетично тыкает пальцем в кремовую пену каппучино, Синтия рассказывала про приступы ревности у Кнауса, пытаясь понять, что она при этом испытывает – гордость или настороженность.   
Флорес, наконец, прекратила облизывать свой палец и многозначительно подняла его в воздух:
- Говорят, что ревнует – значит, любит, но, моя дорогая, я не сторонник этой теории. Скорее всего, это должно тебя насторожить.
- Еще рано делать какие-либо выводы, - беспечно сказала Синтия, и быстро допила свой кофе, - ну, я пошла…
Она едва припарковала машину возле своего крылечка, как ей в глаза бросилась фигура Кнауса, одиноко сидевшего на ее крылечке, рядом с ним лежал уже подвядший букет ирисов.
- Генри?
- Где же ты была? – сердито спросил Кнаус, схватывая букет и размахивая им, - я сижу здесь с шести часов, в надежде, что мы вместе отпразднуем твое удачное общение с боссом.
- Генри, я не знала, что ты собираешь праздновать это, - Синтия поморщилась, - я была с Флорес, если бы я знала, я бы приехала пораньше.
- Если бы ты знала, это бы не было сюрпризом.
- Знаешь, такие сюрпризы не всегда к месту.
- Ах так, - американец рассержено швырнул ирисы обратно на крыльцо.
- Генри, - строго сказала Синтия, - ты мне обещал…
- Я тебе обещал… я тебе обещал… Но ты… ты могла бы относится ко всему это немного более трепетно.
- Тре-пет-но? – завопила Синтия, - к чему к этому? К твоим истерикам? Может быть, тебе надо бы относиться ко мне с большим пониманием? Я пила кофе, и тому есть миллион свидетелей, вернее не миллион, а сколько там помещается в зале, но ТЕБЕ я не собираюсь ничего доказывать, потому что за мной нет никакой вины, и я совершенно свободный человек, так что будь любезен!
Кнаус вдруг мгновенно остыл. Он даже подобрал с крыльца несчастные ирисы и сунул их Синтии.
- Извини, извини, ради бога, просто я так ждал твоего возвращения. Я заказал столик в «Ацтека»
- Ты такой милый…
- Поехали, - в его голосе послышались жалостливые нотки.
- Дай мне только переодеться.

* * *
 
- Тебе не кажется, что это сигнал, который должен привлечь твое внимание и вызвать тебя к определенным действиям? – ехидно спросила Флорес, когда через две недели на счету счастливой пары было около дюжины крупных и не очень скандалов.
Синтия уже не была так уверена в Кнаусе, как прежде.
- Что мне, по-твоему, делать? Расторгнуть помолвку, вернуть кольцо?
- Что-то я не замечала за тобой тенденции к возврату колец. Да и не надо радикальных мер. Просто, я думаю, тебе стоит приглядеться.
- Приглядеться! – Синтия грустно засмеялась, - приглядеться, - задумчиво повторила она. 
- Вот именно, и еще спроси-ка его, как продвигаются дела  с разводом. Вернулись ли бумаги и так далее. Он сам заговаривал об этом?
- Нет, как-то не заговаривал… Я стараюсь избегать этой темы.
- Зря.
- Может быть. Впрочем, поживем - увидим.
На следующее утро Синтия спросила у Кнауса пришли ли документы о разводе.
Тот, ни на секунду не задумавшись, ответил, что еще не пришли, но что он связывался с женой, и та обещала выслать пакет Ди Эйч Элом в ближайшую неделю. Синтию ответ удовлетворил, и она не стала задавать других вопросов.

* * *
Они лежали в постели, дома у Кнауса. Утро уже наступило, беззастенчиво заливая спальню солнечным светом. Они никогда не закрывали штор, потому что оба любили быть разбуженными первыми солнечными зайчиками – хоть в чем-то они сошлись на этот раз.
Американец принес подносик с кофе и рогаликами и водрузил все это на кровать. Синтия очень любила такие выходные, когда никуда не надо спешить, когда можно вдоволь нанежиться в постели, посмотреть повтор вчерашней передачи Джея Лено, медленно позавтракать и поехать куда-нибудь на пляж… Она потянулась как котенок, едва не опрокинув поднос. Кнаус строго посмотрел на нее.
- Не шали, - строго сказал он, - этот пододеяльник обошелся мне в сто долларов.
Синтии показалось, что он сказал это совершенно серьезно.
- Может быть, мне слезть с простыни, которая обошлась тебе в другие сто долларов и не мять ее? – ядовито прошипела она, выскакивая из постели, словно ошпаренная кипятком.
Ей очень хотелось, чтобы все стоящее на подносе разлетелся по кровати, но Кнаус придержал его.
- Не горячись, - методично сказал он, - просто, если мы хотим жить вместе, мы должны привыкать к образу жизни друг друга, а я очень аккуратный человек.
- Это не повод говорить мне, за сколько ты купил свой пододеяльник?
- Почему, - искренне удивился американец, - мы же собираемся вести совместное хозяйство.
Синтии нечего было на это возразить. Она стояла посреди его спальни, обернувшись второпях своим пеньюаром, и молча открывала рот, как не озвученный мультфильм.
- Кстати, я хотел тебя спросить, как ты относишься к переезду в Штаты?
Синтия устало села на край кровати:
- Знаешь, это не самое лучшее время для такого разговора… Давай отложим это на потом, а пока, я очень на тебя зла.
Она молча оделась, взяла сумку и уехала. Кнаус даже не вышел ее проводить.

* * *

Он позвонил в этот же день вечером.
- Синтия, нам надо поговорить. Я все себя, как идиот.
- Согласна с последним, - коротко ответила Синтия, и хотела повесить трубку, но не сделала этого, а продолжала молча дышать в микрофон.
- Давай поужинаем вместе.
- Не знаю, хочу ли я этого, - она хотела.
- Пожалуйста…
Синтия еще немного подышала в трубку и сказала:
- Хорошо, забери меня в восемь часов.
Весь этот день она просидела перед телевизором, не зная, правильно ли она сделала, уехав в истерике.
На следующее утро, Синтия лежала в своей кровати одна. Прошлым вечером они с Кнаусом заключили перемирие, но она отсудила себе пару дней «на приведение мыслей в порядок» и уехала домой одна. Не смотря на более или менее благополучный исход вчерашней размолвки, в голову ей лезли невеселые мысли. Кнаус ее определенно любил, может быть, даже слишком. Он был тем типом мужчин, которые в словаре Синтии назывались «собственниками». Ее богатый жизненный опыт подсказывал, что такой типаж совершенно не подходит ее свободолюбивому характеру, и все-таки она не могла представить, что может порвать с Кнаусом такой милый ее сердцу роман.
Будучи женщиной практичной и рассудительной, Синтия решила, что даст американцу испытательный срок в две недели, а потом посмотрит, кто кого любит больше.
Но события стали развиваться настолько быстро, что двух недель не понадобилось. Через три дня, они опять проводили много времени вместе, хотя в офисе все еще не знали об их отношениях, а бумаги от супруги Кнауса так и не пришли, несмотря на отменную работу Ди Эйч Эла. Синтия не знала, сколько времени занимает бракоразводный процесс в Нью-Йорке, тем более без присутствия одного из супругов, поэтому особо не волновалась. В конце концов, уже тот факт, что Кнаус решил расторгнуть брак из любви к ней, Синтии, доказывал серьезное отношение американца к их чувствам. Любвеобильный Кнаус, казалось, понял свои ошибки, взял себя в руки и несколько дней был паинькой, пока в среду за обедом в открытом кафе на набережной не решился на разговор про их будущее.
Начал он издалека, говорил про Остров, и про Палм Турс, про Нью-Йорк и про Европу и, наконец, завершил это фразой:
- Знаешь, нам надо обговорить еще одну вещь.
Синтия подняла тонкую бровь и посмотрела на него вопросительно, но поощрительно.
- Я ведь здесь работаю по контракту, - продолжил американец, ободренный ее взглядом, - рано или поздно он закончится, и я не знаю, продлят ли мне его. В этом случае, мне придется вернуться в Штаты, и ты, как законная жена, надеюсь, поедешь со мной.   
Синтия оторопела. Она смотрела на своего будущего мужа, и не верила своим ушам. С одной стороны, Кнаус говорил совершенно логичные вещи, с другой – она даже и не думала о том, что, выходя замуж за иностранца, тем самым допускает возможность, что ей придется сменить место жительства. С грядущими переменами в ее карьере, ей это совсем не улыбалось.
Но Кнаус на этом не остановился. На свою беду он добавил, нет, он беспечно бросил еще одну фразу.
- В конце концов, Синтия, ведь как только появятся дети, ты все равно бросишь работу.
Дети? Синтия почувствовала, как глаза у нее медленно полезли на лоб от такой прямолинейности. Несколько мгновений она еще думала о том, что Кнаус заявляет о своих вполне законных желаниях – иметь жену и детей, но потом, она вдруг почувствовала себя затянутой в петлю. Она только и смогла сказать:
- Я не хочу бросать работу, - а через мгновение она уже шла по тротуару, энергично стуча каблуками по глиняным плиткам, не замечая в какую сторону идет и не слыша, как американец кричит ей вслед:
- Погоди, ненормальная!
Она опомнилась метров через сто и вернулась под зонтики кафе. Речь ее была бурной и непродолжительной:
- Знаешь что, дорогой, я не готова! Я не готова к замужеству, тем более с тобой. Ты меня пугаешь. Ты меня пугаешь своими привычками, своими требованиями, своей самоуверенностью. Извини, но все это было бо-о-ольшой ошибкой.
Она развернулась на каблуках и ушла уже окончательно, тая надежду, что сожгла еще не все мосты.
Едва она заперла за собой дверь, на крыльце позвонили. Синтия открыла, немного подумав. Ее почему-то совсем не удивило, что на пороге оказался Кнаус. Он вломился в прихожую и начал без предисловия:
- Синтия, ты не можешь так поступить.
- О, мой дорогой, пока я могу поступать как угодно. Пока я не вышла за тебя замуж… и поверь мне, у меня пропала охота терять эту свободу действий.
- Я прошу тебя. Я тебя умоляю. Я тебя люблю.
- Это не любовь! – авторитетно заявила Синтия, - Это – насилие над личностью.
- Пожалуйста, не делай этого, Синтия.
- Уходи, - твердо сказала Синтия и шмыгнула носом, - уходи хотя бы на время, мне надо подумать…
Кнаус с каменным лицом вышел.

* * *
Начались бесконечные попытки Кнауса вернуть Синтию. Он звонил ей, засыпал ее цветами; каждый раз, встречая ее в офисе, он принимал вид побитой собаки, но Синтия была непреклонна. Она смотрела сквозь него, игнорируя его жалобные взгляды, и отсылала его цветы обратно или просто выбрасывала их в урну. Только она да Флорес знали, чего ей это стоит. Несколько раз сердце ее было близко к тому, чтобы сдать позиции и броситься на шею к американцу, и лишь живо представленный картины безрадостного будущего в Нью-Йорке под жестким оком ревнивого мужа предотвратили ее позорную капитуляцию.
Ночами она рыдала и в подушку, а по утрам ужасалась даже мысли о замужестве с Кнаусом.
Так прошла неделя, за которую Синтия похудела на килограмм и заимела мешки под глазами. Кнаус тоже выглядел не лучше. Его потихоньку съедал жар любви, не то, что он осунулся или почернел, просто в глазах его поселилась глубоко сидящая тоска. Видимо, это самая тоска и подвинула его на дальнейшие действия.
В воскресенье утром он с шумом ворвался в гостиную к Синтии, прервав ее одинокий завтрак, состоящий из вафель с шоколадом, которыми она уже третий день заедала свои сомнения, проклиная себя за эту слабость.
- Я тебя не приглашала, - спокойно заметила Синтия, глядя на раздувающиеся ноздри американца.
- Ты разбила мне жизнь! – рявкнул Кнаус.
- Ага, - процедила Синтия.
- Ты разбила мою семью.
- Вот и нет! Ты сам разбил свою семью, а заодно и мое сердце. Никто не просил тебя подавать на развод.
- Ты вынудила меня к этому, как последняя стерва. Ты заставила меня сделать тебе предложение, а потом отвергла меня.
- Ты первый начал.
- Ах, я?!
- Ты! Боже мой, это детский сад какой-то…- Синтия всплеснула руками и принялась с шумом убирать со стола.
- Ты должна выйти за меня замуж! – в голосе Кнауса сквозила такая злоба, словно он просил ее не выйти за него замуж, а отдать кошелек или жизнь, - я поставил на тебя все, я лишился всего того, что у меня было…
- Так уж и всего!
- Моя жена – прекрасная женщина, что я теперь скажу своим детям?
- Неделю назад она была извергом, а дети тебя не очень волновали.
- Если ты не выйдешь за меня замуж, я превращу твою жизнь в ад кромешный, Синтия.
- Если я выйду за тебя замуж, ты превратишь мою жизнь в ад кромешный, так что же мне терять? И вообще довольно! Прекрати мне угрожать…
- Но я…
- Пошел вон, – спокойно сказала Синтия.
- Я подам на тебя в суд.
- За что? За то, что я с тобой спала?
- Я найду, за что… я создам тебе такую репутацию, что ты носа из дома не покажешь, и ни одна фирма не захочет иметь с тобой дела.
- Уходи, иначе я вызову полицию.
- Хорошо, я уйду, - внезапно охладился Кнаус, - но ты пожалеешь о своем решении.

* * *
Он ушел, но не исчез из ее жизни. Он ждал ее у выхода из офиса, возле машины, у крыльца ее дома; он забрасывал ее записками с признаниями в любви и коробками с шоколадом, по всей видимости, опустошив ближайшую кондитерскую. Он то умолял, то угрожал, то причитал, то взывал к ее совести и милосердию. Синтия, твердо решив, что ее ухажер помешанный, решила было нажаловаться на него в полицию, но на Острове, никто не решился бы упрятать за решетку человека, которого обвинили в излишней любвеобильности. Здесь буйное проявление чувств считалось вполне нормальным и не заслуживающим осуждения. Наверное, если бы он ее убил, полиция и удосужилась бы разобраться в содеянном, но не ранее.
Чтобы окончательно не сойти с ума, она обратила все свои мысли к предстоящей перемене в ее карьере, но генеральный, как на зло, укатил в двухнедельную поездку по Европе, заботливо попросил Синтию подождать до его возвращения. А что ей оставалось делать. Проклиная извечную островную волокиту, Синтия терпеливо ожидала возвращения шефа и выдерживала осаду Кнауса.
Терпению ее пришел конец, когда в ее заднюю дверь, выходящую в маленькое патио постучал ее сосед Крис Лапорт и, давясь от смеха, доложил, что Кнаус, кажется, собирается взять ее измором, поскольку приволок к ее крылечку спальный мешок.
Синтия зарычала, как львица и, выскочив за порог, втащила Кнауса в дом. В этот момент она решилась на последние меры.
- Генри, - сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться американцу в лицо ногтями, - это переходит всякие границы, ты делаешь посмешище из себя, и, что гораздо более важно, из меня. Я долго ждала, когда ты образумишься, но это бесполезно. Если я выйду за тебя замуж, нам не удастся прожить вместе и недели, поэтому я не вижу смысла в этом ни для тебя, ни для себя. Мне были не понятны твои мотивы, но теперь мне стало ясно… Я спрошу коротко. Чего ты хочешь? Что я должна тебе дать, чтобы откупиться от тебя? Сколько стоит моя свобода?
Кнаус замер на несколько мгновений, но не от удивления. Казалось, он ждал этого вопроса. Лицо его превратилось в насмешливую гримасу.
- Ты хочешь от меня откупиться? Сделать то, что делали все твои предыдущие приятели?
Синтия промолчала, презрительно глядя ему в глаза.
- Вряд ли ты согласишься на мою цену, - продолжил Кнаус, не дождавшись ответной реплики.
- Называй свою цену.
- Ты отказываешься от своей новой должности и говоришь боссу, что все те документы, что ты для него подготовила, были моей работой.
Тут Кнаус мило улыбнулся, и Синтия удивилась, почему до недавних пор она влюблено глядела в его лицо, а не выбила ему все зубы.
- Еще я бы, конечно, хотел покрытие всех судебных издержек, которые повлек за собой развод…
- Не перегибай палку, Кнаус! – сквозь зубы сказала Синтия, чувствуя, как лопается от злости.
- Но я не настаиваю.
- Чудесно! – взвилась Синтия, - просто верх милосердия с твоей стороны.   
- Если ты поговоришь с боссом, то это сделаю я, и поверь мне, это будет намного хуже.
- О’кэй, о’кэй….Дай мне подумать.
- Хорошо, подумай, - вдруг неожиданно согласился Кнаус и ушел, оставив Синтию наедине с ее негодованием. 
Она знала, что это заведет ее карьеру в «Палм Трэвел» в тупик, оставив ее в положение обычного менеджера еще на долгие годы, она также знала, что открытое противостояние с Кнаусом  не принесет ничего хорошего. Если бы это были Штаты, с их поголовным помешательством на почве sexual harassment, все было бы по-другому. Но здесь были не Штаты, и ей нужно было принимать решение исходя из реального положения дел.
Единственно альтернативой отказа от новой должности было чистосердечное признание либо генеральному, либо непосредственному начальнику Рене Свенсону,  в надежде на то, что он за нее заступится. Но сей выбор представлялся Синтии невозможным, она лучше еще двадцать лет будет прозябать на этой должности, чем расскажет всему свету, что ей пришлось откупаться от собственного жениха. Может, предложить ему денег?

* * *
Синтия вышла из кабинета генерального, чувствуя себя совершенно опустошенной. Неприятный разговор состоялся тот час после его возвращения – решив, что другого выхода нет, Синтия предпочла не откладывать это надолго.
Она сказала, что чувствует себя неготовой к такой ответственной должности, и что все, что она предоставила ему до этого, было сделано под чутким руководством Кнауса, вернее им сами, и что Кнаус – лучшая кандидатура на новую должность. Босс опешил и, может, даже что-то заподозрил, но не стал слишком возражать, видимо решив, что у Синтии есть свои причины.
Она была готова рвать на себе волосы, особенно теперь, когда все было кончено и генеральный не бежал и не кричал ей в след, что хочет видеть на этой должности только ее… Если бы бежал и кричал, она еще могла бы бороться, а теперь в этом не было никакого смысла.
Во время обеденного перерыва к ее столу подошел Кнаус. Офис опустел, все сотрудники поедали свои ланчи кто где, и Синтия сидела одна, понурив голову и с ужасом думая о своей дальнейшей жизни в этой компании.
- Привет! – сказал Кнаус приветливо, - я пришел отдать тебе ключи.
Синтия бессильно кивнула.
Американец выложил на стол бумажник, обертку от «Сникерса», носовой платок…и скоро на столе уже высилась гора всякого хлама, извлеченного из его бездонных карманов. Наконец, на свет был произведен и ключ от ее двери. Он молча взяла у него из рук этот последний символ ее надежд, и тут у Кнауса зазвонил сотовый. Синтия не слышала, что говорил американец, потому что поспешно свалил все свое добро обратно в карман, быстрым шагом ушел за свою стеклянную перегородку, и оттуда раздавалось только невнятное бубнение. 
Бессознательно пытаясь разобрать, с кем он там разговаривает, Синтия вдруг увидела, что на полу возле ее стола валяется бумажник, который Кнаус второпях уронил. Она хищно схватила его и стала потрошить. Синтия сама не знала, что конкретно она пытается найти, но интересное открытие не заставило долго ждать. Через мгновение Синтия держала в руках потрепанную визитку с потертыми уголками и с ужасом, застрявшим в горле сухим комком, читала и перечитывала на ней: «Фрэнсис МакНамара, финансовый директор»   
Тут она услышала приближающиеся шаги Кнауса и поспешила сунуть визитку обратно.

    * * *
- Фрэнсис МакНамара??? – от удивления Флорес чуть не упала со стула, - Фрэнсис МакНамара??? Тот самый Фрэнсис…
- МакНамара… - закончила за нее Синтия, - и прекрати повторять его имя.
- МакНамара, - еще раз сказала Флорес, - симпатичный мужичок, который так тебя любил, и которого ты так кинула. Твой последний, так?
- Предпоследний. И совсем не симпатичный.
- Где-то он теперь?
- Он вернулся в Штаты
- С него ты поимела, хм… тысяч двадцать, так?
- Так… Как ты думаешь, они друзья?
- Может, просто виделись один раз? – Флорес задумчиво поправила прическу.
- Нет. Слишком потрепанная была визитка. Знаешь, так бывает, когда ее часто вынимают и вкладывают обратно, - Синтия чувствовала себя детективом, - И потом, с чего он носил бы в бумажнике визитку незнакомого человека. … Что-то я совсем запуталась.

* * *
На следующее утро, Флорес первым делом бросилась к Синтии и взахлеб начала:
- У меня для тебя сногсшибательная информация, дорогая…. Во-первых, Генри Кнаус три года работал в той же компании, что и Фрэнсис, значит, они могут быть не только коллегами, но и друзьями. Во-вторых, Генри Кнаус не подавал на развод, - тут Флорес выдержала многозначительную паузу, - потому что он давным-давно уже разведен. Точнее уже три года, в-третьих, он интересуется античной скульптурой и классической музыкой, но это не важно…
- Где ты это все раскопала?
- В личном деле Кнауса в отделе кадров… А он хороший актер, правда?
Синтия молча смотрела на подругу, от всей души желая прожечь в ней дыру.
- А что! – возмутилась Флорес, - никто даже не догадался заглянуть в его личное дело. Он нацепил на палец кольцо, и все уже решили, что он женат. А менеджер отдела кадров свято хранит свои секреты – он же мужчина! Это я, можно сказать, рискуя жизнью, смогла заглянуть в его дело.
- Тебе дали заглянуть в его личное дело? – подозрительно спросила Синтия.
Флорес помялась:
- Я была в отделе кадров, Хавьер отлучился на минутку, шкаф с делами был открыт, не могла же я упустить такую возможность… 
- А почему Хавьер нам ничего не сказал?
- Потому что его никто не спрашивал.
- Я тебя умоляю… Наши девчонки все уши ему прожужжали, только что каленым железом не пытали.
- Значит, Кнаус так захотел. В конце концов, личное дело – это личное дело!
- Ты права, - закончила Синтия, лихорадочно роясь в столе в поисках своей записной книжки, - осталось выяснить, какое отношение имеет Кнаус к МакНамара.
Она быстро набрала номер сотового Кнауса и начала без предисловий:
- Слушай, Кнаус, вы с МакНамара давно это планировали?
Кнаус помолчал в трубку, потом сказал:
- Нет… Это довольно случайно получилось. Мы с Фрэнсисом старинные друзья, часто общаемся. Когда он узнал, где я теперь работаю, он спросил про тебя. И так слово за слово… А ты мне, между прочим, по-настоящему нравилась.
- И он подбил тебя на месть мне…
- Нет, это я решил тебя проучить, Фрэнсис на тебя зла не держит. Он до сих пор думает, что просто сделал неудачный выбор и очень удачно от него отделался. А я тебя сразу раскусил. Мы с тобой похожи, Синтия, правда? Сначала я хотел вернуть его двадцать тысяч, а потом подвернулось твое потенциальное назначение, и я подумал, что так будет интереснее.
Синтии казалось, что сейчас сердце ее выскочит из груди. Она долго пыталась восстановить дыхание прежде чем снова заговорить.
- Я прямо сейчас пойду к генеральному и скажу, что хочу на эту должность и беру все свои слова назад.
- Не пойдешь и не скажешь, - уверенно отозвался Кнаус, - твоя репутация тебе дороже. Сомневаюсь, что ты захочешь потерять лицо.
Синтия была готова завыть в бессильной злобе. Кнаус был прав.
- Пошел ты, - только и смогла выговорить Синтия и уже хотела положить трубку, но тут ей пришел в голову еще один вопрос…
- Скажи, пожалуйста, а зачем ты носил кольцо на пальце? Ты ведь не хотел меня одурачить с самого начала, ну, пока не узнал кто я…
Кнаус хмыкнул на другом конце провода и выговорил:
- Ах, это? Это просто самозащита… необходимая в офисе с таким количеством одиноких девиц. И это работает. Но тебя, Синтия, даже кольцо не остановило. И это лишний раз доказывает, что ты на самом деле из себя представляешь.
- Черт бы тебя побрал, - еще раз выругалась Синтия, и спрятала лицо в ладони.
- Не огорчайся, - сказала Флорес с сочувствием, -  зато двадцать тысяч останутся при тебе. 
Синтия только горько рассмеялась. …