Книголюб

Впервые, за свои сорок лет, Виктор приехал в санаторий. У главного административного здания он занял очередь для оформления въездных документов. В очереди было человек десять-двенадцать. Они с любопытством рассматривали прилегающую к главному корпусу территорию, соседей в очереди, знакомились друг с другом. Он смотрел и удивлялся, как легко и непринужденно знакомятся здесь люди, хотя видят друг друга впервые; с какой-то неподдельной радостью они готовы не только терпеливо выслушать собеседника, но и побежать исполнять любую его просьбу. Здесь человек почему-то сразу становился добрее, общительнее, глаза начинают светиться лучезарно, душа открывается нараспашку. Неужели в жизни у них все так хорошо, нет никаких проблем и забот, думал
Виктор, незаметно рассматривая очередь, от которой так и веяло оптимизмом, человеколюбием, добротой, детской непосредственностью и любовью.
Вон и его сосед, лет сорока- сорока пяти, обошел всю очередь, знакомясь с каждым и о чем-то долго и весело говоря. Особенно он галантно, как бывало в старину у интеллигенции и людей из высшего сословия, и, это у него здорово, между прочим, получалось, здоровался с женщинами, которые, в свою очередь, отвечали ему взаимностью, что в обыденной жизни было редко. Около женщин он задерживался значительно дольше, иногда доставал свой маленький, истрепанный блокнотик и что-то записывал, при этом, премило улыбаясь, снимал соломенную шляпу, слегка кивал головой, глубоко и многозначительно вздыхал и шел дальше.
Наконец-то он перезнакомился со всеми и, вернувшись в «хвост» очереди, любезно поздоровался с Виктором за руку, словно увидел самого лучшего друга юности. Виктор вымученно изобразил на лице радостную улыбку. Сильные боли вдоль позвоночника, уже две недели приносившие ему страдания, наложили на его лицо отпечаток безысходности. По его болезненному и страдальческому выражению нельзя было и предположить, что еще недавно этот человек был прекрасным лыжником, занимался боксом.
Вижу, не отдыхать приехал, сразу понял тот, заглянув Виктору в глаза.
- Но не падай духом, - Федор по-дружески похлопал Виктора по плечу, - я, брат, приезжаю сюда уже лет десять, тоже лечиться, - засмеялся он весело и добавил загадочно - кустотерапией!
- Чем... Чем? - не сразу понял Виктор.
- Эх, темнота ты, дяревня! Да я и сам-то не ахти, какой городской, - весело и от души он вновь похлопал Виктора по плечу.
- Да, давай знакомиться - Федор! - пожал он Виктору руку.
Виктор, - ответное рукопожатие, в отличие от сильных рук Федора, было слабым, в ладонях чувствовалась легкая дрожь, как рябь на воде.
Вижу, дела у тебя - не позавидуешь, - искренне посочувствовал Виктору его новый знакомый, - и какая зараза скрутила такого симпатичного молодого мужчину?!
- Да вот две недели назад решил помочь другу помыть самосвал, - стал рассказывать Виктор, - кузов машины был поднят, но упор установлен не был. Я стоял на раме между кузовом и кабиной. Вдруг кузов начал самопроизвольно опускаться, видимо, гидравлика была неисправна и, пока я опомнился, кузов оказался на моих плечах. Несколько минут я, как Атлант, удерживал кузов на своих плечах, пока не подоспели друг с людьми и не вызволили меня из этой дурацкой западни.
Сейчас не шагаю, а передвигаю ноги, как лыжник, - завершил Виктор свое повествование.
- Слушай, брат, мой тебе проверенный жизнью совет, - глаза Федора азартно заблестели,- позвонки твоего позвоночника сдавлены кузовом, сжаты. А ты наоборот- растяни их. Ты должен сутками висеть на турнике, делать зарядку и больше ходить, а потом уже начинай и бегать. Висеть и висеть, как сосиска долго и нудно, - завершил свои советы Федор и улыбнулся.
К этому времени подошла и очередь Федора к администраторше, которая, увидев его, мило улыбнулась: - С приездом и с заездом тебя! Давненько не был в наших краях, мы тут скучали без тебя.
- Что поделаешь - дела, дела-а, - загадочно подмигнул в ответ Федор и протянул ей коробку конфет, сверху которой лежал букетик полевых васильков.
- Ну, Федюньчик, сразил ты меня наповал; мои любимые цветы! - в глазах администраторши была искренняя и нескрываемая радость.
Но, видимо, в планы «Федюньчика» входило не только «сразить ее наповал», но и более стратегические, далеко идущие задачи.
- Оленька, милая! Вы, для меня - вопрос жизни и смерти! - шепнул «стратег», двумя пальцами нежно взял букетик и пропел приятным баритоном:
Ах, васильки, васильки,
Сколько мелькает их в поле.
Помню, у самой реки
Мы собирали для Оли.
- Сам сочинил? - улыбнулась Оля.
- И слова, и музыка - мои, по ночам пишу и сочиняю, Олюньчик, - положил Федор свою мозолистую ладонь на ее нежные пальцы. Затем, придвинув к ней свои документы, шепотом попросил оформить его, как всегда, в одноместные покои на первом этаже с балконом. После завершения процедуры оформления он обнял «Олюньчика», подмигнул Виктору и пошел вселяться.
- Можно и мне на первом этаже одноместный номер? - неуверенно промямлил Виктор и почему-то покраснел.
- А с видом на море не желаете? - с иронией спросила администраторша, которая еще минуту назад вся излучала тепло и добродетель, а только что милое и красивое лицо ее сейчас стало строго-начальственным.
Виктор знал, что моря здесь нет, но, к сожалению, ноги не слушались своего хозяина и не хотели идти по лестничным маршам даже на второй этаж. А боли в спине заставляли всю ночь ворочаться, и он боялся, что будет беспокоить соседей по номеру. Но не стал ничего объяснять: конфет и цветов у него не было, спеть он все равно не смог бы - не умел петь, а на комплименты не был мастак.
В санаториях, даже у больных, время летит быстро. Виктор, как и посоветовал ему Федор, уже вторую неделю заставлял себя висеть на турнике.
Руки немели. Приходилось сорок секунд висеть, пять минут отдыхать и так в течение двух часов: утром, в обед и после тихого часа. Между перерывами он с трудом семенил в библиотеку, где можно было спокойно почитать, отдохнуть.
Через две недели болезнь заметно стала отступать. Постоянное самобичевание на турнике и ежедневные спуски, и подъемы на четвертый этаж, что также было своего рода произвольной тренировкой, способствовали восстановлению сил и здоровья Виктора. Этим он был обязан Федору и не в меньшей степени той администраторше Оле, которая тогда и не могла себе представить, что, отказав тогда в его просьбе, невольно станет участницей в выздоровлении Виктора. Не зря говориться, что нет худа, без добра.
На третьей неделе он уже легко мог добираться до танцплощадки, расположенной относительно далековато от корпусов. Усаживался на скамеечке в углу - отсюда ему нравилось смотреть на танцующие пары. Здесь он всегда видел Федора, радовался, когда тот неизменно занимал первые места и призы за лучшее исполнение сольных номеров. Ему не было равных в «чечетке», он отбивал ее так мастерски, что вся танцплощадка замирала; даже женские влюбленные вздохи не могли отвлечь внимания от танцора. Вальсировал так, словно это не он со своей партнершей кружились в вихре танца, а опавшие осенние листья, подхваченные ветром летели по танцплощадке изредка прикасаясь к отполированным, модными туфельками и штиблетами санаторских любителей танцев, двухдюймовым доскам.
После танцев Виктор несколько раз пытался поговорить с Федором, поблагодарить его за совет, касающегося его здоровья, но каждый раз тот торопился и растворялся в темноте центральной аллеи санатория, по которой обычно возвращались с танцев, в свои корпуса, женщины-одиночки, не нашедшие еще себе пару.
Здоровье постепенно возвращалось к Виктору. Он сейчас уже дольше обычного мог просиживать в библиотеке за чтением книг. Он любил читать, да и что оставалось делать, если без посторонней помощи ему до пляжа не дойти, а о танцах и думать было бы смешно. Сегодня он третий раз перечитывал «Гранатовый браслет» Куприна. Библиотекарь заметила это и загадочно мило улыбнулась.
- Понимаете, почему-то тянет вновь и вновь прочитывать этот рассказ, - смущенно глядя на нее, ответил Виктор, догадавшись о причине ее улыбки.
- Знаете, очень хочется концовку этого прекрасного рассказа прочитать под вторую сонату Бетховена, мне кажется, что это было бы бесподобно. Вообще-то я в музыке профан, - как бы извиняясь, произнес он, краснея. Библиотекарь хотела что-то ответить, но в этот момент резко открылась дверь и в библиотеку не вошел, а влетел Федор. Он даже не заметил сидящего с книгой в кресле Виктора.
- Здрасьте! - кивнул он в сторону библиотекаря. - Мне нужны книги и нельзя ли оперативнее сварганить это дело, - хлопнул он об стол своим паспортом. Пока та перевела удивленный взгляд со странного читателя на его документ, Федор сгреб с ближайшей полки дюжину книг и бухнул их на стол опешившей библиотекарши.
- Зачем вам сразу столько книг? - захлопала та глазами.
Извините, но я очень спешу и, пожалуйста, заверните мне, то есть запишите все это и я побегу, - скороговоркой выпалил Федор, глядя на библиотекаря, которая никак не могла понять: шутит он, говорит всерьез или пьян. Но, посмотрев более внимательнее на посетителя, поняла- не шутит. Сложив около десятка книг на руки, как поленья дров, странный книголюб исчез также быстро, как и появился. Он так и не заметил Виктора, который все это время удивленно, не меньше, чем библиотекарь, наблюдал за Федором. Виктор мог встретить его на пляже, в кафе, что был рядом с санаторием, а на танцплощадке он был «прописан», но только не в библиотеке.
Еще больше Виктора удивило, когда он не увидел его в тот вечер на танцах, не появился он на другой день и в столовой. Виктор ни на шутку забеспокоился: в столовую Федор иногда не ходил, но, чтобы танцы проходили без него - этого не могло случиться, если бы даже камни посыпались с неба или перевернулась бы Земля.
- Может быть, он зачитался той кипой книг, взятой им в библиотеке? - почему-то вслух сам себя спросил Виктор, - вон как торопился тогда.
На второй день он решил заглянуть к нему в номер и узнать, что же случилось, а то возможно, болен и нуждается в помощи?
- Да, да, входите! - Федор открыл дверь и, увидев Виктора, обрадовано обнял, усадил за стол и налил в стакан водки из недопитой бутылки.
- Два дня тебя нигде не было, и я вот решил узнать, - как бы извиняясь за свой непрошеный визит, сказал Виктор и залпом опрокинул содержимое стакана.
- О, брат, за эти дни у меня было все: любовь, и радости, и слезы, - весело обнял он Виктора, визуально заметил, что его «брат» выздоравливает, потухшие глаза которого уже излучали радость и жизнелюбие.
Давай, брат, по второй и я побегу, - Федор протянул вновь стакан, - у меня через десять минут встреча с одной новенькой, а пока ты закусываешь, вкратце изложу причину моего затворничества. Надеюсь, ты мне не запишешь прогул? Одним словом, в «тихий час» входит ко мне в номер одна пожилая женщина и спрашивает, я ли такой-то такой, - стал рассказывать Федор о причине своего исчезновения. - Меня удивило то, что она не только правильно назвала мои «ФИО», но и знает, откуда я сюда приехал, где работаю и кем. Но, главное, что меня ошарашило, это ее просьба не ходить в этот день никуда: ни на пляж, ни на танцы, а безвылазно сидеть в номере. Сперва подумал, что она чокнутая, но ее манера говорить, интеллигентность, со вкусом подобранная одежда, добрые и открытые глаза привели меня к некоторому замешательству. Я ведь прошел и Крым, и Рым, огни и медные трубы; бывает порой, что ко мне и на пьяной козе не подъехать, а тут как пацан, разинув хлеборезку, стоял и смотрел на эту странную женщину. Она меня как будто загипнотизировала, видимо, со стороны я выглядел в тот момент смешным, глупым и полнейшим идиотом. Видимо, поняв мое состояние, решила меня не пытать дальше и вот что рассказала. Ехала она транзитным автобусом в санаторий. Дорога длинная, разговорились с соседкой-попутчицей. Сам знаешь, одна женщина-женщина, а две женщины - уже базар. Она поделилась, что едет в такой-то санаторий и все о себе. Ее попутчица, естественно, поведала, что тоже едет туда же, но не отдыхать, а проведать, заодно и проверить своего мужа, который повадился каждый год ездить в этот санаторий. Затем подробно изложила свой план проверки.
- Не женщина, а прямо генштаб НАТО, - от души засмеялся Федор, удивляясь выдумке женщины, кашлянул в кулак несколько раз и продолжил повествование про ту странную женщину, видя как вспыхнул интерес в глазах Виктора.
- Этой ее попутчицей была не кто иная, как моя благоверная, а значит должен был подвергнуться проверке ваш покорный слуга, - вновь захохотал Федор.
- Жена должна была весь день гулять по городу, а поздно ночью нагрянуть в мою обитель как снег на лысую голову; сечешь?! - внимательно посмотрел Федор на Виктора, - во, додумалась, ну мне эти женщины!
А почему эта женщина решила прийти и все рассказать тебе? - на лице Виктора было написано явное непонимание поступка этой женщины.
- Вот и на мой такой же вопрос она ответила, что почему-то хотела сохранить нашу семью. Сечешь, брат, какая умная попалась, не то, что моя, - и Федор стал как-то серьезнее. - Действительно, ну застукала бы меня моя лахудра на месте преступления, ну пошумели бы, возможно и до развода бы дело дошло. А кому от этого польза? - Федор посмотрел на Виктора, который при этом пожал плечами, как бы говоря, что не знает кому «от этого» польза: Федору или его «лахудре».
- И что было дальше? - Виктор был весь во внимании.
- Дальше?!...Коль разведка доложила точно, то пошел, командою взметен
По родной земле Дальневосточной броневой, ударный батальон -
- Одним словом встретил я жену во всеоружии, - хлопнул себя ладонями по коленям Федор.
- Чем же все это закончилось? - интригующе спросил Виктор.
- Не чем, а как! - улыбнулся Федор, явно расположенный к завершению рассказа.
- Быстренько побежал в библиотеку и набрал книг. После ужина впервые не пошел на танцы. Предупредил «свою», что приехала жена и пока всякие там танцы, шманцы отменяются. Полеживаю на кровати с книгой в руках, рядом на стуле еще ворох книг - ну прямо не слесарь по холодильному оборудованию лежит, а профессор всяческих наук. Дверь специально не закрыл. Лежу, делаю вид, что зачитался вконец, - он захохотал громко и от души.
- А я видел, когда ты в библиотеке книги брал, - улыбнулся Виктор, - и ты их все прочел?
Я, что беленов объелся или похож на дебила, чтобы в таком малиннике тратить время на ерунду? - удивленно посмотрел на него Федор и, взглянув на часы, решил дорассказать эту историю. - Так вот, время одиннадцатый час ночи, танцы уже кончились, я же лежу как дурак с этими книгами. Только подумал, что со мной пошутили, видимо, как слышу в дверь мою стучат. Почувствовал нутром, как Штирлиц, что это не кто иной, как моя жена.
- Дверь не заперта, входите! - специально кричу с кровати, не вставая. Делаю вид, что полностью увлечен чтением. Слышу, как вошла жена, чувствую, как удивленно смотрит на меня, не веря своим глазам. Она вполне могла тогда не только потерять дар речи, но и свихнуться. Я ведь за всю свою сознательную жизнь из художественных произведений прочитал разве что «Му-Му» и «Колобок». И так я несколько минут продолжал «читать», пока моя благоверная не толкнула меня в бок. Я сделал квадратные глаза, на лице «удивление», вскочил с кровати и засуетившись, с «радостью» обнял ее, помог раздеться. Ну а после, как обычно, стал ее расспрашивать: как мол доехала, каким видом транспорта и почему так поздно, как дети и т.д. и т.п., как ни в чем не бывало. Вскипятили чай, жена привезла печенья, пряников, конфет и всякой другой ерунды, видимо, обойдя все магазины города - надо же было ей как-то убить время с одиннадцати дня до одиннадцати ночи в чужом городе.
Попили чай и, пока я занимался уборкой, жена стала просматривать мои книги. Искоса глядя, замечаю ее довольную улыбку, и как ей было не радоваться такому мужу, который приехал сюда культурно отдыхать, а не шуры-муры заводить, - смеется Федор, видимо, вновь представив жену в те часы. - Только подумал, что все о`кей, все идет хорошо, как вдруг жена спрашивает, а почему все авторы книг на букву «C».
- Как на «С»?- не врубился сначала я.
Как? Да посмотри: Сервантес, Стендаль, Вальтер Скотт, Сергеев-Ценский.
Сразу ведь и не сообразишь, что ответить, но потом до меня дошло и я, взяв инициативу в свои руки, пошел в лобовую атаку. Мол, а что тут странного?! Решил по-алфавитно все книги прочитать, а то забудешь, что уже эту книгу прочел, начнешь снова читать.
- Ты за две недели прочел полбиблиотеки? Ведь «С»- это середина алфавита, книги на полках расположены по-алфавитно, - дальше пытает моя благоверная меня.
Оказывается, врать - тоже надо уметь. Стал говорить, что, мол, я же сюда десятый год приезжаю, из библиотеки не выхожу и вот и дошел до середины. У нее глаза аж чуть из орбит не выкатились - ты говорит, что собрался еще с десяток лет сюда ездить, чтобы все книги от «А» до «Я» прочитать.
- Должен же человек чем-то увлекаться, иметь хобби: один пьет, другой этикетки собирает, а я увлекаюсь книгами, - говорю я ей. Она мне, мол, в своем городе тоже есть библиотека. Я ей: «В своем городе, конечно, тоже можно, но здесь выбор более обширный, свободный, условия другие, никто не мешает природа кругом».
- Будешь читать на пенсии, - талдычет жена, - хоть на природе, хоть на печи.
Я не сдаюсь, мол на старости лет и сил-то на чтение не будет, потом разве, что останется только обложками любоваться, пыль с них сдувать да завидовать другим читателям.
- А причем тут сила? Не дрова же рубить, - уставилась на меня она, как баран на новые ворота.
- Сила причем?! Организм истощается, а это сказывается на зрении и тогда все будет уже не то, - «возмутился» я непониманием, вроде, таких простых вещей.
Хорошо еще, что она не допендрила попросить меня рассказать содержание хоть одной главы книг из любой, тогда – пиши, пропало!
- Ну, вроде все обошлось, все сомнения жены рассеялись, как дым, как утренний туман; легли спать, - залился громким смехом Федор, - и тут меня ожидали, оказывается, испытания похлеще. Уже засыпали, слышу как кто-то лезет на балкон. Неужто моя «санаторская любовь» догадалась до этого, не на шутку забеспокоился я. Думал, меня кандрашка хватит. Стал шумно ворочаться в постели, чтобы как-то заглушить балконный шорох. Нутром чувствую, жена не спит, тоже прислушивается.
- Брысь, падла! - специально кричу громко, - надоели эти кошки бродячие: ни днем, ни ночью от них покоя, не санаторий, а зоопарк!
Хорошо еще, что было темно и не видно как моя «кошка» пытается перелезть через балконные перила. От страха, быстро нащупал под кроватью ботинок и изо всех сил запустил им наугад в проем балконной двери. К счастью, видимо, попал - об этом не трудно было догадаться, так как что-то тяжелое тут же шмякнулось о землю. А эта «кошка» моя очередная ни мало, ни много весила пять-шесть пудов. Хорошо еще, что балкон невысокий, а то бы на месте ее падения непременно образовалась бы воронка, как от снаряда САУ.
Только сейчас Виктор догадался, почему Федор тогда попросил у администраторши первый этаж и с балконом- в санатории запрещалось принимать гостей в номерах после десяти часов вечера, а тем более противоположный пол; жильцов же первых этажей этот распорядок дня не «колышило» ни грамма.
- А может быть через балкон лез кто-то другой? - усомнился Виктор и посмотрел на рассказчика.
Я и сам тогда засомневался. Но на следующий день встретившись с ней на танцах, я обнаружил, что она была как ни в чем не бывало. Никаких обид за синяк на лбу, сказала лишь, что не поверила мне по поводу приезда жены и решила проверить, - завершил рассказ Федор об одном только эпизоде из своих нескончаемых любовных «романов».
- Даже трудно представить, чтобы чужая женщина могла приревновать чужого мужа и пойти на такое? - не поверил Виктор.
- О, брат, эти стервозы и не такое могут; женская душа- для нас мужчин потемки, - Федор многозначительно поднял указательный палец над головой, видимо, тем самым желая снять с Виктора все сомнения относительно женских загадочных душ. И, как бы ставя точку на этом, завершил:
Зачем любить, зачем грустить,
Зачем в глаза другой смотреть?!
Увы! Уму непостижимы
Две вещи: женщина и смерть.
- Ну а твоя жена, видимо, догадывается, да и с твоей стороны это как-то ни того... - посмотрел Виктор на Федора, который сразу понял, что означали эти слова «как-то» и «того», встал, подошел к нему и, обняв за плечи, от души засмеялся: «Э... э..., брат! Отстаешь от жизни».
- Знаешь, что Павка Корчагин сказал о смысле жизни? - округлое лицо Федора засияло тепло, дружески, но в глазах сидело плутовство - он сказал так: жизнь надо прожить так, чтоб не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, и от себя добавил, - чтоб оглянувшись назад можно было увидеть гору выпитых бутылок и пачку обманутых женщин. И самодовольно улыбнулся, всем своим видом как бы говоря, вот видишь, я не только знаток советской литературы, но и как здорово умею переиначивать великие изречения на свой лад.
Поговорили еще. Говорил, конечно, больше Федор; Виктор слушал, иногда поддакивал, поддерживая собеседника, удивлялся и, как ребенок, делающий первые шаги, познавал неведомый ему доселе мир, узнавал новое, потому интересное, а порой и захватывающее и невольно будоражащее все его нутро.
Перед уходом договорились не забывать друг друга, дружить, переписываться. Федор достал свой блокнотик, уже знакомый Виктору и подал ему, чтобы он сам записал свои реквизиты. Виктор, перелистывая блокнотик, стал искать, куда бы записать, как вдруг увидел фамилию своего свояка, а именно: Волков Евген. Иван.
- Слушай, а ты откуда знаешь Евгения Ивановича? - не столько удивленно, сколько радостно ткнул Виктор пальцем в инициалы в блокнотике.
Федор даже не взглянул в свой блокнотик, видимо, хорошо помнил и знал, что записано на каждом из листиков, а лишь схватился за живот и смеялся так, что в глазах его появились слезы. Виктор опешил, он не видел причин для смеха, да еще такого безудержного.
- Ну, ты меня уморил, - продолжая еще хохотать, Федор тоже ткнул в свою очередь в инициалы в блокнотике, - какой тебе Евгений Иванович?! Это, брат, она, а не он.
- Что «он», что «она»? - протянул Виктор, все еще ничего не понимая.
- Ладно, объясню доступно, - глаза Федора еще продолжали смеяться, - я окончания не пишу - как говориться: концы в воду, то есть зашифровываю женщин, чтобы жена моя не усекла: она любит рыться не только в моем кошельке, но и в блокноте. Так что твоего «свояка» зовут Евгения Ивановна. Виктор не переставал удивляться находчивости друга - «конспиратора».
Вот и пролетели двадцать четыре дня. Здоровье к Виктору вернулось полностью. За день до отъезда из санатория он зашел к Федору проститься: с коньяком и с закуской.
- Извини, брат, но у меня гости, - кивнул он в сторону симпатичной женщины, которую Виктор раньше ни на танцах, ни в столовой не видел, - а гостинцы - очень кстати, спасибо! - поблагодарил Федор, в спешке закрывая за ним дверь.
В день отъезда погода стояла как на заказ: солнце светило тепло и ласково, а легкий ветерок не позволял мошкаре и комарам на прощание напиться дармовой, бодрящей кровушки беспечных отдыхающих. Люди, группами и по одному, шли к железнодорожному вокзалу, покидая этот чудесный, гостеприимный уголок Татарии, чтобы в уголочке своего сердца увезти свои маленькие тайны.
Вот и Виктор направился по центральной аллее санатория к вокзалу; шел не спеша. До главных ворот было еще далеко, когда впереди себя он увидел Федора. Его провожала полненькая женщина, незнакомая Виктору до сегодняшнего дня. Хотя шли они быстро и оживленно разговаривали, Федор несколько раз останавливался, пристально смотрел в глубь территории санатория, где располагалась танцплощадка, словно на прощание хотел увидеть там горы выпитых бутылок и пачки, а может быть даже штабеля, обманутых им женщин.