Куркуль

Сгоряча Ким пока не чувствовал боли. Он сидел между врачами в «скорой» и водил руками, снизу вверх, по голени правой ноги. Там, под кожей, он нащупывал кусочки разбитой коленной чашки и осторожно проталкивал их вверх... к колену. Когда их «УАЗик» подбрасывало на ухабах, Ким ладонями придерживал колено, боясь, что эти кусочки костей опять сползут вниз.
- Что, массируешь? - улыбнулась ему одна из врачей, взглянув на эту процедуру, - все будет нормально! Видимо сильно ушибли...вот и болит, пройдет. Стоило ли из-за этого вызывать «скорую». Ким не стал ничего объяснять, опустил правую штанину и положил обе ладони на колено.
- Три кусочка больших и пара малюсеньких, - сказал врач, рассматривая на свет флюорографический снимок коленной чашечки Кима. Затем, почему-то дружески ему улыбаясь, махнул рукой в сторону коридора: «Вперед и с песней! Вас ждут великие дела!». Ким машинально посмотрел туда, где его ждали «великие дела», но увидел лишь каталку и худеньких медсестер.
В палате, куда его прикатили, было семь коек. Медсестры легко и ловко переложили его с каталки на койку у двери, накрыли простыней и покатили свою простую, но так необходимую здесь эту технику на четырех колесах.
- Давай знакомиться, - улыбаясь, подошел к нему здоровенный детина и протянул свои ладони-лопаты, - меня зовут Сагир.
Ким подал ему руку, дружески улыбнулся и назвал свое имя.
Подходили остальные обитатели палаты и тоже знакомились с новым больным: Саня...Алексей...Миша...Валера. Лишь один, чья койка стояла в дальнем углу у окна, не вставая со своей постели, безразлично посмотрел на него и отвернулся с той же апатией на лице. Ким не придал этому никакого значения, мало ли что: может он ходить не может как и он сам, может быть у него неприятности и... не до знакомства! Мало ли что может быть!?
Скоро по коридору проплыл женский, призывный голос: «На ужин, все на ужин!»
- У нас свой ужин, - потирая свои огромные руки и обведя взглядом обитателей палаты, Сагир скомандовал, - быстренько стол сюда, - при этом его указательный палец, как стрелка компаса, замер в направлении Кима.
Двое, которые представились как Саня и Валера, перенесли огромный стол от окна к койке Кима. Затем все дружно повытаскивали из своих тумбочек продукты и разложили их на стол.
- Ты у нас неходячий, а потому наша столовая с этого момента будет здесь, - лицо Сагира расплылось в добродушной улыбке. - Остальных прошу к столу. Кушать подано - садитесь жрать, пожалуйста. Все, кроме одного, который не представился Киму, дружно расселись вокруг стола.
- А он почему не садится? - кивнул в его сторону Ким.
- Да он... куркуль, - махнул рукой Сагир, - не обращай внимания. Ну а теперь отметим небольшое событие- в нашем полку прибыло, - предложил он сидящим за столом, доставая из-за пазухи бутылку водки.
- Извините, но у меня ничего нет, - как-то смущенно произнес Ким, глядя на Сагира, который налив в кружку водки, подал ему первым.
- У нас здесь общий котел, не стесняйся... мы все так начинали, - улыбнулся Сагир и затем разлил водку по остальным кружкам.
- Ну, за знакомство и чтобы скорее тебе встать на ноги! - произнес, подняв свою кружку, тот, которого звали Валера. Шесть кружек одновременно сошлись над полулежащим Кимом, окропив его брызгами так драгоценной здесь влаги. Выпили дружно и приступили к ужину. Ассортименту «общего котла» и его количеству позавидовали бы даже повара ресторана. Видимо, жены, лежащих в этой палате больных, были не только искусными хозяйками, любили своих мужей, но и, вдобавок ко всему, очень скучали по ним. Выпили еще. В палате стало веселее, интереснее. Разговорились.
Ким слушал историю каждого: кто и как оказался здесь, кто где работает, кем и... все остальное. Слушая их, он нет-нет да и поглядывал на «куркуля»... с любопытством. Вот тот открыл свою тумбочку и стал раскладывать на подоконник: хлеб, сыр, фрукты, нож, сделанный из ножовочного полотна. На пожелтевший от солнца клочок газеты, лежащей на подоконнике, насыпал щепотку соли. Затем сел на койку лицом к окну и начал трапезу. Никто не пожелал ему «приятного аппетита». На него не обращали никакого внимания, словно его и не существовало. Но и он вел себя так, будто вокруг него была пустота. Киму, полжизни которого прошло в интернате, в студенческих и рабочих общежитиях, в казарме, это было одновременно: и странно, и непонятно, но интересно. Искоса поглядывая на этого странного мужчину лет пятидесятипяти, Ким продолжал слушать истории своих новых друзей по несчастью. Оказалось, что все пятеро, кроме Кима и «куркуля», лежали с травмами рук.
- Мы все пятеро в один день сюда попали - в воскресенье, - кивнул головой Сагир в сторону остальных, - сейчас пойдет поток таких горе-строителей. Лето и все ринулись строить, ремонтировать дачи. Кто пальцы электрофуганком строганет, кто полруки дисковой пилой оттяпает, а я вот палец дрелью просверлил, - показал он на култышку большого пальца левой руки. Потрогал ее и блаженно добавил: «Мне все ж таки крупно повезло...не правая! Да к тому же я с хирургом договорился на повторную операцию».
- Зачем повторно-то? - удивленно спросил Ким.
- А к чему мне эта култышка? Она же только мешать будет, - ответил вопросом на вопрос Сагир, - уберем под корень... удобно работать, красиво.
- А, что, нельзя было сразу?
- Видимо, хирургу было проще и быстрее оттяпать половину пальца,- - грустно улыбнулся тот, - чем под корень.
- А у тебя... что с ногой? - кивнул худощавый мужчина, которого звали Мишей, на забинтованную ногу Кима.
- Упал коленом на бетонную плиту.
- Вон... «куркуль» уже третий месяц лежит здесь точно с такой же травмой, а после... три-четыре месяца будет отдыхать дома, - кивнул он в сторону «куркуля». Так что придется тебе настраиваться на длительный отдых, дружище, на полгода, как минимум.
Ким не пришел в восторг от этой перспективы... его не очень-то прельщал такой «отдых». Из дальнейших разговоров Ким понял, что дни плановых операций определены четко: вторник и четверг. Внеплановые же дни зависели, в основном, от хирургов. Ему посоветовали заранее до операции приготовить пять-шесть пар хирургических перчаток, одноразовые шприцы и еще что-то для капельницы.
- А зачем все это? - удивленно спросил Ким у ребят.
Видя, что он новичок в этом деле и не имеет ни малейщего понятия, они сами составили перечень операционных атрибутов. Киму оставалось только передать этот список жене, чтобы она купила все это и принесла ему.
Четыре дня, пролетели с тех пор как Ким оказался в этой палате. Вот и первый вторник. Начался обход. Хирург и сопровождающие его врачи, медсестра, обошли всех больных. У койки Кима они даже не остановились. Подошел и четверг- следующий операционный день. В надежде, что уж сегодня-то его будут оперировать, Ким с раннего утра стал готовиться к ней. Достал из тумбочки пакет с заранее заготовленными медицинскими принадлежностями, еле-еле доковылял до умывальника, умылся. Полулежа, он ждал обхода и того волнующего момента, когда хирург укажет пальцем в его сторону и скажет медсестре: «Этого- первым!» И сразу же, после обхода, за ним прикатит его «такси» - каталка. Киму хотелось, чтобы его оперировали первым: во-первых, думал он, нет хуже, чем ждать, волноваться. Во-вторых, врачи с утра не спешат, делают все основательно. Он слышал, и не раз, рассказы о том, что бывали случаи, когда хирурги, из-за усталости и в спешке, оставляли инструменты в теле больного.
Прошел обход. И опять хирург не только не сказал те трепетно-ожидаемые слова, но даже и не взглянул в сторону Кима. Он небрежно объявил больным, когда и кого выписывают, дружески улыбнулся «куркулю»: - через пару недель будем вытаскивать спицы - и ушел в сопровождении своей свиты в белых халатах.
- Хирург сказал, когда будут оперировать? - спросил Сагир Кима. Поставив стул к его кровати, сел, положил огромные руки на свои колени и вздохнул. Ким понял - у того к нему есть какой-то разговор. И не ошибся.
- Слушай сюда, - Сагир как-то грустно, по-отечески посмотрел на Кима. - Уже восьмой день пошел, а операцию тебе все еще не делают. Ты не задумывался над этим?
Ким пожал плечами.
- Ты подсунул? - почему-то тихо и заговорщически шепнул ему Сагир.
- Что подсунул и куда? - не понял Ким.
- Ну... этому... хирургу, - не менее удивленно, чем Ким, посмотрел на него этот детина - сажень в плечах.
- Бесплатно сейчас никто тебе операцию не сделает, а тем более такую сложную, - стал разъяснять Сагир тонкости неписанных здесь законов.
- Но у меня нет денег.
- Позвони домой и пусть их срочно привезут.
- Откуда они у них??
Вопрос, видимо, прозвучал так по-детски наивно, что Сагир непроизвольно заерзал на табуретке так, словно ему выдирали здоровые зубы без наркоза. Тут подошли остальные обитатели палаты, кроме «куркуля». Видимо, до этого, данный вопрос уже обсуждался в палате, так как подошедшие с ходу подключились к разъяснению ситуации Кима и как ему из этого выйти.
- Сагир дело говорит! - Миша прямо посмотрел в глаза Киму, - надо быстренько найти деньги; те времена, когда все делали бесплатно, канули в лета. На дворе 95-й год, а не времена «застоя».
- А ноги... это не шутка, - приподняв простыню и взглянув на опухшую больную ногу Кима, Валерий покачал головой.
- Это же государственная больница, врачам деньги платят, - все еще не соглашался и продолжал не понимать Ким, - у меня действительно нет денег и их неоткуда взять.
- Ну, тогда... ходить тебе всю жизнь на костылях, участь не ахти завидная, - вновь покачал головой Валерий, видимо, это у него было привычкой - качать головой когда он волновался.
«Если чисто по-человечески, я бы им вот... - Миша изобразил комбинацию из трех пальцев, - ноль-ноль целых и хрен десятых!»
Советы, мнения, споры продолжались до обеда. Ким начинал понимать и осознавать свое положение. Но в душе он никак не мог согласиться с тем, что какая-то бумага, называемая «деньги», решает: быть ему калекой на всю жизнь или нет. Она, эта бумага, лишает человека таких понятий, как: честь, совесть, добродетель, мораль и нравственность. Ким смотрел на своих новых друзей придавленный мыслями, вопросами, сомнениями. Он еще продолжал не верить в то, что хирург может не сделать ему или кому-то другому операцию, если ему не заплатят. Ким не мог себе представить, что человек, давший клятву Гиппократа, может спокойно спать, веселить в кругу семьи друзей, говорить об искусстве, литературе и вообще... о прекрасном, зная, что он не помог другому человеку в беде.
- А какие слова говорит этот человек, объясняясь в любви? Что говорит он, даря любимой цветы? Какие примеры он приводит своим детям, воспитывая их? - задавал Ким себе эти нескончаемые вопросы и не находил ответа. Он попытался представить себя на месте того, который из-за денег мог оставить в беде другого. Вот кто-то страдает, мучается, а, возможно, останется на всю жизнь калекой, а он, Ким, допустивший это, говорит кому-то о прекрасном, читает стихи о любви, о человечности, преспокойненько спит и без кошмарных снов. И его при этом не мучает совесть... нисколечко! Нет и нет! Он бы не смог так сделать, просто не сумел бы. Видимо, и под дулом автомата не смог бы так поступить.
Задумавшись над всем этим, Ким совсем не слышал ребят, которые в это время продолжали ему что-то объяснять. Он пришел в себя только тогда, когда Валера с Саней куда-то уйдя, вскоре вкатили в палату каталку.
- Осторожненько положите его и накройте простыней, - глазами показал им Сагир на Кима.
Пока те выполняли его команду, Сагир достал из своей тумбочки старый телефонный аппарат. Спрятав почему-то его под рубашку, он заговорщически махнул рукой Валере с Саней. Те кивнули ему в ответ и покатили Кима за ним, куда-то по длинному коридору. Не доезжая до кабинета главврача метров десять-пятнадцать, остановились. Воцарилась тишина ожидания. Сагир достал телефонный аппарат и спрятал его под подушку Кима, а трубку дал ему в руки. Ким ничего не понимая с удивлением смотрел на все это, как в немом кино.
Сагир внимательно посмотрел на дверь главврача; выждал немного и, достав перочинный ножичек, сделал надрез обоев на стене у стыка. Под обоями сверкнули две жилочки телефонного кабеля. Сагир осторожно подсоединил к ним телефонный аппарата и шепнул Киму: «Набирай быстренько номер телефона директора своего». Остальные в это время следили, не идет ли кто по коридору. Ким догадался, что они - на «шухере». Наконец-то Ким понял все. Набрал прямой номер телефона директора. Хотел было уже говорить, но Сагир выхватил трубку и стал говорить сам. А он, видимо, умел не только говорить, но и убеждать. Ким это понял сразу, слушая как Сагир взывал директора к милосердию, человечности. Говорил, что он через все газеты и даже через центральное телевидение поблагодарит директора за отеческую заботу о своих работниках, а в дни его рождения будет заказывать его любимые песни. Сагир не забыл напомнить ему и про КЗОТ, и что Ким согласен на бытовую травму, а «производственная»... предприятию обойдется намного дороже, да и к тому же она чревата последствиями. Сагир, словно всю жизнь просидел в бухгалтерии, а не ремонтировал заводские «балканкары», точно назвал размер матпомощи, которую он может оказать. И что эта сумма, для предприятия, лучшего в республике - раз плюнуть, а для Кима - вопрос жизни и смерти. Удивлению Кима не было предела. «Откуда Сагир знает все о предприятии, если он там не работает? «, - поражался Ким. Сагир еще что-то говорил в трубку, слушал, благодарил: и директора, и бога. Сказав наконец в трубку: «Спасибо! Век Вас будем помнить», - он отсоединил провода, поправил края обоев. Еще раз посмотрел в сторону кабинета главврача и, махнув рукой в сторону палаты, весело скомандовал: «На форсаж! Взлетели, соколы!»
Подошел очередной вторник. Переживая за Кима, все ждали обхода. Когда в сопровождении своей свиты, в палату вошел хирург, взгляды обитателей палаты устремились на Кима. Вот очередь дошла до него. Хирург осмотрел ногу Кима, безадресно улыбнулся: «Этого... первым».
- Не имей сто рублей, а имей - тысячу! - потер руки Сагир, когда врачи ушли и подмигнул Киму, - да воздаст аллах твоему директору! Все, кроме «куркуля», засмеялись, радуясь за Кима.
Буквально через десять минут Кима повезли в операционную. На стене, перед операционным столом, куда его положили, большие круглые часы показывали без четверти девять. Пока две медсестры возились с капельницей, две другие привязали руки Кима к столу, разложили инструменты. Хирург привычно руководил подготовительной работой своих помощниц, рассматривал инструменты. Задавал Киму вопросы, которые почему-то никак не относились ни к его ноге, ни к предстоящей операции. Догадался - «заговаривает зубы». Глядя на руки врачей, Ким улыбнулся про себя: «Одна пара перчаток даже лишняя». Жена тогда принесла ему шесть пар перчаток. Часы показывали ровно девять, когда для него перестало существовать время, пространство и реальный мир. А когда очнулся, то долго не мог понять: где он находится, что с ним и что было до этого.
- Во сколько меня сюда привезли? - посмотрел он на Сагира, когда уже в палате он пришел в себя, - что со мной было?
- Ровно в двенадцать часов, - улыбнулся тот, подойдя к его койке, - все путем, отдыхай.
Подошли и другие. Смотрели на него молча, с любопытством
- Ты просил пить и постоянно кусал руки, - улыбнулся Миша, - но мы не дали пить, противопоказано после операции, - уточнил он. - А зачем ты руки-то свои кусал в бреду? Перепугал даже нас.
- Привычка, видимо, - смутился Ким, - я пять лет учился на дневном, а ночью работал штангистом. Чтобы на лекциях не уснуть, кусал руки...иногда до крови. Вот и осталась эта дурная привычка до сих пор.
Обитатели палаты и даже «куркуль» удивленно посмотрели на Кима. Их удивило, видимо, не столько то, что Ким пять лет работал и учился на дневном в техническом вузе, это - не гуманитарщина, а - его работа... - «штангистом».
- Как это... штангистом? - Миша даже наклонился над ним, словно боясь, что может не расслышать, не так понять.
- Я занимался ремонтом токоприемников троллейбусов, - стал объяснять Ким. Для наглядности он двумя растопыренными пальцами показал над головой, имитируя токоприемники, как они скользят по медным проводам электролинии. - Так вот эти два рога троллейбуса водители прозвали по-своему - «штангами». Поэтому меня в депо все так и называли... «штангист».
- Жаль, что в нашем городе не ходят троллейбусы, - Миша почему-то с сожалением посмотрел на ребят. Никто не понял, что он хотел этим сказать: или ему очень хотелось покататься на троллейбусе или ему вдруг тоже захотелось стать «штангистом».
Этот день прошел быстро. В палате горел «ночник». Все спали кроме Кима. Он позавидовал крепкому сну остальных. Вон Сагир, как былинный богатырь, закинул руки за голову и равномерно храпит. Алексей улыбался кому-то во сне. «Куркуль» спал ко всем спиной, крепко обняв свою подушку, словно боясь, что ее могут ненароком стащить. Валера, тот не подавал ни малейщих признаков жизни. «Может он умер?» - засомневался Ким, глядя в его сторону. Хотел даже позвать дежурную медсестру, но в это время его сосед по койке - Миша, завозился в бреду, закричал: «Подождите! Возьмите меня!» Он даже протянул руку, задергал ногами. «Видимо, за кем-то бежит», - решил Ким, глядя на него, - а может догоняет троллейбус, который в их городе не ходит?
Сам Ким так и не смог сомкнуть глаз. Казалось, что боль никогда не покинет его. А прооперированная нога ныла так, словно ее сжимали в тисках. За ночь медсестра сделала ему несколько обезболивающих уколов. Сам он проглотил все таблетки, прибранные им про запас, но и они не помогали. Днем опять делали уколы, но боль не унималась. Ким иногда накрывался простыней, чтобы другие не видели - стеснялся и кусал руки. Но не заметить его мучения в палате не могли. Потому всячески старались его поддерживать. Одни предлагали импортные дефицитные таблетки, другие уговаривали медсестер чаще делать ему обезболивающие уколы, перекладывали из своих тумбочек на его тумбочку соки, фрукты, сладости. Даже «куркуль» иногда, жалостливо поглядывая на Кима, шарил по карманам своего дерматинового, коричневого пиджака; перебирал все в тумбочке, видимо, искал что-то для него, но не находил. Если к другим в палате каждый день приходили родные, близкие и просто знакомые, то к нему в неделю раз приходила только какая-то тоже очень уж замкнутая женщина. Она молча выкладывала из своей сетки продукты в тумбочку «куркуля», усаживалась на кровати... рядом с ним. Посидев молча минут десять-пятнадцать, она также молча уходила - без «до свидания»... остальным в палате.
Настоящим кошмаром оказалась для Кима и вторая ночь. Опять страшные боли не давали сомкнуть глаза хотя бы на минуту. До операции нога тоже болела, но не сильно. Он даже отказался тогда от обезболивающих уколов, а таблетки складывал в тумбочку. Сейчас этот десятидневный запас он проглотил за пару дней. Но и это не помогало.
- Если бы операцию сделали своевременно, то таких бы болей не было, - в сердцах возмущался Сагир, сидя у кровати Кима. - Видимо, кости за десять дней обросли мясом. Да и самому хирургу было бы проще и быстрее сделать операцию по горячим следам, а не ждать... когда ногу впору было ампутировать.
- Козлы! - выругался Миша, стоявший тут же рядом с Сагиром, - фашисты! Чтоб подавиться вам этими деньгами!
- Ты не матерись, а лучше закажи-ка своей супруге бутылочку, - шепнул Сагир «матершиннику», у которого жена работала в магазине... рядом и имела постоянный пропуск в палату.
- Может сразу парочку? - уточнил тот, - аппетит приходит во время еды.
- Хоть ящик, - улыбнулся Сагир, - а пока все из палаты - на перекур, пусть Ким отдохнет. Все, кроме «куркуля», тихо, но быстро покинули помещение.
Ким попытался закрыть глаза и вздремнуть, но не смог. Нога его словно горела, а жар от ноги расплывался по всему телу. Ким даже громко застонал от этих бесконечных мук и, видимо, этим разбудил «куркуля», который не ушел со всеми на перекур- не курил. Вот он встал и накинул свой дерматиновый пиджак, хотя в палате было жарко, а на улице стоял июль. Подошел к кровати Кима, посмотрел на простыню, под которой, предположительно, находились его ноги и спросил улыбаясь: «Ты ноги-то свои хоть видел после операции? «
- Нет, а что? - Ким удивленно перевел взгляд с «куркуля» на то место, куда указал тот. Его прошиб холодный пот- он понял смысл вопроса «куркуля». Не веря самому себе в страхе он откинул простыню. Нет, ноги были на месте. Ким облегченно вздохнул, вытер пот со лба углом простыни.
- Не хотел тебя пугать... вышло так, - успакаивающе сказал «куркуль» Киму, - хочешь, анекдот расскажу? Как раз... кстати!
Ким утвердительно кивнул головой.
- Лежит мужик после операции, как и ты, - «куркуль» опять посмотрел на ноги Кима, - как и у тебя ноги мужика прикрыты простыней. Вбегает молоденькая медсестра из операционного отделения и говорит: «Больной, для вас есть три новости: первая - плохая, вторая- хорошая, третья- прекрасная! C которой начать?»
- Давай уж с плохой, - говорит больной.
- Так вот: наш хирург перепутал и вместо больной ноги отрезал тебе здоровую.
- А хорошая?- спрашивает тот.
- Ну, наш хирург молодец, - отвечает медсестра, - он не посчитался с личным временем, задержался на работе и отпилил тебе и больную ногу.
- Что ж тогда может быть прекрасным?! - чуть не плача спрашивает больной.
- Наш хирург нашел покупателя на Ваши туфли, - отвечает медсестра.
Затем «куркуль» рассказал еще несколько анекдотов на медицинскую тему и пошел спать. Киму анекдоты понравились, да и на «куркуля « он уже не смотрел так однозначно и не так категорично, как другие. «Да и не «куркуль» он вовсе, просто своеобразный», - убеждал себя Ким. Вон анекдоты рассказывал, чтобы хоть как-то немного развлечь меня. А то, что он держится обособленно, ест отдельно и веры... скорее староверской, то кому ж от этого плохо?! Вреда он никому не делает, не курит, не пьет.
Эти и еще много других доводов приводил сам себе Ким в поддержку «куркуля», в его защиту. А тот, видимо, и не нуждался в защитниках - уже равномерно посапывал, как младенец, лежа на койке в своем дерматиновом пиджаке.
На третью ночь бол немного спала. Наблюдая мирный сон друзей, Ким постепенно стал засыпать. Наконец он уснул и видел сон. Будто лежит он в палате один, никого нет. Только в углу, у окна стоит хирург, почему-то в пиджаке «куркуля»- в коричневом, дерматиновом и зло шепчет ему: «Мало-о, мало дали!» Но Ким и сам не знает какую сумму денег за него передали. Глядя на пустую кровать Сагира, беспомощно разводит руками.
- Врешь, знаешь, - шипит на него хирург и идет к нему. В руках у него огромные клещи, точно такие, которыми рабочие в кузнечном цехе достают из печей раскаленные добела заготовки и кидают на наковальни под пневматические молота. Он пытается встать, убежать, но не может. Вот хирург уже стоит над ним и старается захватить теми клещами его больную ногу. Клещи еще не коснулись колена, куда метится хирург, а он уже чувствует боль и подбирает ноги под себя. Но вот все же два жала клещей впились ему в колено. От приступа жгучей боли Ким потянулся к колену и громко выругался вслух на всю палату: « Ты, курку-у-уль!»
Первым вскочил Сагир и подбежал к кровати Кима. Миша уже включил свет в палате; остальные, приподнявшись с кроватей, смотрели, ничего не понимая, в сторону Кима и Сагира, протирая сонные глаза.
- Что он сделал?- угрожающе смотрит Сагир в сторону «куркуля» и медленно сжимает кулаки-кувалды. Но «куркуль» лежит на своей кровати, как всегда, спиной к другим и равномерно храпит.
- Не трогайте его, - тихо произносит Ким, глядя на Сагира и на остальных, - он вам не «куркуль»! «Не куркуль»!