Отшельник

ОТШЕЛЬНИК

Жил-был Отшельник Ги.
 Он не всегда был Отшельником. Даже теперь, когда побороть склонность к уединению становилось все труднее, он, тайком от себя, неистово любил людей, природу, за короткие минуты радости прощал все несовершенства. Умение любить и прощать далось ему когда-то очень дорого. И он уже никогда бы не смог разучиться, даже если бы сам того захотел.
Когда-то отшельник был Фавном. Надо сказать, многие люди были когда-то фавнами и нимфами. Возможно, это было самое счастливое для человечества время. Равные доли природы и разума сочетались в этих существах. Они вовсе не обязательно были козлоногими. Козлоногие фавны, лошадинозадые кентавры и быкоголовые минотавры –  жалкие подобия  Единения природы и человека. Остатки истинного величия отразились в культуре  древних египтян, но приобрели жестокую, извращенную форму египетских суровых божеств.
Истинный фавн мог обрести полностью или частично практически любую форму: обратиться в цветок, тростник, бледноликого изящного русала или  забавного крылатого фея. Наш фавн как и большинство других одинаково любил землю, воздух и воду. А потому все три стихии были открыты ему.
Позже люди будут «покорять» эти стихии при помощи хитроумных машин. Не понимая, что это покорение сильно смахивает на насилие. Любить - лучший способ быть любимым. Единственный способ.
Время менялось. Фавны исчезали, появлялись люди. Наш Фавн держался даже тогда, когда его стали считать сказочным существом. Тяжело стало дышать, плавать, вслушиваться в мудрую землю. Тяжело, не потому что Земля была так измучена как в нынешние времена. Но потому, что она страдала от первых доказательств предательства и невнимания своих детей.
Ги не мог вынести ее стонов, и перестал надеяться. Одно время решил обратиться в свободную птицу гор. Высокие горы и облака заглушали боль земли. Но тоскливо было парить в небесах. Сначала испытал он облегчение презрение к зверькам, не умеющим летать, зверькам в чью шерстку впивался острыми когтями. Скоро  волны  тоски стали разрывали пернатую грудь. Короткий период спасительной прохлады, что давало презрение, прошел. Полнота радости жизни не возвращалась.
Может, следует понять лучше свою человеческую часть, - подумал Ги. И пришел в мир людей. Человеческая половина жила в нем изначально. Увы, в мире людей постигло его еще большее разочарование. Убивают животные и птицы. Он сам убивал, но лишь ради пищи. Убивать себе подобных лишь в случае смертельной опасности; не разрушать своего гнезда, жилища, уважать жилища других – закон, которому следую самые жестокие из земных существ. Но люди не следовали ему.  Люди постоянно воевали, убивали просто так, запасали пищи больше, чем могли бы поглотить. И самое главное -–люди лгали. Лгали даже тогда, когда силились сказать правду. Их язык был столь запутан и замусорен, что практически ни одну вещь или понятие не могли они назвать своим именем. А потому теряли смысл вещей и понятий.
Люди мечтали о полетах и уже начали покорять небо при помощи неуклюжих машин, неумело барахтались в воде, забыв о том, что такое свободно дышать всей кожей в самых далеких глубинах. Голос земли слышали  люди лишь будучи совсем малыми или приближаясь к смертному часу.
Ги отчаялся, молил о том, чтобы раствориться в земле, небе и воде. Может, мир и стал бы в тот миг чуточку счастливее. Но судьба распорядилась по-другому.
В то время он и стал Отшельником. Жил в дремучем холодном лесу. Пытался думать. Но скоро ему это надоело. Потому что так и не приходил ответ на вопрос: Зачем я здесь, если ничего не могу изменить. А раз ничего нельзя было изменить, он не мог быть счастливым, когда вокруг было много несчастья. Зато в то время получил он немного облегчения и покоя. Природные стихии лечили его, свою частичку. Потому что иначе быть не могло. А он лечил мир вокруг. Они обменивались друг с другом тем, что было необходимо каждому. Просто чтобы выжить. Люди называют этот обмен «доброта», «любовь». Мудрецы говорят: закон выживания.
Ги мог бы остаться отшельником многие жизни, однажды растворившись в мире. Но снова из какой-то скрытой глубины стала подниматься тоска. И он понял, – она не проходила, только спряталась. Также понял, что не может быть отшельником. Пришло время выбрать. А он не знал что – и потому очутился там, куда отправлялись многие из тех, кто пребывал в сомнении. Он родился в стране парадоксов.
Нынешний Ги забыл почти все, что с ним происходило. Ему дана была возможность снова начать поиск. За короткий период человеческого детства и юности прошел он все стадии, что привели его в страну Парадоксов. Радовался всему вокруг, удивлялся, купался в заботе и ласке. Но быстро пробудилось в нем сомнение и ранимость, а значит, пробудилось и сострадание. Может, он рано поддался тоске, и решил сделать выбор. Но теперь уже нельзя было ничего изменить. Начали вскрываться наспех залеченные раны. Он снова мучился, снова слышал боль природы, снова познавал ложь и запутанность мира людей. Больше всего как и раньше ранило его то, что люди говорили о том, чего вовсе не чувствовали, и не слышали того, чего, казалось бы, не могли не слышать. Так и в этой жизни он подошел к стадии отшельничества. И покинул страну Парадоксов, надеясь избавиться от сомнений. К этой точке, с которой, повинуясь неведомому для смертных ритму, должен был начаться  отсчет. Для чего? Для чего он снова добрался до этой ступеньки…  Ги снова был отшельником. И снова больше не мог быть им. Никто не знал, что он превратился в Отшельника. Даже сам Ги уверял себя порой, что ничем не отличается от других людей. И все же отгородил хрупкую часть себя, сделав невидимой.
В нашем мире есть отшельники, и те, кто хочет ими казаться. Отличить их не легко. Они больше не носят изношенную одежду и редко живут в пещерах.
Отшельник открывается лишь природе. Она – лучшая его часть. Больше всего Ги любил море. Морская стихия – самая недоступная для людей. Непроницаемой стеной она стремилась защитить его от человеческих мыслей и чувств, не всегда дурных. Но всегда вносящих смятение. Смятение пробуждало тоску, напоминание о том, что он по-прежнему не готов сделать следующий шаг. Кем уготовано стать Отшельнику?  Ги не знал, куда ему идти. Но знал, что знакомая тоска снова достигла критического предела.  Куда? Может, об этом просто не нужно было думать…