пьеса

Жующие, галдящие, подпрыгивающие от нетерпения зрители. Кто-то покупает программки на пьесу, кто-то спешит в буфет, кто-то в туалет. Некоторые еще не пришли, а некоторые успели задремать на своих местах. Первый звонок! Людская масса начала приобретать некоторую ленивую оживленность. Второй звонок! Те, кто еще не успел занять свои места в зале, торопились их занять, те, кто занял, пытались усидеть на месте. Третий звонок! Все готовы. Уходит на задний план шушуканье зала, поднимается занавес, зрители с замиранием сердца следят за действием на сцене. А на сцене живет человек. Обычный человек, он даже ничем не отличался от остальных людей, ну разве что только тем, что находился на сцене. Он играет, он живет. Хитросплетение на сцене превращается в пляску игры актера, и уже не ясно, играет ли актер жизнь, или это жизнь играет актером. Осмелюсь предположить, что так выглядит жизнь любого человека. Вот он красуется на сцене, вот он в центре всеобщего внимания, вот ему аплодируют. Вот он довольно раскланивается, получает множество цветов. И…занавес. Должный конец для зрителей, неожиданный для игрока. Вот он стоит, скрытый от чужих глаз занавесом смерти с цветами в руках. Опускается его голова, опускаются его руки. Почувствовав отсутствие опоры, на пол полетели цветы: ярко-алые астры. Они сыпались на пол: одна, вторая, третья! Когда сороковая астра коснулась пола, наш актер растворился в сумраке закулисья. Зажигается свет. Зрители с довольным гудением покидают театр. Они бегут кто куда. Кто-то в туалет, кто-то в буфет, кто-то к гардеробу. Они продолжают жить дальше!