Записки рыболова-любителя Гл. 366-369

Сентябрь первокурсники провели в колхозе на морковке. Вернувшись оттуда простуженной, Иринка не отлежалась, а ездила на занятия, видать, добавила и угодила теперь в сестрорецкую больницу.
Тётя Тамара навещала её каждый день, подкармливала, приезжал Дима. Мы держали связь с Бургвицами по телефону, Сашуля из Калининграда, а я из Сочи. К счастью, всё обошлось без осложнений, и через две недели Иринку выписали, но в институте накопились отработки - не сданные промежуточные зачёты. А тут ещё Сашуле предстояло ложиться в больницу на операцию - удалять миому.
Беспокойство за Иринку и Сашулю не позволяло мне в Сочи чувствовать себя в полной мере курортником и, конечно, снижало тонус, оставляя осадок в виде чувства неуместности моего нахождения здесь. Но ведь я был приглашённый лектор из того меньшинства, которому предоставили по 4, а не по 2 часа на лекцию. Так или иначе, я был в Сочи, и тому же эта Школа была очень кстати для предполагаемой работы над книгой (правда, Б.Е. что-то молчал).
В остальном же всё было, как всегда, чудесно. Из обсерватории кроме меня поехали ещё от нашей лаборатории Володя Клименко и Ваня Карпов. От Саенко должна была поехать Надежда Тепеницина. Саенко сам хотел поехать, но его не отпустили врачи. Он уже больше полугода мучился шейным остеохондрозом, осложнённым мнительностью на почве развившейся после защиты неврастении, и теперь лежал на обследовании в областной больнице.
Надежду же не отпустили Иванов и Карвецкий - секретарь парторганизации КМИО, как коммунистку, по идиотской причине: у них отчётно-перевыборное собрание на носу, а коммунисты, которых и так наперечёт, не в полном составе - Саенко в больнице, Иглаков в отпуске, кто-то ещё где-то в командировке, так что Тепеницина без Школы обойдётся, а они без неё никак, особливо в свете нынешней борьбы за дисциплину. Не помогли ни мои серьёзные уговоры, ни мои насмешки.
Надежда осталась, а к собранию и Саенко, и Иглаков, и все прочие появились. Зато повезло Коле Нацваляну. Он поехал вместо Надежды, а от университета поехала его жена Лида, правда, за свой счёт и в счёт отпуска, так как Сочи не было в плане командировок кафедры, а убедить бухгалтерию в том, что там на самом деле будут научные заседания, им не удалось, хотя Латышеву разрешили послать от его кафедры Белякову - аспирантку Латышева и Фаткуллина (Костя выбрал себе в напарники теперь Марса вместо Осипова, а Марс искал опору на стороне, не имея её в ИЗМИРАНе).
В "Спутнике" в этот раз школьников поселили в двухместных комфортабельных номерах нового высотного корпуса - 17-этажной сейсмоустойчивой башни, за строительством которой можно было наблюдать ещё в 76-м году. Комфорта, конечно, прибавилось существенно. Раньше туалет был общий на этаж и вечно с очередью, а душ общий на весь корпус, и в четырёхместных кубриках не повернуться. Зато все толпились и общались в холлах, где гремели шахматные блиц-баталии, а теперь все расползлись по своим углам на трёх этажах и не видно никого. Правда, спокойнее так.
Мы с Клименко поселились вместе в одном номере, а Ваня этажом ниже и тоже с Ваней, из Ростова, таким же молодым ещё специалистом. В первый вечер, когда нас не поставили ещё на довольствие, мы отправились втроём по шоссе в сторону центра, то есть собственно в Сочи (а "Спутник" находится между Хостой и Мацестой) прогуляться и в надежде где-нибудь подкормиться по дороге. Однако ближайшие забегаловки оказались уже закрытыми или занятыми под "спецобслуживание", и километра через два Клименко сник - отказался идти дальше: не до Сочи же в самом деле тащиться, и вернулся в "Спутник".
А нас с Ваней вполне устраивала прогулка под тёплым и чёрным уже вечерним южным небом, и мы потопали дальше, вот только потоки машин раздражали. В награду за наше упорство буквально через 10 минут после того, как нас покинул Володя, нас приютил чудесный уголок - закусочная "Пальма", обыкновенная небольшая стекляшка чуть на отшибе от санаториев и посещаемая, главным образом, таксистами с тем, чтобы быстро перекусить. Здесь прямо на глазах посетителей готовят чебуреки и аппетитные колбаски, забыл, как называются (митетеи, кажется, или что-то в этом роде). И народу практически нет, человек пять всего.
Мы с Ваней взяли и чебуреков, и колбасок, и сухого белого вина к ним, и стало нам очень хорошо. После "Пальмы" мы готовы были идти дальше хоть до самого центра, может, в киношку какую попадём, всё равно делать нечего. Прошли стадион, дендрарий, это уже окраина собственно Сочи, вышли к новому цирку, призывно сверкавшему огнями.
- Вот, это то, что нам нужно, - решили мы с Ваней. - Народ толпится, значит, сейчас представление начнётся. Айда туда!
Впопыхах мы схватили с рук первые попавшиеся билеты, хотя они были и в кассе. С этими билетами бросились к контролёру, полагая, что уже опаздываем. Оказалось, что до начала ещё полчаса, а вот билеты мы взяли... на завтрашнее число. Мы с Ваней дёрнулись было обратно к кассе, но контролёрша смилостивилась: забрала у нас билеты, не отрывая контроль, и пропустила, предупредив, чтобы шли наверх и садились на свободные места, когда остальные рассядутся.
В оставшееся до начала представления время мы с Ваней обходили по кольцу двухэтажное фойе и восхищались изобилием разливочных точек, пропустили по стаканчику креплёного и уселись в мягких креслах наверху, озираясь по сторонам. Помещение огромное, а уютное. Кондиционирование отличное, и свободных мест достаточно, около четверти примерно.
Цирк-то оказывается на льду сегодня, московский, гастроли.
Началось представление, загремела музыка, световые эффекты впечатляющие, номера в общем-то стандартные, как и в обычном цирке, но всё на коньках, даже гуси, петухи и утки, не говоря уже о медведях. Нам с Ваней все номера очень понравились. В перерыве мы ещё выпили сухонького, в этот раз на открытой веранде, на свежем воздухе, и второе отделение смотрели с ещё большим воодушевлением.
Вышли такие довольные, что в "Спутник" решили опять пешком топать и дошли за час двадцать примерно, значит, километров 7-8 от "Спутника" до цирка.
Вообще Ваня оказался лёгким на ногу. Мы с ним на Ахун-гору лазили, это 11 километров по дороге, но мы лазили напрямик. Поначалу было сбились с пути в дебрях и вылезли на гребень какого-то отрога, пришлось опять вниз спускаться. Зато потом мы так чётко карабкались наверх, что вылезли в конце концов прямо на задворки шашлычной, что на самой макушке Ахун-горы. Рядом с ней башня, откуда вид прекрасный на Кавказские горы, даже Эльбрус виден.
Обратно мы спускались по шоссе, я порывался бегом бежать, но Ваня не смог меня поддержать, так как натёр мозоли моими кедами (я взял с собой и кеды, и кроссовки). Эти мозоли у него долго не заживали, но несмотря на них Ваня часто бегал со мной по утрам. Будил нас и возглавлял пробежки Эдик Гинзбург. Он сам первый год только как бегал и бросил курить в связи с этим, но, несмотря на свои 50 уже лет, с лишком даже, бегал как чёрт, подолгу и быстро.
Вставали мы в начале седьмого, выбегали на пляж, делали зарядочку, а затем 45 минут бегали по берегу моря, если не был закрыт пляж санатория ЦК КПСС (сам санаторий на горе, а к морю лифт сквозь гору и туннель, отдыхают там не члены ЦК, а всякие блатные), или вокруг "Спутника". С нами бегала ещё Саша Докучаева из Алма-Аты, позже и другие выбегали, но не так регулярно, как мы. Эдик со своим темпом наматывал 5 кругов до конца пляжа ЦК и обратно, а мы с Ваней только 4.
Потом, остыв слегка, купались в море. Вода градусов 14 (температура воздуха днём 18, изредка до 22, солнышко не каждый день было, всё-таки конец октября - начало ноября, и здесь уже осень), поначалу обжигает, но после нескольких энергичных гребков уже приятно, так как тело хорошо разогрето бегом. И только когда мы уже растирались на берегу, врубался радиоузел "Спутника", вещая подъём для остальных бодрой песенкой про "Спутник", а потом "Утренней гимнастикой" Высоцкого. Под неё мы возвращались в свои номера, принимали душ, отогреваясь после купания, и - на завтрак.
По вечерам, после ужина Ваня с Володей либо отправлялись на дискотеку не столько плясать, сколько пропустить сухонького под музыку, либо заваливались в наш номер вместе с Лариской Зеленковой и Людмилой Немцевой (с их кафедры) писать пулю, при этом все четверо дымили как паровозы, не обращая никакого внимания на меня, пытавшегося писать лёжа в кровати. Засыпал я в этом чаду отлично, так как вставал рано, и претензий игрокам не предъявлял.
Не к самому началу почему-то приехала Гудрун, мы очень обрадовались друг другу. Я подарил ей несколько хороших кусков янтаря и сводил в цирк: наш поход с Ваней оставил у меня такое приятное впечатление, что я решил повторить его с Гудрун. Она удивилась моему предложению и сказала, что не очень любит цирк, но я был уверен, что ей понравится, и не ошибся.
Мы дошли пешком до "Пальмы", отведали там чебуреков с сухим вином - Гудрун ни разу их ещё не ела, а тут и готовят на глазах, затем зашли в "Камелию" - интуристовскую гостиницу, где поселили иностранцев, приехавших на Школу, - выпили по рюмочке коньяку у неё в номере, а оттуда, опять пешком, дошли до цирка. Программа уже сменилась, цирк был теперь не на льду, а обыкновенный, на опилках, с тиграми, но не хуже, чем в прошлый раз. Особенно хороши были ковёрные, заставлявшие иногда хохотать до слез, до колик, как в детстве.
Мы сидели в этот раз внизу, у самой арены, видно всё было отлично, только шея уставала, когда смотреть нужно было вверх. В перерыве я угощал Гудрун пирожными и вином, а после представления проводил её до "Камелии" и оттуда бегом до "Спутника" - пробежаться чего-то захотелось.
Гудрун расспрашивала меня про моё здоровье, последний раз мы ведь виделись с ней в декабре, в разгар моей депрессии. Я рассказал про наши занятия бегом с Митей, похоже, что бег мне больше всего пошёл на пользу. Рассказал про Иринку - дочь студентка уже, со второго захода поступила, работала санитаркой, скоро, глядишь, замуж выскочит, а там и дедом стану.
Гудрун рассказывала про то, как они нелегально поженились с Детлефом, будучи ещё студентами, - тогда в ГДР студентам жениться не разрешалось. Они жили порознь в общежитии, родилась дочка, и Гудрун нянчила и растила её тут же в общежитии, в комнате, где она жила с ещё одной девушкой.
Гудрун приехала не на весь срок Школы и уехала как-то неожиданно - у неё были дела в Москве, и мы с ней даже проститься толком не успели.

Лекция мне удалась, хвалили. Но и готовился к ней я, слава Богу, тщательно. Надо было ведь и основы напомнить слушателям, чтобы всё было понятно, и в то же время не хотелось повторять то, что читал уже на прошлой школе.
На банкете опять была Опера про Школу, теперь уже и я был в числе её персонажей. Когда по окончании товарищеского ужина банкет перекочевал в номера и холлы жилого корпуса, мы с Андреем Михайловым сорвали голоса, распевая Высоцкого под Андрюшин аккомпанемент на гитаре, благо под рукой имелись тексты - мне Лариска (вот что значит старый друг) привезла из Ленинграда и подарила переплетённый сборник песен Высоцкого, отпечатанный любителями на компьютере.
Когда этот концерт закончился, мы с Клименко обнаружили, что в наш номер невозможно попасть. Дверь изнутри заклинило снизу паркетом, вздыбившемся, наконец, от регулярного подтекания воды из душевой. Недолго думая спьяну, я вышиб дверь плечом вместе с частью косяка, к которой она крепилась. Зашли в номер, приставили дверь к проёму и легли спать.
Через пару часов неугомонный Гинзбург пришёл будить меня на утреннюю пробежку. Постучал тихонько - нет реакции, стукнул посильнее, и дверь со звуком артиллерийского выстрела грохнулась на пол. Никто, однако, не проснулся вокруг, так нагулялись. И меня Гинзбург не смог поднять; это был единственный раз, когда я не бегал утром.
Выломанную дверь нам простили, пришёл мастер, и всё быстро починил. Оказывается, это не первый раз у них такая история случается.
Традиционные поездки в Сухуми и на Рицу в этот раз утомили и не доставили мне особого удовольствия, хотя, конечно, участок дороги непосредственно перед Рицой - сначала по дну узкого ущелья, потом по краю обрыва в пропасть - тронул-таки мои чувства, куда денешься. А Ваня с Володей, Лариской и Людмилой не теряли времени и тут даром - всю дорогу пулю писали на заднем сиденье автобуса.
В Калининград возвращались тем же рейсом с двумя посадками - в Одессе и Минске, что и летели сюда. Нагрузились фруктами - хурмой, которую я тщательно поштучно завернул в скомканные куски газет, дабы избежать неудачи, которая постигла Ваню. Он с базара до "Спутника" свою хурму довезти не сумел, вся в кисель превратилась, ложкой его хлебали.
В адлерском аэропорту Коля Нацвалян облегчённо вздохнул, когда безо всякой задержки объявили посадку. В прошлый раз мы крепко застряли в этом аэропорту, тоскливо ожидая прибытия самолёта. Коля надолго это запомнил и боялся, как бы история не повторилась. Я ему сказал:
- Подожди, радоваться в Калининграде будешь.
И как накаркал. История повторилась. Только в этот раз нас посадили в самолёт, продержали там больше часа, в течение которого мы совсем одурели, и вывели обратно - что-то с турбиной одной случилось. Улетели где-то посередь ночи, и хоть, слава Богу, больше нигде не задерживались. Хурму свою, как ни странно, я довёз в целости и сохранности.

367

Утром 11-го ноября я был дома. Обратные билеты на вылет из Сочи были заказаны заранее, ещё до отлёта туда. Когда программа Школы стала известна, я попытался обменять билеты, чтобы вернуться домой пораньше, к праздникам, но это не удалось. В результате получилось так, что дома никого не оказалось.
Сашуля 9-го легла в больницу, Митю забрали к себе дед с Тамарой Сергеевной, а буквально накануне, 10-го утром, улетела Ирина, приезжавшая на праздники. Я забрал Митю от деда, и первым делом мы с ним пошли к Сашуле. Оказалось, операцию ей отложили - низкий гемоглобин, будут поднимать. У Иринки всё вроде бы в порядке, чувствует себя хорошо, бодренькая, учиться нравится, с Бургвицами ладит, вот только ездить далеко, устаёт.
Я стал носить Сашуле в больницу гранаты и печёнку, которую покупал на базаре и жарил, для поднятия гемоглобина. На выходные она сбегала домой.
По приезде из Сочи я обнаружил дома письмо от Б.Е., написанное месяц назад.

"Дорогой Саша!
Ужасно стыдно думать о том, как я затянул ответ на Ваше письмо, давая повод к предположениям о своей уже угасшей трудоспособности. Летом кроме отдыха мне пришлось составлять и обдумывать программу исследований ионосферы методом некогерентного рассеяния (НР). Работа, не предназначенная для печати, получилась довольно солидной, объёмом с хорошую диссертацию, около 100 печатных страниц, и до её окончания как-то не собрался продумать ответ для Вас. Не получается выполнение нескольких дел сразу.
Итак, весною мы начали разговор о том, что следовало бы изложить на бумаге, в виде книги, то, что мы с Вами знаем об ионосфере. Я должен был написать обо всём подробнее, может быть, что-то и писал, в таком случае прошу прощения за возможные повторы.
Почему я обратился к Вам. Относительно себя могу сказать, что за последние годы несколько раз составлял обзоры работ по НР и должен был бы приступить к составлению нового, но возникла мысль сделать это несколько иначе, с Вашей помощью. Вообще же у меня есть ощущение, что в течение жизни я несколько раз упускал возможность написать то, что знаю, и что продумал, и что в конечном счёте я сделал не всё, что мог. С Вами мне хотелось бы сотрудничать во-первых потому, что весь предыдущий опыт сотрудничества оставил только приятные воспоминания, и представляется, что мы бы сработались. Общаясь с Вами, я всегда узнавал много нового для себя; Вы мне представляетесь человеком сведущим, в курсе важнейших научных новостей, человеком думающим и в высшей степени добросовестным. Уверен, что Вы знаете много интересного.
Сотрудничество, разумеется, потребовало бы более частых встреч, надеюсь, что это осуществимо, то есть мы найдём какую-то форму общения. На Ваш семинар я приехать не смог, оставался вместо Распопова, но полагаю, что нам удастся встречаться и без семинаров, и это может быть даже удобнее.
О книге. Книг об ионосфере написано уже довольно много, но нет впечатления, что здесь всё в порядке, и дальнейшие усилия не требуются. Книги, написанные в последнее время, хотя и называются "об ионосфере", но на самом деле в большей мере - о космической плазме и о магнитосфере. Пример - книга Ратклифа "Введение в физику ионосферы и магнитосферы", которая содержит гораздо меньше информации об ионосфере, чем его же предшествующая книга ("Магнито-ионная теория...") с очень хорошим разбором вопросов зондирования, распространения радиоволн в ионосфере и смежных вопросов. Книга Харгривса - университетский курс, но гораздо шире, чем об ионосфере, и ионосфера как бы потонула в более общих вопросах. Бесспорно, хороша книга Ришбета и Гарриота, но ведь ей уже больше 15 лет, и вопросы, злободневные сейчас (ионосферные возмущения, полярная ионосфера, физика провала) в ней вообще не затронуты. Книги сибиряков и Казимировского - несколько частные, посвящены специальной теме, уже, чем следовало бы.
Осложняющим фактором на нашем пути может явиться то, что наш Ю.Г. Мизун уже пропустил через экспертизу за лето несколько рукописей, общим объёмом около тысячи страниц. На днях мне пришлось перелистать дополнительную рукопись ещё на триста с лишним страниц, написанную совместно с В.С. Мингалёвым. Её оглавление вкладываю в настоящее письмо. Что я могу сказать по этому поводу? Написано в общей сложности почти полторы тысячи страниц. Из моего общения с Юрием Гавриловичем ранее у меня сложилось впечатление, что пишет он с фантастической скоростью, но когда это написанное рассматриваешь более подробно, то всегда создаётся впечатление, что работа в чём-то пустовата, что главная мысль в ней отсутствует. Такое же впечатление и от просмотренного теперь: источники староваты, как правило - до 1977 года, и не ясно в связи с этим, отражает ли обзор современное состояние вопроса. Даётся подробное описание или разбор какой-то одной работы, и не ясно, действительно ли эта работа является определяющей. Короче, не думаю, чтобы этой книгой вопрос был снят, хотя желание подождать до её выхода или до возможности более подробного ознакомления с нею может быть и вполне законным.
О возможном плане нашей книги. Думаю, что в ней должны быть главы или разделы по следующим вопросам.
1. Методы исследования ионосферы, однако без подробностей, скорее - возможности методов, чем сами методы. Должны упоминаться:
а) старые классические методы - зондирование, измерения поглощения и полного электронного содержания, возможно, и специальные исследования нижней ионосферы.
б) Спутниковые исследования верхней атмосферы, зондирование сверху.
в) Метод некогерентного рассеяния, более подробно как метод растущей важности.
г) Математическое моделирование как метод исследования самой ионосферы и процессов в ней. Здесь Вам и карты в руки.
2) Условия, в которых находится ионосфера, и которые определяют её состояние: магнитосфера, солнечный ультрафиолет, корпускулярные воздействия, солнечный ветер, межпланетные и магнитосферное магнитное и электрическое поле, активность и её временные закономерности.
3. Процессы в ионосфере и вертикальное распределение ионизации. Ионизация и рекомбинация, равновесие, вертикальный и горизонтальный перенос, взаимодействие с движущейся нейтральной компонентой, проводимость, токи, разогрев, токи и концентрация, концентрация и температура, молекулярный состав и его изменения, нестационарность (нарушения равновесия), ВГВ и другие аналогичные вопросы.
4. Районирование ионосферы, существование областей, где какой-то процесс или группа процессов становятся доминирующими. Характер этих процессов и особенности областей. Полярная шапка, авроральная зона, провал, средние широты, низкие широты. Данные как наблюдений, так и расчётов или физических соображений. Спокойные вариации и возмущения.
Таково моё предложение. Давайте его обсудим. Если оно приемлемо - давайте конкретизировать. По-видимому, следует переписываться чаще, не ожидая окончательного сформирования решений.
Можно ли к Вам приехать вне каких-либо мероприятий? До ноябрьских праздников мне хотелось бы на короткое время уехать в Ленинград в отпуск; далее, если не будет экстраординарных заданий - заняться ионосферой. Долгов у меня, однако, много - на много месяцев. Впрочем не всегда мне удаётся выбраться за пределы Апатит.
С наилучшими пожеланиями, Ваш
Брюнелли

11 октября 83 г.

Прилагаю оглавление книги Ю.Г. Мизуна и В.С. Мингалёва (титульного листа не было)."

Письмо меня очень обрадовало, я уже стал подумывать, что Б.Е. отказался от затеи - возраст всё-таки может давать знать. Ан нет!
Я незамедлительно ответил ему: "... Слава Богу, что Вы не передумали, на Мизуна наплевать, сейчас же сажусь писать свою заготовку подробного плана..."
Дело потихоньку задвигалось.

368

16-го ноября ко мне на работу, в кирху, по телефону позвонила из Ленинграда Ирина. Я не люблю телефон как средство общения, особенно междугородний, когда не слышно ни фига, больше переспрашиваешь, а время идёт, тебя вот-вот прервут, а ты толком ничего не сказал и не услышал. Поэтому пользуюсь телефоном лишь для передачи конкретной деловой информации и терпеть не могу обсуждать по телефону личные проблемы. Тем более, что разговаривать по телефону в кирхе у нас всегда приходится в присутствии посторонних, так как отвечают на звонки и приглашают к телефону лаборантки, при них обычно и говоришь. Сами-то они никого не стесняются и могут трещать по телефону сколь угодно долго в чьём угодно присутствии, пока замечание не сделаешь.
Иринкиному голосу я, однако, обрадовался, хотя и не люблю, когда она без особой надобности на работу звонит, писала бы лучше чаще.
- Здравствуй, папочка! - защебетала Иринка. - Ну, как вы там? Как мамочка?
- Да ничего, всё нормально пока, гемоглобин поднимают, операцию где-нибудь через неделю будут делать, срок не назначили еще. А у тебя как дела?
- Хорошо. Папочка, мне нужно тебе одну вещь сказать.
- Ну, говори, - насторожился я.
- Только ты не волнуйся, ничего страшного. Но это очень серьёзно.
- Ну, давай, давай.
- Папочка, мы с Димой решили расписаться.
Не знаю, как описать мою обалделость в тот момент. Ни фига себе! Нашла способ и время оповестить о сём знаменательном "решении". Ведь только что дома была, и матери ни слова, а тут - на тебе!
- Ирина, ты что - не соображаешь, что это не для телефона разговор? Ты же недавно дома была, почему маме ничего не сказала?
- Ну, папочка...
- Короче. Я тебе напишу всё, что я на этот счёт думаю.
- Расчехвостишь меня?
- Да уж, постараюсь.
О, Господи! Началось. Маленькие детки, маленькие бедки. Замуж захотелось в восемнадцать лет. Уж, замуж, невтерпёж, - пишется без мягкого знака. Вот Сашуле-то сюрприз будет.
Ведь оба были - и Иринка, и Дима на праздниках в Калининграде, так побоялись в глаза сказать родителям о своём "желании", не хватило духу, решили бухнуть по телефону, как в воду прыгают, глаза зажмуривши.
Когда я сообщил новость Сашуле, она расплакалась. Ещё бы - неделю назад Иринка была дома, ласкалась: - Мамочка, мамочка... - и тут этот звонок отцу на работу. До чего же не по-людски поступают. И куда торопятся, хоть бы до лета подождали.
Три дня я сочинял письмо Ирине, вернее, сначала два дня остывал, успокаивался, а на третий написал и отнёс Сашуле в больницу на обсуждение. Она письмо одобрила, и я отправил его Ирине с тем, чтобы она дала прочесть его и Диме. Высказался я и по поводу их малодушия, и что некрасиво, мягко говоря, так бессердечно по отношению к маме поступать, а тем более, когда она в больнице перед операцией, и что глупо решать такие вопросы по телефону, ставя к тому же меня в неловкое положение перед сослуживцами, особенно лаборантками, с которыми я борюсь, чтобы они не висели целыми днями на телефоне, обсуждая свои личные проблемы.
И самое главное, что жениться им рано. Что женятся для того, чтобы детей рожать и воспитывать, а им самим ещё воспитываться и учиться надо. Уберечься же от зачатия очень непросто, а полагаться на противозачаточные средства, особенно отечественные, нельзя. Мама считает, что вам до лета хотя бы подождать надо, чтобы Иринка хоть один курс закончила, а я так и летом бы ещё посмотрел, не рано ли. Правда, может быть, вам уже непременно надо жениться? Тогда уж ничего не поделаешь . . .
Но ещё больше шороху нагнали Ирина с Димой на дядю Вову с тётей Тамарой, приютивших на свою голову внучатую племянницу. Оказывается (мы узнали об этом из тёти Тамариного письма только в декабре, когда Сашуля вышла уже из больницы), эти голуби, приехав после праздников в Ленинград и решив, что жить порознь они больше уже не могут, заявились в Сестрорецк и объявили Бургвицам (говорил Дима, а Иринка молчала, Дима же толкал её локтем в бок - чего, мол, молчишь), что они любят друг друга, не могут друг без друга жить, хотят жениться, а посему прямо сейчас Ирина переезжает к Диме.
Тётя Тамара с дядей Вовой только рты успели разинуть, как влюблённые решительно сложили Иринкины учебники в чемодан и отбыли навстречу своему счастью. Уж на что тётя Тамара небезъязычная, а и то ничего не смогла поделать, как ни взывала к Иринкиному благоразумию, как ни уговаривала сначала с родителями встретиться.
Так вот - мне по телефону Иринка звонила уже потом, после того как ушла от Бургвицев жить к Диме. Не знаю, что помешало им расписаться, то есть зарегистрировать свой брак, - моё ли письмо, или угрызения совести, или то сугубо техническое обстоятельство, что у Иринки паспорт был сдан в деканат для прописки (в подшефном совхозе "Бугры"), а прописку всё не оформляли. Скорее всё-таки то, что тётя Тамара не оставляла своих усилий образумить Иринку, когда та приезжала за своими вещами или звонила по телефону. А, может, с Димой у них разладилось.
Так или иначе дней через десять беглянка вернулась в Сестрорецк. Дима же у Бургвицев не появлялся, отношение к нему там теперь было неласковое. Ещё бы! Нахально уволочь девчонку, отданную родителями им, Бургвицам, под присмотр.
Но и девчонка тоже хороша.

369

На 22-е ноября Сашуле назначили операцию, а мне в этот день предстояло быть в Иркутске и оппонировать на защите докторской Андрея Михайлова. Домой ко дню своего сорокалетия я, разумеется, не успевал и должен был провести его в дороге от Иркутска до Москвы.
Защитился Андрюша вполне благопристойно, сложности у него были лишь на предварительном этапе, у себя в ИПГ, где Миша Власов ставил ему палки в колёса, как мог. Оппонентами у Андрея кроме меня были Виталий Иванович Таран из Харькова и Юрий Кириллович Калинин. После защиты Андрей пригласил нас троих плюс Васькова, нашего измирановца, члена иркутского спецсовета, жившего здесь со мной в одном номере, и Коена с Хазановым в ресторан, а меня к тому же Игорь Сидоров пригласил к себе домой, и Валерий Михайлович звал посидеть со стариками - с ним, Шафером, Ерофеевым и другими почтенными членами Совета.
Валерию Михайловичу я, поблагодарив за честь, отказал, сославшись на уже принятое приглашение Сидорова, а Сидоров затащил к себе домой всю компанию Андрея Михайлова.
Подвыпили крепко. Я опять приставал к Калинину, напомнив ему наш разговор на банкете в Сочи в 80-м году, признавался, что обиделся тогда на его - "Работать надо!" - будто я не работаю, зачем пошлости говорить? Опять я чего-то возбуждался, возмущался аморальной пассивностью интеллигенции, но сочувствия не встретил. Ни вопросы политики, ни смысл жизни - никого эта ерунда не волновала.
- Болтовня бесполезная, нечего сопли распускать, - высказался Калинин, и я чуть было с кулаками на него не полез, но он сумел как-то сдать назад, да и у меня вскоре пыл пропал.
Наутро ко мне в номер зашёл Андрей Михайлов, принёс бутылку хорошего грузинского коньяка, и поздравил меня с днём рождения. Я предложил ему эту бутылку тут же и раздавить, но он отказался, не отошёл ещё от вчерашнего, да и дела в Совете есть.
А вечером я был уже в Москве у Бирюковых, где эту бутылку мы и оприходовали в честь моего сорокалетия. Сидели мы у телевизора, шла программа "Время", и из неё мы узнали, что наши прервали переговоры с американцами о ракетах средней дальности в Европе. И опять никакой заботы хотя бы о формальной логической обоснованности сделанного резкого шага, неизбежно влекущего за собой дальнейшее ухудшение обстановки в мире. Всего лишь желание продемонстрировать, что и мы можем быть не менее жёсткими, чем Рейган.
Действительно, мотивировка наших: мы не будем вести переговоры под давлением устанавливаемых ракет, со стороны американцев это будут переговоры с позиции силы. Но ведь сами только что согласились сократить число своих ракет до уровня имеющихся у Англии и Франции (162 против примерно 900), признавая тем самым существующее на сегодня преимущество в уже установленных ракетах. Так что до тех пор, пока американцы не догнали нас по количеству установленных ракет (пусть с учётом английских и французских), переговоры шли с позиции силы для нашей стороны.
Ссылки на преимущество НАТО в ядерных средствах передового базирования на самолётах и кораблях неубедительны - нельзя сравнивать самолёт, которому требуется два-три часа, чтобы долететь до целей вблизи наших границ, с ракетами, которые могут в считанные минуты поразить любую из европейских столиц. Мы не хотим, чтобы американцы вели переговоры с позиции силы, а хотим сами вести их с позиции силы.
А отказ от переговоров - это уже, в сущности, ультиматум, а не политика, претендующая на то, чтобы считаться миролюбивой. И это упорное разыгрывание невинного младенца из себя. Американцы ничего не должны ставить, а мы ничего не должны сокращать, потому что, мол, существует паритет, военное равновесие, и мы никому не позволим его нарушить - утверждалось год назад до начала переговоров. Потом начались уступки, но утверждалось, что паритет при этом сохраняется.
(продолжение следует)