запись 6 дневник д. Петрова

13 апреля.

Сегодня нашлось несколько относительно свободных минут. Поспешил занести в дневник заметки, пока они свежи в памяти.

Мне иногда встречаются в жизни люди, естественная благость которых настолько мила и естественна, что хочется греться в ее лучах. Они делают добро вовсе не замечая этого. Но они так же редки, как жемчуг. Много чаще попадаются праведники, кои как бы изумляются собственной добродетели, считая, что их добрые дела подобны чуду, о которых нужно говорить беспрестанно.

Если величие души первых вызывает почтение к их гению доброго таланта, то наглость вторых заставляет морщиться от мерзости. Это величайшая пошлость – посылать похвалу и ждать возврата к ее источнику.

Недавно, когда мы играли с Антиохом в шахматы, к нам подошел господин с очень печальным лицом. Он немного понаблюдал за игрой, сделал весьма посредственное замечание и добавил:

– Господа, вы не находите общество скучным?

– Напротив, здесь столько персон, о коих можно говорить вечно, если хватит слов, – не поднимая головы, ответил Кронцайтер.

– Здесь все спорят друг с другом, доказывая свое превосходство над другим вместо того, чтобы молчать как я. Дураки твердят о явлениях, истинная суть которых доступна лишь немногим, но они о ней благородно молчат.

– Сударь, я согласен, чтобы некоторые замолчали, но все..?! Скучно-с будет. Хотя вы можете подать хороший пример, – учтиво склонил голову Антиох.

– Как хорошо, что есть еще люди, способные оценить благородный поступок другого, – господин галантно расшаркался и направился к другой кучке людей.


Больной М. с нетерпением ожидал моего прихода. Вокруг него полукругом сидели изможденные заботой близкие.

– Достали, сударь, лекарство? – с надеждой спросил меня М.

– Вот оно, – я достал из саквояжа книгу, данную мне Кронцайтером, – здесь описано самое мощное заклинание от бессонницы, которое я вам прочту.

С первых же слов в зале воцарилась тишина. Автор так описал свою жизнь, что сынишка М. через минуту упал со стула и захрапел, вслед за ним уснули другие. Дольше всех крепился сам больной. Но вот у него глаза вперились в одну точку, взгляд потерял осмысленность, мышцы лица расслабились, и нижняя челюсть чуть отвисла. Наконец, сдался и он.

Чувствуя, как свинцовая тяжесть опускает мои веки, я поспешно захлопнул книгу и направился домой.