Жизнь писателя Аннабидуга

Жизнь писателя Аннабидуга
 автора "Сказание о Гильгамеше"

Введение

Бушмены считают, что некогда Гауа создал мужчину и женщину. Это были первые бушмены и первые люди на Земле. Гуал дал мужчине и женщине по одной душе и захотел, чтобы они сами создали тело ребёнка. Гауа послал душу и ребёнку… Он посылает душу на землю и забирает её обратно, когда человек умирает.
Гауа все создаёт, потому он всем и управляет.
(Йенс Бьерре. «Затерянный мир Калахари»)

Бог дал людям душу, но не дал душу животным. Вот собственно чем отличаются люди от животных. Душа это что-то не имеющее материального воплощения, да и однозначно раскрыть смысл этого слова практически невозможно. Одно из неотемлемых свойств души это способность поэтически воспринимать окружающий мир – способность фантазировать, способность к воображению.  В древнем произведении раскрывается душа удивительно и прекрасного человека: писца, а точней писателя Аннабидуга
Литературный шедевр созданный Аннабидугом: «СКАЗАНИЯ О ГИЛЬГАМЕШЕ» относится началу третьего тысячелетия до нашей эры. Это одно из самых древних литературных произведений  известных современному человечеству. Аннабидуг жил в городе Уруке - известном городе шумерского юга (Месопотамия). В своем произведении он описывает момент возвеличивания этого города-государства при правлении царя Гильгамеша.
 Он повествует нам о жизни избранника богов Гильгамеша. В свое произведение он так же  включает легенды о богах и сведения  о своей жизни.
 О жизни Аннабидуга дальнейшее моё повествование.

  Жизнь Аннабидуга.
Приечание: В скобках  мои дополнения к выпискам из «Сказания о Гильгамеше» в литературном изложении М.В.Воскобойникова.

1

В те далёкие времена боги не забывали о людях и часто вмешивались в их жизнь. Иногда они навещали жилища людей, и тогда рождались герои, великие цари и богатыри. В их человеческом теле текла кровь богов и богинь!
Я составлю рассказ о великом городе Уруке (в котором я родился).
Поднимись же рано утром на стену этого города, и ты увидишь, как он красив!
Желтые воды могучей реки омывают его стены. От реки в сторону идут каналы – большие и малые. По большим каналам плывут тростниковые суда, груженные всевозможными товарами. В малых  - плещется рыба, они поют водой поля, огороды и рощи финиковых пальм. Каналы эти, по велению богов, выкопали наши предки.
В центре города, на холме, ты увидишь возносящийся в небо белый храм – жилище богов, Эану. Говорят, на свете не было ничего красивее этого храма. Его опоясывают высокие стены. Там же, за стенами, стоят и другие храмы, жилища других богов.
Многие жрецы и жрицы прислуживают богам в этих храмах, и дома располагаются недалеко от домов богов. И рядом – огромные амбары: хранилища всего, что добыли, вырастили и наработали люди.
Ниже, у городской стены, люди построили жилища и для себя. Дома их слеплены из глины и тростника или выложены из красных кирпичей, которые долго сохли на солнце. Здесь рождаются, по воле богов, вырастают, радуются жизни и умирают пекари и кузнецы, гранильщики камня и горшечники. Отсюда доносятся крики ослов, визг поросят. Рабыни с утра до вечера, сидя на глиняном полу, перетирают в ступах зерно. Хозяйки домов пекут в круглых печах лепешки; мужчины, которых будила дробь барабана, наскоро поглощают пищу, приготовленную матерями и женами, и выходят на улицу, направляясь на общественные работы; дети спешат в свои школы.
Взгляни, сколь красивы они  - эти люди, жители города, который назвали Уруком! В мире не было народа более симпатичного и весёлого.

2

Дед мой, и отец мой состояли младшими писцами при храме великого Ана, пусть никогда не были богаты, но жили достойно.
В раннем детстве отец любил развлекать меня рассказами из своей школьной жизни. А потом и наступил срок и мне идти в школу. Помню, мама разбудила меня рано утром и накормила лепешкой; другую лепешку, ещё теплую, сунула мне с собой; отец вывел меня из дома, а мама провожала со слезами на глазах.
С тех пор много лет ежедневно я вставал рано утром, наскоро съедал лепешку, вторую брал с собой и уходил в школу.
Со временем я привык к ней и стал даже лучшим учеником.
В школе было несколько комнат. В комнатах на скамейках из кирпича сидели ученики. И каждым классом ведал Старший брат – помощник Отца школы.
Отцу школы я был представлен в первый день прихода в школу. То, что я растерялся и не склонился перед ним почтительно,  Отец школы воспринял как непочтение, но отец объяснил; что почтительности к старшим он учил меня с детства, что я просто излишне стыдлив и застенчив и растерялся. Отец школы засмеялся, сказал, что застенчивость и нахальство часто уживаются вместе.
Старший брат готовил к нашему приходу нужные таблички с правильно написанными знаками, и мы, под его руководством, разбирали эти таблички, учили слова и знаки наизусть, переписывали их в классе.

3

Я до сих пор не могу без внутреннего содрогания смотреть, как бьют человека, и тем более  - малыша. (В школе тех, кто нарушал порядок, наказывали розгами), Старший брат  за невыполненное задание, опоздания на урок (и другие провинности представлял для наказания Владеющему розгой) – кривоногому широкоплечему невысокому человеку с руками, поросшими волосами. В конце дня Владеющий розгами обычно выкрикивал несколько мальчиков; они выстаивались перед всеми, а потом послушно, по очереди, вытягивались на полу, и Владеющий розгами хлестал каждого, сколь положено. Многие во время наказания кричали  и плакали, но я молчал.
После первого наказания двумя ударами розг на моей спине, как сказал сосед, были две страшные полосы, но я не чувствовал боли. Вечером, когда я шел из школы,  я старался поворачиваться к прохожим боком, чтобы они не увидели мою спину и не смеялись. Мама долго ахала надо мной и сунула горсть фиников, отложенных к празднику. Отец грустно улыбнулся.
Отец занимался тем, что при храме вел учет поступающему в храм зерну и других припасов. Отец приносил множество табличек домой в плетеных корзинах и иногда переписывал их дома, из множества отдельных табличек делал одну общую, или наоборот расписывал, кому, сколько выдать  зерна, рыбы, фиников, кунжутного масла.
«У хорошего писка, все таблички – одинакового размера, с ровными краями: чуть меньше ладони взрослого человека и необходимой толщины», - (говорил мне отец, когда я помогал ему в его работе по изготовлению новых табличек). Я очень старался делать так же, как отец, и скоро этому научился. В школе меня похвалили, увидев, как умело леплю я таблички.
Умение делать таблички – лишь первый шаг в искусстве писца. Ещё надо уметь затачивать  калям – тростниковую палочку. Для этого у каждого писца есть острый камень. Калям должен выдавливать знаки один за другим на влажной глине с нужным нажимом, а рука при этом как будто летит над табличкой – легко и свободно. Напряженная рука быстро устанет, а усталой рукой никогда не напишешь красиво. Писание табличек стало моей любимой игрой. Днем, когда отец в храме, я брал его глину, лепил одну за одной таблички и исписывал их знаками. А потом, пока отец не вернулся, снова мял их и возвращал в сосуд для писца.
Скоро Старший брат, а потом и Отец школы стали отмечать мои таблички и даже показывать  их в других классах.
Потом Отец школы спросил, не хочу ли я заниматься с ним дополнительно, и я согласился. Заниматься с Отцом школы –особая честь.
(Мой отец решил отблагодарить отца школы за оказанное мне внимание и предложил в виде платы за обучение приносить зерно из наших скромных запасов.)
Ответ Отца школы поразил моего отца, и он ещё несколько лет вспоминал его слово в слово.
«Я – старый человек, у меня нет семьи, и мне не нужно больше еды, чем я съедаю, А платой мне будут успехи в учении  твоего сына, потому что я разглядел в нем ученика, которого ждал всю жизнь».
Учиться я любил – так же, как и сейчас ежедневно стараюсь приумножить свои знания. В классе изучали названия трав. Я запомнил их свойства, а потом Отец школы привёл меня к себе и показал высушенные травы, которые росли в горах, а я и гор никогда не видел. «Обычный писец этого может и не знать, ты же – помни их все», - говорил мой учитель.
Каждый день я выходил из школы с грузом табличек и дома переписывал их до тошноты. Я брал таблички, созданные лучшими писцами прошлого, и учился у них красоте знаков. Со временем мне удалось их превзойти. В табличках рассказывалось о жизни других городов и других царей, о тайнах нахождения руд, о морских животных, о каменных предметах, которыми пользовались наши предки.
Однажды школу посетил сам Эйнацир – (двоюродный брат нашего царя). Отец школы, низко склонился перед ним, с гордость показал мои таблички. «Пусть так пишет и дальше» - сказал Эйнацир снисходительно, – «но отчего в его табличках столь мало слов, прославляющих богиню Иштар?» Отец школы засуетился, сказал, что таблички посвящены правилам вождения кораблей, что он первым делом учит детей почитанию богов, но Эйнацир его уже не слушал.
Потом я специально сочинил несколько гимнов в честь Великой богини; они были посланы Эйнациру, но не знаю, стал ли он их читать.
Теперь я вспоминаю те времена с приятной грустью. Сколько раз мы сидели с Отцом школы голова к голове над какой-нибудь редкой табличкой, разбирая её смысл!

4

На площадях, неподалеку от школы, мы несколько раз затевали игру с боевыми сетями, – учились набрасывать их друг на друга и ловко от них отворачиваться. Умение владеть сетью – искусство особое, оно даётся не каждому. Но такое свойство дали мне боги, – если я занимаюсь каким-нибудь делом, то стараюсь достичь его совершенства. Так было и с сетью, и скоро не стало ученика, который мог бы увернуться от моих бросков. Иногда около нас останавливались знаменитые воины и показывали приёмы.
(Наши занятия посещал сын правителя Гильгамеш вместе со своим воспитателем и хранителем  Бирхуртером. Он смотрел на нашу игру, но не принимал в ней участие.) Но однажды Гильгамеш спустился к нам, и сразу присоединился к игре. Мы увидели, как мастерски он владеет сетью - обучение Бирхуртура не прошло впустую. Потом мы по очереди ловили сетью его, и это никто не сумел сделать. Наконец сеть попало и мне в руки, а я успел заметить, что Гильгамеш отклоняется от сети влево. При броске я учел это, и с первого раза набросил сеть на  будущего царя. И тут неожиданно, с разных сторон площади, с ужасом  вскрикнули два человека. Первым был мой отец; он представил то страшное наказание, которое грозит мне, унизившему будущего царя. Вторым – Бирхуртур; он не мог допустить, чтобы его воспитанник привык к поражению в бою. Меня схватили, привели ко дворцу царей, передали стражнику, и тот подвел меня к яме. В яму я  спрыгнул сам. Но очень скоро около ямы появился  сам Гильгамеш.
-«Аннабидуг! Тебя ведь так зовут?»– откуда-то он уже знал  моё имя –«Держи лепешку». Потом он принёс сочный плод, который я прежде не пробовал.
-«Отец придет и освободит тебя», - сказал Гильгамеш – «ты не пугайся».
Скоро и в самом деле стражник поднял решетку, вытащил меня из ямы и поставил перед самим Лугальбандом.
-« И этот малыш сумел накрыть сетью моего сына?» – равный богам был весел и добр.
-«Так ли ты ловок в обращении с сетью, как говорят».
-«Ещё как! Ловче меня в школе нет!» – расхрабрился я.
-«Гильгамеш хочет играть с тобой вечером. Я согласен  - это будет ему полезно, так он научится искусству ухода от боевой сети.
-«Сейчас принесут сеть, и ты покажешь своё умение... «Сумеешь поймать собаку, не испугаешься? – спросил Лугальбанда.
Стражник спустил крупного пса; с такими псами ходят охотники и пастухи.
Пес, злобно бросился на меня.  В тот миг, когда он оторвался от земли, чтобы вцепиться мне в горло, пасть его, с желтыми клыками, была раскрыта, и слюна  из нее летела брызгами, в тот самый миг я бросил на него сеть, и пес запутался в ней, опрокинулся на спину, а потом неожиданно жалобно заскулил...
«Тебя хвалили не зря», - сказал Лугальбанда. – Ступай домой; стражник проводит тебя, и передай этот кувшин с маслом отцу.
Под наблюдением Бирхуртуда я ловил будущего царя сетью, потом он ловил меня, потом снова я. И мне всё реже удавалось настичь его.
(Так продолжалось до тех пор, пока Гильгамеш не научился уворачиваться от моего броска, и тогда меня перестали приглашать во дворец.)
5

Несколько месяцев мы не виделись, но однажды, когда мы рубили тростник у реки, чтобы заново покрыть нашу школьную крышу, – я оглянулся и увидел Гильгамеша, он разговаривал с нашим Отцом школы. В отдалении стоял Бирхуртур.
Я же, увидев Гильгамеша и продолжая рубить тростник, обдумывал, надо ли мне к нему приблизится. С одной стороны это было невежливым и непристойным сделать вид, что я не заметил сына великого Лугальбанды. С другой – он ведь меня не звал, и смел ли я, без его зова, навязывать ему своё общество?
Я размышлял так, а потом увидел, что из зарослей в сторону Гильгамеша направляется тигрица. Он же её не видел, а смотрел в мою сторону. Потом она припала на передние лапы, как припадают тигры, чтобы броситься на живую добычу. Хвост её мелко дрожал, и чуть приподнятая губа – тоже.
Тут уж стало не до размышлений.
-«Я с тобой Гильгамеш!»- крикнул я, и бросился к нему со своим бронзовым мечем. Гильгамеш обернулся, увидел тигрицу и тоже выхватил меч.
Тигрица все ещё готовилась к нападению, а мы уже стояли спиной к спине, чтобы отразить её.
Но если бы она и в самом деле бросилась на нас, что смогли бы мы сделать нашими мечами?
Тигрица замерла. Её, видимо, обескуражило то, что нас оказалось двое. Бирхуртур бросился на тигрицу со своим мечем, но ещё мудрее поступил Отец школы: он просто забил в барабан. Тигрице не понравилось это, и она медленно повернулась в сторону зарослей.
Гильгамеш  с Бирхуртуром удалились. Отец школы собрал нас и увел в город; он боялся, что тигрица надумает вернуться.
В тот же вечер за мной зашел стражник.
-«Аннабидуг, твоё поведение достойно награды», сказал мне великий царь, когда меня поставили перед ним.
-«О чем ты хочешь просить богов?  Быть может, я выполню их волю»
 Мне вспомнились слова Отца школы, что необходимо перекрыть крышу в школе, и я сказал о них.
-«Так будет», - проговорил, улыбаясь моей просьбе, великий царь... «Завтра новая крыша покроет твою школу, и у вас будет хорошая глина. Вот ещё…Я советовался с богами, они благосклонны к тебе. Пройдет несколько лет, и ты закончишь ученье. Для тебя будет сохранено место младшего жреца в храме Великого Ана».
Место жреца! В нашей семье никто ещё не поднимался столь высоко! Это была поистине царская награда!
-«Там стоит молодой осел с поклажей. Отведешь его в свой дом. В одном из тюков – припасы, в другом – одеяния для всей семьи. Осла оставь в своём дворе».
Эта награда тоже была поистине царской!
Таким я видел Лугальбанду в последний раз.

6

В последнем классе я чаще был Старшим братом, чем простым учеником, потому что тот Старший брат, с которым когда-то мы начинали ученье, совсем одряхлел, и глаза его не различали знаков.
Когда боги  забрали к себе великого Лугальбанду, наступили дни смятения. В эти дни Эйнацир, его двоюродный брат, мог стать нашим царем - его поддержали старые жрецы. Но молодые, а также воины все встали за Гильгамеша...

7

«О Великий Ан, бог Неба!» - почему так стало печально лицо Гильгамеша.
Я следил за Гильгамешем издалека. Как я мечтал, чтобы он хотя бы взглядом остановился на мне, а ещё лучше улыбнулся и сказал слово!
Но сейчас – не о том. Слишком суровый день, чтобы, молодой жрец из храма Ана, думал лишь о себе, слишком близка опасность.
Большой корабль с послами царя Агги стоит у причала. Послы отказались от жилища, которое гостеприимно приготовили для них наши слуги храмов. Послы ночуют на корабле, а корабль стерегут угрюмые войны с длинными копьями.
Уже весь город знал о послании Агги нашему любимому Гильгамешу. Агга требовал, чтобы мы завтра с утра начали разрушать стену – ту самую стену, которую по велению богов и приказу Гильгамеша, горожане строили несколько лет.
Город на реке Евфрат беззащитен от любого нашествия хищных людей, словно дом без дверей, словно воин –обнаженный и без оружия. И только Урук, огражденный стеной, стал теперь непреступен.
Царь Агга требовал: «Перестань копать на холмах колодцы, вышли корабль полный зерна, и разрушь немедленно стену, что выстроил вокруг города. Только этим, Гильгамеш, ты докажешь, что правильно служишь богам! Иначе мне придется привести своих воинов. И тогда уже я сам научу исполнять волю тех, кто создал нас!».
Главный храм – гордость Урука, Эана – возвышался за спиной Гильгамеша. За храмовой горой вырастал Зиккурат. Гильгамеш собрал старейшин на площади, вокруг которой стояли статуи наших богов, украшенные серебром, золотом и драгоценными камнями. Гильгамеш стоял на площади перед старейшими, и многие из них были не согласны с ним. Они сидели молча, и ветер шевелил их одежды.
Наконец поднялся старик Эйнацир, один из старейших жрецов богини Иштар.
-«Ты слишком  юн, Гильгамеш, и поэтому самонадеян», - он сказал это спокойно и негромко, но так, что слышали все» У царя Агги – множество воинов, ему послушны города шумера, с ним дружат дикие люди гор. В храмах его города собраны поношения от наших отцов и дедов. Именно Киш был назначен богами старшим среди городов. Юная богиня Иштар –покровительница Урука может, отвернутся от тебя, кто защитит город? «Подчинись же Агге» –эти слова жреца скоро знал весь город...
«Я услышал твои мысли», - ответил Гильгамеш и гордо выпрямился.
- «Ты состарился, Эйнацир, и боишься, что твои молитвы прозвучат, не так громко, как молитвы Агги. Не думаю, что юной Иштар так уж приятно разглядывать тело столь дряхлого старца в своём храме».
- Он был Царем и мог говорить так.
- -«Ваши слова старцы не слова богов, и даже не слова жителей Урука. Послушаем, что скажет город».
По приказу Гильгамеша жители Урука заполнили площадь, и нетерпеливо ждали появление самого царя, Гильгамеша... «Нет! Нет! Нет! Мы не подчинимся Агге»! – кричали люди.
-«Мы не разрушим стену! Мы не засыплем колодцы! Его воины – трусливые грязные шакалы! Веди нас на войну, Гильгамеш»!
Корабль с послами отплыл наутро после собрания жителей, и все мы ждали войну. И мы знали: с Гильгамешем мы победим.
8

Скоро каждый, поднявшийся на городскую стену, мог разглядеть множество кораблей, спускающихся по Евфрату. Не с дружескими подарками шли они к нам.
Дикие люди в косматых шапках, сшитых из шкур неизвестных зверей, топтали наши огороды, жгли наши поля и плясали ночью вокруг костров, потрясая копьями. Ими пугал нас властитель Киша; их и привел он, чтобы сломать наши стены, а нас - сделать рабами. И своих воинов у него было множество. Они мало чем отличались от нас, – разве что лица их были тупы, угрюмы, злобны.
Утром все они, вытащили корабли на берег, подступили к стенам нашего города, грозили нам кулаками и копьями, выкрикивали такие оскорбления, которые у нас даже несмышлёный ребенок не посмел бы произнести вслух.
Все мужчины на улицах были вооружены, и лишь один я шел безоружным. (Все уже знали, как издевался Агга над Бирхуртуром, посланником  Гильгамеша с предложением о мире, и готовились к сражению. Мне было неловко,  казалось, что все смотрят на меня осуждающе). Невольно поднимаясь к храму, я завернул на узкую улочку к дому, где жила красавица Алайя, Я давно уже понял, что весь день будет без радости, если я не увижу эту приветливую девушку. Она жила в бедном домишке с дырявыми глиняными стенами вместе с матерью – слепой и дряхлой. «Аннабидуг!» - радостно встретила меня девушка.  «Я ждала тебя с утра; как хорошо, что ты пришёл. Я подумала, вдруг тебе понадобится вооружение, и приготовила его. Смотри, я связала для тебя боевую ловчую сеть, сшила из кожи шлем и защитную кожу на грудь; ничего, что кожа –из кусков; зато она толстая – бычья, и её не так –то легко пробить». Она помнила, как искусен я в набрасывании сетей.
Одного мгновенья хватило мне, чтобы надеть боевой кожаный шлем, защитную кожу на грудь и взять ловчую сеть. Я спустился к городским воротам. На площади, недалеко от ворот, Гильгамеш строил войско. Он сменил одежды жреца и царя на одежду война.
И тут Гильгамеш увидел меня.
«Аннабидуг?» - удивился царь. «Или ты забыл, что твоё место в храме? Кто позволил тебе сменить одежды жреца на снаряжение воина? Передай сеть и отправляйся на своё место». В другой день я не осмелился бы спорить, но этот день не был похожим на другие:
«Гильгамеш, царь мой, наш предводитель! Разве ты сам не сменил одежды жреца на одежды воина? Разве не в твоих руках – боевое оружие? Позволь же мне защищать мой город с помощью сети, и ты знаешь, как я ей владею.
Все смотрели на меня с ужасом: не каждый день младший слуга бога Ана спорит с самим верховным жрецом. Но Гильгамеш неожиданно рассмеялся и хлопнул меня по плечу рукой, затянутой в защитную кожу: «Я знаю, Аннабидуг, твою смелость. Будь в моем отряде».
Как я был благодарен ему в этот миг!
А он, повернувшись к отряду, уже громко скомандовал:
«На битву! К воротам»!
Тяжёлые ворота раскрылись, и сердце моё на мгновенье сжалось от ужаса. Я впервые ощутил, как много воинов привёл с собой Агга. Они были повсюду. Все наши поля и огороды были вытоптаны, среди них и поле нашей семьи. Хорошо, что в хранилищах храмов были немалые запасы зерна, ведь даже если боги дадут победу нам в руки, что удастся собрать этот урожай.
Гильгамеш прокричал:
«За мной храбрые львы! Не отставать»!
(Основные силы Гильгамеш направил в сторону вражеских кораблей.)
Первым мчался Гильгамеш, и его палица с тяжелым камнем на конце крушила головы тех врагов, кто попадался навстречу.
Вражеские воины защищали своего царя, а надо было помнить о кораблях.
Слишком поздно поняли враги наш план: мы уже были рядом с кораблями, когда Агга бросил туда большой отряд воинов.
«Быстрей! Быстрей!»- командовал Гильгамеш. - "Готовьте свои факелы"!
Ноги наши вязли в скользкой глине, но мы успели добежать до кораблей первыми, быстро справившись с небольшой охраной.
Те воины, что несли факелы в глиняных сосудах, быстро раздули их и начали бросать на тростниковые корабли.
Огонь затрещал внутри кораблей, высушенных на солнце, и скоро повалил дым, а потом над ними взметнулось пламя. Страшное, жаркое, оно быстро стало пожирать вражеский флот.
Все воины, увидев пламя над кораблями, забыв о сражении, устремились к ним по нашим полям. За ними гнались горожане и разили сзади. Это уже было не войско, а мечущаяся толпа. Давя друг друга, они пытались пробиться к кораблям, но к ним уже было не подступиться. Некоторые, поджарив собственные руки в пламени, теперь отчаянно кричали, и охлаждали их в реке. Кто-то просто уселся на землю, в отчаянии глядя на бушующее пламя.
Мы же теперь пробивались к Агге. Вокруг неё плотно стояла охрана,– это были сильные, умелые воины. Они вставали, один за другим, на пути Гильгамеша, а потом падали, сраженные могучим камнем на конце его палицы. Один рослый охранник бросился на меня. И тут уж, защищаясь, мне пришлось накинуть на него сеть. Ругаясь, он бестолково забился, как бьётся большая сильная рыба и, запутавшись окончательно, повалился на утоптанную землю.
«Где твоя сеть?» – гневно крикнул Гильгамеш через мгновенье.
Что мне было ответить моему царю. Да я упустил сеть, но остался жив, – иначе не было ни меня, ни сети. И все же я нашел ответ.
Рядом со мной пал молодой красивый парень, я знал его лишь в лицо. Его боевая сеть валялась рядом.
Я быстро нагнулся и подхватил её
«Вот моя сеть! – крикнул я Гильгамешу.
«Следуй за мной! – ответил он так же криком.
Агга был уже рядом. Он, в роскошных царских одеждах, тоже что-то кричал. Рядом остались лишь двое  его охранников; остальные валялись вокруг, но большой отряд уже приближался к нам.
«Кидай» крикнул  Гильгамеш мне, набросившись на последних охранников.
Рука моя не дрогнула. Агга попробовал увернуться, заметался, но я сумел точно накинуть свою сеть на вражеского царя, и он забарахтался в ней, заверещал, словно недорезанная свинья. Несколько воинов помогли мне подхватить сеть с визжащим царём, и мы бегом потащили его к воротам.
Те, кто был впереди, помогали нам пробивать дорогу. Мы втащили вражеского царя в город на радость всем, кто укрывался внутри, и Гильгамеш приказал поднять его на стену.
Он сам, своим кинжалом, распорол сеть, а все, кто сражался на наших полях и огородах, бросив битву, следили за его действиями.
Гильгамеш освободил вражеского царя и поставил на стене рядом с собой, и все увидели, какой этот Агга; невзрачный, толстый коротышка рядом с могучим красавцем – нашим царём.
«Эй, вы!» – крикнул Гильгамеш так, что голос его услышали и свои и чужие воины.
«Боги не хотят помогать нашим врагам! Ваши корабли сожжены, а царь стал моим пленником, но я сохраню жизнь и царю и вам, если вы бросите оружие и встанете на колени. Я прощу каждого, кто мне подчинится, и отправлю вас домой на моих кораблях.
На мгновенье все замерли, как бы раздумывая. А потом Агга, могущественный повелитель городов, первым склонив голову перед Гильгамешем, опустился на колени. За ним, на всем пространстве, стали опускаться на колени его воины.
Мы жители Урука отходчивы, и вовсе самые добрые люди на Земле. Когда враги опустились на колени и склонили головы, мы не стали лишать их жизни, а заставили восстановить загубленные посадки, чтобы не обидеть богов загубленным урожаем.
В первый же день после битвы решалась и моя судьба. Я после битвы был назначен старшим жрецом в храме Неба – умастителем священных сосудов. Так как старший жрец должен быть женатым человеком, то по моему желанию и при благословении Гильгамеша я женился на самой прекрасной женщине на свете –Алайе, той, что при свете луны ночами плела для меня боевую сеть.
«Я постараюсь Аннабидуг, чтобы твою семейную жизнь не омрачала бедность…» – сказал Гильгамеш.
А когда созрел урожай, многие из бывших врагов стали нашими друзьями, некоторые вошли в наши семьи. И у Гильгамеша не было лучшего помощника, чем бывший правитель Агга. И мы ещё раз возблагодарили богов, потому что не было на Земле царя мудрее и добрее, чем наш Гильгамеш.

9

Да ещё была ночь – праздник богини Иштар, покровительницы Урука, и тогда на  площадку перед храмом поднималась жрица –та, что заменяла собой вечную юную богиню. И весь город с площади перед нижним храмом наблюдал за божественным танцем Гильгамеша и юной богини, за их священным браком, потому что от этой ночи, от священного брака главного жреца и утренней звезды зависел весь урожай, который зрел на полях, весь приплод овец, коров и коз, пасшихся в степи, рыбы, бултыхающейся в каналах. Рождение каждого существа в нашем городе зависело от того, как  исполнит священный брак с юной богиней царь и жрец Гильгамеш в храме богини Ишнар, главным жрецом которого был Эйнацир.
(Но однажды Гильгамеш отверг любовь великой богини Ишнар, и боги отвернулись от него.
Гильгамеш услышал голос богини:)
Человек! Ты  пренебрег любовью богини! Моей любовью! Я хотела сделать тебя счастливым. Своим отказом, человек, ты оскорбил меня – богиню! И ты пожалеешь об этом! – воскликнула гордая Иштар.
Месть бога несравнима с местью врага, если враг человек.

10

 (Много подвигов совершил великий царь Гильгамеш вместе со своим другом Энкиду, которого нашла в степи, и привела во дворец веселая  девка  Шахмат, - сестра моей жены.  Сильного и смелого,  он полюбил его  как брата. Они вмести ходили в далекий поход за ливанским кедром, вмести сражались с чудовищами, строили корабли, укрепляли стену Урука. Вместе праздновали свои победы.
 Неожиданно Энкиду заболел. Ему с каждой минутой становилось всё хуже и хуже. Люди не боги, они не вечны. Дни и ночи не отходил Гильгамеш от постели друга, но ему становилось всё хуже и хуже, и наступил момент, когда Гильгамеш, дотронувшись до руки своего друга, почувствовал, что она холодна.)
Гильгамеш сам закрыл глаза тому, кто был недавно богатырём, накрыл лицо дорогим одеялом и в смертельной тоске вышел из дворца.
Кончилась двенадцатая ночь из тех, что царь провёл рядом с умирающим другом, и почти все ночи вместе со своим царём  и умирающим героем был  Аннабидуг.
 Едва началось утро, царь приказал собрать скульпторов, медников, кузнецов, камнерезов.
«Все вы помните моего друга», сказал Гильгамеш мастерам. Сделайте же статую его в полный рост. И пусть он будет таким, каким явился в наш город – могучим и добрым великаном. Пусть постамент будет из камня, лицо вы сделайте из алебастра, тело – из золота, волосы из лазурита.
Мастера взялись за работу. А царь метался по дворцу, но горе всюду находило его. Весь город плакал, узнав о смерти героя.
Но Гильгамеш запретил хоронить его. Он, верховный жрец, задумал то, о чем не сказал никому. Лишь один Аннабидуг, молча следовавший за ним с те дни, мог догадываться; Гильгамеш, поднявшись на башню храма, молил великих богов вернуть ему  друга.
«Бог, мой, Шахмаш, прошу тебя, выслушай же мои слова! –говорил он после тайного заклинания. «Великие боги сколько раз я просил Вас о милости, и вы помогали мне. Но тогда я умолял о милости ко мне. Теперь же прошу не для себя: сжальтесь над Энкиду, верните его в солнечный мир».
После шести дней молитв он устроил похороны, каких Урук не видел. Даже отца его, Лугальбанду, хоронили  с меньшими почестями.
Весёлая женщина Шахмат – та, что своею красотой была сравнима с богиней Иштар, и которою любил умерший герой, – исчезла из города навсегда. Но прежде в день смерти героя, она в один миг потеряла свою красоту.
Никто не заметил ухода Шахмат, даже исчезновение царя в Уруке не заметил никто. Только Аннабидуг знал, куда исчез из города царь Гильгамеш.
Царь поставил статую во дворе и несколько дней жил рядом с ней, разговаривал, как с живым Энкиду. Царю было странно: он думал, что весь мир будет оплакивать смерть героя. Но мир оплакав, вернулся к обычной жизни.
Гильгамеш стал единственным в городе человеком, который не мог улыбаться, и радости жизни его больше не трогали. Он думал только о смерти. Лишь Аннабидуг знал малую часть его замыслов. С ним и простился царь, когда на рассвете вышел из города в простой одежде. Гильгамеш бежал в пустыню и среди песчаных холмов, он позволил себе, наконец, громко рыдать и разговаривать сам с собой.

11

Несколько дней в городе не тревожились. Потом по городу поползли слухи: кто-то видел Гильгамеша блуждающего в одиночестве по пустыне, спящим, словно бродячая собака, на голой земле под кустом.
Эйнацир собрал совет старейшин. С тех пор на совете стал присутствовать и я Аннибидуг - так повелел Гильгамеш.
«Наш царь слишком молод, и не ведает меры ни в чем. Он неумерен в храбрости, в любви к женщине, а теперь, оказывается, не знает меры и в печали. Боюсь, что от этой печали он лишился разума, и не способен далее управлять народом. Знает ли кто из вас, в какой стороне пустыни искать его, чтобы привести в город?
Молчали все, и я тоже. Эйнацир несколько раз пристально посмотрел на меня, но всякий раз, чувствуя его взгляд, я покорно склонял голову. Я знал, что Эйнацир ненавидит меня. Часто, оказываясь поблизости, я ощущал его взгляд, полный презрения и злобы.
На совете старейшин было не мало мудрых людей. Им не понравились слова Эйнацира о царе, лишившемся разума от печали и скорби. И все разошлись молча, так и ничего не решив. Еще несколько дней город жил в тревоге. Нечасто царь покидает своих подданных так таинственно. Вечерами на площадях собирались бездельники, и распускали  слухи – один глупея другого.
Однажды, когда я вышел из храма, меня окружили несколько старших жрецов. Все они были в родстве с Эйнациром. И каждый из них считал меня недостойным своего места, – быть может, ещё и потому, что их сыновья были теперь ниже меня по званию.
«Аннабидуг, ты обязан сказать нам, где прячется Гильгамеш!» – провозгласил старый Эйнацир, и в его голосе я услышал угрозу. « Ты ведь не хочешь, чтобы по воле богов, я отвел тебя на вершину башни и сбросил головой вниз».
Я представил, как моя голова разбивается о камни, но продолжал молчать, хотя за эти дни Гильгамеш уже ушел далеко, и можно было раскрыть его тайну.
«Великий наш царь, Гильгамеш удалился для беседы с Утнапишти …» – начал я.
«С кем? - перебил меня Эйнацир. И теперь в голосе его было недоумение.
«Рассказывай по порядку, Аннибург», - вмешался старый жрец из храма Энки.
«Царь пожелал встретиться с далёким предком Утнапишти, чтобы познать тайну жизни и смерти».
«Надеюсь, ты не шутишь над нами?»- переспросил Эйнацир.
«Я сказал правду».
«Давно бы так»! – Эйнацир сразу повеселел. - «Долго же придется искать Гильгамешу далёкого предка. Пожалуй, на это не хватит всей жизни!»
Он загадочно взглянул на меня, и я понял, что он соображает, как ему быть дальше. «Ты хорошо хранишь тайну нашего царя, Аннабидуг. Пусть она будет и нашей тайной. Ты получишь награду. Мы подумаем, как тебя наградить. Я не хотел награды  от Эйнацира.
12

Что-то в следующие дни в городе происходило, о чем я мог только догадываться.
В сумерках подошел ко мне старший жрец из храма Великой Ишнар и, убедившись, что улица пуста, прошептал:
«Не поддавайся, Аннабидуг»!
Потом также встретился Тот, кто командовал тяжелыми войнами.
«Не бойся, он не выполнит свои угрозы, мы не позволим».
И, наконец, Алайя – у них, у жен, - свои разговоры между собой – передала мне чужую тайну:
«Эйацир при большой луне станет царём, и ты будешь к этому причастен».
Однажды на рассвете я и сам вышел из города и пошел по степи, куда вели ноги. Я не взял с собой запаса воды, но мне повстречался охотник, который помог мне утолить жажду.
Нет, царя охотник не видел. Хотя понял, что кто-то могучий и сильный прошел по степи и горам, сражаясь с  теми из зверей, кто осмелился на него напасть.
Я хотел пройти к водопою, но охотник меня остановил.
«Там поселилось чудовище – страшная, с длинными волосами, в рваной одежде старуха. Она поселилась среди тех кустов, где узнавали когда-то друг друга весёлая красавица Шахмат и Энкиду.
Я пошел к водопою, и охотник неодобрительно смотрел на меня. Но до водопоя я не дошёл. Из-за кустов навстречу мне вышло чудище – страшное, грязное. В чудище я узнал Шахмат.
«Пойдем со мной Шахмат. У тебя есть сестра, у сестры семья, дом. Ты поселишься с нами, и никто не посмеет тебя обидеть» - сказал я.
«Это место свято, и я буду охранять его до тех пор, пока не почувствую приближение смерти. Это я привела Энкиду в город. Его больше нет, Шахмат заслужила проклятье того, кого больше всех на свете любила" – сказала она.
И добавили: «Иди в город и крепись: тебя ждут испытания».

13

Я повернулся назад к городу, обдумывая услышанное пророчество. В городе меня уже поджидали.
"Ты оставил служение в храме, Аннабидуг. Это большая провинность перед богами, сказал Эйнацир, когда стражники, связав мне сзади руки верёвкой из плетеного тростника, привели меня к нему».
«Я искал Гильгамеша»,- сказал я коротко.
«Его не надо искать, ты ведь сам нам сказал,  что Гильгамеш не вернётся».
Эйнацир приказал страже удалиться, и перерезал верёвки на моих руках.
«Я сказал, что Гильгамеш отправился для беседы со своим далёким предком Утнапишти».
«Ты был неточен в словах. Гильгамеш не только отправился для беседы с Утнапишти, но и решил остаться.  Нет среди людей человека, который бы вернулся от Утнапишти».
Эйнацир был прав, и потому я, склонив голову, спросил его:
«Чего же ты ждешь от меня?
«Я давно мог избавиться от тебя, Аннабидуг. Ты сам знаешь, как легко это сделать. Или ты думаешь, что этот полузверь, Энкиду, умер только по воле богов? Знай же, что когда боги приговаривают здорового, полного сил человека к смерти, то на Земле должен быть другой человек, который исполняет их волю.
Эйнацир сказал так, и дыхание страшной тайны коснулось меня.
(Я выслушал все молча.)
«Ты правильно делаешь, что молчишь: все-таки, стал взрослей. Я готов уважать тебя, Аннабидуг. Я знаю, ты мечтал получить место личного писца при Гильгамеше. Я дам тебе это место».
«Но для этого ты должен стать царём», - не удержался я.
«Я стану им очень скоро. Ты же подтвердишь то, что сказал однажды мне при всех…Ты подтвердишь свои слова о том, что Гильгамеш отправился к Утнапишти. Все в городе знают, как благотворят к тебе боги. Я тоже выполню их волю, и сделаю тебя личным писцом. Я очень много знаю, Аннабидуг, о жизни. Я знаю, как ты любишь вчитываться в старинные письмена. Мои истории дадут тебе больше, чем эти глиняные таблички, и ты сможешь много записывать. Скажи, разве я не даю возможность осуществиться главной твоей мечте»?
«Ты всегда прав, о великий Эйнацир. А теперь скажи, что ждет меня, если я не соглашусь исполнить твою волю».
«Ты, просто упадёшь с башни вниз головой». Семья твоя будет изгнана из города и проклята за распространение нелепых слухов о Гигельмеше».
«Позволь мне посоветоваться с богами, в храме, котором я служу».
«Я добр к тебе, поэтому позволю и это. Город не может долго жить без царя и верховного жреца.  Гильгамеш не вернётся. Народу Урука нужен новый царь. Этим царем буду только я» – закончил наш разговор Эйнацир.

14

(Уже находясь в одиночестве) я понял, что, не смотря на произнесенные Эйнациром страшные слова, он был прав. Сколько лет Эйнацир ждал этого дня! Не раз он предлагал богам себя для царского служения, но боги капризны и переменчивы. Они отворачивались от него и выбирали недостойных. Так они выбрали Лугальбанду, потом боги выбрали ветреного Гильгамеша. Завтра он станет царем, иначе его долгая жизнь потеряет смысл.
(«Я представил себе, как в эти минуты Эйнакур обращается   в своем храме к богине Ишнар с мольбой. Но богиня отвергает его! Представил, как, спускаясь по ступеням, Эйнацур говорит):
«Все-таки я поступлю, так как сказал, и боги согласятся со мной».
(Я представил свою жену Алайю) стоящую воле дома и разговаривающую с соседкой, держа за руки младшего сына. (Как она бежит к храму). Смелая у меня жена Алайя. Как она кричит на Эйнацира и плюёт ему в лицо, и весь город слышит её вопль: «Верни мне Аннабидуга»
Я обращаюсь к богам.
«О Великая богиня, ты была так же прекрасна, как и всегда! Помоги же Гильгамешу!
Великая богиня поможет, чувства богов переменчивы. Богиня одарит Гильгамеша всеми своими знаками, всей мудростью. Взамен вечной жизни царь получит божественную мудрость.
Солнечный свет озарил пространство. Вглядываясь с поднебесной высоты, я ясно увидел человека в белых одеждах и с благородным лицом, – это сам царь, великий Гильгамеш, поднимался на стену нашего города.
Над городом полетел счастливый зов Аннабидуга:
-«Люди!  Проснитесь! Гильгамеш вернулся! Боги вернули нам свою милость»!

24.11.01






Жизнь писателя Аннабидуга
 автора "Сказание о Гильгамеше"

Введение

Бушмены считают, что некогда Гауа создал мужчину и женщину. Это были первые бушмены и первые люди на Земле. Гуал дал мужчине и женщине по одной душе и захотел, чтобы они сами создали тело ребёнка. Гауа послал душу и ребёнку… Он посылает душу на землю и забирает её обратно, когда человек умирает.
Гауа все создаёт, потому он всем и управляет.
(Йенс Бьерре. «Затерянный мир Калахари»)

Бог дал людям душу, но не дал душу животным. Вот собственно чем отличаются люди от животных. Душа это что-то не имеющее материального воплощения, да и однозначно раскрыть смысл этого слова практически невозможно. Одно из неотемлемых свойств души это способность поэтически воспринимать окружающий мир – способность фантазировать, способность к воображению.  В древнем произведении раскрывается душа удивительно и прекрасного человека: писца, а точней писателя Аннабидуга
Литературный шедевр созданный Аннабидугом: «СКАЗАНИЯ О ГИЛЬГАМЕШЕ» относится началу третьего тысячелетия до нашей эры. Это одно из самых древних литературных произведений  известных современному человечеству. Аннабидуг жил в городе Уруке - известном городе шумерского юга (Месопотамия). В своем произведении он описывает момент возвеличивания этого города-государства при правлении царя Гильгамеша.
 Он повествует нам о жизни избранника богов Гильгамеша. В свое произведение он так же  включает легенды о богах и сведения  о своей жизни.
 О жизни Аннабидуга дальнейшее моё повествование.

  Жизнь Аннабидуга.
Приечание: В скобках  мои дополнения к выпискам из «Сказания о Гильгамеше» в литературном изложении М.В.Воскобойникова.

1

В те далёкие времена боги не забывали о людях и часто вмешивались в их жизнь. Иногда они навещали жилища людей, и тогда рождались герои, великие цари и богатыри. В их человеческом теле текла кровь богов и богинь!
Я составлю рассказ о великом городе Уруке (в котором я родился).
Поднимись же рано утром на стену этого города, и ты увидишь, как он красив!
Желтые воды могучей реки омывают его стены. От реки в сторону идут каналы – большие и малые. По большим каналам плывут тростниковые суда, груженные всевозможными товарами. В малых  - плещется рыба, они поют водой поля, огороды и рощи финиковых пальм. Каналы эти, по велению богов, выкопали наши предки.
В центре города, на холме, ты увидишь возносящийся в небо белый храм – жилище богов, Эану. Говорят, на свете не было ничего красивее этого храма. Его опоясывают высокие стены. Там же, за стенами, стоят и другие храмы, жилища других богов.
Многие жрецы и жрицы прислуживают богам в этих храмах, и дома располагаются недалеко от домов богов. И рядом – огромные амбары: хранилища всего, что добыли, вырастили и наработали люди.
Ниже, у городской стены, люди построили жилища и для себя. Дома их слеплены из глины и тростника или выложены из красных кирпичей, которые долго сохли на солнце. Здесь рождаются, по воле богов, вырастают, радуются жизни и умирают пекари и кузнецы, гранильщики камня и горшечники. Отсюда доносятся крики ослов, визг поросят. Рабыни с утра до вечера, сидя на глиняном полу, перетирают в ступах зерно. Хозяйки домов пекут в круглых печах лепешки; мужчины, которых будила дробь барабана, наскоро поглощают пищу, приготовленную матерями и женами, и выходят на улицу, направляясь на общественные работы; дети спешат в свои школы.
Взгляни, сколь красивы они  - эти люди, жители города, который назвали Уруком! В мире не было народа более симпатичного и весёлого.

2

Дед мой, и отец мой состояли младшими писцами при храме великого Ана, пусть никогда не были богаты, но жили достойно.
В раннем детстве отец любил развлекать меня рассказами из своей школьной жизни. А потом и наступил срок и мне идти в школу. Помню, мама разбудила меня рано утром и накормила лепешкой; другую лепешку, ещё теплую, сунула мне с собой; отец вывел меня из дома, а мама провожала со слезами на глазах.
С тех пор много лет ежедневно я вставал рано утром, наскоро съедал лепешку, вторую брал с собой и уходил в школу.
Со временем я привык к ней и стал даже лучшим учеником.
В школе было несколько комнат. В комнатах на скамейках из кирпича сидели ученики. И каждым классом ведал Старший брат – помощник Отца школы.
Отцу школы я был представлен в первый день прихода в школу. То, что я растерялся и не склонился перед ним почтительно,  Отец школы воспринял как непочтение, но отец объяснил; что почтительности к старшим он учил меня с детства, что я просто излишне стыдлив и застенчив и растерялся. Отец школы засмеялся, сказал, что застенчивость и нахальство часто уживаются вместе.
Старший брат готовил к нашему приходу нужные таблички с правильно написанными знаками, и мы, под его руководством, разбирали эти таблички, учили слова и знаки наизусть, переписывали их в классе.

3

Я до сих пор не могу без внутреннего содрогания смотреть, как бьют человека, и тем более  - малыша. (В школе тех, кто нарушал порядок, наказывали розгами), Старший брат  за невыполненное задание, опоздания на урок (и другие провинности представлял для наказания Владеющему розгой) – кривоногому широкоплечему невысокому человеку с руками, поросшими волосами. В конце дня Владеющий розгами обычно выкрикивал несколько мальчиков; они выстаивались перед всеми, а потом послушно, по очереди, вытягивались на полу, и Владеющий розгами хлестал каждого, сколь положено. Многие во время наказания кричали  и плакали, но я молчал.
После первого наказания двумя ударами розг на моей спине, как сказал сосед, были две страшные полосы, но я не чувствовал боли. Вечером, когда я шел из школы,  я старался поворачиваться к прохожим боком, чтобы они не увидели мою спину и не смеялись. Мама долго ахала надо мной и сунула горсть фиников, отложенных к празднику. Отец грустно улыбнулся.
Отец занимался тем, что при храме вел учет поступающему в храм зерну и других припасов. Отец приносил множество табличек домой в плетеных корзинах и иногда переписывал их дома, из множества отдельных табличек делал одну общую, или наоборот расписывал, кому, сколько выдать  зерна, рыбы, фиников, кунжутного масла.
«У хорошего писка, все таблички – одинакового размера, с ровными краями: чуть меньше ладони взрослого человека и необходимой толщины», - (говорил мне отец, когда я помогал ему в его работе по изготовлению новых табличек). Я очень старался делать так же, как отец, и скоро этому научился. В школе меня похвалили, увидев, как умело леплю я таблички.
Умение делать таблички – лишь первый шаг в искусстве писца. Ещё надо уметь затачивать  калям – тростниковую палочку. Для этого у каждого писца есть острый камень. Калям должен выдавливать знаки один за другим на влажной глине с нужным нажимом, а рука при этом как будто летит над табличкой – легко и свободно. Напряженная рука быстро устанет, а усталой рукой никогда не напишешь красиво. Писание табличек стало моей любимой игрой. Днем, когда отец в храме, я брал его глину, лепил одну за одной таблички и исписывал их знаками. А потом, пока отец не вернулся, снова мял их и возвращал в сосуд для писца.
Скоро Старший брат, а потом и Отец школы стали отмечать мои таблички и даже показывать  их в других классах.
Потом Отец школы спросил, не хочу ли я заниматься с ним дополнительно, и я согласился. Заниматься с Отцом школы –особая честь.
(Мой отец решил отблагодарить отца школы за оказанное мне внимание и предложил в виде платы за обучение приносить зерно из наших скромных запасов.)
Ответ Отца школы поразил моего отца, и он ещё несколько лет вспоминал его слово в слово.
«Я – старый человек, у меня нет семьи, и мне не нужно больше еды, чем я съедаю, А платой мне будут успехи в учении  твоего сына, потому что я разглядел в нем ученика, которого ждал всю жизнь».
Учиться я любил – так же, как и сейчас ежедневно стараюсь приумножить свои знания. В классе изучали названия трав. Я запомнил их свойства, а потом Отец школы привёл меня к себе и показал высушенные травы, которые росли в горах, а я и гор никогда не видел. «Обычный писец этого может и не знать, ты же – помни их все», - говорил мой учитель.
Каждый день я выходил из школы с грузом табличек и дома переписывал их до тошноты. Я брал таблички, созданные лучшими писцами прошлого, и учился у них красоте знаков. Со временем мне удалось их превзойти. В табличках рассказывалось о жизни других городов и других царей, о тайнах нахождения руд, о морских животных, о каменных предметах, которыми пользовались наши предки.
Однажды школу посетил сам Эйнацир – (двоюродный брат нашего царя). Отец школы, низко склонился перед ним, с гордость показал мои таблички. «Пусть так пишет и дальше» - сказал Эйнацир снисходительно, – «но отчего в его табличках столь мало слов, прославляющих богиню Иштар?» Отец школы засуетился, сказал, что таблички посвящены правилам вождения кораблей, что он первым делом учит детей почитанию богов, но Эйнацир его уже не слушал.
Потом я специально сочинил несколько гимнов в честь Великой богини; они были посланы Эйнациру, но не знаю, стал ли он их читать.
Теперь я вспоминаю те времена с приятной грустью. Сколько раз мы сидели с Отцом школы голова к голове над какой-нибудь редкой табличкой, разбирая её смысл!

4

На площадях, неподалеку от школы, мы несколько раз затевали игру с боевыми сетями, – учились набрасывать их друг на друга и ловко от них отворачиваться. Умение владеть сетью – искусство особое, оно даётся не каждому. Но такое свойство дали мне боги, – если я занимаюсь каким-нибудь делом, то стараюсь достичь его совершенства. Так было и с сетью, и скоро не стало ученика, который мог бы увернуться от моих бросков. Иногда около нас останавливались знаменитые воины и показывали приёмы.
(Наши занятия посещал сын правителя Гильгамеш вместе со своим воспитателем и хранителем  Бирхуртером. Он смотрел на нашу игру, но не принимал в ней участие.) Но однажды Гильгамеш спустился к нам, и сразу присоединился к игре. Мы увидели, как мастерски он владеет сетью - обучение Бирхуртура не прошло впустую. Потом мы по очереди ловили сетью его, и это никто не сумел сделать. Наконец сеть попало и мне в руки, а я успел заметить, что Гильгамеш отклоняется от сети влево. При броске я учел это, и с первого раза набросил сеть на  будущего царя. И тут неожиданно, с разных сторон площади, с ужасом  вскрикнули два человека. Первым был мой отец; он представил то страшное наказание, которое грозит мне, унизившему будущего царя. Вторым – Бирхуртур; он не мог допустить, чтобы его воспитанник привык к поражению в бою. Меня схватили, привели ко дворцу царей, передали стражнику, и тот подвел меня к яме. В яму я  спрыгнул сам. Но очень скоро около ямы появился  сам Гильгамеш.
-«Аннабидуг! Тебя ведь так зовут?»– откуда-то он уже знал  моё имя –«Держи лепешку». Потом он принёс сочный плод, который я прежде не пробовал.
-«Отец придет и освободит тебя», - сказал Гильгамеш – «ты не пугайся».
Скоро и в самом деле стражник поднял решетку, вытащил меня из ямы и поставил перед самим Лугальбандом.
-« И этот малыш сумел накрыть сетью моего сына?» – равный богам был весел и добр.
-«Так ли ты ловок в обращении с сетью, как говорят».
-«Ещё как! Ловче меня в школе нет!» – расхрабрился я.
-«Гильгамеш хочет играть с тобой вечером. Я согласен  - это будет ему полезно, так он научится искусству ухода от боевой сети.
-«Сейчас принесут сеть, и ты покажешь своё умение... «Сумеешь поймать собаку, не испугаешься? – спросил Лугальбанда.
Стражник спустил крупного пса; с такими псами ходят охотники и пастухи.
Пес, злобно бросился на меня.  В тот миг, когда он оторвался от земли, чтобы вцепиться мне в горло, пасть его, с желтыми клыками, была раскрыта, и слюна  из нее летела брызгами, в тот самый миг я бросил на него сеть, и пес запутался в ней, опрокинулся на спину, а потом неожиданно жалобно заскулил...
«Тебя хвалили не зря», - сказал Лугальбанда. – Ступай домой; стражник проводит тебя, и передай этот кувшин с маслом отцу.
Под наблюдением Бирхуртуда я ловил будущего царя сетью, потом он ловил меня, потом снова я. И мне всё реже удавалось настичь его.
(Так продолжалось до тех пор, пока Гильгамеш не научился уворачиваться от моего броска, и тогда меня перестали приглашать во дворец.)
5

Несколько месяцев мы не виделись, но однажды, когда мы рубили тростник у реки, чтобы заново покрыть нашу школьную крышу, – я оглянулся и увидел Гильгамеша, он разговаривал с нашим Отцом школы. В отдалении стоял Бирхуртур.
Я же, увидев Гильгамеша и продолжая рубить тростник, обдумывал, надо ли мне к нему приблизится. С одной стороны это было невежливым и непристойным сделать вид, что я не заметил сына великого Лугальбанды. С другой – он ведь меня не звал, и смел ли я, без его зова, навязывать ему своё общество?
Я размышлял так, а потом увидел, что из зарослей в сторону Гильгамеша направляется тигрица. Он же её не видел, а смотрел в мою сторону. Потом она припала на передние лапы, как припадают тигры, чтобы броситься на живую добычу. Хвост её мелко дрожал, и чуть приподнятая губа – тоже.
Тут уж стало не до размышлений.
-«Я с тобой Гильгамеш!»- крикнул я, и бросился к нему со своим бронзовым мечем. Гильгамеш обернулся, увидел тигрицу и тоже выхватил меч.
Тигрица все ещё готовилась к нападению, а мы уже стояли спиной к спине, чтобы отразить её.
Но если бы она и в самом деле бросилась на нас, что смогли бы мы сделать нашими мечами?
Тигрица замерла. Её, видимо, обескуражило то, что нас оказалось двое. Бирхуртур бросился на тигрицу со своим мечем, но ещё мудрее поступил Отец школы: он просто забил в барабан. Тигрице не понравилось это, и она медленно повернулась в сторону зарослей.
Гильгамеш  с Бирхуртуром удалились. Отец школы собрал нас и увел в город; он боялся, что тигрица надумает вернуться.
В тот же вечер за мной зашел стражник.
-«Аннабидуг, твоё поведение достойно награды», сказал мне великий царь, когда меня поставили перед ним.
-«О чем ты хочешь просить богов?  Быть может, я выполню их волю»
 Мне вспомнились слова Отца школы, что необходимо перекрыть крышу в школе, и я сказал о них.
-«Так будет», - проговорил, улыбаясь моей просьбе, великий царь... «Завтра новая крыша покроет твою школу, и у вас будет хорошая глина. Вот ещё…Я советовался с богами, они благосклонны к тебе. Пройдет несколько лет, и ты закончишь ученье. Для тебя будет сохранено место младшего жреца в храме Великого Ана».
Место жреца! В нашей семье никто ещё не поднимался столь высоко! Это была поистине царская награда!
-«Там стоит молодой осел с поклажей. Отведешь его в свой дом. В одном из тюков – припасы, в другом – одеяния для всей семьи. Осла оставь в своём дворе».
Эта награда тоже была поистине царской!
Таким я видел Лугальбанду в последний раз.

6

В последнем классе я чаще был Старшим братом, чем простым учеником, потому что тот Старший брат, с которым когда-то мы начинали ученье, совсем одряхлел, и глаза его не различали знаков.
Когда боги  забрали к себе великого Лугальбанду, наступили дни смятения. В эти дни Эйнацир, его двоюродный брат, мог стать нашим царем - его поддержали старые жрецы. Но молодые, а также воины все встали за Гильгамеша...

7

«О Великий Ан, бог Неба!» - почему так стало печально лицо Гильгамеша.
Я следил за Гильгамешем издалека. Как я мечтал, чтобы он хотя бы взглядом остановился на мне, а ещё лучше улыбнулся и сказал слово!
Но сейчас – не о том. Слишком суровый день, чтобы, молодой жрец из храма Ана, думал лишь о себе, слишком близка опасность.
Большой корабль с послами царя Агги стоит у причала. Послы отказались от жилища, которое гостеприимно приготовили для них наши слуги храмов. Послы ночуют на корабле, а корабль стерегут угрюмые войны с длинными копьями.
Уже весь город знал о послании Агги нашему любимому Гильгамешу. Агга требовал, чтобы мы завтра с утра начали разрушать стену – ту самую стену, которую по велению богов и приказу Гильгамеша, горожане строили несколько лет.
Город на реке Евфрат беззащитен от любого нашествия хищных людей, словно дом без дверей, словно воин –обнаженный и без оружия. И только Урук, огражденный стеной, стал теперь непреступен.
Царь Агга требовал: «Перестань копать на холмах колодцы, вышли корабль полный зерна, и разрушь немедленно стену, что выстроил вокруг города. Только этим, Гильгамеш, ты докажешь, что правильно служишь богам! Иначе мне придется привести своих воинов. И тогда уже я сам научу исполнять волю тех, кто создал нас!».
Главный храм – гордость Урука, Эана – возвышался за спиной Гильгамеша. За храмовой горой вырастал Зиккурат. Гильгамеш собрал старейшин на площади, вокруг которой стояли статуи наших богов, украшенные серебром, золотом и драгоценными камнями. Гильгамеш стоял на площади перед старейшими, и многие из них были не согласны с ним. Они сидели молча, и ветер шевелил их одежды.
Наконец поднялся старик Эйнацир, один из старейших жрецов богини Иштар.
-«Ты слишком  юн, Гильгамеш, и поэтому самонадеян», - он сказал это спокойно и негромко, но так, что слышали все» У царя Агги – множество воинов, ему послушны города шумера, с ним дружат дикие люди гор. В храмах его города собраны поношения от наших отцов и дедов. Именно Киш был назначен богами старшим среди городов. Юная богиня Иштар –покровительница Урука может, отвернутся от тебя, кто защитит город? «Подчинись же Агге» –эти слова жреца скоро знал весь город...
«Я услышал твои мысли», - ответил Гильгамеш и гордо выпрямился.
- «Ты состарился, Эйнацир, и боишься, что твои молитвы прозвучат, не так громко, как молитвы Агги. Не думаю, что юной Иштар так уж приятно разглядывать тело столь дряхлого старца в своём храме».
- Он был Царем и мог говорить так.
- -«Ваши слова старцы не слова богов, и даже не слова жителей Урука. Послушаем, что скажет город».
По приказу Гильгамеша жители Урука заполнили площадь, и нетерпеливо ждали появление самого царя, Гильгамеша... «Нет! Нет! Нет! Мы не подчинимся Агге»! – кричали люди.
-«Мы не разрушим стену! Мы не засыплем колодцы! Его воины – трусливые грязные шакалы! Веди нас на войну, Гильгамеш»!
Корабль с послами отплыл наутро после собрания жителей, и все мы ждали войну. И мы знали: с Гильгамешем мы победим.
8

Скоро каждый, поднявшийся на городскую стену, мог разглядеть множество кораблей, спускающихся по Евфрату. Не с дружескими подарками шли они к нам.
Дикие люди в косматых шапках, сшитых из шкур неизвестных зверей, топтали наши огороды, жгли наши поля и плясали ночью вокруг костров, потрясая копьями. Ими пугал нас властитель Киша; их и привел он, чтобы сломать наши стены, а нас - сделать рабами. И своих воинов у него было множество. Они мало чем отличались от нас, – разве что лица их были тупы, угрюмы, злобны.
Утром все они, вытащили корабли на берег, подступили к стенам нашего города, грозили нам кулаками и копьями, выкрикивали такие оскорбления, которые у нас даже несмышлёный ребенок не посмел бы произнести вслух.
Все мужчины на улицах были вооружены, и лишь один я шел безоружным. (Все уже знали, как издевался Агга над Бирхуртуром, посланником  Гильгамеша с предложением о мире, и готовились к сражению. Мне было неловко,  казалось, что все смотрят на меня осуждающе). Невольно поднимаясь к храму, я завернул на узкую улочку к дому, где жила красавица Алайя, Я давно уже понял, что весь день будет без радости, если я не увижу эту приветливую девушку. Она жила в бедном домишке с дырявыми глиняными стенами вместе с матерью – слепой и дряхлой. «Аннабидуг!» - радостно встретила меня девушка.  «Я ждала тебя с утра; как хорошо, что ты пришёл. Я подумала, вдруг тебе понадобится вооружение, и приготовила его. Смотри, я связала для тебя боевую ловчую сеть, сшила из кожи шлем и защитную кожу на грудь; ничего, что кожа –из кусков; зато она толстая – бычья, и её не так –то легко пробить». Она помнила, как искусен я в набрасывании сетей.
Одного мгновенья хватило мне, чтобы надеть боевой кожаный шлем, защитную кожу на грудь и взять ловчую сеть. Я спустился к городским воротам. На площади, недалеко от ворот, Гильгамеш строил войско. Он сменил одежды жреца и царя на одежду война.
И тут Гильгамеш увидел меня.
«Аннабидуг?» - удивился царь. «Или ты забыл, что твоё место в храме? Кто позволил тебе сменить одежды жреца на снаряжение воина? Передай сеть и отправляйся на своё место». В другой день я не осмелился бы спорить, но этот день не был похожим на другие:
«Гильгамеш, царь мой, наш предводитель! Разве ты сам не сменил одежды жреца на одежды воина? Разве не в твоих руках – боевое оружие? Позволь же мне защищать мой город с помощью сети, и ты знаешь, как я ей владею.
Все смотрели на меня с ужасом: не каждый день младший слуга бога Ана спорит с самим верховным жрецом. Но Гильгамеш неожиданно рассмеялся и хлопнул меня по плечу рукой, затянутой в защитную кожу: «Я знаю, Аннабидуг, твою смелость. Будь в моем отряде».
Как я был благодарен ему в этот миг!
А он, повернувшись к отряду, уже громко скомандовал:
«На битву! К воротам»!
Тяжёлые ворота раскрылись, и сердце моё на мгновенье сжалось от ужаса. Я впервые ощутил, как много воинов привёл с собой Агга. Они были повсюду. Все наши поля и огороды были вытоптаны, среди них и поле нашей семьи. Хорошо, что в хранилищах храмов были немалые запасы зерна, ведь даже если боги дадут победу нам в руки, что удастся собрать этот урожай.
Гильгамеш прокричал:
«За мной храбрые львы! Не отставать»!
(Основные силы Гильгамеш направил в сторону вражеских кораблей.)
Первым мчался Гильгамеш, и его палица с тяжелым камнем на конце крушила головы тех врагов, кто попадался навстречу.
Вражеские воины защищали своего царя, а надо было помнить о кораблях.
Слишком поздно поняли враги наш план: мы уже были рядом с кораблями, когда Агга бросил туда большой отряд воинов.
«Быстрей! Быстрей!»- командовал Гильгамеш. - "Готовьте свои факелы"!
Ноги наши вязли в скользкой глине, но мы успели добежать до кораблей первыми, быстро справившись с небольшой охраной.
Те воины, что несли факелы в глиняных сосудах, быстро раздули их и начали бросать на тростниковые корабли.
Огонь затрещал внутри кораблей, высушенных на солнце, и скоро повалил дым, а потом над ними взметнулось пламя. Страшное, жаркое, оно быстро стало пожирать вражеский флот.
Все воины, увидев пламя над кораблями, забыв о сражении, устремились к ним по нашим полям. За ними гнались горожане и разили сзади. Это уже было не войско, а мечущаяся толпа. Давя друг друга, они пытались пробиться к кораблям, но к ним уже было не подступиться. Некоторые, поджарив собственные руки в пламени, теперь отчаянно кричали, и охлаждали их в реке. Кто-то просто уселся на землю, в отчаянии глядя на бушующее пламя.
Мы же теперь пробивались к Агге. Вокруг неё плотно стояла охрана,– это были сильные, умелые воины. Они вставали, один за другим, на пути Гильгамеша, а потом падали, сраженные могучим камнем на конце его палицы. Один рослый охранник бросился на меня. И тут уж, защищаясь, мне пришлось накинуть на него сеть. Ругаясь, он бестолково забился, как бьётся большая сильная рыба и, запутавшись окончательно, повалился на утоптанную землю.
«Где твоя сеть?» – гневно крикнул Гильгамеш через мгновенье.
Что мне было ответить моему царю. Да я упустил сеть, но остался жив, – иначе не было ни меня, ни сети. И все же я нашел ответ.
Рядом со мной пал молодой красивый парень, я знал его лишь в лицо. Его боевая сеть валялась рядом.
Я быстро нагнулся и подхватил её
«Вот моя сеть! – крикнул я Гильгамешу.
«Следуй за мной! – ответил он так же криком.
Агга был уже рядом. Он, в роскошных царских одеждах, тоже что-то кричал. Рядом остались лишь двое  его охранников; остальные валялись вокруг, но большой отряд уже приближался к нам.
«Кидай» крикнул  Гильгамеш мне, набросившись на последних охранников.
Рука моя не дрогнула. Агга попробовал увернуться, заметался, но я сумел точно накинуть свою сеть на вражеского царя, и он забарахтался в ней, заверещал, словно недорезанная свинья. Несколько воинов помогли мне подхватить сеть с визжащим царём, и мы бегом потащили его к воротам.
Те, кто был впереди, помогали нам пробивать дорогу. Мы втащили вражеского царя в город на радость всем, кто укрывался внутри, и Гильгамеш приказал поднять его на стену.
Он сам, своим кинжалом, распорол сеть, а все, кто сражался на наших полях и огородах, бросив битву, следили за его действиями.
Гильгамеш освободил вражеского царя и поставил на стене рядом с собой, и все увидели, какой этот Агга; невзрачный, толстый коротышка рядом с могучим красавцем – нашим царём.
«Эй, вы!» – крикнул Гильгамеш так, что голос его услышали и свои и чужие воины.
«Боги не хотят помогать нашим врагам! Ваши корабли сожжены, а царь стал моим пленником, но я сохраню жизнь и царю и вам, если вы бросите оружие и встанете на колени. Я прощу каждого, кто мне подчинится, и отправлю вас домой на моих кораблях.
На мгновенье все замерли, как бы раздумывая. А потом Агга, могущественный повелитель городов, первым склонив голову перед Гильгамешем, опустился на колени. За ним, на всем пространстве, стали опускаться на колени его воины.
Мы жители Урука отходчивы, и вовсе самые добрые люди на Земле. Когда враги опустились на колени и склонили головы, мы не стали лишать их жизни, а заставили восстановить загубленные посадки, чтобы не обидеть богов загубленным урожаем.
В первый же день после битвы решалась и моя судьба. Я после битвы был назначен старшим жрецом в храме Неба – умастителем священных сосудов. Так как старший жрец должен быть женатым человеком, то по моему желанию и при благословении Гильгамеша я женился на самой прекрасной женщине на свете –Алайе, той, что при свете луны ночами плела для меня боевую сеть.
«Я постараюсь Аннабидуг, чтобы твою семейную жизнь не омрачала бедность…» – сказал Гильгамеш.
А когда созрел урожай, многие из бывших врагов стали нашими друзьями, некоторые вошли в наши семьи. И у Гильгамеша не было лучшего помощника, чем бывший правитель Агга. И мы ещё раз возблагодарили богов, потому что не было на Земле царя мудрее и добрее, чем наш Гильгамеш.

9

Да ещё была ночь – праздник богини Иштар, покровительницы Урука, и тогда на  площадку перед храмом поднималась жрица –та, что заменяла собой вечную юную богиню. И весь город с площади перед нижним храмом наблюдал за божественным танцем Гильгамеша и юной богини, за их священным браком, потому что от этой ночи, от священного брака главного жреца и утренней звезды зависел весь урожай, который зрел на полях, весь приплод овец, коров и коз, пасшихся в степи, рыбы, бултыхающейся в каналах. Рождение каждого существа в нашем городе зависело от того, как  исполнит священный брак с юной богиней царь и жрец Гильгамеш в храме богини Ишнар, главным жрецом которого был Эйнацир.
(Но однажды Гильгамеш отверг любовь великой богини Ишнар, и боги отвернулись от него.
Гильгамеш услышал голос богини:)
Человек! Ты  пренебрег любовью богини! Моей любовью! Я хотела сделать тебя счастливым. Своим отказом, человек, ты оскорбил меня – богиню! И ты пожалеешь об этом! – воскликнула гордая Иштар.
Месть бога несравнима с местью врага, если враг человек.

10

 (Много подвигов совершил великий царь Гильгамеш вместе со своим другом Энкиду, которого нашла в степи, и привела во дворец веселая  девка  Шахмат, - сестра моей жены.  Сильного и смелого,  он полюбил его  как брата. Они вмести ходили в далекий поход за ливанским кедром, вмести сражались с чудовищами, строили корабли, укрепляли стену Урука. Вместе праздновали свои победы.
 Неожиданно Энкиду заболел. Ему с каждой минутой становилось всё хуже и хуже. Люди не боги, они не вечны. Дни и ночи не отходил Гильгамеш от постели друга, но ему становилось всё хуже и хуже, и наступил момент, когда Гильгамеш, дотронувшись до руки своего друга, почувствовал, что она холодна.)
Гильгамеш сам закрыл глаза тому, кто был недавно богатырём, накрыл лицо дорогим одеялом и в смертельной тоске вышел из дворца.
Кончилась двенадцатая ночь из тех, что царь провёл рядом с умирающим другом, и почти все ночи вместе со своим царём  и умирающим героем был  Аннабидуг.
 Едва началось утро, царь приказал собрать скульпторов, медников, кузнецов, камнерезов.
«Все вы помните моего друга», сказал Гильгамеш мастерам. Сделайте же статую его в полный рост. И пусть он будет таким, каким явился в наш город – могучим и добрым великаном. Пусть постамент будет из камня, лицо вы сделайте из алебастра, тело – из золота, волосы из лазурита.
Мастера взялись за работу. А царь метался по дворцу, но горе всюду находило его. Весь город плакал, узнав о смерти героя.
Но Гильгамеш запретил хоронить его. Он, верховный жрец, задумал то, о чем не сказал никому. Лишь один Аннабидуг, молча следовавший за ним с те дни, мог догадываться; Гильгамеш, поднявшись на башню храма, молил великих богов вернуть ему  друга.
«Бог, мой, Шахмаш, прошу тебя, выслушай же мои слова! –говорил он после тайного заклинания. «Великие боги сколько раз я просил Вас о милости, и вы помогали мне. Но тогда я умолял о милости ко мне. Теперь же прошу не для себя: сжальтесь над Энкиду, верните его в солнечный мир».
После шести дней молитв он устроил похороны, каких Урук не видел. Даже отца его, Лугальбанду, хоронили  с меньшими почестями.
Весёлая женщина Шахмат – та, что своею красотой была сравнима с богиней Иштар, и которою любил умерший герой, – исчезла из города навсегда. Но прежде в день смерти героя, она в один миг потеряла свою красоту.
Никто не заметил ухода Шахмат, даже исчезновение царя в Уруке не заметил никто. Только Аннабидуг знал, куда исчез из города царь Гильгамеш.
Царь поставил статую во дворе и несколько дней жил рядом с ней, разговаривал, как с живым Энкиду. Царю было странно: он думал, что весь мир будет оплакивать смерть героя. Но мир оплакав, вернулся к обычной жизни.
Гильгамеш стал единственным в городе человеком, который не мог улыбаться, и радости жизни его больше не трогали. Он думал только о смерти. Лишь Аннабидуг знал малую часть его замыслов. С ним и простился царь, когда на рассвете вышел из города в простой одежде. Гильгамеш бежал в пустыню и среди песчаных холмов, он позволил себе, наконец, громко рыдать и разговаривать сам с собой.

11

Несколько дней в городе не тревожились. Потом по городу поползли слухи: кто-то видел Гильгамеша блуждающего в одиночестве по пустыне, спящим, словно бродячая собака, на голой земле под кустом.
Эйнацир собрал совет старейшин. С тех пор на совете стал присутствовать и я Аннибидуг - так повелел Гильгамеш.
«Наш царь слишком молод, и не ведает меры ни в чем. Он неумерен в храбрости, в любви к женщине, а теперь, оказывается, не знает меры и в печали. Боюсь, что от этой печали он лишился разума, и не способен далее управлять народом. Знает ли кто из вас, в какой стороне пустыни искать его, чтобы привести в город?
Молчали все, и я тоже. Эйнацир несколько раз пристально посмотрел на меня, но всякий раз, чувствуя его взгляд, я покорно склонял голову. Я знал, что Эйнацир ненавидит меня. Часто, оказываясь поблизости, я ощущал его взгляд, полный презрения и злобы.
На совете старейшин было не мало мудрых людей. Им не понравились слова Эйнацира о царе, лишившемся разума от печали и скорби. И все разошлись молча, так и ничего не решив. Еще несколько дней город жил в тревоге. Нечасто царь покидает своих подданных так таинственно. Вечерами на площадях собирались бездельники, и распускали  слухи – один глупея другого.
Однажды, когда я вышел из храма, меня окружили несколько старших жрецов. Все они были в родстве с Эйнациром. И каждый из них считал меня недостойным своего места, – быть может, ещё и потому, что их сыновья были теперь ниже меня по званию.
«Аннабидуг, ты обязан сказать нам, где прячется Гильгамеш!» – провозгласил старый Эйнацир, и в его голосе я услышал угрозу. « Ты ведь не хочешь, чтобы по воле богов, я отвел тебя на вершину башни и сбросил головой вниз».
Я представил, как моя голова разбивается о камни, но продолжал молчать, хотя за эти дни Гильгамеш уже ушел далеко, и можно было раскрыть его тайну.
«Великий наш царь, Гильгамеш удалился для беседы с Утнапишти …» – начал я.
«С кем? - перебил меня Эйнацир. И теперь в голосе его было недоумение.
«Рассказывай по порядку, Аннибург», - вмешался старый жрец из храма Энки.
«Царь пожелал встретиться с далёким предком Утнапишти, чтобы познать тайну жизни и смерти».
«Надеюсь, ты не шутишь над нами?»- переспросил Эйнацир.
«Я сказал правду».
«Давно бы так»! – Эйнацир сразу повеселел. - «Долго же придется искать Гильгамешу далёкого предка. Пожалуй, на это не хватит всей жизни!»
Он загадочно взглянул на меня, и я понял, что он соображает, как ему быть дальше. «Ты хорошо хранишь тайну нашего царя, Аннабидуг. Пусть она будет и нашей тайной. Ты получишь награду. Мы подумаем, как тебя наградить. Я не хотел награды  от Эйнацира.
12

Что-то в следующие дни в городе происходило, о чем я мог только догадываться.
В сумерках подошел ко мне старший жрец из храма Великой Ишнар и, убедившись, что улица пуста, прошептал:
«Не поддавайся, Аннабидуг»!
Потом также встретился Тот, кто командовал тяжелыми войнами.
«Не бойся, он не выполнит свои угрозы, мы не позволим».
И, наконец, Алайя – у них, у жен, - свои разговоры между собой – передала мне чужую тайну:
«Эйацир при большой луне станет царём, и ты будешь к этому причастен».
Однажды на рассвете я и сам вышел из города и пошел по степи, куда вели ноги. Я не взял с собой запаса воды, но мне повстречался охотник, который помог мне утолить жажду.
Нет, царя охотник не видел. Хотя понял, что кто-то могучий и сильный прошел по степи и горам, сражаясь с  теми из зверей, кто осмелился на него напасть.
Я хотел пройти к водопою, но охотник меня остановил.
«Там поселилось чудовище – страшная, с длинными волосами, в рваной одежде старуха. Она поселилась среди тех кустов, где узнавали когда-то друг друга весёлая красавица Шахмат и Энкиду.
Я пошел к водопою, и охотник неодобрительно смотрел на меня. Но до водопоя я не дошёл. Из-за кустов навстречу мне вышло чудище – страшное, грязное. В чудище я узнал Шахмат.
«Пойдем со мной Шахмат. У тебя есть сестра, у сестры семья, дом. Ты поселишься с нами, и никто не посмеет тебя обидеть» - сказал я.
«Это место свято, и я буду охранять его до тех пор, пока не почувствую приближение смерти. Это я привела Энкиду в город. Его больше нет, Шахмат заслужила проклятье того, кого больше всех на свете любила" – сказала она.
И добавили: «Иди в город и крепись: тебя ждут испытания».

13

Я повернулся назад к городу, обдумывая услышанное пророчество. В городе меня уже поджидали.
"Ты оставил служение в храме, Аннабидуг. Это большая провинность перед богами, сказал Эйнацир, когда стражники, связав мне сзади руки верёвкой из плетеного тростника, привели меня к нему».
«Я искал Гильгамеша»,- сказал я коротко.
«Его не надо искать, ты ведь сам нам сказал,  что Гильгамеш не вернётся».
Эйнацир приказал страже удалиться, и перерезал верёвки на моих руках.
«Я сказал, что Гильгамеш отправился для беседы со своим далёким предком Утнапишти».
«Ты был неточен в словах. Гильгамеш не только отправился для беседы с Утнапишти, но и решил остаться.  Нет среди людей человека, который бы вернулся от Утнапишти».
Эйнацир был прав, и потому я, склонив голову, спросил его:
«Чего же ты ждешь от меня?
«Я давно мог избавиться от тебя, Аннабидуг. Ты сам знаешь, как легко это сделать. Или ты думаешь, что этот полузверь, Энкиду, умер только по воле богов? Знай же, что когда боги приговаривают здорового, полного сил человека к смерти, то на Земле должен быть другой человек, который исполняет их волю.
Эйнацир сказал так, и дыхание страшной тайны коснулось меня.
(Я выслушал все молча.)
«Ты правильно делаешь, что молчишь: все-таки, стал взрослей. Я готов уважать тебя, Аннабидуг. Я знаю, ты мечтал получить место личного писца при Гильгамеше. Я дам тебе это место».
«Но для этого ты должен стать царём», - не удержался я.
«Я стану им очень скоро. Ты же подтвердишь то, что сказал однажды мне при всех…Ты подтвердишь свои слова о том, что Гильгамеш отправился к Утнапишти. Все в городе знают, как благотворят к тебе боги. Я тоже выполню их волю, и сделаю тебя личным писцом. Я очень много знаю, Аннабидуг, о жизни. Я знаю, как ты любишь вчитываться в старинные письмена. Мои истории дадут тебе больше, чем эти глиняные таблички, и ты сможешь много записывать. Скажи, разве я не даю возможность осуществиться главной твоей мечте»?
«Ты всегда прав, о великий Эйнацир. А теперь скажи, что ждет меня, если я не соглашусь исполнить твою волю».
«Ты, просто упадёшь с башни вниз головой». Семья твоя будет изгнана из города и проклята за распространение нелепых слухов о Гигельмеше».
«Позволь мне посоветоваться с богами, в храме, котором я служу».
«Я добр к тебе, поэтому позволю и это. Город не может долго жить без царя и верховного жреца.  Гильгамеш не вернётся. Народу Урука нужен новый царь. Этим царем буду только я» – закончил наш разговор Эйнацир.

14

(Уже находясь в одиночестве) я понял, что, не смотря на произнесенные Эйнациром страшные слова, он был прав. Сколько лет Эйнацир ждал этого дня! Не раз он предлагал богам себя для царского служения, но боги капризны и переменчивы. Они отворачивались от него и выбирали недостойных. Так они выбрали Лугальбанду, потом боги выбрали ветреного Гильгамеша. Завтра он станет царем, иначе его долгая жизнь потеряет смысл.
(«Я представил себе, как в эти минуты Эйнакур обращается   в своем храме к богине Ишнар с мольбой. Но богиня отвергает его! Представил, как, спускаясь по ступеням, Эйнацур говорит):
«Все-таки я поступлю, так как сказал, и боги согласятся со мной».
(Я представил свою жену Алайю) стоящую воле дома и разговаривающую с соседкой, держа за руки младшего сына. (Как она бежит к храму). Смелая у меня жена Алайя. Как она кричит на Эйнацира и плюёт ему в лицо, и весь город слышит её вопль: «Верни мне Аннабидуга»
Я обращаюсь к богам.
«О Великая богиня, ты была так же прекрасна, как и всегда! Помоги же Гильгамешу!
Великая богиня поможет, чувства богов переменчивы. Богиня одарит Гильгамеша всеми своими знаками, всей мудростью. Взамен вечной жизни царь получит божественную мудрость.
Солнечный свет озарил пространство. Вглядываясь с поднебесной высоты, я ясно увидел человека в белых одеждах и с благородным лицом, – это сам царь, великий Гильгамеш, поднимался на стену нашего города.
Над городом полетел счастливый зов Аннабидуга:
-«Люди!  Проснитесь! Гильгамеш вернулся! Боги вернули нам свою милость»!

24.11.01