Блудный сын версия - глава 2

                II.


Марк шёл по ночному городу. Стены и тени,  равнодушная темнота. И ему не было до неё дела. Безразлично скользя взглядом по фасадам домов, он меланхолически отмечал редкие светящиеся окна. Когда-то в их тихом свете ему чудилась тихая магия надежды, казалось - за каждым из них - безмятежный покой беззаботных людей, и они не спят, чтобы светом своих окон помогать бредущим в темноте. Когда-то… А сегодня окна, как назойливые, бессонные глаза, смотрели презрительно и с насмешкой.

Марк собирался уйти, как обычно, не прощаясь, как только вечеринка пойдёт на убыль. Он не любил долгих пьяных расставаний и предпочитал исчезать тихо, когда стиралась новизна первых впечатлений и появлялись признаки нервного дежа-вю. Становилось скучно, когда мужчины напивались до глупости, и доступность женщин, разомлевших от вина и танцев, уже была востребована и получена в избытке…

Но в этот раз получилось иначе. Вечеринка не задалась с самого начала. Слим, притащив его в малознакомую компанию, наскоро перекусил и, через несколько тостов, исчез в спальне с какой-то дамой, как он любил выражаться - «не снимая сапог и сабли», а потом с тысячей извинений убежал по делам.

Его партнёрша почему-то оказалась на диване около Марка.

- Только раздразнил меня и смылся, - призналась она, наливая себе водки. Её мягкое, не остывшее ещё тело обожгло ему бок.

- Можно исправить, - ухмыльнулся Марк, и дама сделала ему кокетливую гримаску.

Особую пикантность вечеринке должны были придавать малодоступные женщины. Приглашать откровенных проституток в кругах «серебряной» молодёжи считалось дурным тоном, и поэтому подбор осуществлялся заранее из числа продувных разведёнок, массажисток и продавщиц. Но женщины в сегодняшней компании мало отличались от профессиональных шлюх. 

- Тебя как зовут? - спросил он.

- Алита. Я тут никого не знаю. И этого Слима встретила только вчера. Он правда бизнесмен по золоту?

- Правда.

Марк не знал, о чём с неё говорить, и поэтому предложил выпить.

Кто-то прокричал невнятный тост, что-то об эмансипации, и все выпили. Заиграло простенькое танго, и Марк пригласил Алиту танцевать. Вокруг толклись, сплетались и тёрлись друг о друга мужчины и женщины. Кто-то задул несколько свечей, и в комнате стало почти темно. Он прижимал к себе мягкое, податливое тело, и то, что оно всего несколько минут назад горело в руках другого, возбуждало, приятно щекотало в паху. С волнением он ощущал горячие щёки и губы партнёрши, её грудь и упругий животик, которым она откровенно тёрлась об него.

Он плавно затанцевал Алиту через узкий коридор в спальню, погашая поцелуями кокетливый лепет. Дальнейшее напоминало лёгкую борьбу, когда не ясно, кто нападает и кто защищается. Её руки отталкивали и тянули к себе, губы горячо скользили по лицу, бормоча невнятное. Игра давала вкусный, чувственный оттенок и, вовлечённый в неё, он почти верил в искренность стыдливого сопротивления. Розовая пелена поплыла перед глазами, и пропали стены и потолок, и стали неважными шум в соседней комнате и даже кровать в углу. Марк прижал к стене томное, сладко запахшее тело, сжимал его, присасывался к губам пухлой шейке, покрытым испариной плечам… Нежная округлость её бедер то обнажалась, то исчезала от их взаимных усилий, пока не треснули и перестали быть препятствием тонкие трусики и тогда словно исчезли и остальные препятствия... Горячие руки обхватили шею, губы судорожно прижались к губам, её бедра обмякли и раздвинулись, и в следующее мгновение женщина застонала, не прерывая поцелуя и принимая упругие скользкие толчки вторжения, которые туманили сознание и заставляли чувствовать только себя...

Они вернулись к столу, растрёпанные и раскрасневшиеся. Алита висела у него на руке, как сытая, сонная кошка.

Марк налил себе вина, расслабленно отвалился на спинку дивана и оглядел комнату. Сегодня он твёрдо решил не напиваться, и теперь был трезвее многих. Может быть, поэтому вместо разгульной пикантности, он видел разбросанные вещи, объедки вперемешку с окурками, лужицу разлитого вина… Беспорядок и грязь царили и расползались по комнатам; в дымном полумраке танцевали слипшиеся пары, и женские волосы мотались жидкими патлами, и потная щека мялась о плечо партнёра, и чьи-то глаза, тупо уставленные в пространство, и воздух - удушливый, тяжёлый от запахов, а над всем этим нервная, неуклюжая мелодия дешёвого шлягера…

« - …???!» - недоумение прошелестело и повисло в воздухе.

Марк даже вскинул голову - так отчётливо и слышно прозвучал непроизнесённый вопрос. Неугомонная монада, совесть или первозданный стыд - нечто - задёргалось в глубине души. Осознание ненужности происходящего охватило его на этот раз настолько сильно, что рванулось из горла сдавленным коротким стоном. Алита испуганно отшатнулась и посмотрела с неодобрением. Он затряс головой, стараясь сбросить наваждение, но оно только усиливалось, сменяясь отвращением.

Ему вдруг вспомнился отец, который, напиваясь, начинал вот также стонать от тоски и рвать себя за волосы.

"- Что это я? - растерянно подумал Марк. - Классная пьянка, и тёлка что надо… Господи, да кому же я вру?!" Ноющее ощущение не проходило. Собутыльники и женщины, только что казавшиеся остроумной и забавной компанией, теперь выглядели толпой убогих и жалких глупцов. Запутавшись в неосознанном отчаянии, они беспомощно хватаются друг за друга, в тупом непонимании травят себя водкой и наркотиками, лихорадочно соединяют свои половые органы, болеют, дерутся и вешаются, вскрывают себе вены.

Всё не так, не должно быть так, не для того…, - стучалось изнутри сознания. Тошнота тяжёлым комом зашевелилась в желудке. Он почувствовал, как лицо твердеет в гримасе отвращения…

Не вовремя шатнулся навстречу едва знакомый паренёк с неприятным, потным лицом и пьяной ухмылкой на мокрых губах.

- Привет Креатуре! - смешливо крикнул он. - Рад тебя видеть, дружище! Давай-ка м-мы с тобой выпьем. Эти козлы уже г-готовы.

-  Отстань, - сквозь зубы сказал Марк. - Я тоже уже готов.

- Да брось ты! - с презрительной небрежностью ответил парень, наливая в какие-то рюмки из первой попавшейся бутылки. Он был в том состоянии, когда чужие желания перестают иметь значение. – П-помнишь вечеринку к Клая?… Оттянемся,  как следует…

Парня качнуло и Марк, чувствуя, как растёт раздражение, отстранил его рукой и двинулся к двери.

- Ты чё-о-о?

И рывок за рукав…

И тут что-то упруго и зло развернулось внутри, отбрасывая прочь мысли и правила. Перед глазами рванулась красноватая, бешеная пелена. "- Дай ему!" - залихватски взвизгнул уже знакомый голос.

Марк круто развернулся и ударил, и, хотя рука не сжалась, как следует, в кулак, удар получился. Парень упал и заворочался на полу. Марк врезал ему ногой в живот и замахнулся снова. Жалкая беспомощность не вызвала у него жалости, но, наоборот, выхватила из каких-то мутных уголков подсознания, освобожденного алкоголем, неудержимую волну жестокости: добить... раздавить... уничтожить..., хотя тот уже валяется с разбитым лицом и не может сопротивляться. Эта беззащитность пьянила и возбуждала. Он почувствовал, как непроизвольно стиснулись челюсти и мышцы живота пошли злыми твёрдыми узлами… Он бил и бил по мягкому, податливому телу, а в мозгу, заглушая другие звуки, дребезжал насмешливый хохот.

Потом он почувствовал чьи-то неуверенные попытки удержать его за плечо, услышал невнятные голоса... Он оторвался от избитого с явной неохотой, смутно сознавая неловкость положения и надобность  уходить...



Марк не любил вот так оставаться с Городом наедине. Мотаясь по розыскным делам или болтаясь в полупьяном виде в поисках приключений, он не замечал Города, не ощущал его тяжёлой ауры. Но сейчас, двигаясь неосвещёнными улицами, пропахшими нечистотами сливных ям, сыростью заброшенных подвалов и сладковатым дымом горящего мусора, он чувствовал неприятную зависимость от этого угрюмого места.

Люди не любили и не берегли Город, и он отвечал им тем же. Он разрушался и разрушал. Среди чёрных облупленных стен, на замусоренных, скользких тротуарах немыслимо было выращивать цветы, назначать свидание любимой, гулять с ребёнком. Это были места, где снимают шлюх, бьют морды, дерутся, ширяются, гадят и подыхают.  Грязный Город словно провоцировал ломать и пачкать. Пустая бутылка, в другом месте аккуратно бросаемая в урну на вымытой панели у чистого здания, здесь, на улице Города, злобно летела в обшарпанную стену и разваливалась мокрыми осколками и ошмётками наклейки, превращаясь в новый мусор на, и без того, грязном тротуаре. Здесь помои выливались из окон, даже если работал канализационный слив и мусор выбрасывался мимо баков.

Марк не хотел думать о случившемся…, случившемся второй раз за день, о злобном голосе, о сумасшествии в его голове, но Город ухмылялся жёлтым светом окон, ехидно подмигивал огоньками костров и тусклых фонарей; он подтверждал, и издевался…

Чтобы отогнать гнетущее ощущение, Марк стал думать о расследовании порученного дела, и это, как всегда, помогло. Знакомая и понятная тревога быстро оттеснила смутные страхи и заставила сосредоточиться.

Он знал, как вести следствие, но предчувствие беды, возникшее ещё в кабинете Прокуратора, как-то обессиливало, тянуло отложить, не браться сегодня. И в то же время его до холодного пота пугала перспектива оказаться утром перед своим мучителем безо всяких результатов расследования. «- Чем вы занимались целый день?»- спросит Прокуратор. Как будто у него был этот день?!

И, как бывало прежде в минуты тревожной неуверенности, среди прыгающих, испуганных мыслей медленно проявилась Ная, как та самая соломинка, единственное, на что можно надеяться.

Он встретил её в одну из пьяных ночей в маленьком ресторане, куда случайно забрёл с приятелями в день получки. Она сидела за столиком с подругой, и Марк сразу определил в них бедных разведёнок. Такие часто, иногда на последние деньги, приходят в дешёвые кабаки, чтобы просидеть за единственным стаканом вина до закрытия в надежде на счастливую встречу. В тот вечер Марк пришёл в ресторан для того, чтобы снять на ночь развратную тёлку, и Ная вначале не показалась ему достойным объектом. Слишком ясный взгляд, и правильные черты, и этот изящный наклон головы, и совсем уж ненужная умная, всё понимающая улыбка - это никак не подходило под образ пьяной хохочущей самки, какую он тогда хотел. Но он был пьян и напился ещё больше и скоро перестал придавать значение таким мелочам. То, что из двух подруг он выбрал Наю, казалось случайностью. По дороге он был небрежен и держал себя с высокомерием снисходительного дарителя незаслуженной милости. Он не заметил обстановки её квартиры и робкое сопротивление расценил, как обычное женское кокетство. Однако, как ни пытался он, в пьяном азарте, перевести любовные игры на уровень разнузданной оргии, она с какой-то незаметной настойчивостью сглаживала его порывы, отдаваясь ему стыдливо и нежно, но с неутомимостью и неожиданностью неизвестных ему приёмов опытной женщины.

А утром был завтрак в постель и похмельная рюмка, и её свежее улыбающееся лицо, и невысказанный вопрос в изгибе бровей, когда он, натягивая фуражку, обернулся у двери.

- Я позвоню, - буркнул тогда Марк.

- Да, милый, - в первый раз сказала Ная.

Уходя, он ещё не знал, будет ли продолжать эту связь, но на следующий день пришёл снова.

Они встречались больше полугода, и уже с десяток раз он твёрдо решал бросить эту женщину. Но, среди нервных всплесков отношений со случайными людьми, в минуты после служебных психозов Ная обозначалась на краю сознания и напоминала о себе, как тихое прибежище, островок покоя и прочная точка опоры.

От последнего их свидания, когда, пьяный и злой, он был встречен без должного радушия, в памяти остались отрывки сцен устроенного им безобразного скандала и ощущение собственной глупости. Уже на утро он был противен сам себе, но раскаяние не входило в число его немногих добродетелей.

Теперь, превозмогая себя, он подошёл к автомату и поднял трубку. К удивлению телефон в тёмном переулке не был разбит и работал. Марк поспешно ввёл жетон и набрал номер. Как всегда раздался одинокий гудок, и в трубке щёлкнуло…

- Да, милый, - мягко и спокойно сказала Ная, точно ждала его звонка.

- Привет! Я тут проходил мимо… - он старался говорить небрежно и решительно не представлял, что скажет дальше.

- Как дела?

- Вообще-то хреново…

- Я чувствую, милый. Приходи.

Иногда он с раздражением ощущал детское желание пожаловаться ей на свои беды, как ребёнок взрослому, зная, что его пожалеют, и все несчастья каким-то волшебным образом рассеются. Марк презирал себя в такие минуты, и сейчас был как раз такой случай. Ему стало жалко себя, и растрёпанные нервы сыграли очередную шутку: горло сдавило, и он почувствовал, что может сейчас сорваться на слезливый, бабий фальцет.

Он отвёл трубку от лица и сделал несколько глубоких вдохов.

- Я давно не был, извини, - уже почти спокойным голосом сказал он. - У тебя всё в порядке?

- Да, всё в порядке, - заговорила Ная. - Немного прибавилось работы: конец семестра, консультации, зачёты. Ну, сам понимаешь. Некоторые балбесы прогуляли весь семестр и теперь хотят наверстать всё за неделю, а другие просто тащат взятки. Говорю им…

Марк, почти не вдумываясь в слова, слушал её голос и чувствовал, как его мягкие созвучия согревают, размывают проклятую тревогу, и уже в нём - не только тяжесть нерешённых проблем и сумасшествие надуманной тревоги, но и этот голос, и навстречу ему рвётся что-то, заваленное и задавленное застарелым мусором, но живое и сильное…

- … и приготовила на ужин гуляш по сегедски и тушёную капусту, - говорила Ная. - Ты это любишь. Приходи.

- Нет, сегодня не могу, - искренне вздохнул Марк. - Кажется, нужно ещё кое-что сделать. Знаешь, мне поручили одно скверное дело. Не знаю, чем  закончится.  Боюсь, ничего не получится…

-  А есть простой способ, - в её голосе слышалась улыбка. - Ты сначала начни, а потом продолжай.  Всё получится.

- Ты не понимаешь, - невольно улыбаясь, пробормотал Марк, - но твой способ мне нравится.

 

*   *   *

                                Он повесил трубку, глубоко вздохнул и огляделся. Куда это заносит людей дурная меланхолия? Впереди виднелся перекрёсток, освещённый единственным окном на втором этаже. Марк дошёл до угла и оказался в начале знакомой улицы. Мимо, не заметив его в темноте, прошли трое мужчин.

- …скучно без шоу, - услышал он конец разговора.

- Да, придётся тебе сегодня торчать за наличные.

- Устроим своё! Гы-гы-гы!

Марк пропустил их на десяток шагов и пошёл следом. В прострел чёрного туннеля улицы виднелись отблески фонарей квартала ночных ласок. Он один в Городе светился всю ночь, не считая, пожалуй, площади Вождя. Именно этой дорогой, сквозь этот квартал прошла дочь большого человека Абита Роста прежде, чем исчезнуть. Наверное, не зря меня занесло именно сюда, подумал Марк.

Усталость истасканного за день полупьяного тела тянула к отдыху. Но он не хотел упустить возникшего настроения и уже действовал. Освободившись от тревоги, мысли ищейками устремились в нужном направлении, заставляя смотреть, щупать, нюхать, собирать и запоминать. Марк двигался в сторону розового зарева, восстанавливая в памяти собранную полицией  информацию.

Ночь плотно облепила Город. Воздух был неподвижен, и от этого совсем не ощущалось близости моря. Город тонул в темноте и сырости. Звёзды были почти не видны и казались бледными и ненужными на заднем плане нервных огней весёлого квартала. Но Марк не замечал этого. Он медленно шёл из темноты, осматриваясь и запоминая. Улица постепенно наполнялась светом и становилась шире. Открывались провалы переулков и подворотен, ниши и щели в стенах домов. Везде, стоя, лежа или сидя, болтали, толкались, суетились, смеялись, пили, жевали и курили люди. При виде его формы движение опасливо замирало и возобновиться вновь, когда он проходил. Здесь всё было открыто, любопытно, нахально и на виду - для этого места, пожалуй, не подходили версии о побеге или самоубийстве. Здесь, скорее всего, могли убить или похитить, и Марк решил для начала остановиться на похищении.

"- Если взяли здесь, то где? Без машины явно не обошлось… движение одностороннее… вряд ли стали бы нарушать, заметно… Если до или после квартала, то глухо - никто не видел… В центре слишком много глаз. Значит - в начале или в конце."

- Купите Эростал-плюс, начальник, - зашептало где-то у локтя мелкое существо неопределённого пола.

- Не проходите мимо, лейтенант, - зазывно промурлыкала полная брюнетка, распахивая шубу и демонстрируя безвкусно татуированное тело.

Квартал был напитан отвратительными оттенками розового цвета и эротикой: мерцающие витрины с выставленными в них половыми протезами и замысловатыми резиновыми приспособлениями, полуобнажённые и совсем голые тела женщин и геев…, казалось, и воздух, наполненный сладковато-терпким  запахом, был розовым.  В заведениях квартала усиленно применяли недавно изобретенный газ "Эростал". Он возбуждал эротические настроения и даже повышал потенцию мужчин.

Анонсированный как лёгкий транквилизатор, "Эростал" с первых дней своего появления отправил на тот свет десятки пожилых мужчин и женщин. А в последующем, обрастая некачественными производными и примесями - продуктами творчества непризнанных самоучек, стал систематически способствовать пополнению списка смертей нового наименования. Правители Государства уже несколько лет дискутировали о запрещении опасного препарата, но неизменно побеждали интересы производителей и торговцев, а народ скоро стал относиться к новой отраве, как к неизбежному риску.

Марка, после вечеринки, не слишком заботил искушающий аромат. Он шёл, заставляя себя сосредоточиваться на главном, видеть только источники информации и работать.

Он двигался по правой панели квартала вдоль витрин, приоткрытых дверей, живых и рисованных реклам эротического бизнеса.

Салон "Венера". На фоне розовой драпировки застыли совокупляющиеся в безобразной позе пневмокуклы. "- Задрапировано: не видно…".

"Фэнтэзи". В неоновой раме открытой витрины две девицы с застывшими улыбками распахивают надетые на голое тело халатики, демонстрируя товар. "- Могли видеть, но в ограниченном секторе…".

Бар "Атлант". Стеклянная витрина. Видимость ограничена выписанным светящимися красками изображением античного героя с гипертрофированным пенисом. Внутри беспорядочное движение геев, занятых собой. "- Здесь - едва ли…".

Ночные ласки опасливо приглядывались к Марку. Форма притягивала и пугала зверюшек в человеческом облике. Но под формой часто оказывался извращенец, перед которым спасовал бы иной нечиновный развратник. Заполучить такого в любовники, даже на время, у обитателей квартала считалось большой удачей.

Марк в раздумье дошёл до конца квартала, но так и не определил с чего начать. Вынырнувший из темноты полицейский старательно отсалютовал уставным приветствием и спросил, не нужна ли помощь. Марк некоторое время молча смотрел ему в переносицу, потом повернулся и решительно двинулся в сторону полицейского управления. Оно находилось в соседнем блоке, в сотне шагов от квартала.

Массивные зарешёченные двери освещались с двух сторон тусклыми матовыми шарами, которые, только углубляли темноту вокруг. У входа в цилиндре пуленепробиваемого пластика дежурил полицейский. Марк предъявил ему знак Креатуры и вошёл. Тёмное и беззвучное снаружи, полицейское управление внутри было полно шумной и нервной жизни. Бестолково переругивались в общей клетке задержанные проститутки и наркоманы, из камеры допросов доносились звуки ударов и вскрики, приглушённые кляпом, звонили телефоны, двое полицейских тащили по коридору мешок с безжизненным телом, и тихая мелодия вечернего блюза из приёмника за стойкой дежурного казалась лишней среди этой суеты.

Марк кивнул дежурному.

- Привет, сержант! Кто есть из начальства?

- Сам, - улыбнулся дежурный. - Всегда на посту.

- То, что надо.

Хотя главной фигурой в управлении был, естественно, начальник, основную лямку тянул его заместитель - начальник  оперативного отдела, капитан Лой, которого полицейские и называли высшим титулом «Сам».

Марк прошёл по коридору и, коротко стукнув, вошёл в знакомую дверь. Лой - коренастый, похожий на бульдога здоровяк лет пятидесяти, сидел, нависая над столом, во всю площадь которого было разложена истёртая карта центрального района. Он поднял на Марка напряжённое лицо и скривился, как от кислого.

- Тебя только не хватало, - пробормотал он. - От тебя одни неприятности.

- Я тоже рад тебя видеть, - включился Марк, пожимая неожиданно вялую ладонь Лоя. - Тебе-то грех брюзжать. Сидишь тут в тепле и свете, а следователь рыщет во мраке ночи, подвергая себя смертельной опасности.

- Нет у меня людей, - ответил Лой. - За половину ночи три убийства и пятнадцать грабежей. Кражи я уже не считаю. Все в разъезде. В следующий раз предупреждай заранее.

- Значит так, - не слушая, сказал Марк. - Ждём возвращения любой группы, поднимаем дежурное подразделение и делаем облаву в весёлом квартале.

Дальше он говорил сквозь капитанские стоны и восклицания: «Ох, нет! Только не это! Куда к чёрту?! Совершенно невозможно…»

- Не падай в обморок, - успокаивал Марк. - Брать будем выборочно – "Фэнтэзи", "Красное и чёрное", "Амур", "Парадиз", "Жуир". Всех постоянных - сюда. Объявляю позицию 08. Извини. Вынужден. С меня ужин в «Погребке».

«Позиция 08» означала чрезвычайные обстоятельства, и за её объявление, в случае неудачи акции, Марк отвечал головой перед Прокуратором. Но сегодня он чувствовал вдохновение и готов был рискнуть.

- Да, от тебя одни неприятности, - заключил Лой. - Придется и мне ехать. В мои-то годы!



*   *   *



Марк чувствовал, что засыпает. Бодрое вдохновение постепенно охлаждалось испуганными отнекиваниями ночных ласок, их сутенёров, завсегдатаев весёлого квартала. Никто ничего не видел, не слышал и не знает. Некоторых уже допрашивала полиция. "- А может быть господину лейтенанту угодно получить удовольствие?" Он чуть не ударил толстую шлюху.

Очередная девица, Агнесса, показалась ему интересной тем особенным  выражением лица, которое  свойственно  завистливым натурам - помеси обиды, обращённой на весь свет, жалкой униженности, страха и злого презрения. Марк решил изменить порядок допроса.

- Вот эта толстая девица, Кая… у неё много клиентов? - спросил он с деловым видом, словно собирался подсчитать налоговый процент.

- У неё-то? - в голосе Агнессы прозвучало облегчение. - У неё много: и постоянные, и так… Мужчины любят жирное мясо.

- У тебя не отбивает?

- Ну, так, чтобы нарочно, так нет, но пару раз было. Я снимала на панели, а как заходили в салон, так и перебрасывались на неё.

- Обидно?

- Да нет. Когда свои работают, это на пользу заведения. А вот когда залётные, это уже плохо. Клиентов перебивают.

- И что? Часто залетают?

- Не очень. Коты за этим следят. Но иногда не услеживают.

Он почувствовал, что Агнесса расслабилась. Почему не поболтать, если речь идёт не о ней.

- Знаешь, - доверительно сказал он, небрежно откидываясь на спинку стула. - Я тоже не люблю залётных. Вы тут у нас все свои, мы вас знаем, а от залётных неизвестно, чего ждать. Мы как раз ищем одну такую - лет восемнадцати, шатенка, красивая…

- Что-то такое…, - задумчиво пробормотала Агнесса, - … что-то… Точно! С неделю назад был случай. Стою я у витрины. Моя была очередь работать на улице. Смотрю - идёт. Ну, точно не наша, и не из нашего квартала. А расфуфырилась, глазами стреляет, задом вертит… Молоденькая. Ну, я сначала хотела кота позвать. В салоне Додо-мясник был, он на залётных лютый. Потом вижу: она, вроде как, мимо. Ну, я ничего, а сама смотрю, и к салону поближе подошла. Ну, думаю, попробуй только - Додо рядом, хвост поднять не успеешь. А она, знай себе, мимо. И уже почти в конце квартала. Я и успокоилась. А она тут оглядывается, а по улице - лимузин: чёрный, блестящий - шик. И прямо к ней, и дверь открывает. Так и уехала.

- Сама села или ей помогли?

- Сама, чего уж тут помогать.

- А кто в машине был, видела?

- Нет.

- Ну, хоть сколько человек?

- Да нет. Стёкла были не то, чтобы чёрные, но так, слегка, тонированные. Не видно было.

- А вы на улице по очереди ловите или как?

- Конечно, кому охота зря ноги бить. Ну, кто похуже, те иногда сами выходят. А так получается - примерно раз в неделю. Так, хозяин завёл…

"Эта дежурила сегодня, минус семь дней, - быстро вычислял Марк. - Вроде, сходится!" Он достал сигарету и закурил. Потом небрежно протянул пачку проститутке.

- Хочешь?

Она быстро закивала, почтительно двумя пальцами вытащила сигарету, поднесла к губам и вопросительно посмотрела на него. Но предлагать огонь шлюхе было бы слишком, и он убрал зажигалку в карман. Агнесса поспешно полезла в сумочку, достала спичку и закурила. - Она что, блондинка, брюнетка? – спросил Марк.

- Каштановая крашеная, шоколадный  коктейль, - авторитетно заявила Агнесса.

"- Сходится," - снова стукнуло в голове.

- А одета как?

- Классно! Платье - джерси, светлый беж, закрытое до самой шеи… юбка плиссе, длинная, ниже колен…

Удача твёрдо повернулась к нему лицом. В завершении оказалось, что Агнесса, хоть и не запомнила номер лимузина, но успела заметить, что в нём было много нолей.



*   *   *



Домой в эту ночь он не пошёл. Допросив ещё нескольких проституток и Додо, подтвердившего рассказ Агнессы, Марк, засыпая на ходу, поехал на полицейской машине в Креатуру. Ощущение успеха и возможность утром поразить Прокуратора своими достижениями компенсировала сверхурочные нагрузки и он, совершенно довольный, уснул на стульях в своём кабинете, отключив, к чёртовой матери, телефон.

К счастью Прокуратор с утра оказался занят другими делами, и Марк смог проспать почти до обеда. Но с наступлением рабочего времени, его несколько раз будили звуки деловой повседневности за дверью: топали, стучали и шуршали многочисленные ноги, кого-то волоком тащили с допроса, раздавались рыкающие команды и всхлипывание. От неудобного лежания на жёстких стульях затекло всё тело, но Марк снова засыпал, и, проснувшись окончательно - от выстрела во дворе - чувствовал себя вполне отдохнувшим.

Представ перед начальником, он, с плохо скрываемым торжеством, доложил о результатах ночной акции, и был удостоен презрительным взглядом, однако, без комментариев, что можно было расценить, как похвалу. Открытым текстом прокуратор никогда и никого не хвалил.

- Продолжайте! - буркнул он и погрузился в бумаги.

Марк умышленно не стал вчера выяснять принадлежность чёрного автомобиля с тонированными стёклами и несколькими нолями в номере. Теперь, вернувшись в кабинет, он с удовольствием поднял трубку и, позвонив в службу автомобильной полиции, объявил срочный розыск. После этого, он прикинул работу на день и решил продолжить допрос наркомана. Пустяковое дело. Так, чтобы занять время. Интересно, как этот урод пережил ночь? 



Наркоман выглядел скверно: остановившиеся глаза на сером напряжённом лице,  дрожащие уголки рта,  прокушенная, сочащая кровь губа… Марк невольно пожалел его. Он много читал о симптомах ломки, но прежде не встречал такого яркого проявления её последствий. Наркоман был напряжен, словно готовый  лопнуть нарыв, двигался медленно и осторожно, как будто боялся сорваться и выйти из того ненадежного равновесия, в котором находился после пережитых мучений.

- Ну, садись, садись, - миролюбиво сказал Марк. - Не будем конфликтовать. Как себя чувствуешь?

- Плохо, кумарит…, - тихо ответил наркоман и добавил шёпотом: - Боюсь - снова начнётся…

Запёкшиеся губы мелко задрожали, и он заплакал.

Марк не любил слабости в любом её проявлении, и сейчас, вместо жалости, в нём начало подниматься раздражение.

- Прекрати! Не распускайся! - сердито прикрикнул он и ударил ладонью по столу. - Будешь хныкать - закатаю в одиночку.

Наркоман стал давиться всхлипами и вытер глаза грязной ладонью.

- Д-дайте хоть закурить, - заикаясь, попросил он.

Марк сунул ему сигарету и бросил на стол коробок спичек. Он брезгливо смотрел, как наркоман обламывает фильтр, прыгающими руками зажигает спичку, и что-то среднее между жалостью и презрением неприятно щекотнуло в груди. Наркоман жадно затянулся, ещё и ещё раз, серые щеки сделались совсем бледными, но, кажется, он всё-таки сбил в себе паническое ожидание срыва и немного расслабился.

- Я дам тебе врача, - сказал Марк, - но сначала ты расскажешь, кто такой учитель и какое отношение он имеет к твоей краже.

- Учитель - это…, - неуверенно начал наркоман, - это … учитель. Ну, учит, там: куда мы улетаем, когда принимаем дурь. Что, мол, перемещаемся в другие миры, падла…, их много, они, это… слоями… Ну, я, правда, не помню. Он такой - в подвале, как пещера…  Но воровал я не ему. Правда… Дурь кончилась, падла. Нашёл ребят, угостили. Они и к учителю привели. Он их учил, что нужно строить новый мир… Живи, как хочешь, делай, что хочешь… Что вверху, что внизу, что раньше, что после  -  девиз какой-то… Но это не для меня, для учеников. А я учеником не был…  Там тоже что-то дали. Вроде эксперимент. А учитель наблюдал. Но это было не в кайф… страшно, какие-то жуткие рожи, не знаю…, страшно…  Потом говорят: надо отработать. Ну, мне уже всё равно было, падла. Полез, разбил стекло, что смог вытащил, подал вниз. Они потом сразу смылись, а меня повязали…

- Кто это - они? Имена? Где живут?

- Погонялы помню: Шныра, Гвоздь, Облом… Живут по подвалам, не знаю я где. В этом  городе…, как в лесу.

- А учитель? Как зовут? Где его пещера?

- Зовут его все просто – Учитель. А пещера в подвале. Не знаю где, мы ночью ходили. Вроде там недалеко какой-то завод: шумело что-то, гудело…

Как всегда неприятно затрещал телефон и Марк, поморщившись, взял трубку. Служба автомобильной полиции лаконично сообщила, что разыскиваемый им автомобиль принадлежит корпорации "Атрида" и в настоящее время находится в служебном гараже. Водитель задержан и направлен в Креатуру.

Марк отправил наркомана в камеру и стал ждать. Получалось как-то неожиданно просто, и это ему не нравилось.



   *   *   *



Водителем чёрного лимузина оказался туповатый верзила с узким лбом и бегающими глазами. Он был откровенно испуган и готов на всё, лишь бы не оказаться в чём-то замешанным и не лишиться работы.

Он охотно рассказал, что знает Абиту Роста несколько лет: работал шофёром у ее отца. Увидев её в квартале ночных ласок, остановил машину и предложил подвезти. Абита шла в порт, была чем-то озабочена, но ему ничего не рассказала. У центрального причала разгружался трехпалубный корабль, названия не запомнил, а дальше, у яхтклуба, сине-белая яхта с «золотой» молодежью. Других судов он не заметил. Абиту высадил на бульваре и куда пошла, не видел, но в сторону яхтклуба.

Больше ничего полезного Марк вытянуть из него не смог, хотя шофёр с трусливой искренностью старался быть полезным. В заключении он попросил расписку в том, что Креатура претензий к нему не имеет.

После недолгих выяснений Марк установил и теплоход, и яхту, но ничего нового к расследованию это не прибавило. Однако, ему были хорошо известны все эти штучки Фортуны. Что ж - не удалось взять "по горячему", будем брать осадой. Хотя молниеносного триумфа и не получилось, он с первого дня пошёл дальше тупоголовой полиции. Теперь у него был целый букет подозреваемых и, в первую очередь, золотая молодежь на яхте. Эти не могли не заметить красивую девушку на причале и, следовательно…, короче, было с чем работать.

Наметив основные жертвы, он привычно запустил в ход Информационный механизм Креатуры. Это был тяжело, но неотвратимо раскручивающийся сложный аппарат сбора информации, задуманный ещё Вождём Государства на основе всеобщего кодирования и контроля. Персональные коды, всё более усложняясь, позволяли электронике отслеживать жизнь каждого человека: смену места жительства и работы, изменения в семейном положении и доходах, почтовую переписку, финансовые расчёты, положительные и отрицательные контакты с полицией и спецслужбами, вероисповедание и увлечения. С помощью кодов контролировались и проверялись банковские операции, осуществление сделок и прочие составляющие человеческой жизни.

Марка не интересовали технические тонкости ИМК, главное, он позволял знать всё и обо всех. Запущенный им механизм, бесчувственно и не взирая на лица, отбирал сведения о людях, составлял схемы жизни и поведения, недостающие эпизоды вносил в режим поиска, обязательный для исполнения спецслужбами, и, после выяснения отсутствующих сведений, довершал портрет личности. Крайне редко такой портрет оказывался до конца легитимным. В донельзя запутанной системе правоотношений Государства практически невозможно было не допустить отступлений от противоречащих друг другу законов и установлений. Поэтому любой человек в той или иной степени являлся правонарушителем, и достаточно было команды сверху, чтобы он был изолирован при полной видимости законности и правопорядка.

Что же касалось профессиональных преступников, политиков или бизнесменов, творящих преступления по роду своей деятельности, то они прекрасно знали, что в случае проявления к ним заинтересованности со стороны Креатуры, следует сразу принимать радикальные меры вроде использования высоких протекций, подкупа или перехода в тень.

После недолгого электронного отбора Марк определил круг подозреваемых и наудачу ткнул пальцем в середину списка.



  *   *   *



Дверь открыл заспанный парень лет двадцати в ярком купальном халате. Бледное, землистое лицо, яркие губы, зрачков не видно - щурится, давно не чесанная лохматая шевелюра… Ясно.

Марк сунул ему в лоб знак Креатуры и, толкнув дверь, напористо вдвинулся в квартиру.

- Эй! Какого чёрта!? - осипшим со сна голосом крикнул парень, но вид ввалившихся вместе с Марком чёрных полицейских заставил его замолчать. Марк с удовольствием отметил испуганную напряжённость лица, беспокойно забегавший взгляд, дрожащие пальцы. Если кумарит - самое время колоть. Марк любил такие минуты. Вальяжным шагом он прошёлся по комнате, внимательно осматриваясь.

При внешней обыкновенности,  квартира  удивляла  нелепым сочетанием наполнявших её вещей, бездумно приобретённых  сибаритствующими жильцами. В центре стоял новенький биллиардный стол, на зелёном поле которого цвели пятна от пролитых напитков. Тяжёлая бархатная портьера на одном из окон и сверкающие никелем жалюзи - на другом. Несколько разнородных кресел вокруг стеклянного десертного столика, уставленного бутылками, старинный секретер, ресторанный столик на колёсах, на золотистой облицовке стены метровыми мазками явно нетрезвой руки начертана чёрная пентаграмма. Беспорядочно расставленные дорогие безделушки.

Полицейские, между тем, привели из других комнат двух девиц и молодого мужчину, таких же помятых и заспанных. Этот второй, несмотря на явную разбалансировку, держался без страха, и с некоторым высокомерием. Вот этого Марк очень не любил.

- Похоже, вы здесь главный, лейтенант, - укоризненно и несколько лениво протянул мужчина и сделал манящий знак пальцем. - На два слова…

Марк коротко кивнул полицейскому, и резиновая дубинка врезалась в правый бок наглеца. Тот согнулся и присел, задыхаясь и давясь вскриком.

- Вот так лучше, а два слова и больше, вы мне скажете, когда я буду спрашивать, - назидательным тоном, медленно произнес Марк. - А пока…

- Но в чём дело? Как вы смеете…, - лохматый шагнул, было, к своему товарищу, но вторая дубинка остановила его в начале движения, заставив захрипеть и сесть посреди комнаты.

- Я - Константин Гильдфеллер, - борясь с болью, придушенно проговорил он. - Отец вас с дерьмом смешает…

Марк поднял палец, предупреждая удар. Имя Гильдфеллера было известно в политических и деловых кругах Государства, но не настолько, чтобы пугать им Креатуру. Марк наклонился к лицу лохматого и прежним менторским тоном произнес:

- Сыну такого отца не нужно попадать в сомнительные ситуации, непатриотично… Увести!

Полицейский вздернул Гильдфеллера за шиворот и потащил  к выходу.

- Ну, а вы, господин, кто? - обратился Марк ко второму.

- Его брат, Арон, - ответил мужчина, потирая бок и опасливо поглядывая на дубинку. - Вы превышаете служебные полномочия, лейтенант…

- Увести!
-


Ему не хотелось рыться в столах и шкафах, во всём этом разбросанном барахле. Да и что он мог найти?! По сведениям ИМК эту квартиру снимала в складчину золотая молодёжь с яхты, стоявшей в порту в день исчезновения Абиты Роста. Ему нужно расшевелить этих ребят, заставить поволноваться, сделать какие-нибудь резкие движения, выходы на авторитеты. Тогда, может быть, возникнут какие-нибудь заметные для настороженного сыска действия. За остальными членами компании была установлена плотная слежка. Это была своего рода провокация, проверка боем, психологический наезд. Пользуясь малоограниченной властью, Креатура свободно практиковала подобные налёты и задержания.

Однако, мало ли что можно найти, даже нехотя. Марк прошёлся по квартире, сбросил на пол какие-то тряпки, пошуровал в шкафах, разбросал кипу журналов и каких-то старых бумаг, выдвинул несколько ящиков секретера. Один из них вроде бы слишком свободно скользил по направляющим планкам. Марк вытащил его полностью и заметил, что длина ящика не соответствует глубине секретера. Он наклонился и увидел дверцу маленького сейфа, устроенного внутри за ящиком. Примитивный тайник дилетантов. Набор отмычек, как правило, он носил с собой в кейсе вместе с другими хитрыми приспособлениями и препаратами для быстрых допросов. Недолго повозившись, он открыл дверцу и обнаружил крошечное хранилище, где, впрочем, хватило места для нескольких упаковок запрещённых наркотиков и пачки бумаг.

Марк вызвал одного из полицейских, приказал вернуть Гильдфеллеров и стал составлять протокол. Братья тут же отказались и от наркотиков и от бумаг. Заявили, что понятия не имеют о сейфе, видимо, оставшемся от прежнего владельца. Марк не настаивал. Он и не рассчитывал, что эта находка может принести пользу. По быстрому составив протокол, он сунул упаковки и бумаги в кейс и поехал в Креатуру. Надо было выждать несколько часов, чтобы братья «акклиматизировались» в тюрьме у ребятишек Галена.

У себя в кабинете Марк бросил наркотики в сейф и стал просматривать бумаги. Несколько банковских счетов, длинный список фамилий, расписки и ксерокопия документа мрачного вида с замысловатым шрифтом в рамке угловатого узора. В верхней части рамки в узор вплетались слова: "Novus Ordo Seclorum*", и дальше шла уже совершенная чушь:

"Новый завет сатаны.

Первая тайна в деле управления - овладение общественным мнением, причём путем внесения раздоров, сомнений и насаждения противоречащих друг другу воззрений, добиваться окончательной утраты людьми понимания происходящего …"

"- Что за чепуха?" - подумал Марк и невнимательно пробежал остальное:

"Должно возбуждаться народное недовольство; распространяться бездуховная, нечистая и противная литература…

…возбуждать непонимание между людьми, расовую и религиозную ненависть, дабы появились непреодолимые расколы…

Путем продажности высших государственных должностей правительства должны быть поставлены в кредитную задолженность…".

Марк ухмыльнулся. Всё правильно, так всё и идет… Всё по завету. Он отбросил ненужный листок и быстро досмотрел остальное. Два малограмотных письма с обещаниями вернуть какие-то деньги. Список в черной фигурной рамке с витиеватой надписью сверху на том же мертвом языке "Что вверху, что внизу, что прежде, что после. Единство, равенство, совершенство!"

Как он, собственно, и предполагал, ничего касательно Абиты Роста здесь не было. Однако, просматривая список, он нашёл в нём несколько довольно влиятельных в Государстве лиц, с которыми у братишек Гильдфеллеров едва ли могли быть дружеские или деловые отношения. Список не был озаглавлен, и было непонятно, что же объединяет всех этих людей. Марк несколько минут поломал голову, группируя их в различных комбинациях, но никакой системы не нашёл и решил отложить эту загадку на потом. Он стал складывать бумаги, и тут возвратной памятью всплыли слова из чёрной рамки: "Что вверху, что внизу, что прежде, что после…". Что-то такое наркоман слышал от Учителя. Интересно. Но сейчас было не до этого.



*   *   *



- Какого чёрта им здесь надо? - наливаясь нетрезвым гневом, пробормотал Слим.

- После дежурства…, - небрежно ответил Марк, поигрывая стаканом.

- Мне неважно - после чего! Здесь-то им чего надо?

- Ты брось разгораться, - с интересом наблюдая за ним, сказал Марк. - Зашли люди, отдохнуть, выпить…

Появление в "Погребке" полицейских нарушало привычную атмосферу, хотя они были не при исполнении. Без оружия и дубинок, с расстёгнутыми пуговицами мундиров, они не производили обычного тягостного впечатления, но для люто ненавидящего их бизнесмена эти детали не имели значения.

Сегодня нескучная компания оказалась в полном сборе. Слим, в своем обычном просторном полуспортивном костюме и с расслабленной улыбкой на покрасневшей физиономии, до прихода полицейских, благодушествовал с бокалом в руке и никуда не собирался убегать. Обычно, через час - другой застолья он начинал задумываться, беспокойно ёрзать на стуле и, в конце концов, вскакивал и, грубовато отшучиваясь, исчезал. Философ называл это "бизнесовой ломкой", зудом деятельности. Чаще Слим заскакивал в "Погребок" на несколько минут, пропускал пару рюмок и убегал. Но сегодня был один из тех редких случаев, когда, провернув удачную сделку, он мог расслабиться на весь вечер. Сегодня даже его рыжая шевелюра, казалось, успокоилась и прилегла отдохнуть. Теперь же, с появлением полицейских, она постепенно вставала дыбом.

Рафаэль не обращал на полицию никакого внимания, поглощенный процессом соблазнения дамы за соседним столом. Покручивая тонкий ус, он бросал на неё проникновенные взгляды, которые явно щекотали ей самолюбие и другие уязвимые места, отчего дама беспокойно вертелась и подпрыгивала на своём стуле. Её спутник, элегантно одетый, коротко стриженый молодой человек, сидел в пол оборота к художнику и, казалось, не замечал его охотничьих манипуляций.

Полицейские заняли столик, сделали заказ и стали рассеянно разглядывать посетителей, перебрасываясь короткими фразами. Это были спокойные и уверенные в себе парни, тем более, что форма, хоть и соблюдённая небрежно, привычно пугала окружающих и обязывала к уважению. Встретившись со свирепым взглядом Слима, один из них, с нашивками капрала, усмехнулся и что-то сказал товарищам. Те тоже посмотрели на Слима и закивали головами.

- Только не начинай бить им морды, - сказал Философ. - Это так банально.

- Они что, смеются надо мной?! - всё больше стервенея, возмутился Слим и уже начал подниматься из-за стола, но Марк успел перехватить его за локоть и усадил на место.

- Подожди. Ну, подерёмся, дадим и получим, не смешно, - сказал он. - Вот послушай…

В это время Рафаэль удовлетворенно хмыкнул и оторвался от своего объекта.

- Так о чём мы говорили?

- Ты вообще ни о чём не говорил, - отозвался Философ. - Только пьёшь и смущаешь бедную женщину. Посмотри, она совсем возбудилась.

- Ах, женщины! - мечтательно произнёс Рафаэль, поднимая глаза к потолку.

- Позёр! - фыркнул Философ. - Ну что: "Ах, женщины!" А ты когда-нибудь задумывался своим экзальтированным умишком, что в основе всех этих романтических, чувственных эмоций лежит обыкновенный базисный инстинкт продолжения рода.

- Этому трудно возразить, - улыбнулся Рафаэль, - но проходят века и меняются люди, тоньше стали чувства, эмоции, и то, что когда-то было инстинктом, стало тем, что мы называем любовью.

- Ты имеешь в виду любовь, как чувство, или как действие? - вмешался Слим. Он, вроде бы, успокоился, смирившись с присутствием полицейских, и Марк облегчённо вздохнул.

- Вот, вот, - подхватил Философ, - то, что вы называете любовью, мой друг, таковой не является, ибо любовь есть категория духовная. Сказать "занимались любовью" так же глупо, как сказать "занимались счастьем". Для вас же любовь - не более, чем действие, и истинное название ему - секс. А это…

- Извини! - попытался перебить его Рафаэль.

- Нет, это ты меня извини, - Философ завёлся, и теперь остановить его было трудно. - Секс, если и носит в себе элементы чувственности, то в самой примитивной, животной её форме, а именно в форме инстинктов…

- Чувственность в форме инстинктов? - вмешался Марк. - Что-то ты заговариваешься, Фил.

- Отнюдь…

В этот момент сквозь монотонный гвалт ресторана прорвался возмущённый вскрик и характерные звуки ударов по физиономии. Марк быстро обернулся. Он не заметил, когда Слим встал из-за стола, а теперь он был уже у стойки бара. Держась за челюсть, Слим медленно отступал, а на него, вытирая ладонью разбитый нос, надвигался полицейский. Сбоку, не менее целеустремлённо приближались ещё двое.

Марк быстро поднялся, но вмешаться не успел. В дверном проёме из отделения туалетов нетеатрально появился завсегдатай «Погребка» психованный Лёма-забияка. Он пьяно покачивался и тщетно пытался застегнуть на ходу зиппер на брюках. Увидев Слима и наседающих на него полицейских, он забыл о своём похвальном намерении и, не раздумывая, ринулся в бой. Распластав, словно крылья, длинные руки, верзила с воинственным кличем воспарил в мощном прыжке и, захватив обоих полицейских, обрушился с ними на пол. Штаны его при этом соскользнули почти до колен, и теперь, в динамичном сплетении фигур на полу, зрителям то и дело открывался едва прикрытый трусами Лёмин зад. Двое оставшихся за столиком полицейских бросились на помощь товарищам.

Марк с брезгливым видом обошёл свалку и взял Слима за плечо.

- Ну, как ты?

- Да, нормально. Слушай, надо помочь…

- Нет, нет, - вмешался бармен, жадно наблюдая за дракой. - Не мешайте. Лёме в кайф. Он справится.

Действительно, в плотной куче дерущихся, куда уже органически вписались все пятеро полицейских, явный приоритет имел верзила со спущенными штанами. Он отчаянно молотил кулаками облепившие его чёрные фигуры, временами издавая победные вопли вперемешку с сочными наворотами площадного мата.

Рафаэль заливался радостным смехом, держась за живот. Менее эмоциональный Философ с весёлым изумлением наблюдал беспорядочную баталию.

Однако, полицейским удалось таки, скрутить смутьяна, окончательно потерявшего в драке штаны, и капрал, видимо считая победу окончательной, поспешно стал рыскать взглядом по залу. Увидев Слима, он злобно, как стволом пистолета, ткнул в его сторону указательным пальцем. Двое полицейских отпустили скованного наручниками Лёму и быстро направились к Слиму.  Это было непростительной ошибкой, и Лёма не преминул ею воспользоваться. Ощутив сокращение сил противника, он волчком крутнулся на месте, и полицейские разлетелись в стороны, а он, захватив сцепленными руками голову капрала, стал недвусмысленно отрывать её от туловища. Потребовалась срочная консолидация всех резервов, и вскоре чёрная четвёрка накрыла своими телами неукротимого бойца.

- Борьба снова переместилась в партер, - прокомментировал Философ

Марк подождал, пока полицейские во второй раз одолеют продолжавшего брыкаться Лёму, потом с грохотом отбросил стул и навис над ними.

- Отставить! - рявкнул он, демонстрируя командирский голос. Полицейские обернулись, продолжая, однако, удерживать Лёму, а капрал, высвободившись из сложного переплетения тел, поднялся.

- Я лейтенант Креатуры, - надменно растягивая слова, сказал Марк и сунул ему в лицо свой страшный знак. - Чем вы тут занимаетесь вместо наведения порядка?!

Побледневший капрал отступил на шаг. Из открытого рта послышалось невнятное мычание, предвещая оправдательную речь. Но Марк не стал его слушать.

- Молчать! - снова рявкнул он. - Забрать этого бандита и вон отсюда! Завтра вас вызовут для доклада.

Полицейский молча отдал честь.

- Ну, что ж, за победу! - провозгласил Слим, когда полиция удалилась. - Всегда бы так удачно, эти гады меньше шлялись бы по местам отдыха приличных людей.

Друзья чокнулись, позвенели рюмками и выпили.

- Власть - страшная сила! - со вздохом произнёс Фил. - Мы сейчас наблюдали явный пример неправедного проявления власти…

- И злоупотребления служебным положением, - добавил Слим.

- Разумным употреблением, - не согласился Марк. - Поскольку, не будь его, потребовалось бы всеобщее вмешательство, в том числе и ваше, мой хилый друг, - обратился он к Философу, - и то, я не уверен, что счёт был бы в нашу пользу….

- Разве не любое проявление силы всегда находит себе гуманистическое обоснование? Разве не каждый преступник находит оправдание самым гнусным своим деяниям?

Философ снова налил и выпил.

- Ты бы закусывал, Фил, - посоветовал Марк. - Не очень-то приятно тащить тебя на плечах, как в прошлый раз.

Их разговор был прерван вежливым вмешательством. После ухода полицейских, Рафаэль возобновил свои эксперименты с дамой за соседним столиком и, наконец, обратил на себя внимание её кавалера. Тот с любезной улыбкой приблизился к их столу и, слегка наклонившись к Рафаэлю, сказал:

- Будьте любезны. Маленький джентльменский разговор.

Повисла короткая пауза, и Марк уже сверлил пришельца недобрым взглядом, а Слим вытащил из-за воротника и скомкал в кулаке крахмальную салфетку, но Рафаэль, улыбаясь полупьяной, любезной улыбкой, поднял руки ладонями вперёд в успокоительном жесте.

- Как джентльмен с джентльменом! - проговорил он, поднимаясь. - Всё в порядке.

Всё действительно выглядело вполне прилично, и Марк только проследил, как два джентльмена, приобняв друг друга за талии, пошли к выходу.

Философ что-то тихо бормотал, невидяще глядя перед собой, и понадобилось тряхнуть его за плечо, чтобы вернуть к действительности.

-  Медитируешь, - с осуждением произнес Слим.

- Размышляю, - вяло, словно просыпаясь,  проговорил Философ. - Думы вслух…, Dum spiro spero …, надеюсь понять, пока живу. Какие силы вершат судьбы людские? Что вверху, что внизу, твою мать?

- Готов! - подытожил Слим. Но Философ не услышал.

Марк встрепенулся и посмотрел на него.

- Что, что? Что ты там бормочешь? - быстро спросил он.

- Так, ничего, ничего особенного, - пьяно отмахнулся Философ.

- А всё-таки, что это за присказка: «что вверху, что внизу»? Это откуда?

- Да так, читал где-то о тайных обществах, - неохотно сказал Философ. - Эти слова - часть какого-то ритуала или девиз. Не знаю… Ритуалы, инициации, чёрные мессы, жертвоприношения…, но об этом говорить не рекомендуется, потому что… был уже один правдолюбец…

- Нет, вы только посмотрите! - перебил его Слим. - Сегодня просто день приятных неожиданностей.

К столику со скорбным лицом и покрасневшим, уже начинающим оплывать глазом, подходил Рафаэль.

- Ни хрена он не джентльмен, - с видом глубокого разочарования сказал он, усаживаясь на своё место.





                *   *   *



Братья Гильдфеллеры, как он и предполагал, заявили, что знать не знают об Абите Роста. Уже на следующий день Марк получил высочайший приказ освободить обоих. Но на другое он не рассчитывал и не потратил времени даром. Перекрестным допросом с помощью Майора, действуя по методу "кнута и пряника", ему удалось окончательно расшатать ослабленную ломкой психику Арона, и тогда, среди нервических перепадов от униженного хныканья к невнятным угрозам, впервые прозвучало имя Квестора - означенное в  изъятом  списке.  Оно  было  произнесено  без  прямой

связи с делом, наполовину бессознательно, как защита или угроза напористому следователю, но Марк ждал и, наконец, дождался имени одного из больших людей, без которого не выстраивалась предполагаемая им схема. 

Арон тут же испуганно замолчал, но Марк продолжал допрос с прежним напором, словно не замечая названного имени. Он знал, что не успеет придать проговорке Арона форму судебного доказательства. Будь у него несколько дней, он сумел бы выжать из Гильдфеллеров ещё много полезных подробностей. Но времени не было, и приходилось довольствоваться хотя бы тем, что среди туманной толпы подозреваемых появилась достаточно определенная фигура.  Ещё одна клетка кроссворда заполнилась верной буквой, и появились возможности работать вокруг неё. На большее он пока не рассчитывал. И о тайном обществе, которое мрачным фоном вырисовывалось на заднем плане событий, Марк решил не упоминать, пока. Гильдфеллеров придется выпустить, пока, а потом наверняка будут интересные события. Нужно подождать, последить. Никуда они не денутся, думал Марк.

 Когда Прокуратор, как всегда, со злобным ехидством спросил, зачем ему понадобилось это задержание, он умолчал о своем главном козыре и выложил на стол информацию ИМК и оперативные сводки.

- Участие в наркобизнесе, подделка папочкиных чеков, совращение малолетних…

Прокуратор набросился на бумаги.

- Не доказано, - с облегчением сказал он через несколько минут.

- Дело не возбуждалось, - улыбнулся Марк. - Прикажите - я займусь.

Прокуратор замахал на него рукой и убрал сводки в стол.

- Но папочке Гильдфеллеру покажите. Он и без наших доказательств разберётся, - Марк сделал короткую паузу. - А взял я их потому, что именно с их участием, прямо или косвенно, была похищена Абита Роста и теперь её обнаружение - плёвое дело.

Марк блефовал. Твёрдой уверенности в правильности своих, пока ещё туманных, версий у него не было, но ему требовался карт-бланш и, возможно, чрезвычайные полномочия. По задумчивому взгляду Прокуратора он понял, что попал в цель. Несмотря на все гнусности своего характера, Прокуратор имел звериную интуицию и нюх охотничьего пса. Он редко ошибался в оценке достоинств и недостатков следствия, и, если до сих пор не съехидничал и не нашёл причин поорать, можно было поздравить себя, как минимум, с успешной версией.

- Взял затем, - продолжал Марк, не давая Прокуратору опомниться, - чтобы взбаламутить эту лужу, в которой сидит и главный виновник, организатор. Здесь не просто частный случай, здесь серьёзная преступная организация.

- Вздор, - пробормотал Прокуратор, однако, без особой уверенности. - Все крупные организации у нас на учёте.

- Вы уверены? - усомнился Марк, но Прокуратор промолчал и жестом руки отослал его из кабинета.

От Прокуратора он отправился прямо в тюрьму выпускать Гильдфеллеров. Знакомый тюремщик в коридоре сделал ему знак не шуметь, осторожно приблизился к камере и приоткрыл глазок. Марк увидел, что Арон стоит на коленях лицом к стене и опирается на неё руками, но, присмотревшись, заметил, что правая его рука сжата в кулак и ритмично постукивает по камню.

«- Очередной ритуал», - усмехнулся Марк.

- Уже два часа вот так, - шёпотом доложил тюремщик.

- Да и чёрт с ним. Открывай!

Марк был доволен собой. Войдя в камеру, где уже поднимался с колен Арон Гильдфеллер, он молча остановился у двери и скрестил руки на груди.

- Ну, что вам ещё надо? - раздражённо, однако со слезливой покорностью выкрикнул Арон. - Сколько это может продолжаться?!

Голос его истерически подрагивал.

Марк любил такие минуты и тянул загадочную паузу, сколько мог.

- Я приношу вам официальные извинения, - медленно, без извиняющихся интонаций, проговорил он, наконец. - Вы свободны…

Он пристально смотрел на Арона, отслеживая реакцию. Тот на мгновенье замер, осознавая новость, и стал возрождаться на глазах. Плечи его распрямились, злобно вздёрнулся подбородок. Распустившееся, мокрое лицо посветлело и затвердело в надменной гримасе, губы приоткрылись и напряглись для язвительной фразы. Но Марк не хотел её слышать.

- Я нашёл и скоро освобожу вашу жертву, - быстро сказал он, делая ударение на последнем слове, и поразился, как моментально обвисло маской страха лицо Арона.

- Ваши друзья узнают, кто именно мне помог, - продолжил Марк, внимательно наблюдая за ним. - Я уже позаботился…

Он с удовольствием врал и видел, как, подавившись несказанным, Арон обмяк, утратив всякое высокомерие.

- И не надо быть грубым с Креатурой…, - закончил Марк. - Даже Гильдфеллерам.

- Вы не посмеете…- раздавлено проговорил Арон, - это неправда…, это подло! Не делайте этого! Пожалуйста!

Марк пожал плечами и вышел из камеры. Он любил такие минуты.





*   *   *



Очередной суматошный день подходил к концу. Марк только что выпроводил какого-то психованного пострадавшего, который утверждал, что раны на шее и запястьях остались у него от зубов вампира. Такие дела со всякими инфернальными явлениями, как особо сложные, полиция всегда охотно сваливала на Креатуру, но оканчивались они, как правило, одинаково - помещением заявителя в психиатрический госпиталь.

Марк собирался передавать в трибунал дело наркомана и решил напоследок рабочего дня провести заключительный допрос.

После перенесённой ломки наркоман заметно ожил. Теперь он выглядел обыкновенно: простой, застенчивый подросток, испуганный и кающийся. На поздоровевшем лице проступал лёгкий румянец, разгоравшийся красными пятнами в моменты стыда или возбуждения. Молодой организм, сопротивляясь отраве, быстро наращивал силы даже в тюрьме с ее ограничениями и скудным питанием.

Вместе с остатками наркотического отупения исчезло рассеянное безразличие к своей судьбе. Теперь он старательно демонстрировал раскаяние и желание помочь, заглядывал Марку в глаза, как будто надеялся увидеть в них будущее. Но ничего нового об учителе и его "пещере" он, как ни старался, вспомнить не мог. В памяти остался только шум какого-то производства вблизи "пещеры", но даже уточнить характер и особенности этого шума он не сумел.

Уже поднимаясь со стула, он смущенно посмотрел на Марка и совсем по-детски спросил:

- А что мне будет?

И Марку вдруг захотелось отпустить этого запутанного, больного ребёнка, проступок которого не шёл ни в какое сравнение со множеством преступлений, творимых в Государстве и Государством. Гуляющие на свободе воры из Парламента и Правительства, высокопоставленные мошенники из организаций, допущенных к экономике Государства, жулики из крупных фирм, получающие от чиновников выгодные заказы и концессии - на многих из них в Креатуре велось досье, но брали их, обычно, уже на склоне лет, ослабших и утративших связи. Впрочем, большинство из них к этому времени успевало скрыться в других странах, и, поскольку достать их оттуда было проблематично, Креатура или забывала о них, или казнила тайными средствами, демонстрируя будущим грешникам неотвратимость возмездия.             

- Три года, - ответил Марк, отводя глаза. - Ну, ничего, ты же совсем молодой…

И ему самому стало противно от этих слов.