Блудный сын версия - глава 3

III.


 Монотонный голос референта убаюкивал.

- Агент влияния в провинции… сообщает о росте членов организации… ,

- Дебаты в клубе «Магистериум» показали готовность восточных братьев к сотрудничеству. Перечислено семь миллионов на нужды клуба…,

- Кандидат на должность министра юстиции прошёл обряд инициации. Приняты меры по обеспечению назначения...

- Похищенная в жертвенных целях девственница разыскивается Креатурой Приморского региона. Арестованы Арон Гильдфеллер - ученик Ложи счастливого согласия, инициирован при последнем собрании, и его брат Константин. При обыске изъяты матрикулы Ложи, распечатка Нового завета сатаны, запрещённые наркотики.

Референт сделал паузу.

- Подробности. Начальника отдела наблюдений с отчётом. Немедленно.

Начальник отдела наблюдений - нервный, с морщинистым лицом и ускользающим взглядом, подрагивая в коленях, доложил подробности.

- Неужели девушку нельзя было найти где-нибудь подальше, на периферии?

- Практически невозможно. К тому же было ясное распоряжение: найти к строго определённому сроку красивую девственницу не младше семнадцати лет. Степень красоты пропорциональна степени жертвенности.

- Кто ведёт следствие?

- Лейтенант Креатуры - опытный сыщик.  Но всё, что он делает - сплошная провокация и блеф: братья Гильдфеллеры к похищению непричастны.

- Каким образом матрикулы Ложи счастливого согласия оказались у Арона Гильдфеллера?

- Оплошность церемониймейстера в ритуале. Не проследил за сожжением… Гильдфеллер злоупотребил доверием и вынес с собой…

-  Дальше.

- Похоже, Креатура не придала значения матрикулам. Никакой реакции: ни проверок, ни слежки… Гильдфеллеров отпустили, принесли официальные извинения… Но Арон при дознании сообщил, что, отпуская его, следователь, намекнул, что знает о жертвенном назначении похищенной девушки, и ещё Гильдфеллер признался, что под пытками назвал тому же лейтенанту Квестора… Без прямой связи, но всё таки… Имя Квестора было в матрикулах ложи.

-  Ваши действия?

- Квестор предупреждён, следствие под контролем. За лейтенантом и вообще, за действиями Креатуры установлено постоянное наблюдение.

Повисла тяжёлая пауза, и начальник отдела почувствовал себя нехорошо.

- Вы не хотите или не можете понять, но в любом случае, вы не соответствуете надеждам, которые на вас возлагались. Приказываю: матрикулы из Креатуры изъять, девчонку после соответствующей обработки - вернуть, дело закрыть. Обоих Гильфеллеров убрать. Лейтенанта тоже… м-м-м… как-нибудь поглупее - чтобы не было оснований копаться в причинах. Вам лично: последнее предупреждение.





*   *   *

   

Найти Учителя оказалось проще, чем предполагал Марк. Определив зоны производственного шума вокруг крупных заводов города, он по телефону опросил осведомителей в этих районах. Уже четвёртый сообщил о полусумасшедшем старике, который занял пустующий подвал и соорудил в нём что-то вроде церкви, которую называет просвещенческим домом и проповедует там какие-то бредовые идеи. Какие именно, осведомитель не знал, но, видимо, не опасные для Государства. Старик пользовался чьей-то высокой поддержкой и существовал устный приказ его не трогать. Чей это был приказ, никто не знал, и Марк решил пока этого не выяснять. Он знал такие приказы…

Не слишком задумываясь, Марк заказал на вечер машину и двух оперативников на случай драки. Из костюмерной принесли потёртую кожаную куртку и серые джинсы - стандартный  прикид горожан от десяти лет и до смерти. Как вести себя и какие вопросы задавать Учителю, он решит по обстановке. Марка не слишком заботил этот выход и он не ждал от него много.

Они приехали в рабочий район с наступлением темноты, в час начала большинства тусовок. Двигаясь по тёмной улице к нужному номеру, Марк издали увидел необычную синеватую подсветку торцевой стены одного из домов. Больше это полуразрушенное здание ничем не выделялось среди однообразных строений, столпившихся вокруг закопчённых труб химического завода. Верхние этажи были брошены и разбиты, и чёрные провалы окон, поблескивая остатками стёкол, поддерживали сумрачное впечатление от декорированного входа в подвал. Он издалека привлекал внимание фиолетовым светом и мрачной мелодией органа, а вблизи мог поразить огромной плитой чёрного мрамора с таинственными письменами над дверью и тёмными столбами кипарисов по обе её стороны. Марк фыркнул. Он не любил показухи и не хотел относиться снисходительно к подобной дешёвке.

- Инструкции простые, - сказал он оперативникам, когда машина остановилась. - Я захожу, вы следите за дверью. В случае опасности: сигнал - выстрел. Если не вернусь через час, заходите и действуйте по обстановке.

Подвальное помещение с неожиданно высоким потолком и сырыми углами было откровенно сработано под пещеру волшебника. Сначала Марку показалась смешной жалкая потуга создать мир иной с помощью мрачных гробовых драпировок, фестонов паутины в углах потолочных балок, жирных свечей, свастик и каббалистических знаков. Казалось, автор всей этой чертовщины не скрывал искусственности обстановки, но отводил ей роль специальную роль возбудителя соответствующих настроений. И вскоре Марк почувствовал, как неприятно угнетает его фиолетовый полумрак, тяжёлые запахи курений и таинственные тени в углах, как возникает в душе необъяснимая робость.

Учитель оказался величавым стариком в чёрной хламиде. Он очень старался выглядеть потусторонне и зловеще, но Марк, взглядом опытного циника сразу определил наигранность, ставшую второй натурой. Любая, самая дурацкая идея, он знал это точно, всегда найдёт себе сторонников, особенно, если её обставить соответствующим образом, найти авторитетных теоретиков и исполнителей. Людям недостаточно одной реальности, они любят выдумывать себе новые или называть ту же реальность другими именами, считая, что открывают нечто, недоступное остальным.

Учитель стоял перед ними спиной к бутафорскому золочёному мечу, скорее похожему на перевёрнутый крест, и воздев вверх правую руку, что-то вещал. По обе стороны от него курились зеленоватым дымом жаровни, и дым из них, переливаясь через край, извилистыми потоками стекал к полу. Действо сопровождала торжественная музыка из скрытых динамиков. Марк не удержался и презрительно фыркнул - он не проникся торжественностью момента. На обширном ковре, покрывавшем центр пещеры, тесно сидела кучка учеников, с благоговением внимая проповеди. Пройдя вперёд, Марк сел на край ковра и огляделся. Среди учеников преобладали свихнувшиеся алкаши и нарки, в основном не старше двадцати лет. Было ещё несколько стариков той же породы да тройка случайно затесавшихся студентов. Двоих наркоманов явно кумарило, а один - с безумными больными глазами, беспрестанно почёсывался.

Учитель смотрел перед собой отрешённым взглядом и говорил монотонно, немного нараспев:

- Человек не плох, если его не делает таким случайная мораль. Он плох потому, что его развращают религия, государство и дурные примеры. Когда, наконец, разум станет религией человечества, тогда все проблемы будут решены…

Проповедь надоела Марку с первых слов. Где-то он уже читал об этом, что-то подобное слышал раньше на уличных сборищах всяких придурков и на допросах в Креатуре. Теория чистого разума или разум, не отягощённый моралью, причудливо меняя оттенки, переливалась из заумной идеологии в оправдание всех преступлений.

Он с трудом дождался окончания проповеди. Ученики расселись по углам и вдоль стен и погрузились в медитацию или чтение каких-то книг. Всех этих придурков Марк воспринимал с пренебрежительным сочувствием, но вот сам Учитель как-то невольно вызывал уважение и непонятную тревогу. От его спокойного лица и плотного, основательного тела исходила сила и гипнотическая уверенность, и Марк снова почувствовал ненужную робость.

Он приблизился с опасливым видом и дурковатой серьёзностью и натолкнулся на хмурый взгляд Учителя, как на кулак. Прочистив горло коротким кашлем, Марк, заикаясь, пробормотал:

- М-можно мне вас спросить… Я… я ищу истинную религию… п-правду… н-несколько вопросов…

Он сам удивился испуганности своего голоса и под сверлящим взглядом Учителя попытался исправиться:

- Мне сообщили о вашем учении, но …

Теперь получилось совсем плохо. Марк замолчал и беспомощно посмотрел по сторонам. Он изображал бедного студента или мелкого служащего, которого мятущийся дух привёл сюда в поисках истины, и толика здорового недоверия должна была довершить задуманный образ. Но получалось что-то плоховато.

- Сомнение - есть главное препятствие на пути к постижению, - монотонно произнёс Учитель. - Отбрось его  и  ты встанешь на путь к истине.

- Легко сказать: отбрось сомнение, когда вокруг сплошная ложь. Чему, какой идее, какой партии или религии, по-вашему, можно верить?

- Доверяй только своему разуму, совершенствуй его, и он приведёт тебя к истине.

- Разум может привести к ложной истине. Вот я и пришёл…

- Я не проповедую истину, но только путь к ней, - равнодушно изрёк Учитель. - Но сегодня я закончил. Если хочешь, приходи завтра.

- Я приду, но всё-таки хотелось бы знать, в чём же там у вас суть? - входя в роль настырного простачка, настаивал Марк. Не мотаться же сюда два раза, тем более, что, скорее всего, здесь полный фук. - Одни говорят: поступай так, как хочешь, чтобы с тобой поступали другие, а другие… Ну, не те, а другие, в общем, проповедуют: делай всё, что хочешь… Вот вы говорили, что разум должен стать религией. Это как? Чей разум? Мой что ли?

 - Невозможно в короткой беседе передать суть учения, приходи завтра, - Учитель сделал движение  уйти, но Марк, с глуповатым, умоляющим видом схватил его двумя пальцами за рукав.

- А вот, что это значит "Что вверху, что внизу, что прежде, что после. Единство, равенство, совершенство!" Мне один рассказывал… Где это написано? Я бы почитал.

Он не сводил с Учителя простодушного взгляда, но ожидаемой реакции не увидел. Учитель досадливо покачал головой, словно ожидал этого вопроса, и спокойно сказал:

- Вы все нахватались случайных знаний. Для понимания нужно много знать, а учиться вам лень. Гораздо проще выдумать себе красивую тайну и разгадывать её из своих же домыслов. Приходи завтра.

Он решительно прошёл мимо и скрылся в задрапированной, как сцена, стене. Марк понял, что вечер пропал даром. Он взглянул на часы - прошло всего двадцать пять минут. Он прошёлся по пещере, рассматривая декорации, попытался прочитать надписи на стенах, но они были сделаны на мёртвом языке, который он почти не знал, да ещё таким навороченным шрифтом, что некоторые буквы вообще невозможно было разобрать. Ещё полчаса он делал вид, что медитирует, приглядывался к ученикам и заглядывал в их конспекты, но ничего интересного не узнал. Не узнал он и того, что всё это время Учитель с интересом наблюдал за ним сквозь специальное отверстие в занавеси.   







*   *   *



Злобный звонок телефона врезался в стоны совокупляющейся на экране пары, и Марк, приглушив звук, взял трубку.

- Быстро выезжайте в ресторан "Берлога", - пьяным голосом просипел Прокуратор. - Там ваша Абита в полном здравии, жрёт водку и устраивает истерики…   

Он ехал в "Берлогу", продумывая и отбрасывая одну за другой возможные и невозможные версии возвращения Абиты, которые вписывались бы в его схему. Ничего не получалось. Это что, подставка? Кто-то за нос обводит его вокруг пальца? А может быть и что похуже? - услужливо подсказывала проклятая тревога. Вот сволочи! С возвращением Абиты дело автоматически прекращалось, если только она не выдвинет обвинения против похитителей. Но Марк уже знал, что этого не будет.

"Берлога" располагалась на границе между респектабельными кварталами и трущобами Города. Кабачок среднего пошиба, рассчитанный на не слишком притязательных клиентов с тощими кошельками. Здесь сдавались комнаты на время, имелся маленький игорный зал, торговали разрешёнными, и не очень, наркотиками.

Он толкнул дверь, вошёл и на мгновение застыл, потому что пол вдруг прилип к ногам, а что-то внутри дёрнулось болезненным спазмом жалости. Абита Роста сидела на диване в углу бара, окружённая стаей кобелирующих бездельников. Растерянные, чёрные от ненормально широких зрачков глаза, искусанные губы, болезненный жар сквозь матовую бледность лица… Пострадавшая, которая теперь уже никогда не станет свидетелем.

Словно в тумане он разогнал кобелей и сел на диван возле девушки. Она отнеслась к исчезновению поклонников с той же рассеянностью, с какой принимала их ухаживания. Медленно подняла к нему пустой взгляд.

- Абита, - сказал Марк. - Я ищу тебя целую неделю. Где ты была? Кто тебя, девочка?

- Я уезжала по делам. Коммерческая тайна, моё личное дело. Никого не касается, - заученно и вяло ответила Абита. - И я давно уже не девочка и не нуждаюсь в опеке.

Ответила, как он и предполагал, и боялся, и ещё несколько минут он совершенно напрасно пытался убедить её в чём-то, во что не верил сам…

-Ах, так ты мой рыцарь - освободитель?! Мило. Только в сказках рыцари приезжают во время, в последнюю минуту, а ты опоздал, - Абита деланно засмеялась. - Всё, лейтенант! Со мной всё!

«- Что всё ?» - хотел спросить Марк и не спросил. Сейчас бесполезно. Может быть позже?! Видимо девочку успели прочно посадить на иглу, а это значило, что обвинений она выдвигать не будет.

Глаза Абиты вдруг зацепились за что-то у него за спиной и стали совсем больными. Марк обернулся. В дверях бара стоял господин Роста с мёртвым лицом и растрёпанными жидкими волосами. Олицетворённое несчастье. Видеть дальнейшего Марк не хотел. Он поднялся и пошёл к выходу, толкнулся бедром в стул, отбросил его в сторону, и это небрежное движение словно приоткрыло какой-то выход: раздражение рванулось изнутри, вспучиваясь и оттесняя другие чувства. Соблазнительно представилось блаженство освобожденной злости: разбитые вдребезги морды, боль и кровь, сломанная мебель...

Стойка бара ткнулась ему в грудь, и он осторожно положил на неё руки. Медленно разжал побелевшие кулаки. Перевёл дух. Понятливый бармен быстро поставил перед ним рюмку и наполнил до краев. Марк выпил, не разобрав вкуса, но водка приятно обожгла желудок, тепло поднялось к сердцу, тупо ударило снизу в голову и успокоила готовую вырваться наружу злость. Он кивнул бармену, бросил на стойку деньги и вышел.



*   *   *



Пустой, формальный допрос Абиты в Креатуре, как он и предполагал, не дал никаких результатов. В этот раз она была спокойна, и также невозмутимо, хоть и другими словами, повторила всё, сказанное в "Берлоге".

- Мы оба знаем, что ты лжёшь, - сказал Марк. - И оба знаем - почему. Ну, неужели ты не хочешь, чтобы эти мерзавцы понесли наказание?! Да я из них душу выну! Только помоги мне.

- Какие мерзавцы? - спросила Абита.

Хуже всего было то, что она вошла в роль и теперь упрямо держалась своего.

- Абита, мы искали везде, где ты могла бы появиться. Твой отец сам объехал не только всех ваших родных и знакомых, но и все места, где ты бывала прежде за свою небольшую жизнь. Я знаю, почему ты врёшь. Но поверь, мы сумеем тебя вылечить, сумеем защитить и надолго посадим тех, кто тебя похитил. Всё станет как прежде, ты ведь только начинаешь жить.

- Нет.

Марк понял, что это окончательно, и, когда она стала говорить заученные слова о своих правах, которые он нарушает, молча подписал пропуск и бросил его на стол.

Последней надеждой оставалась разработка Квестора, но Марк инстинктивно чувствовал, что и здесь его ждет пустой номер. Хотя теперь связать Квестора с похищением Абиты было почти невозможно, все терявшиеся где-то вблизи него цепочки могли, наконец, обозначить вполне определенную схему. Но Марк, чутьем опытного чиновника, уже ощущал, что затронул какие-то гораздо более важные отношения, перед которыми пасовало любое, даже самое тяжёлое преступление. Уже заработали невидимые механизмы, и это было заметно по бегающим глазам Прокуратора и по отчуждению, возникающему вокруг.

Прокуратор выслушал очередной доклад без обычных изъявлений недовольства. Он выглядел сегодня слегка отрешённым, был рассеян, и Марк решил отнести эти отклонения к хорошим приметам. И, как всегда, ошибся. Последний приход показал Прокуратору новую сущность, полностью лишённую эмоций стыда и страха - предел стремлений сильного человека, и для этого нужно только правильно желать и поступать так, как надо, а не так, как положено по надуманным людьми процедурам…

- Ну, что же…, - после недолгого молчания раздумчиво проговорил Прокуратор. - Квестора нужно допросить.

- Как допросить?! - Марк дёрнулся на стуле. - Мы же его спугнём! И остальных тоже! Здесь же целая банда, если не что-то похуже…

Ему вдруг показалось, что в рыбьих глазах Прокуратора на мгновение мелькнуло жалобное выражение.

- Нельзя трогать Квестора! - неуверенно продолжил Марк. - Подключим столичных агентов, отследим связи…, оперативная разработка…, прослушивание…

Он начал сбиваться. Прокуратор смотрел на него с  выражением принятого решения.

- Поезжайте и допросите лично.

- Я!? - Марк беспомощно огляделся по сторонам. - Но этого нельзя… мне опасно… без разработки…

В какой-то новой, неизвестной ему игре он превращался из офицера в пешку, и она не только перестаёт что-то решать, но и отдаётся на заклание. Привычный ум, не утруждаясь мыслями, связал все цепочки и показал отсутствие выхода. Это всё, подумал Марк, это конец.  И это понимание вдруг успокоило его.

- Да ведь он просто от всего откажется, - устало сказал он и, прищурившись, посмотрел на  Прокуратора. - Вы что…?!

- Молчать! - рявкнул тот, наливаясь кровью. - Не смейте меня учить! Я всю жизнь в Креатуре!  Я все эти выкрутасы наизусть знаю. Ты ещё под себя гадил, когда я уже…

 Он говорил долго и ненужно, и Марк чувствовал в этом злобном плевании словами беспомощность старой, разболтанной детали сложного механизма. Сцепленная с другими частями она отчаянно бьётся, трещит и лопается, держась из последних сил, потому что легко может быть заменена новой и тогда погибнет на свалке ржавчины.

Марк с тоской думал, что сам он уже погиб, и допрос Квестора станет толчком в длинной цепи взаимодействий, и она окончится где-то там наверху насмешливым разговором Очень Больших людей о том, что в Креатуре есть ещё смышлёные молодые люди, но без них как-то лучше, спокойнее.

Он вышел из кабинета  Прокуратора со звенящей пустотой внутри. Преодолевая отвратительную слабость в ногах, напрягся и тряхнул головой. Посмотрим, мы еще посмотрим, отчаянно бодрился он, и мысли болели в голове, метались и не находили выхода.



*   *   *



Вечером он напился с друзьями, но вместо приятной лёгкости пришел в слезливое, жалобное состояние и стал противен сам себе. Невозможно рассказать, невыносимо молчать. Обычная болтовня приятелей раздражала, и оставалось только оглушить себя водкой и забыться.

Он ушёл из Погребка поздней ночью. Опьянение придавало грусти оттенок мрачной неизбежности и загнало её куда-то внутрь. И вслед за ним внутрь себя ушёл и Марк. Он двигался, не замечая дороги, безмысленно смиряясь с чем-то неизбежным и всё же продолжая надеяться… И вместе с наползающей прострацией вдруг возник странный привкус запредельного, словно невидимые вершители его судьбы вступили в спор, и его мнение уже безразлично, и сам он не более, чем мало нужная пешка, переходящая из рук в руки.

Он, вроде бы, направился к центру, но пропустил нужный поворот. Улица покачивалась, плыла, теряя приметы…



Опасность с неслышным шуршанием распорола воздух перед ним, звякнул металл, но, чуть опережая гибельное мгновение, он резко мотнулся в сторону, под каменный козырёк тёмного подъезда. Болтавшаяся на ржавых петлях дверь, отлетела в сторону, и он почти упал в слепую черноту коридора, а дверь, ударившись о стену, захлопнулась и приняла на себя убийственный удар осколков взорвавшейся гранаты. Дверь разнесло в щепки, но основная сила взрыва была погашена. Пуля от неуслышанного выстрела свистнула над головой, отбила край стены и с обиженным визгом улетела в темноту.

 И тогда он головой вперед, как спринтер из низкого старта, бросился вон из подъезда, рванулся вправо, прочь от чернеющих в темноте силуэтов, тут же вильнул в сторону, ударился о стену, отскочил от неё и побежал вдоль проулка, петляя заячьими зигзагами… Выстрелы гремели в середине головы и отзывались спазмами в желудке, заставляя каждый раз обмирать в предчувствии обжигающего удара. Он заметался по дворам и переулками, на мгновение затаился в каком-то тёмном тупике, но страх гнал вперёд, и оставаться на одном месте было невыносимо, и он снова побежал, всё ещё наугад, подчиняясь инстинкту…

Он остановился, только когда отказали ноги, и жжение в запалённых лёгких стало нестерпимым. Колени подогнулись, и он стал падать вбок, но из темноты навстречу появилась стена и толчком в плечо удержала его на ногах. Ночью в Городе было легко спрятаться, ещё легче заблудиться. Марк преуспел и в том, и в другом. Он стоял в темноте, привалившись спиной к невидимой стене, и судорожно кашлял, зажимая руками рот. Но вокруг было тихо, и только где-то вдалеке звучала музыка, прошумела машина, глухо ударила дверь в глубине дома. Он больше не слышал и не чувствовал опасности. Страх постепенно уползал внутрь, переходя в прочный кошмар настороженного ожидания.

Ноги понесли его к дому Наи, хотя рассудок робко подсказывал, что, наверное, ни к Нае, ни домой ходить не надо. Но тело упрямо двигалось туда, где ему было спокойно и надёжно.

Открылась дверь, и как будто отодвинулся назад ужас преследования. Ная встретила его, как обычно, с радостью, мягко прижалась, обнимая рукой за шею, втянула в прихожую, закрыла дверь. Ласковое тепло, нежность, покой…

- Что случилось?

Он молчал, медленно отмерзая.

- Да ты все стены обтёр, - поворачивая его перед светом, говорила Ная. - Ну-ка, приведи себя в порядок.

Она подтолкнула его в сторону ванной.

"- В порядок… в порядок…", - почему-то назойливо стучало в голове, пока он чистил одежду и смывал с лица грязь и пот. Где теперь найти хоть какой-то порядок?!

Когда он вошёл в комнату, Ная была на кухне. Марк вдоль стены прокрался к окну и выглянул на улицу, потом плотно сдвинул шторы и сел в кресло. Мыслей не было, только тупое недоумение. Тихо и спокойно, Ная уютно позвякивает на кухне тарелками… Как же это могло случиться?! Он опустил глаза и увидел свои руки, судорожно стиснувшие подлокотники кресла. Марк сердито фыркнул. Расслабься и не психуй, приказал он себе. Встал и подошёл к буфету.

- Ну, как ты там? - крикнула Ная из кухни. - Сейчас будем ужинать.

- Всё в порядке, - Марк налил себе рюмку. - Хочешь выпить?

- Да, нет. Спасибо.

Марк выпил и вернулся в кресло. Он быстро успокоился; остатки страха отодвинулись и совсем затихли, когда Ная вошла в комнату с полным подносом и стала хлопотать вокруг стола. Она что-то щебетала про свой колледж и студентов, а он, не вдумываясь в слова, с удовольствием слушал её голос. Расслабленно раскинувшись в кресле, он смотрел, как в мягком свете голубого торшера Ная накрывает на стол. Ему нравилось наблюдать, как она делает самые простые вещи: готовит еду, накрывает на стол, стелет постель, даже ест.

Как исполнение какого-то известного только ей ритуала взлетела над столом скатерть, магическими мягкими движениями разгладились складки, и с некоторой торжественностью, как приношения на жертвеннике, появляются блюда. В его жизни никогда не было времени на такие пустяки, но у Наи всё получалось как-то нужно и основательно, и это ощущалось, как часть того постоянства и покоя, которые тянули и привораживали к ней.

- Так, что же случилось? Опять подрался? - спросила она, расставляя тарелки. - Иди, садись.

Марк поднялся, не оставляя бутылки и рюмки, пересел за стол. Он выдержал загадочную паузу и, наконец, пробормотал:

- Так…, всякие неприятности…

- Не хочешь поделиться?

- Тебе будет неинтересно.

Ная наполнила его тарелку остро приправленным мясом с молодой фасолью, придвинула корзинку с хлебом и села рядом.

Марк не чувствовал аппетита, хотя за весь вечер в "Погребке" только закусывал, и так и не собрался поужинать по-настоящему. Приготовленное Наей блюдо соблазнительно пахло мясным соком, лимоном и пряностями. Он налил себе ещё рюмку, выпил и после этого с трудом проглотил первый кусок. Но дальше дело пошло лучше, и он жевал истекающее соком и восхитительной подливкой мясо, хрусткую спаржу и чувствовал, как приятная сытость всё дальше отодвигает его страхи.

Ная посмотрела на него с лёгкой улыбкой и молча принялась за ужин. Он не любил этой улыбки. Так, наверное, улыбается добродушная и всё прощающая мамаша, глядя на своего нашалившего ребёнка.

Потом они пили кофе и болтали о её делах, о студентах, и о последней премьере, которую он не смотрел, о погоде и о ценах на рынке - о той, другой жизни, которая его никогда не интересовала, но сейчас как будто делала его проблемы не такими значительными.

Он расслабился и совсем, было, собрался рассказать о своих неприятностях. Ная умела слушать, и он любил говорить, как будто размышляя вслух, под безмолвный аккомпанемент её взгляда и движения ресниц, под удивлённый взлёт бровей или сочувственную улыбку в нужный момент, любил слушать её спокойные суждения, от которых, обычно, насмешливо отмахивался.  Но вдруг подумалось: а чего он ждёт от своего откровения сейчас - совместного оплакивания? Чуда, которое в детстве так просто совершают взрослые? Чем может она помочь или что посоветовать в этой дурацкой ситуации?! Тут он сообразил, что до сих пор не сообщил в Креатуру о случившемся, но при Нае звонить было неудобно.

Он снова налил себе водки и выпил.

- Знаешь, недавно в «Погребке» был забавный случай…

Он рассказал ей историю о драке с полицейскими и неудачном адюльтере Рафаэля.

Ная смеялась, укоризненно покачивая головой.

- Смешно, только какие-то у вас всегда развлечения с пьянкой и мордобоем…

Марк, посмеиваясь, развёл руками.

- А того парня, что, так и арестовали?

- Какого? - не понял Марк.

- Ну, этого, Лёму, кажется?

- Ну, да. Забрали его…

- Мне кажется, он был на вашей стороне…

- Да брось ты. Он просто псих. Какое нам дело?!

Ная промолчала, поднялась и начала убирать со стола. В короткий промежуток, когда она выносила посуду на кухню, он позвонил дежурному по Креатуре, доложил о покушении и потребовал прислать машину.

- А как у тебя на службе? - поинтересовалась Ная, смахивая крошки со стола. - Что там с этим скверным делом?

- А когда у меня там было хорошо? - ухмыльнулся Марк. - Прокуратор шизует, с делами завал. Как всегда.

- Послушай, Марк, - она села рядом и взяла его руку. - А ты не думал бросить? Ну, хотя бы гипотетически?

- Креатуру?! - на этот раз он посмотрел на неё, как на больного ребёнка. - Ты шутишь.

- Вовсе нет. Ты зациклился на своей Креатуре, как будто, кроме неё нет другой работы, другой жизни. Попробуй понять: тебе не напрасно бывает противно от всей этой гадости: лицемерия, интриг, зависимости, а главное от того, чему ты служишь.

- Я служу правосудию, - сказал Марк, но она небрежно отмела его слова, состроив гримаску недоверия и отрицательно качнув головой.

- Что-то в тебе против всего этого, - продолжала она. - Попробуй помочь в себе тому, что протестует. Иначе оно постепенно заглохнет, и ты начнёшь видеть глазами Прокуратора или Галена, но не своими, станешь как они. Разве ты хочешь превратиться в такой же обломок, как твой Майор или в параноика вроде Прокуратора…

- Нашла примеры, - отмахнулся Марк. - А сколько таких, кто сделал классную карьеру!

Он запнулся на половине мысли. А, в самом деле: сколько? Важняки? Кураторы? Вся известная ему жизнь этих людей была сплошной путаницей интриг, стремлением подняться на следующую ступеньку и любым путем удержаться там. Интересы дела терялись в этой сумятице, и расследование крупных дел всегда начиналось с закулисной борьбы денег, интересов, группировок и лидеров. Правосудию в этом процессе отводилось едва ли не последнее место.

И все они, наконец, уходили со сцены - использованные, выжатые, как губка, с разрушенным телом и нечистой совестью. Ради чего? Ему вдруг вспомнилось самоубийство одного из кураторов Верховки. Тот делал быструю карьеру, был энергичен, умён и здоров. И однажды, вернувшись со службы, долго сидел в своей кухне и думал, а потом сунул себе в сердце кухонный нож, положив конец всем сомнениям. Будучи в здравом уме и трезвой памяти. На салфетке, обнаруженной рядом с телом, было неторопливо выведено: «Устал так жить, пошли вы все…».

- Ты на меня дурно влияешь? - сказал Марк и погрозил Нае пальцем.

В это время с улицы раздался сигнал полицейской машины, и Марк поднялся.

- Уходишь?! - удивилась Ная. - Так поздно?!

- Да…, - ему не хотелось врать. - Так надо.



*   *   *



Прокуратор слушал его доклад о ночном покушении и смотрел в сторону, но лицо его медленно, почти незаметно, поворачивалось. Наконец, он обратил к Марку пустой, незрячий взгляд, и тут же, вместе с поворотом головы, перевёл его дальше. Но Марку за это короткое мгновение в глубине тусклых глаз Прокуратора померещилась такая запредельная пустота и безысходность, что он поперхнулся словами и замолчал. Уже не в первый раз он замечал, что, разговаривая с ним, Прокуратор, словно занят чем-то другим.

Тут Прокуратор вдруг встрепенулся, точно сбрасывая наваждение, сердито свёл брови и вперил в него свой обычный недовольный взгляд.

- Почему не доложили сразу? - строго, но с каким-то оттенком безразличия спросил он. - Можно было бы по горячим следам.

- Да я, когда убегал, вроде как заблудился, и пока выбирался…

- Теперь уже не важно, - сварливо сказал Прокуратор. - А кому и почему, вы думаете, нужно было вас убивать?

- Не могу представить! Мстить, вроде, некому. Из серьёзных подследственных, все сидят. Последнее время никто не выходил. Угроз не было. Может, кто-то ошибся…, случайно…

- Случайно, - задумчиво проговорил Прокуратор. - А братья Гильдфеллеры прошлой ночью попали в автомобильную катастрофу. Случайно… Их сильно покалечило, но не смертельно. И всё-таки Арон умер. Врач по ошибке… случайно,  вколол ему не ту дозу.

Он взглянул на Марка, ожидая реакции. Тот втянул голову в плечи и испуганно посмотрел на Прокуратора.

-  Что же будет?

- А-а-а, бросьте трусить, - недовольно махнул рукой Прокуратор. - Действительно случайность. Ну, конечно, последим…, приставим охрану.

И, словно делая над собой усилие, закончил:

- Продолжайте следствие.



*   *   *



Квестор принял его в своем кабинете. Молча, со снисходительной улыбкой указал место в конце стола.  Марк накануне напился, и сейчас его мучила жажда и обычная похмельная угнетенность, помноженная на отвратительное ощущение безнадежности и провала. Его раздражал роскошный кабинет Квестора, дорогие цветы в хрустальных вазах, длинный стол для заседаний. Запах цветов, густой и тяжёлый, вызывал тошноту и словно толкал в лицо. Он хмуро развернул свои бумаги и на мгновение замер над бланком протокола.

"- Бесполезно! – подумал он. - Надо было отказаться. Меня же просто подставляют.  Может быть сейчас… бросить и уйти?!" Он вдруг почувствовал себя марионеткой, связанной бесчисленными нитями с неизвестной и могущественной рукой. Это было омерзительное ощущение унизительной и непреодолимой зависимости. Она вызывала страх и злость, но не было сил противодействовать, и нити, которые он не мог и боялся порвать, подняли его перо над протоколом, раскрыли ему рот и заставили задавать бесполезные вопросы.

Квестор односложно отрицал всякую причастность и всякую осведомлённость. Отвечал надменно и не переставал улыбаться. Из этого допроса он получал больше, чем давал. Практически в протокол было нечего писать.  "- Не знаю… Не слышал… Не встречал…". Квестор не мог не почувствовать, что следствием установлено многое, но смеялся над беспомощностью ещё не доказанных фактов, которые теперь уже никогда не будут подтверждены. Потому что уже работает машина подчистки и даже то малое, что установлено достоверно, исчезнет окончательно. Всё это Марк понимал, вёл допрос механически, мечтая лишь побыстрее закончить бесполезную процедуру.

Квестор небрежно подписал протокол и пустил его по гладкой поверхности стола. Листок, вспорхнув от резкого движения, спланировал на пол.

- Ах, извините! - насмешливо воскликнул Квестор. - Но не смею больше задерживать.

Последнее унижение добивало. Нет надежды! Предсмертный скрип между шестерней беспощадного механизма. Отчаянная паника мыслей, дрожь трусливых нервов… И тут, стирая путаницу эмоций, выхлестнулась из глубины сознания ожидавшая своего часа злость. Всё тот же визгливый и нахальный, но такой уверенный и надёжный голос заорал прямо в уши: "- Чего ты ждёшь?! Дай ему!" Марк почувствовал, как злость поднялась откуда-то из промежности, обжигая тело, прилила к горлу, задушила и ударила в голову раскалёнными искрами.

Выпрямившись с листком в руках, он поймал на острие взгляда насмешливые глаза Квестора. И тут мозг его будто вскипел и взорвался в голове, и вся энергия этого взрыва ударила изнутри в глазницы.

 Он ощутил и увидел, как его взгляд убивает Квестора, отбрасывает его тело назад, рвёт сердце… Короткая судорога, стон, хрип последнего выдоха…   Квестор дёрнулся и замер в своём кресле… «- Я умер?!… И это всё?! Зачем же тогда…?! Неправильно! Не может быть!» Тысячи образов и несбывшихся планов вспыхнули и погасли в умирающем мозгу, а его убийца стоял напротив, и от него ещё пахло смертью, но всё это быстро становилось неважным, растворялось в густеющей вокруг черноте, в глубине которой уже обозначался новый путь, и Квестор понял, что ему - туда…

Несколько секунд Марк упивался видом мёртвого врага, потом бросился к дверям и закричал сквозь злобный, слышный только ему смех:

- Ему плохо! Скорее! Позовите врача!

Он вышел из кабинета, пошатываясь и едва сознавая окружающее. Ощущение взрыва оставило какие-то внутренние раны. Они ныли и вгоняли в тоску. Добравшись до ближайшего павильона, где подавали спиртное, он выпил подряд две рюмки и почувствовал себя лучше.

- А причем здесь я? - пробормотал он. - Сердечко оказалось слабенькое, и, как он не пижонил, а волноваться-то было от чего… А я к нему и не прикасался, и следов нет.



Убедить себя удалось только под утро, или просто усталость преоборола новую тревогу. Справочник по психиатрии полетел в угол. Марк закрыл глаза и перестал думать. Жёлтые круги перед глазами переливаются перламутровыми оттенками, светлеют и растворяют веки… И он увидел, как светлый квадрат окна разделивший надвое темноту комнаты вдруг пересекла полоса мрака,  и в ней стали появляться лица демонов. И снова, как и в прошлых кошмарах, демон в центре заговорил. И, хотя слов не было слышно, Марк понял, что он говорит о своём мире, тёмном и прекрасном, гибельном для слабых и невыразимо соблазнительном для сильных. Там даруются высшие наслаждения и расцветают сочные человеческие страсти…, и не нужно бояться, нужно только сделать ещё несколько шагов..., переступить невидимую грань и твоя сущность прекрасно преобразится... это и есть путь к счастью… Нужно только захотеть...

"А что? - подумалось Марку, - ничего страшного...", но сон сомкнулся  вокруг него, замелькали прозрачные светлые тени, словно отрывая и охраняя от опасности...

 

*   *   *



Поразивший Квестора сердечный приступ, кроме обычного раздражения, вызвал подозрительный страх Прокуратора. Опасливо поглядывая на Марка, он выслушал доклад о допросе, необъяснимом припадке Квестора и приказал прекратить расследование.

Непонятное ощущение отчуждённости и пустоты вокруг быстро росло. Уже то, что Прокуратор не нашёл причины придраться и наорать на него, словно выталкивало Марка из привычного порядка отношений. Он уныло вернулся в свой кабинет и стал готовить дело Абиты Роста в архив: неохотно перебирал бумаги, оттягивая до последнего самое неприятное - постановление о прекращении дела. Что ему известно? Похитили молодую, очень красивую девушку в не установленных целях… Что-то там с ней делали… А когда Креатура наступила на пятки, прочно посадили на иглу и выбросили, как ненужную игрушку. Набор безличных предложений и куча вопросов в скобках. Все нити полопались вокруг Квестора. Все подозреваемые исчезли. В деле осталась одна личность - Абита, формально, даже не пострадавшая, а так, слабенький свидетель. Свидетель собственного похищения. Марк усмехнулся. И что писать? Пропала, нашлась… Жалоб и заявлений не поступило. Ниточка от Квестора тянулась слишком высоко, если ему так откровенно завалили дело.

Марк уныло размышлял обрывками мыслей, в который раз перекладывая бумаги, пока не сообразил, что чего-то не находит. Внимательно перебрав документы, он убедился, что между протоколами задержания братьев Гильдфеллеров и их допросов нет протокола выемки и изъятых бумаг. Чувствуя нарастающий холодок в груди, он поспешно пересмотрел другие дела и бумаги на столе и в ящиках. Что там было? Долговые письма…, какой-то рекламный "Завет Сатаны" и список с именем Квестора… А наркотики?

Он быстро открыл дверцу сейфа… Холодок в груди сменился тревожным жаром и знакомый трусливый озноб пробежал по ягодицам. Упаковки с наркотиками в сейфе не было. Так. Это называется: утрата следственных документов и вещественных доказательств. В Креатуре и за меньшее снимали голову. Но кто посмел?!! Из кабинета следователя! И рядом росло изумление здравого смысла: зачем - так?! Большие люди могли забрать у него всё, что угодно, через Прокуратора или Верховку. Значит это не Большие люди, а преступная организация?! Или то и другое вместе.

Под аккомпанемент скачущих мыслей Марк с делом подмышкой сделал два шага к двери и остановился…

…документы не стали забирать официально, Абиту вернули. Значит кому-то нужно, чтобы это дело тихо спустилось на тормозах и благополучно умерло в архиве. Получается так: документы пропали, Абита будет молчать… Остаётся только один свидетель. А если я снял копии? А если знаю больше, чем записано в материалах дела? Кто это знает? Значит…

"- Господи, куда это я вляпался?" -  жалобно подумал Марк.



*   *   *



Прокуратор выслушал его заикающийся доклад и, вместо ожидаемого разноса, пообещал принять меры. Но Марк ясно видел ложь: и в его суетливых движениях, и мутном взгляде бегающих глаз. Теперь Марк ненавидел его за беспомощность и эту фальшь, которая сквозила в каждом слове, выпадавшем из кривого рта, истекала из всех его грязных пор. Это как-то странно вязалось с дьявольскими наставлениями из ночных кошмаров и вызывало ощущение выжидающего взгляда. Отпущены нити и насмешливый кукловод наблюдает как теперь трепыхнётся его марионетка.

Он почти не помнил, как оказался в своём кабинете, как подошёл к окну, и вернулся к действительности, только когда влажный холод оконного стекла обжёг горячий лоб…

"- А действительность такова, - подумалось ему, - что я остался один и никто мне не поможет…". Однако, выход из прострации стал постепенно приобретать новый оттенок. Безысходность разрушала, разбрасывала привычные стереотипы и то, что ещё секунду назад представлялось незыблемым, вдруг заколыхалось маревом неверного миража и показало сквозь себя жестокую, но реальную правду - выход, исключающий слабость, сомнения и прежнее понимание гуманности. Ощущение беззащитности быстро поглощалось волнами злого задора. Они накатывали, бодрили озорными брызгами… Марк коротко и зло рассмеялся.

"- Теперь повеселимся. Я, кажется, разозлился! Да, теперь я по-настоящему разозлился! - думалось ему. Что там Гален говорил про злость?! Я один, но и это немало… Вздумали меня раздавить? Посмотрим, посмотрим…"

Он растил и распалял в себе злость, и она, постепенно заполняя его существо, оттесняла отчаяние и страх и другие чувства, неважные и ненужные сейчас.

- Это будет Расследование с большой буквы, - бормотал он, расчерчивая форму плана следствия, - моё собственное большое расследование… Они у меня пожалеют…

Быстрыми заметками он разнёс основные эпизоды, поставил вопросы и наметил следственные действия.

«- Я ещё в Креатуре… Пусть теперь она поработает на меня!»

Разработка связей Гильдфеллеров, обстоятельства странной смерти Арона - тут есть, что раскручивать.

Квестор погиб, но окружение осталось… Какая тут связь с Учителем, с таинственной организацией?

Изъятые документы: списки и Завет сатаны, к которым он отнёсся так небрежно, представляют для кого-то большую важность. Для кого? Срочно: истребовать постовые ведомости, списки дежурных в ночь исчезновения документов - кто-то обязательно причастен - всех на разработку. Экспертизу замков от двери кабинета и сейфа, хотя и так ясно, работа высокого класса. Задания, ориентировки, запросы. На этот раз неповоротливая, но неумолимая машина государственного сыска потрудится на него.

Марк работал до глубокой ночи. В ИМК были введены задания на разработку десятков подозреваемых и просто сомнительных лиц. Все личные агенты Марка и все известные ему агенты регионов получили конкретные ориентировки на сбор информации и разработку различных версий. Тут же он выписал отдельные распоряжения на выдачу агентам максимальных авансов. Финансовая система Креатуры, как и весь механизм Государства, крутилась медленно, и Марк знал, что финансисты, не глядя, выполнят его распоряжения и взвоют уже позже, когда придет время очередного сводного отчета. Но тогда… Интересно, где он будет тогда, и будет ли вообще?…

 Без особой надежды он всё же направил столичным агентам ориентировки на связи погибшего Квестора. 

Марк отодвинул бумаги и, взглянув на часы. Около двух! Пропади оно всё пропадом! Усталость как-то вдруг навалилась на плечи и пригнула к столу. Он почувствовал, как противно, с болью ноет спина, как тяжело моргают словно засыпанные песком глаза, и болят намозоленные десятичасовой сидячкой ягодицы… Хотелось распластаться прямо на заваленном бумагами столе и надолго закрыть горящие веки.

Он встал и прошёлся по кабинету, разминая на ходу поясницу, потом сделал несколько приседаний и вернулся к столу. Быстрыми движениями набрал номер и назвал пароль.



*   *   *



Они сидели в маленьком полутёмном кафе в катакомбах дальней от моря части Города. Немногие дельцы отважились открыть свои заведения здесь, вдали от властей и полиции, и, может быть, как раз благодаря этому, жили довольно неплохо. Преступный мир, царящий в окраинных районах, устанавливал свои порядки, гораздо более честные и справедливые, чем возведённый в закон произвол Государства.

Марку почти не пришлось ждать. Его личный агент, которого он скрывал даже от Прокуратора, была как всегда точна. 

Несколько месяцев назад Милитина сама вышла на него и, с простотой школьницы, предложила информацию по сложному, резонансному делу, которым он занимался. С тех пор он самонадеянно считал её своим агентом, и она не мешала ему так думать, продолжая распространять свою активность далеко за рамки полученных от него заданий и полномочий.

Сегодня она была одета скромно, в тёмные цвета ночи. Марк восхищался её умением одеваться точно в соответствии с заданием. Часто для маскировки Мили применяла провоцирующие туалеты и броскую косметику, которые ещё более подчёркивали её, и без того выдающуюся, женственность. Как правило, это использовалось, чтобы разговорить крупного дельца или политика. Какой, измученный коммерческими и государственными тайнами мужчина не мечтает в душе расслабиться и поглупеть рядом с красивой и безмятежной дурочкой, озабоченной только сексом и деньгами.

Они заняли дальний от входа столик. Марк заказал кофе и бисквиты и запустил музыкальный автомат.

- Ты мой лучший агент, Мили, и, надеюсь, мы уже стали друзьями, - говорил он сквозь бормотание модного брейка. - Не хочу скрывать от тебя сложность ситуации. Тем более, что ты по натуре м-м-м… любишь риск, всегда работала творчески и не только за деньги. Сейчас я ухватил за кончик одну нить… Если удастся её раскрутить, это будет фурор! И, наверное, не только в Городе…, может быть и во всем мире.

Но дело связано с очень большими людьми, и наши жизни в этой игре - мизер. Я хочу, чтоб ты уяснила себе степень опасности и решила: будешь играть со мной на пару или нет.

- Говори, - сказала Мили. - Ты верно намекнул, что я авантюристка, и, если дело действительно интересное, деньги для меня не главное.

Они проговорили до утра и, втолковывая Милитине задание, Марк всё больше ужасался грандиозности своей версии.



*   *   *



Подхлёстнутое денежными вливаниями и постоянными понуканиями Марка дело раскручивалось с невиданной для Креатуры скоростью.

Уже на следующий день Марк допрашивал арестованного и обработанного до полусумасшествия офицера, который дежурил в Креатуре в ночь хищения. Умелое сочетание электричества с обнажёнными нервными окончаниями вместе с применением специальных препаратов, дало прекрасные результаты.

Офицер признался, что, оставив за себя дежурного сержанта, он через аварийный выход впустил в здание несколько человек, один из которых был с завязанными глазами. Через полчаса он выпустил их обратно. На официальном допросе он ничего не смог добавить и, похоже, подробностей действительно не знал. Единственно, на чём мёртво замолкал этот уже сломленный и полуживой человек, был вопрос о заказчике хищения. При упоминание об этом в его глазах вспыхивал непреоборимый фанатический ужас.

- Вы не понимаете, - пробормотал он разбитыми губами в конце допроса, - на что поднимаете руку…

«- Не правильно, - подумал Марк. - Понимаю, но мне этого мало».

Тот же фанатический страх увидел он днём позже в глазах врача, убившего Арона Гильдфеллера. Врач раскололся уже на втором допросе в полиции, даже без вмешательства людей Марка, но наотрез отказался назвать заказчика убийства.

Один из агентов, успешно внедрившийся в преступную среду, обнаружил авторитетного взломщика, который в ту ночь без труда вскрыл служебный сейф в помещении, куда его доставили с завязанными глазами. Этот тоже плохо знал заказчиков, и рассказал только, что это серьёзные люди и связаны они с каким-то Орденом. Он иногда выполнял для них аналогичные задания, слепо делая свою работу и не интересуясь деталями. Для «медвежатников» было характерно не вдаваться в подробности дел заказчиков, Марк это хорошо знал и оставил взломщика в покое.

Главное направление поиска было установлено. Марк срочно затребовал у ИМК сведения обо всех организациях, имеющих в названии слово "орден", и они были выданы легко и быстро. Не составило также труда отсеять из полученной массы всякие нищие или номинально существующие "ордена" и выйти на искомый объект. Открыто декларируя своё существование и деятельность, "Орден первого дня" был зарегистрирован, как культурно-просветительная организация религиозного толка; тесно сотрудничал с правительством в сфере повышения духовности населения и содействия образованию, занимался похвальной благотворительностью. Марк даже припомнил, что читал что-то об Ордене, когда тот пожертвовал крупную сумму пострадавшим в очередной экологической катастрофе.

Однако, несмотря на развёрнутые знамена, сведений о руководстве, конкретной деятельности, условиях членства, а главное, компромата, в официальной информации не имелось. Но это в целом вписывалось в его схему: если ИМК, ориентированный в первую очередь на сбор негативной информации, не содержит сведений о конфликтах Ордена с законом и даже о простых недоразумениях, значит дело ещё труднее, чем он предполагал.

Марк срочно передал полученные сведения в Столицу для Мили и ориентировал остальных агентов на сбор любой, даже непроверенной, информации об Ордене. И тут же был завален сплетнями, анекдотами, выдержками из религиозных поучений и прочей чепухой, которая, впрочем, требовала обработки. Марк работал круглые сутки, спал урывками, питался, как попало. Процеживая донесения, он таки вычленил из их массы некоторые интересные сведения, среди которых была скудная, но интригующая информация о полковнике Кларке.

Прямолинейный до глупости, не сумев за долгую жизнь утратить детскую веру в правду и справедливость, полковник Кларк вступил в Орден, преследуя именно культурно-просветительные цели, и, будучи человеком умным и образованным, быстро достиг в организации довольно высокой степени посвящения. Видимо эта степень и приоткрыла перед ним истинные дела и цели Ордена. Известно, что он пытался публично разоблачить Орден, издать какие-то секретные документы, даже написал книгу о кознях Ордена. Но тут с ним одно за другим начали приключаться странные происшествия, вроде автомобильной аварии, падения с высоты, отравления наркотиками. Он чудом остался жив, но все вдруг стали замечать странности в его поведении, неадекватные поступки и агрессивные наклонности… В конце концов, полковник Кларк был признан душевнобольным, и теперь пожизненно содержался в соответствующем лечебном заведении.





*   *   *



- Чем вы занимаетесь последние дни, - сварливо спросил Прокуратор. - Что за несогласованные аресты, экспертизы? Кто позволил?

Марк сознавал, что вопрос с ним давно предрешён и его пребывание в Креатуре только следствие обычной неповоротливости административного аппарата. Сейчас это было ему на руку. Нужно как можно дольше протянуть это состояние, а потом будь, что будет.

- Как же без экспертиз, - с наивностью прилежного ученика спросил он. - Кража из служебного кабинета… были вскрыты замки дверей и сейфа. И арест правильный. Они во всем сознались. Ведётся расследование…

- Я не назначал расследования, - сердито перебил его Прокуратор.

- Я сам назначил. Согласно уголовной процедуре следователь имеет право самостоятельно возбуждать расследование…

Убийственный взгляд Прокуратора метнулся в лицо Марка и разбился вдребезги. Прокуратор увидел напряжённую сосредоточенность опытного противника, без особого старания разыгрывающего наивное простодушие. Пропали без следа вечный испуг и неуверенность, исчезла приниженность и трусливая исполнительность лейтенанта. Подчинённый вёл игру по своим правилам, а он, Прокуратор, не знал, какой ход следует делать дальше. Указаний сверху не поступало, но он понимал, что это не более как растерянное молчание начальства перед лихорадочным, скорее всего неправильным решением.

- Вот что, - заговорил Прокуратор, стараясь быть жёстким. - Я запрещаю вам это расследование. Отзовите запросы, отмените экспертизы. Все материалы - мне…

- Расследование возбуждено в соответствии с уголовной процедурой, - снова загнусил Марк. - Оснований для прекращения не имеется…

- Что?! - взревел, вскакивая, Прокуратор. Подобного в его практике ещё не случалось.

- Той же процедурой предусмотрен порядок прекращения дела, - не меняя тона, продолжал Марк. - Прокуратор имеет право закрыть дело своим постановлением…

Прокуратор успел побагроветь и набрать воздуха для следующего крика, когда Марк, резко изменив тональность и оскалив зубы, медленно проговорил:

- И перестань орать, а то и пожалеть не успеешь…

Взрыв, поразивший Квестора, теперь постоянно жил в нём, растянутый в бесконечность. Он больше не причинял боли, но с каждой новой вспышкой Марк чувствовал, как что-то выгорает внутри, освобождая мрачные ненужные пространства. И Марк старался сдерживаться.









*   *   *



- Рейтинг партии «Демократические перспективы» падает согласно намеченному плану…

- Остановить на третьем месте. Полтора миллиона в агрокомплекс. Заказы в «Зеркало», «Свежий взгляд», «День и ночь».

- Два миллиона в поддержку позиции Аспера…

- План смещения редактора «Нового порядка»…

- Банкир Андориан через подставных лиц разворачивает компанию компромата против партии «Правовая основа»…,- докладывал референт.

- Сообщить Верховному руководству: под любым предлогом приостановить платежи по счетам банка Андориана, истребовать вклады, Креатуре возбудить дела о злоупотреблениях, специалистам разработать дополнительные меры. Далее.

- Монахи монастыря Крепостная пустынь выгнали братьев восточного крыла Ордена из арендованного помещения на монастырской территории.

- Проклятье! Подробности.

- Монастырь - в черте города, не ограждён, часть территории при содействии властей присвоили различные предприятия. У одного из них братья восточного крыла, в известных целях, арендовали помещения, оборудовали и уже приступили к Великой работе, но монахи с палками ворвались к ним и, угрожая избиением, выгнали из помещения и с территории монастыря. Наши юристы предлагают обратиться в полицию и Креатуру. Действия монахов преступны.

- Никакой полиции! Никакой огласки! Дело замять любыми средствами! Провести внутреннее расследование, выяснить причины неудачи и доложить!

Референт быстро записывал в блокнот.

- Далее!

-Покушение на следователя Креатуры окончилось безрезультатно. Он продолжает активное расследование. Во время его допроса в Столице при таинственных обстоятельствах умер Квестор. Официальная причина - инфаркт…, - доложил референт.

Перед столом возник мраморно бледный начальник отдела наблюдения. 

- До каких пор я буду слышать об этом человеке? Срочно выгнать из Креатуры и тихо убрать. Надеюсь, мне больше не придётся повторять своих приказов.