IV.
Психиатрическая клиника, где содержался полковник Кларк, находилась вблизи Города, и Марк решил ехать пригородным поездом. Машину не заказывать, Прокуратору не сообщать. Потёртые джинсы, кожаная куртка, пистолет подмышкой. Появляться на периферии в форме было опасно - дать по голове или раздеть одинокого чиновника было любимым развлечением молодёжи, не говоря уже о ругани или камне в спину. Чем дальше от центра, тем меньше порядка - эта аксиома действовала, набирая силу по мере отдаления от Города. В поездах и на станциях дежурили наряды полиции, но это помогало слабо.
Уже после третьей остановки в вагон ввалилась стайка подростков в живописно разодранных обносках. Сноровисто приглядевшись, они тут же в начале прохода, кривляясь, и, будто бы не всерьёз, попытались отобрать сумку у прилично одетой старушки, но та, отчаянно ругаясь, выдернула из кофты заточенную спицу и начала, не целясь, тыкать ею перед собой. Мальчишки с хохотом и шуточками отступили и двинулись дальше по вагону. Марк, как и другие пассажиры, смотрел в окно. Мимо проползал замусоренный откос железнодорожной насыпи, домишки фермеров, прочные изгороди, дохлая лошадь на обочине… Топот компании остановился около него.
- А что у дяди в чемоданчике? - услышал он нарочито писклявый голос и неохотно обернулся. Говорил рослый крепыш лет шестнадцати с проколотой по последней моде щекой, из которой торчала свисающая до челюсти цепочка. Остальные столпились сзади, трусовато, но нагло поглядывая по сторонам. Обычно они не нападали на взрослых, опасаясь нарваться на серьёзный отпор, но иногда всё же пытались - в порядке эксперимента, для пробы сил. Дорогой кожаный кейс Марка явно показался им достойным такой попытки.
Марк увидел в глазах мальчишки осторожную, настырную наглость зверёныша, готового броситься и оторвать себе кусок, даже с риском для шкуры. Он оскалился и процедил сквозь зубы:
- Иди своей дорогой, щенок!
- Ох, какой дядя страшный, - пропищал крепыш. Он продолжал крадучись приближаться, протягивая руку к кейсу. - Можно посмотреть? - И вдруг резко изменил тон. - Как бы не пожалеть, дядя!
Стайка настороженно, но плотно двигалась следом. Бросятся кучей, не отмашешься. Ждать больше было нечего, и Марк резко поднялся, вырывая из подмышки пистолет.
Нужно отдать волчатам должное: они были одинаково готовы и к нападению, и к бегству. Дружно прыснув в стороны, без толкотни и давки, мальчишки вылетели из вагона.
И тут только Марк обнаружил, что его палец судорожно, до боли давит на спусковой крючок. Не будь пистолет на предохранителе… Он с удивлением посмотрел на свою руку, расслабил пальцы и убрал оружие в кобуру. Чертовщина! Потом сел на место и постарался забыть о случившемся.
Выйдя на нужной станции, Марк быстро пересёк небольшую площадь, лавируя между мелкими торговцами и нищими. Время шло к полудню, и солнце стояло высоко, припекая как перед грозой. К нему уже подбирались первые, ещё не созревшие тучки, и Марк пожалел, что не захватил зонта.
Торговля на вокзальной площади шла вовсю. Куски копчёного мяса, свежая и сушёная рыба, - на прилавках, ящиках и обрывках газет - какие-то грязные овощи, ношеная одежда, болты и гвозди - сотни нужных и бесполезных мелочей. Тут и там торговали самодельным вином из бочонков, пивом и водкой. Пыль и дух гниющих отбросов… Люди сварливо торговались, спорили и ругались.
Марк бросил монету последнему в ряду нищему и спросил:
- Где тут психушка?
- Прямо до церкви, - махнул рукой нищий. - А потом направо, переулком до такого забора…
Церковь была хорошо видна в конце узкого сквера за невысоким деревянным забором. Марк двинулся к ней через одичалый сквер, окружённый низкими кустами самшита, мимо истоптанной клумбы с остатками чахлой зелени, мимо редких скамеек с отдыхающими бездельниками. Проходя мимо широко открытых ворот церковного двора, он неожиданно почувствовал желание войти и даже замедлил шаги. Ну, что за дурь, одёрнул он себя, что там делать?! Марк прошёл мимо церкви и повернул в переулок направо. Он издалека увидел высокий забор, увенчанный обрывками колючей проволоки и осколками стекла. Когда-то ровная кирпичная кладка местами просела, раскрошилась и была неумело залатана глиной, обломками бетона и цементными нашлёпками. У проходной крутилась кучка подростков-наркоманов, и среди них - потасканный и измятый тип постарше, которого корёжил жестокий отходняк. Парни поддерживали его под руки и чего-то ждали.
Сторож на проходной до дрожи испугался знака Креатуры и, открыв дверь, тут же бросился звонить по чёрному, разбитому телефону. Марк не стал ожидать результатов и, пройдя по скрипучему полу облупленного коридорчика, вышел в больничный парк.
Эта психушка показалась ему похожей на другие подобные заведения, где ему приходилось бывать. Все они казались одинаково запущенными и забытыми под знаком безнадёжности и бессилия человеческих возможностей. Старая тополиная аллея вела в глубину парка, где виднелись больничные корпуса. Небо быстро закрыло низкими тучами, и они лежали на вершинах засыхающих тополей, отчего аллея походила на длинный туннель, не обещающий в конце никакого света. Этому впечатлению способствовала и особенная предгрозовая тишина в неподвижном воздухе над парком. По обе стороны аллеи, окружённые бурьянными джунглями, стояли одичалые деревья бывшего сада и одноэтажные корпуса лечебницы. Аллея оканчивалась у одного из них отличавшегося более свежим видом и неумело надстроенной мансардой с деревянным балкончиком. Марк поднялся в мансарду по узкой наружной лестнице и вошел.
В небольшой комнате, казавшейся ещё меньше из-за беспорядочно расставленной мебели, спиной к нему стоял человек в застиранном белом халате и нервно кричал в телефонную трубку:
- Что ты там бормочешь, идиот? Говори громче! Какая дура? Тура?
- Креатура! - веско сказал Марк, входя в комнату.
Врач дёрнулся, как от удара, и обернулся, не отрывая трубки от уха.
Марк увидел интеллигентное лицо опустившегося человека с трёхдневной щетиной на лице и желтоватыми белками глаз.
- Ага! - сказал врач, словно радуясь неожиданной, но долгожданной встрече. Тут же глаза его забегали, он отнял от уха продолжавшую хрипеть трубку, удивлённо посмотрел на неё и положил на стол.
- Вы главный врач клиники? - спросил Марк, предъявляя свой знак.
Врач кивнул и жестом предложил располагаться.
- Ну, здравствуйте. Тихо тут у вас.
- Тихо, тихо…, - проговорил врач, вяло отвечая на рукопожатие. - Единственное достоинство… Наряду со многими недостатками. Присаживайтесь.
Марк сел на заскрипевший стул и притворился заинтересованным.
- Да? А что такое?
- А вы, простите, собственно, с какой целью…? М-да… Недостатки сплошные. Я понимаю: сложности кризиса, отсутствие средств. Ну, тогда бы просто выпустили больных на улицу. Хуже бы никому не стало. А так ведь что? Мучаем людей, мучаем персонал… Оборудования и медикаментов никаких. Вместо электропроцедур - резиновые дубинки и смирительные рубашки, как сто лет назад. И это в условиях невероятных достижений науки. Вы посмотрите на оснащение хирургии - пересадка органов, практически любая операция через полости…, - врач обреченно махнул рукой, - у нас по сравнению с этим - каменный век. И это не всё: средств отпускается столько, чтобы только не умереть с голоду, и то нерегулярно. Жалование, и без того мизерное, задерживается постоянно…
- И поэтому ваш персонал приторговывает медикаментами? Там, у ворот наркоманы до сих пор кого-то ждут.
Врач не испугался и покорно махнул рукой.
- Бывает. Боремся, как можем…
Марк вытащил из кармана блокнот и сделал вид, что записывает.
- Смертность среди больных растёт. И, в основном, не по причине отсутствия медикаментов – этого добра наделали столько, что всем хватает. А не хватает нам нормального питания, витаминов…, - воодушевляясь, продолжал врач. - Нечем отапливать помещения. Больные простужаются. Мы уже вырубили на дрова половину сада.
- Кстати, тополя уже давно пора пустить на дрова, - вставил Марк.
- Согласен! - воскликнул врач. - Но нет возможности. Как их срубить, распилить? Вы же видели: они в два обхвата, а у нас только топоры и плотницкие пилы.
Марк кивнул головой и снова сделал пометку в блокноте. Он ещё полчаса терпеливо выслушивал жалобы главврача, но вскоре, несмотря на всю проявленную чуткость, заметил его растущее недоверие.
- Но почему всё это может интересовать Креатуру? - спросил, наконец, врач.
- Креатуру интересует всё, что происходит в Государстве, - наставительно ответил Марк. - И, в частности, то, куда идут средства, выделяемые на содержание медицинских учреждений.
Он перевернул страницу блокнота.
- Моя командировка к вам имеет несколько причин. Одна из них - присвоение чиновниками Министерства здоровья значительных сумм, выделенных вашей клинике. Потом покажете мне документы на поступление продовольствия и денежных средств. А ещё нас интересуют некоторые ваши пациенты…
Он сделал короткую паузу.
- Например, полковник Кларк.
В глазах главврача мелькнуло удовлетворение.
- Ага, вспомнили, наконец. Могли бы хоть ради этой миссии снабжать нас получше.
- Итак, каково его состояние?
- Сейчас расскажу, - ответил врач, усаживаясь за стол. - Этот случай оказался трудным. Очень крепкая нервная система, плюс фанатизм, почти религиозный. Верность идее - она, знаете ли, укрепляет. Короче говоря, кое-чего мы добились, но он ещё в себе…, в себё, выпускать рано.
- Вы хотите сказать, что он всё ещё в здравом рассудке, - возмущенно спросил Марк, испытывая огромное облегчение. Больше всего он опасался встретить здесь тихого безумца с пустой памятью.
- Ну, не совсем, не совсем, - заоправдывался врач. - Раздражительность, бессонница, элементы паранойи, ну и… Мы, всё-таки кое-чего достигли.
- Я должен его увидеть, - с неохотой сказал Марк. - Не люблю этих психов, но приходится…
- Конечно, да…, я понимаю, - закивал головой врач. - Но мне нужно предписание.
Марк нахмурился.
- Я к вам сюда - не из Города, еду из командировки, с периферии, по пути, так сказать. Всё это, - он сделал неопределённый жест рукой, - расследование одного большого дела. Приказ получил по телефону. Так что предписания для вас у меня нет. Но Ордену нужны результаты и четкий доклад, и, если я вернусь без этого, вы можете пострадать за свой формализм.
При слове «Орден» лицо главного врача выразило полную покорность.
- Но только вы там как-нибудь доложите… Ведь без предписания мне не велено… Как бы там не придрались потом, - залепетал он. - Или, ещё лучше! Напишите мне предписание сами. Вы - высокий чин. Я думаю, это возможно.
Марк рассмеялся.
- А вы молодец. Так и сделаем.
Он сел за стол главного врача и на официальном бланке Креатуры оформил предписание: предъявить ему полковника Кларка для индивидуальной беседы.
Просветлев лицом, врач убрал документ в стол и поднялся.
* * *
Толстый санитар в больничной одежде топал впереди. Они прошли от домика главного врача в глубину парка. Погода по-прежнему хмуро раздумывала перед грозой. Было удивительно тихо, и в этой почти осязаемой тишине Марк чувствовал нарастающую тревогу.
Они вышли к древнему, вросшему в землю строению, живописно украшенному пятнами мха и наползающими с земли побегами дикого винограда. Стены из грубо обтёсанных блоков и слитая с ними плоская крыша, мощная дверь, обитая металлическими полосами, и узкие, зарешёченные окна делали дом похожим на древний тюремный каземат или оборонное сооружение какой-нибудь давней войны.
Однако, дверь, против ожидания, открылась плавно и без скрипа, только загудела в петлях под своей тяжестью. Внутри их встретил сонный дежурный в больничном халате и, перекинувшись несколькими словами с санитаром, передал ему связку ключей. Неширокий коридор с множеством прочных дверей делал несколько непонятных поворотов и оканчивался такой же дверью в торце. Санитар, недолго порывшись в связке ключей, открыл глухо щёлкнувший замок.
Марк приготовился увидеть мрачный застенок и связанного смирительной рубашкой или закованного в цепи безумного старца, но в открывшейся им просторной комнате никого не оказалось. Забранное решеткой окно открывало кусочек облачного неба и пожухлую крону какого-то дерева. В центре комнаты стояли пустой стол и три стула.
В противоположной от входа стене была ещё одна дверь с маленьким окошком. Санитар заглянул в него, сокрушённо покачал головой и стал отпирать замок.
- Я, пожалуй, присутствовать не буду, - сказал главврач. - Он меня ненавидит и может возбудиться. А вы располагайтесь, санитара можно выставить в коридор, хотя он всё равно… Как хотите.
Он слегка поклонился и ушёл
Санитар осторожно приоткрыл дверь, словно опасаясь, что сумасшедший вырвется наружу, и, поманив Марка рукой, пропустил его в образовавшуюся щель.
Марк оказался в обитой войлоком тесной камере, в каких обычно содержатся буйные. Полковник Кларк стоял у дальней стены и настороженно смотрел на него. Он выглядел примерно так, как и представлял себе Марк: худой старик в застиранной больничной пижаме, с измождённым лицом и одинаково коротко и неровно подстриженной седой щетиной на голове и челюсти.
Всю обстановку камеры составляли шерстяное одеяло и подушка без наволочки. У двери стояла грязная тарелка из мягкого пластика и пластиковая же бутылка с водой. В углу находился закрытый крышкой ночной горшок. Тоже пластмассовый, не опасный для больного и посетителей.
Вид этого жалкого имущества, единственного достояния несчастного старика, особенно, аккуратно сложенное одеяло и ровно взбитая подушка - бессильная попытка сохранить подобие порядка и человеческого достоинства, подействовал на Марка сильнее, чем вид самого Кларка. Жалость прошла неприятным ознобом, перехватило горло, и он почувствовал, как предательское тепло приливает к глазам и щекочет под веками.
Он повернулся, чтобы выйти, и увидел, что санитар собирается закрывать дверь.
Эй! - прикрикнул Марк. - Ты что думаешь, я его здесь буду допрашивать?!
Санитар приоткрыл дверь и смотрел на него, недоумённо моргая сизыми веками. Только теперь Марк рассмотрел его болезненно полное лицо с бессмысленными глазами и приоткрытым слюнявым ртом.
"- Явно бывший больной, - подумал Марк. - Хотя какой там - бывший?!"
- Я не могу писать протокол без стола и стула, - стараясь говорить доходчиво, произнёс он. - Понимаешь? Я буду допрашивать его в этой комнате, за столом…
Он напористо двинулся на санитара. Тот отступил на пол шага, но дверь не отпустил.
- Дак, ить, не положено…, - проговорил он. – Этого… опасно.
- Тебе было сказано - проводить меня! - заорал Марк. - Ты проводил и всё! Теперь я командую! Я начальник! Пошёл вон в коридор и там карауль!
Но побледневший санитар всё еще колебался, и тогда Марк с воплем:
- Застрелю, гад! - выхватил пистолет и сунул ствол прямо в жирный живот, закрывающий выход.
Эффектное исчезновение санитара после этого заняло не более трёх секунд. С невероятной для центнера живого веса скоростью, опрокинув два стула, он вылетел в коридор и захлопнул за собой дверь. Марк успел заметить, что его больничные штаны от промежности к низу моментально потемнели.
Марк любил, когда его боялись. Он удовлетворенно кивнул и повернулся к полковнику Кларку.
- Здравствуйте, полковник, - спокойно сказал он. - Извините за лишний шум, но с этими людьми по-хорошему - бесполезно. Прошу вас, - он сделал приглашающий жест, - поговорим здесь.
Полковник Кларк отлепился от стены и вышел из камеры вслед за ним. По его ошалелому взгляду, застывающему по очереди на окне, двери и предметах комнаты, Марк понял, что Кларк не покидал своей войлочной темницы уже давно. Он стал озабоченно рыться в кейсе и усаживаться, потом сделал вид, что заинтересовался какой-то бумажкой и поднял голову, только почувствовав на себе взгляд Кларка.
- Присаживайтесь, - пригласил Марк, указывая на стул напротив. - Итак, вы полковник Кларк.
- Я Кларк, а вы кто? - ответил полковник неожиданно густым баритоном. Взгляд его снова стал настороженным.
Марк несколько секунд внимательно смотрел ему в глаза и стал рассказывать. Он не ошибся, определив полковника непримиримым врагом Ордена, и теперь рассказывал ему правду, напирая в первую очередь на собственную ненависть к этой организации.
Кларк слушал его, не перебивая. Лишь по лицу его временами пробегали короткие, как нервный тик, судороги.
- Почему я должен вам верить? - спросил он, когда Марк закончил.
- А почему - нет? - переспросил Марк. - Вас держат здесь, потому что вы располагаете негативными сведениями об Ордене. Естественно, Орден этими сведениями также располагает, так что ему их от вас не надо. А вот мне эти сведения нужны. И хотя я ещё не знаю, как их использую, но гарантирую, что не на пользу Ордену. Опять же в пику Ордену я готов принять все возможные меры для вашего освобождения.
Полковник Кларк думал несколько секунд.
- Почему бы и нет?! - произнес он, наконец. - Но вы бросьте думать о мести. Даже, если бы вы продолжали пользоваться возможностями Креатуры, ничего радикального против Ордена сделать нельзя. Но я расскажу…
Он поудобнее устроился на стуле.
- Знаете, после этой камеры, даже сидеть по-человечески - удовольствие.
- А кстати, - с улыбкой сказал Марк. - Теперь, когда вы согласились, и подозревать подкуп с моей стороны абсурдно, не желаете ли по-человечески закусить. Думаю, от этого вы тоже отвыкли.
Он вынул из кейса пакет с бутербродами, плоскую флягу коньяка и маленький термос.
Полковник Кларк с изумлением смотрел, как он разворачивает сверток.
- Как это понимать? - тихо спросил он.
- Да, как хотите. Простая психология. Хочу расположить вас к себе, показать, какой я добрый малый, ну и всякое такое… Вам-то не всё равно? Попробуйте, не отравлено.
Кларк медленно взял бутерброд с ветчиной, несколько секунд смотрел на него и осторожно откусил. Марк тем временем разлил коньяк в хрустальные рюмочки и придвинул одну из них Кларку.
- Пришлось захватить и рюмки, - болтал он, давая полковнику время поесть. - Терпеть не могу пить коньяк из грубых стаканов, тем более из какой-нибудь пластмассы. У каждого напитка должна быть соответствующая посуда. Ну, ваше здоровье!
Кларк выпил, посмотрел на пустую рюмку и взял второй бутерброд.
- Странный вы человек, - сказал он.
- Я-то? О, вы ещё не знаете, какой я странный! И напрасно вы думаете, что я не смогу разобраться с Орденом, каким бы он ни был. Как раз мои странности мне и помогут.
- Юношеская самонадеянность, - усмехнулся Кларк. - Орден - это не просто преступная организация. Да и сам по себе он всего лишь верхушка айсберга…
- Скорее, верхушка плывущего дерьма. Оно тоже на три четверти под водой.
- Не возражаю, но дела это не меняет. Тайная организация, видимой частью которой является Орден, появилась много веков назад. Кто её создал, можно только догадываться. И с тех пор она разрастается, крепнет и непрерывно действует. Задача её в последовательной переработке общественного мнения в направлении конечной цели организации.
Штука в том, что её невидимые адепты неизвестны. И конечная цель неизвестна никому, кроме них, разумеется. Так легче её достигнуть, ведь никому в голову не придет препятствовать тому, чего не знаешь. Именно это скрытое руководство финансирует и направляет работу организации. А простые члены Ордена - только орудия в их руках…, хотя в большинстве своём добросовестно считают, что действуют свободно и из благородных побуждений.
Марк наполнил рюмки.
- Вы углубляетесь в обобщения, полковник. Нельзя ли конкретнее: что? где? когда? кто? с какой целью? и так далее.
Кларк усмехнулся.
- А вот, нельзя. Ваши юридические штучки тут не подходят. Вы потрудитесь выслушать, как действует эта система и тогда, может быть, поймёте…
Он доел последний бутерброд и с удовольствием выпил вторую рюмку. Марк предложил ему сигарету, но полковник отказался и налил себе кофе.
- Итак, организация существует несколько веков. Цель её создания и деятельности полностью противоречит изначальным правилам и устоям общества. Поэтому она целенаправленно борется против них. Учтите, проиграть она не должна, поэтому какие бы катаклизмы не происходили снаружи, доказать причастность к ним организации невозможно. Популярность ей не нужна. Организация предпочитает править тайно... Но для этого нужно захватить власть. А чтобы захватить власть не обязательно свергать старую. Достаточно обессилить существующую.
Посмотрите, лейтенант. Что за уродливая политическая система в нашем Государстве! Если вы думаете, что это случайность, проблемы экономики, бездарность лидеров, то вы ошибаетесь.
Марк быстро записывал, хотя пока что не видел в этом прока.
- Сотни лет назад, - продолжал полковник Кларк, - организация начала исподволь вводить в умы извращенные толкования демократии, свободы и равенства. И они проявились в форме анархии, вседозволенности и безначалия. Люди под светлыми лозунгами дрались за власть, а организация всячески поддерживала эту драку и, в то же время, воздействовала на общественное мнение, насаждая противоречивые воззрения и добиваясь того, что люди просто переставали понимать происходящее…
Захватив власть, люди разрушили общественный порядок, но не создали нового. В некоторых странах, при подстрекательстве организации, они стали обвинять друг друга в покушении на основные принципы, в результате передрались и дошли до такого неистовства, что перебили друг друга. Я имею в виду некоторые революции.
Тогда организация привела к власти умеренных, в основном, из числа своих приспешников, и наступил относительный порядок. Тех лидеров, что пришли к власти сами, постепенно обрабатывали и под благовидным предлогом заманивали в организацию. Конечно, не в её невидимое руководство, а во всякие ордены, братства и ложи. Вы не поверите, сколько высших чинов и авторитетов сейчас - члены организации: президенты, министры, общественные деятели… Их принцип: «Историю делают большие деньги». Организация назначает, поддерживает и смещает многих политиков. Интересно, что в ней состоят и деятели мафиозных группировок. Тесная компания! И все они только фигуры и пешки в партии, которую разыгрывает организация.
Полковник Кларк рассказывал ещё долго, но ничего полезного для себя Марк не услышал.
- Страшное дело, но я не испугался, - перебил он Кларка, врезавшись в небольшую паузу. Он пьянел и становился нетерпелив.
- Мне надо надавать Ордену по морде, - раздельно произнес он. - А для этого я должен эту морду увидеть. Понимаете? И всё.
Полковник Кларк с огорчением посмотрел на него и покачал головой. Он отпил из своей рюмки и пожевал губами.
- Да вы пьянеете, полковник, - ухмыльнулся Марк. - Не то, чтобы я был против, но…
- Сначала, - упрямо продолжал Кларк слегка заплетающимся языком, - вы должны уяснить себе суть и методы организации, и только тогда можно что-то предпринять. Так. Слушайте. Основной силой, хранящей изначальные традиции и правила, всегда было и есть христианство, и поэтому Орден ему непримиримый враг. А методы борьбы здесь сохранились прежние: возбуждать непонимание, расовую и религиозную ненависть, чтобы возникали расколы…
- Новый завет сатаны, - определил Марк, демонстрируя осведомлённость. Полковник кивнул.
- Новый завет - это один из первых письменных источников организации. Позже его постулаты развивались в других документах, но сущность осталась прежней - это сатанинская программа погибели человечества… Причем программа хитрая и умная.
Полковник Кларк налил себе кофе, выпил в два глотка и продолжал:
- Пока религиозность была сильна в людях…, много лет назад, организация не выступала против основных догматов церкви, но играла на непонятных местах в святых писаниях, недостатках в церковном устройстве, личных качествах священников. Организация в те времена внушала людям:
«- Мы не против церкви, мы против клерикализма. Мы не против церкви, мы против религиозного фанатизма, против обрядности, против ортодоксальности, греховности самих попов…». В политические лозунги всё больше вставлялось антихристианских воззваний. В результате изначальная церковь раскололась, появились новые религии, группировки и секты. Но христианство продолжало существовать, и тогда организация выдвинула лозунг веротерпимости, а потом - объединения религий. И всё это под видом стремления ко всеобщему благу.
Улавливаете? Соединить несоединимое! Соединить истину и ложь! А когда христиане воспротивились, началась их травля. Бей их, они против единства и общественного блага! А народ не понимает: бог, мол, один, так зачем много попов? Всё правильно! Да здравствует прогресс!
- Ну что вы всё о религии, - недовольно проворчал Марк. - При чём здесь это?
- Вот, вот, - подхватил полковник Кларк. - Вот вам один из результатов. Вера и религия, которые были основой нравственности и диктовали правила поведения, сейчас почти разрушены. Ваше поколение уже полностью в безверии. А что взамен? А взамен насаждается девиз организации: «Делай что ты желаешь - вот весь закон!» Вам ещё не попадалось? Поговорите подробнее с вашим Учителем, он объяснит.
Постарайтесь рассмотреть эту смену принципов не с точки зрения своего поколения, а исторически… Вспомните хотя бы как шли в бой наши солдаты пару веков назад - с молитвами и иконами, а сейчас - с водкой и руганью и за большие деньги. Какой прогресс! Разрушение веры и религии это главное достижение организации, но многие считают это чуть ли не объективным процессом развития.
Полковник Кларк горько усмехнулся.
- Какой чудовищный тезис: развитие через разрушение. А всё, что делает организация - сплошное разрушение. Возьмём следующее «достижение» - разрушение культуры. Это особенно видно на всяких массовых представлениях. Пропадает искусство песни, основанное на таланте, чистом и красивом голосе, вместо этого шоу: микрофонные певцы, сексуальный кордебалет, шумовые и световые эффекты, массовый психоз, одержимость… Ведь некоторые так называемые звёзды не только не скрывают, что они в них вселился дьявол, но и бравируют этим.
Марк поморщился и Кларк это заметил.
- Я не хочу читать вам проповеди, - стараясь успокоиться, сказал он. - Вам трудно принять всё это. Но напрягитесь, посмотрите на это не как на простую дань моде и забавное чудачество. Ничего забавного тут нет. Если вы действительно хотите понять и дать кому-то по морде, увидьте правду: всё это продуманный и хорошо профинансированный процесс оболванивания и развращения людей.
Полковник Кларк замолчал и взял сигарету. Марк тоже сидел молча. Можно было бы пренебречь рассуждениями Кларка, как пренебрегал он многими моралистическими сентенциями пожилых людей о вреде алкоголя, наркотиков, да и разговоры о бездуховности шоу-бизнеса и продажности политиков безнадёжно надоели. Но утверждение, что всё это результат многовековой, целенаправленной деятельности какой-то тайной организации, показалось ему оригинальным.
- Вы меня потрясли, - сказал он, чтобы подбодрить Кларка. - Но продолжайте, прошу вас. Я верю, что ваши выводы верны, но нельзя ли конкретнее: кто руководит организацией, где у неё уязвимые места, и какова же эта конечная цель?
- Вы никогда не обращали внимания на контраст между достижениями нашей науки и примитивностью жизни людей в государстве. Ещё полвека назад нам говорили: в свободном государстве все имеют равные возможности. Сейчас так уже не говорят - слишком лживо и глупо. Общество слишком резко раскололось на олигархов и толпу, и это выполнение плана организации. Для толпы создаются сносные условия животного существования. Мы сыты, хотя и искусственной пищей, в определённой степени обеспечены жильём и вещами. Нам говорят: бездомные, нищие, бродяги, алкоголики и наркоманы - это те, кто не хочет работать. Но их становится всё больше! Мы почти не видим, нам просто не показывают фантастическую технику, которой владеют олигархи, не знаем о достижениях науки. Зато мы имеем полную свободу пить, развратничать, колоться, нам показывают идиотское кино, дьявольские шоу, навязывают глупейшие моды и говорят: это искусство, это хорошо, это красиво. У нас появились разрешённые наркотики. Вдумайтесь - разрешённый яд! Каково?! Вспомните Новый завет сатаны - вся наша жизнь - это его воплощение. Организации гораздо выгоднее допустить что-то вроде естественного отбора, чтобы вымерли слабые и остались те, кто в драке за насаждаемый образ жизни не будут брезговать никакими средствами. Но и это не главное…
Полковник закрыл лицо руками и замолчал. Марк терпеливо ждал.
* * *
Повисшую в каземате тишину нарушил испуганный вскрик санитара, удар выстрела и шум падения грузного тела. Вслед за этим дверь отлетела под мощным ударом, и в проём ввалился широкоплечий боевик в камуфляже, маске и с пистолетом в руке. За ним в узком проходе топтались ещё двое.
Марк уже стоял напротив двери, выставив перед собой пистолет. Два выстрела в упор прозвучали почти одновременно. Пуля по-хулигански свистнула у локтя Марка, а боевик дёрнулся назад и на мгновение замер, хлопнув себя ладонью по простреленному лбу. Его рука выронила пистолет и секунду слепо плыла по воздуху. Потом ноги подломились, и он мешком обвалился на пол.
Но для Марка его не стало сразу после выстрела. Труп ещё падал, когда он дважды выстрелил поверх него, и оба раза попал. Двое, рванувшихся в дверь, нелепо столкнулись и упали на пороге.
Марк шагнул к лежащему перед ним телу и толкнул его ногой, ощутив непробиваемую прочность брони под курткой. Правильно, что в лоб, подумал он. Двое других тоже получили по пуле в голову и были мертвы. Чуть дальше по коридору бесформенной грудой лежал санитар.
Марк медленно обернулся и увидел, что полковник Кларк неподвижно сидит за столом, уронив голову на руки. Смутно припомнился вскрик за спиной, и Марк понял, что полковник мертв. Он подошёл к столу и приподнял голову Кларка. Пуля аккуратно вошла в правую скулу и вышла над затылочной ямкой. Крови почти не было. Марк выпрямился и замер, прислушиваясь. После грохота выстрелов и криков мёртвая тишина, лишённая привычных звуков, почти осязаемо охватила каземат.
Мгновение неподвижности времени и смещения пространства, беззвучный звон, вибрация небытия…, легко поплыла зыбкая прозрачность, возникла пустота в голове и мгновение прострации, растянутое в бесконечность…
Но странное ощущение тут же рассеялось, когда далеко, в начале коридора, с лёгким гулом открылась дверь, и неслышные шаги показали приближение новой опасности.
Марк быстро подобрал с пола пистолет одного из бандитов и, выхватив из скрюченных пальцев санитара связку ключей, бесшумно двинулся вперёд. Через десять шагов коридор делал поворот. Марк осторожно выглянул из-за угла. Крадущиеся, уже ясно слышные шаги, раздавались за дальним поворотом. Марк быстро отобрал в связке ключ с номером ближайшей камеры, бесшумно открыл дверь и проскользнул внутрь. Он был готов к нападению какого-нибудь буйно помешанного, но лежащий у стены человек при его появлении не пошевелился и даже не моргнул, продолжая смотреть в потолок невидящим взглядом. У Марка было несколько секунд, чтобы вывести его из игры, но, присмотревшись и проведя рукой перед лицом больного, он с облегчением вернулся к двери. Слегка приоткрыв её, Марк стал напряжённо слушать шаги. Похоже, убийц было двое. Марк слышал, как они поравнялись с его камерой, медленно прошли мимо…, тихий шепот, дальше пошёл один… Пора!
Он толкнул дверь коленом и быстро выдвинулся в коридор. Бандит, прикрывая напарника, стоял боком к нему почти напротив камеры. Марк выстрелил ему в висок и перевёл ствол на второго. Тот, в дверях камеры Кларка, уже оборачивался и приседал, уходя в сторону, но не успел, и Марк двумя выстрелами размозжил ему голову.
Переступая через трупы, он вернулся в комнату, где всего несколько минут назад слушал откровения полковника, собрал в кейс свои записи и прислушался, не появится ли вновь ощущение запредельной тишины. Но тишина уже сделалась обычной, с лёгким шелестом листьев за окном, чуть слышными шорохами старого дома и тихим звуком его собственного дыхания.
Марк выбросил отработанные обоймы, быстро вставил полные двинулся к выходу. Он знал, что приключения ещё не кончилось. Если уж за него взялись настолько всерьёз, то у выхода, в парке, наверняка поджидает группа прикрытия.
«- Сейчас дождётесь!», - подумал он и только сейчас осознал, что совсем не боится. Работа в Креатуре не требовала особого мужества, и храбрецом себя Марк не считал. Придирки Прокуратора, интриги сослуживцев и редкие случаи участия в облавах и задержаниях были самыми большими опасностями в его практике. И всякий раз он испытывал противный, ослабляющий страх, мерзкие мурашки по бедрам и ягодицам.
Но сейчас страха не было. Больше того, в нём разрастался и креп боевой задор и странная уверенность в своей неуязвимости.
С очередным убийцей он столкнулся в дверях каземата и от неожиданности выстрелил ему в защищённую бронежилетом грудь. Удар пули отбросил бандита назад, и вторым выстрелом Марк раздробил ему череп.
На это ушло две секунды, а в третью стали стрелять откуда-то сбоку, и, повернувшись, Марк успел увидеть прыгнувшего за дерево человека. Марк отскочил в сторону, спасаясь от выстрела, и заячьими прыжками бросился к дереву. Пули с противным коротким взвизгом пролетали мимо.
Боевик мазал впервые в жизни. Что-то было не так, не должно быть так. Он с недоумением посмотрел на свой давно пристрелянный пистолет, потом сбросил маску и вышел из-за дерева. Забыв о страхе, он держал пистолет обоими руками и стрелял в упор, внимательно и точно, как в тире, но совершенно бесполезно. «- Не может быть! Его не берут пули! - думал он, в последний раз нажимая курок, когда смерть, с хрустом ломая переносицу, вошла ему между глаз. - А я убит?! О, Господи, как больно! Не может быть! Неправильно!» Но он уже падал, и дьявольская ухмылка убийцы приближалась, невозможно искривился рот и холодным светом обжёг нечеловеческий взгляд, а позади страшной физиономии сгущалась тьма, которая была теперь его будущим…
* * *
Марк вернулся в Креатуру к вечеру.
Гроза началась, когда он бежал от клиники к станции. Летний ливень вымочил его и приятно освежил. На полицейской точке в посёлке, куда он ворвался мокрый и злой, перепуганный дежурный не смог вызвать по тревоге ни одного из полицейских для сопровождения, и Марк, пообещав ему всех чертей в глотку, уехал один. В пути он не вынимал руку из кармана, сжимая пистолет скользкой от пота ладонью, и оглядывался на любой шум или резкое движение. Но, похоже, никто не проявлял к нему интереса, и он несколько успокоился. На вокзале в Городе он выпил подряд две рюмки и окончательно пришёл в себя.
В Креатуру Марк доехал на такси и позвонил из своего кабинета Прокуратору, но трубку взял секретарь. Прокуратор обычно подбирал себе секретарей из солдат, как Гален - из заключённых. Это имело много преимуществ, но молодые солдаты, не искушенные в служебных интригах, редко умели убедительно врать.
- Господина Прокуратора нет, - неуверенно отозвался секретарь.
- И где он? Когда будет? - спросил Марк.
- Я не знаю, господин лейтенант, - с жалобинкой в голосе ответил секретарь. - Мне не докладывают…
"- Отлично! - подумал Марк. - Он меня боится. Все меня боятся!"
Однако долгого удовольствия эта мысль ему не доставила. Некоторое время он сидел, нервно барабаня пальцами по столу, потом заказал прямой провод засекреченной связи и через несколько минут уже разговаривал с Куратором Верховки. Он коротко доложил о нападении, смутно надеясь на одобрение.
- А что вам понадобилось в этой клинике? - раздражённо спросил Куратор.
- Я занимался расследованием…
- Каким ещё расследованием?! - недовольство Куратора росло. Теперь его старческий голос звучал с напряжением фальшивой струны.
- Я расследую дело о похищении Абиты Роста, - в свою очередь начиная психовать, сказал Марк. - Я вышел на крупную преступную организацию. Сегодняшнее покушение на меня и убийство полковника Кларка - лучшее тому подтверждение.
- Кларка…, - бессильно повторила трубка и ненадолго замолкла. - Разве вы не получали указания закрыть это дело?
- Письменных не получал, а устное предложение Прокуратора я принял, как совет. Уголовная процедура…
Но тут он понял, что его не слушают. Трубка молчала, а потом загудела нервными сигналами отбоя.
«- Гори оно всё огнём, - думал Марк, строча казённым языком рапорт. - Орден меня убивает, Прокуратор боится… Можно ли надеяться на поддержку Верховки после того, что рассказал Кларк? Или они тоже…?»
Что-то в глубине сознания подсказывало, что да, они тоже, но верить в это не хотелось.
* * *
Центральное здание Верховной Креатуры было увенчано по фасаду гипсовым орнаментом из переплетающихся мечей, щитов и колосьев, что должно было означать готовность организации к нападению, защите и созиданию. Ниже расползалась претенциозная колоннада и парадная лестница, сужающаяся вверх к похожим на крепостные ворота дверям, окованным железом. Но прямо по лестнице поднимались редко. Многочисленные чиновники и цивильные посетители направлялись за угол здания и выстраивались в длинную очередь перед невзрачной, но могущественной дверью отделения пропусков, а оттуда, поднимаясь вдоль фасада по краю лестницы, входили в здание.
Извилистое тело очереди, втягиваясь в закрытое пространство помещения, принимало замысловатые формы: сплющивалось, разваливалось, ворчало и потело; составляющие его элементы в полголоса выясняли отношения, теряя время и остатки настроения. Очередь оканчивалась у двух зарешёченных окошек, расположенных на высоте половины человеческого роста, так, что посетители, выпрашивая вожделенные пропуска, были вынуждены унизительно сгибаться пополам, отставляя зад в сторону и выворачивая шею. Разгибались они часто с трудом и не до конца, с лицами вспотевшими и налитыми прихлынувшей кровью.
Многим приходилось от окошек проталкиваться к противоположной стене, где висели телефоны, долго крутить разболтанные диски, не попадая на нужный номер, и, наконец, долго выпрашивать пропуск у забывчивого клерка.
Толстый полковник за несколько человек до Марка, так и не смог разогнуться, захваченный в момент получения пропуска внезапным прострелом в поясницу. Отдуваясь и шипя от боли, с вывернутой шеей и багровым лицом, он боком скользил по стене к выходу. Мало кто оставался равнодушным: люди фыркали, ухмылялись и хихикали ему вслед, многие деликатно отворачивались.
Марк получил пропуск на удивление быстро и, по привычке, расценил это как дурное предзнаменование. Выйдя из душного помещения, он глубоко вдохнул утренний воздух, подставил лицо поднимающемуся солнцу и ощутил острое нежелание идти внутрь страшного здания.
Он поднялся парадными ступенями и, превозмогая себя, вошёл в кованые двери.
Подозрительный контролер. Потёртая ковровая дорожка… Три неработающих лифта, задекорированные каменными цветочными вазами, плакаты на стенах и непременная скульптура вождя в центре холла.
Марк поднялся по узкой боковой лестнице на третий этаж и направился к кабинету Куратора. В полутемном коридоре было пусто, но, когда Марк поравнялся с отделом особо важных преступлений, дверь открылась, и навстречу ему вышел тот самый полковник - "важняк", с которым месяц назад он расследовал дело о нелегальной оппозиции. Марк на мгновение испытал облегчение, как мог радостно улыбнулся и двинулся ему навстречу. Но "важняк" вдруг закаменел лицом, упёрся в него тяжёлым взглядом, пресекая всякое сближение, и, отступив назад, закрыл дверь.
Привычный огонёк тревоги, с утра тлевший внутри, вспыхнул, обжигая грудь, и ударил в голову. Марк почувствовал, как ослабли колени и мучительно захотелось курить. Он едва не прошёл мимо кабинета Куратора в туалетную комнату, чтобы отсрочить теперь уже ясно видимый конец. Однако, вовремя сообразил, что всякая оттяжка будет ещё мучительней для напряжённых нервов, и решительно направился к кабинету.
Дубовая дверь в приёмную, оказалась тяжелее, чем раньше. Марк вошёл, растягивая холодные губы в улыбке, предназначенной секретарше Нерое. Она была женой одного из "важняков", заработавшего на службе нервное расстройство и импотенцию, и становилась любовницей практически всех приезжавших к Куратору иногородних чиновников. Но Марк почему-то считал, что к нему Нероя относится с особой симпатией, и сейчас это создавало иллюзию какой-то неосознанной надежды.
Однако, комната была пуста. Он прошёл мимо столика Нерои к приоткрытому окну и несколько раз глубоко вдохнул прохладный воздух. Внизу лежала серая безразличная площадь. Нужно успокоиться, подумал он, постараться объяснить, может быть не всё ещё кончено, может не все они…
Он сам не поверил набежавшим испуганным мыслям, и после них стало совсем тошно. Ощущение гибельной неизбежности разрасталось и грозило перерасти в панику. Марк постарался взять себя в руки, и как всегда в таких случаях, ему помогала злость. Он стал растить и напитывать ненависть ко всем этим квесторам, гильдфеллерам и магистрам, ополчившимся против него, ко всем этим прокураторам, "важнякам" и кураторам, не способным не только защитить, но хотя бы поддержать его против непонятных, но явно преступных сил. Прилив злости освежил и укрепил. Марк упруго прошёлся по приёмной, уже готовый к бою, но войти без доклада всё-таки не решился.
Прислушавшись, он уловил из-за неплотно прикрытой двери кабинета, слабый голос Куратора, игриво выводивший неразборчивые комплименты, и не менее игривое попискивание Нерои.
"- Лапает, старый козёл, - с неприязнью подумал Марк, - скорее бы уже…"
Однако хихиканье за дверью продолжалось ещё не меньше получаса. Но странным образом каждая последующая минута укрепляла его, прибавляла уверенности в себе. Раздражение, соединившись с мучительной неопределённостью и тревогой, образовало взрывчатую смесь какой-то злой самоуверенности и бесшабашной наглости.
Когда Нероя, наконец, вышла из кабинета, поправляя прическу, Марк только сухо кивнул ей и прошёл в дверь прежде, чем она успела возразить.
Куратор мазнул по нему растерянным взглядом и уткнулся в бумаги на столе.
- А почему ко мне? - быстро проговорил он. - Вам в кадры. Приказ о вашем увольнении подписан.
- Но, господин Куратор, позвольте доложить… объяснить…
- А что тут объяснять… Нарушение порядка ведения следствия. Недозволенные методы. Превышение служебных полномочий…, утрата доказательств… Можете идти, лейтенант. Вам в управление кадров.
Взгляд Куратора блуждал по кабинету, старательно избегая Марка.
"- Старый козёл, - подумал Марк, - самому стыдно…, и страшно!" Марк почувствовал какое-то непривычное, нечеловеческое презрение к этому жалкому существу. Ощущение густело, переливалось во что-то жёсткое, материальное. Тёмная спираль упруго развернулась в груди, толкая изнутри в рёбра. Он почувствовал, как горячая волна подкатывается к голове, заливает лицо тяжёлым жаром…
«- Сейчас повеселимся!»- прошелестело в голове.
- Что, стыдно? - неожиданно для себя хрипло спросил Марк. - Продались с потрохами. Только прислуживать можете…
- Что вы себе позволяете?! - взвизгнул Куратор, бледнея и делая движение встать.
Сзади тихо ахнула Нероя. А Марк чувствовал, как почти осязаемые волны злобы устремляются из него во все стороны, перехлёстывают через заваленный бумагами стол и вбивают в кресло пытавшегося подняться Куратора. Марк выбросил вперёд руку с наведённым, как ствол, указательным пальцем.
- Будьте вы прокляты! - его голос разросся, заполняя комнату. Взрыв теперь постоянно жил в нём, растянутый в бесконечность. Он больше не причинял боли, но с каждой новой вспышкой выжигал внутри пустые, ненужные пространства. И Марк почувствовал, как множится его сила, поднимаясь до непостижимости, опрокидывает и уничтожает…
Тело Куратора вдруг мелко задёргалось, глаза выпучились и блеснули мокрыми бликами; последние краски старости оставили лицо, и он бесформенной тряпичной куклой обмяк в своём кресле. Агонизирующее сознание, мешая картины и ощущения, показало, как плавно, словно в замедленной съёмке, падает в обморок Нероя, и юбка обнажает её аппетитные ляжки, и мёртво висит оконная штора, затихает боль в сердце, а его убийца стоит, не опуская руки, и смотрит нечеловеческим взглядом, а сзади него сгущается чернота… «- Неужели я умер?! Мне ещё рано умирать! Не может быть!» - Нет, пора, - шепчет незнакомый голос и разрывается издевательским смехом…
Выходя из кабинета, Марк услышал знакомый хохот, слышный, казалось, только ему одному. И снова пришло ощущение марионетки, безвольного орудия в презрительных руках.
* * *
Марк был пьян третьи сутки. Первая энергия, высвобожденная алкоголем, ушла в ненужные разговоры, на неинтересных женщин, глуповатые выходки в ресторане, и теперь он чувствовал себя пустым, слабым и никого не хотел видеть.
Он не пошёл в управление кадров и сразу вернулся в гостиницу, и тут его окончательно добила записка Мили, неизвестно каким образом попавшая на прикроватный столик его номера.
"Милый, я сделала всё, как ты просил. Сейчас наши дела приняли интересный оборот. Мне нужно на время уехать. Береги себя."
Слова "интересный оборот" по их уговору означали смертельную опасность. Отсутствие названия или шифра того места, куда уезжала Мили, показывало, что прячется она надолго и всерьёз, и, значит, рассчитывать на неё больше нечего.
"- Не думать…, надо бы ни о чём не думать…"
Слишком много свалилось на него всего и сразу. Нужна была передышка, хотя бы короткая, но глубокая пауза бездумья, чтобы мозг не взорвался сумасшествием паники. Теперь же в нём всё соединялось, мешалось и путалось - и резкий разрыв с привычной уверенностью, которую давала Креатура, и ощущение беззащитности и беспомощности, и нависший надо всем этим страх неизвестности перед непонятной, овладевшей им силой. В промежутках пьяного отупения его мучили старая и новая тревога, приступы бессознательного страха, мутного нежелания действительности, что-то ещё - непонятное и невыносимое. Его точно рвало на части, тянуло в разные стороны, но ни одна из этих сторон не была понятна, и обе ужасали. Всё было плохо…, плохо настолько, что хотелось по-звериному выть и биться головой о стену. И соблазнительно наплывало искушение покончить со всем этим сразу - одним выстрелом.
Проснувшись около полудня, он попытался удержаться во сне, цепляясь за его последние образы, но сон ушёл и новый день обрушился на него старыми мыслями, уличным шумом за окном, раздражительно ярким светом и шорохами за стеной. Он окончательно проснулся и поморщился от головной боли. Целый ворох мерзких ощущений проснулся вместе с ним.
Марк нашарил под кроватью бутылку и, приподнявшись на локте, сделал несколько глотков. Он почувствовал, как желудок содрогнулся, не желая принимать отраву, отчаянно сократился и погнал водку обратно к горлу. Марк резко встал, сжимая зубы и губы и, напрягаясь, удержал во рту выплеснувшийся яд с привкусом желчи и снова проглотил его. Он поднялся и пошёл поперёк комнаты в ванную, открыл воду и сделал несколько судорожных глотков. Потом выпрямился и прислонился лбом к стене. Весь мир сократился до этого мокрого прикосновения… липкого и холодного… грязный мазок краски…, тошный, затхлый запах…
Яд опустился по пищеводу, и желудок, в который раз, смирился с неизбежным. Марк вернулся в кровать и сделал ещё несколько глотков из бутылки. Зверь внутри его расслабился, и по телу пошли плавные толчки успокоения. Отупел мозг, размякли мышцы, согрелся желудок. Похмельная порция вскоре увела его в зыбкий нестойкий сон и в нём, словно из последних сил, устало кружились вокруг лёгкие, прозрачные тени, стараясь уберечь..., остановить..., не дать переступить какую-то грань…
Проснувшись во второй раз, он долго лежал без мыслей и ощущений, глядя в потолок на старомодную пыльную люстру с подвесками. Она вдруг показалась важной, успокаивала своим постоянством, неподвижностью и равнодушием… Кто только не спал и чего только не происходило под ней в гостиничном номере большого города… Думать о люстре было хорошо, это помогала не думать ни о чём другом. А ведь ты начинаешь шизовать, подумал он.
Хотя сон освежил его, и уже не возникло болезненного жжения в груди, Марк почти машинально направился в бар и, усевшись на высокий табурет у стойки, потребовал водки. Шлюха-буфетчица была почему-то обижена на него и обижена всерьёз, но причина этого канула в провале памяти от прошлого вечера до сих пор. Но это не имело значения. Постепенно многое переставало иметь значение, круг сужался вокруг какой-то внутренней точки, а всё, что оставалось за ним, отдалялось, делалось неважным, хотя и существовало, беспокоило и пугало. И чем прочнее замыкался круг, тем глубже и увереннее становилось тёмное, безысходное состояние.
Новый день прошёл в полупьяном блуждании от гостиничного номера к бару…, короткими отрывками затуманенной памяти, и только вечером он вдруг чётко осознал себя сидящим за ресторанным столиком. Опьянение, сделав какой-то замысловатый пируэт, на время привело его в относительно трезвое состояние или стабилизировалось в высшей точке запоя. Марк не чувствовал себя ни хорошо, ни плохо. Он был посередине между всем, в середине времени, в середине пространства, он наблюдал, и всё было плохо и мерзко - и полупустой, полутёмный зал ресторана, и дрянная полусъедобная пища на столе, а главное, жалкие, презренные, омерзительные получеловеки, окружавшие его.
Рядом, поставив локоть в тарелку с закуской, сидел армейский офицер, с которым он второй день пьянствовал в ресторане гостиницы, но только сейчас Марк увидел его гнилое нутро дурака и циника. Когда они успели познакомиться, в памяти не сохранилось, да и не нужно было… Зачем знать имена, зачем вообще имена этим ничтожным созданиям?!
Розовато-жёлтые белки блестящих, словно наполненных слезой глаз, показывали, что он давно и прочно пьян. Но чувствовал он себя в этом состоянии довольно комфортно и даже пытался философствовать. Ещё несколько малознакомых пьяниц за столом глуповато кивали головами.
- Безумие и безумие…, - услышал Марк. - Написано: если кто из вас думает быть мудрым, тот пусть будет безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед богом…
Марк не понял хитросплетения произнесённых слов, но от них по бедрам пробежал холодный озноб, и его передёрнуло.
- А л-ладно! - ни к кому не обращаясь, обречённо махнул рукой пьяный богослов. - Всё смешалось и всё поздно… Давайте пить! Ибо сказано в писании: не то плохо, что входит в человека, а то, что исходит из него… Значит - пить хорошо, а блевать плохо… Хе-хе-хе…
Ощущение ненужности и неправильности происходящего всколыхнулось в глубине сознания, но в этот раз не развилось в ослабляющую тоску, а быстро и напористо сменилось злостью и раздражительным презрением к жалким уродам вокруг.
"- В морду! - то ли послышалось, то ли подумалось ему, - и мордой об стол!" Он захватил рукой загривок собутыльника и с силой пригнул его голову вниз. Лицо человека с мокрым хлюпающим звуком ударилось в тарелку, разбросав брызги по столу. Сидевший рядом чиновник в форменном мундире вскочил и схватил Марка за плечо.
- Ты что, сволочь?!
Марк резко вырвал руку и отбросил назад свой стул. Предвкушение драки электрическим разрядом оживило размякшее тело. Сзади схватили за плечо, но он, словно ожидал этого: сделал быстрый захват и резко крутнулся на месте, швырнув кого-то через стол в не успевшего ещё вытереть лицо богослова. Два официанта и вышибала уже спешили к нему, и через мгновение Марк погрузился в самозабвенную стихию драки.
Прежде ему приходилось драться редко, и особого удовольствия от этого он не получал. Но сейчас, уклоняясь и нанося удары, чувствуя, как подаётся под кулаками человеческая плоть, как взвывают и стонут избиваемые люди, он блаженствовал. Попадало и ему, но боль только подстёгивала ликование освобождённой злости. Исчезла без следа запойная слабость, буйная энергия бодрящим фонтаном поднималась откуда-то снизу, затопляла и оживляла всё тело, радостно играя в мускулах, делая суставы гибкими и послушными.
Схватка продолжалась недолго. Люди опасливо отступили, потирая ушибленные места и вытирая кровь с разбитых лиц. Несколько человек валялись на полу или пугливо расползались по сторонам. Смутно ощущая окруживший его страх, Марк вдруг поднял над головой окровавленные кулаки и расхохотался незнакомым ему самому торжествующим утробным смехом, от которого толпа быстро поредела и распалась.
Марк вышел из зала упругой походкой чемпиона, готового к новым рекордам. Почему его не пыталась задержать полиция, он думать не стал.
Энергия продолжала бурлить в нём, ища выхода. Поистине неудачный момент выбрали в этот вечер две тёмные фигуры, прятавшиеся в нише соседнего здания за границей освещённого рестораном пространства. Спускаясь по лестнице, Марк ощутил предчувствие опасности и с радостью двинулся ей навстречу. Первый шаг в темноту показал вспышку обнажившегося навстречу металла, второй шаг - невидимое в темноте, неторопливое и умелое движение наперерез. Словно красноватые сполохи в кромешной тьме. Грозящие, но не страшные. Бесшумная тень резко выбросила вперёд руку, и в темноте искрой промелькнул отблеск света на широком лезвии.
На мгновение опережая удар, Марк коротко шагнул в сторону и, крутнувшись на месте, как тореадор, с поднятыми вверх руками, пропустил смерть мимо левого бока и обрушил на голову скользнувшего следом убийцы сомкнутые в замок кулаки.
Он не любил влажного хруста ломающихся человеческих костей, но сейчас эти звуки отозвались в душе триумфальным аккордом.
Но оставалась вторая тень, уже летящая на него с занесённым ножом, и Марк, не останавливая своей вертушки, хлёстко ударил ногой в темноту. Он знал, что не промахнётся, и, когда отброшенный его ударом бандит врезался затылком в стену, он знал, что тот уже умирает.
"- А мне ещё рано умирать, - мелькнуло в мозгу. - Не для того… не для того…?!"- и снова тревожный озноб пробежал по спине, и мысли смешались и слились в одну: " - А для чего?…, и пропали. - Господи, да что же это со мной происходит?!"
Вспышка энергии оставила его также неожиданно, как и возникла. Он вернулся в гостиницу совершенно обессиленный, не раздеваясь, упал на диван и провалился в сон.
* * *
Он лежал на второй полке вагона и смотрел больными глазами в темноту. Сон наплывал и откатывался тяжёлыми волнами… Чёрный склеп вагонного купе мчится прямо в ад, и редкие, с рёвом летящие мимо огни – глаза демонов, приветствующих этот путь. Стон и поворот на другой бок. Сосед снизу омерзительно, мокро сопит во сне, и в носу у него что-то мерзко пощёлкивает. Кто-то испортил воздух, и темнота замкнутого пространства стала ещё гуще, насытившись вонью человеческих отправлений. Невозможно уснуть. Невыносимо не спать.
Cобытия последних дней - череда тревожных ощущений, реальностей и иллюзий, способных повлечь самые страшные последствия, погубить, раздавить, изрезать, растерзать... Попытки обдумать рассказ Кларка отзывались тупой болью в висках. Издёрганные нервы гнали волны тревоги, вызывали мелкий озноб страха. Он ворочался на смятых, сухих, горячих, мерзких простынях. Хоть бы этот внизу перестал щёлкать носом, хоть бы не слышать однообразных ударов колёс на стыках, хоть бы что угодно, только не то, что теперь…
Несколько раз Марк выходил в тамбур курить, во рту стало горько и заболело в висках.
"- И здесь отравлен...- усмехнулся он, - и алкоголем, и никотином. Остался только стрихнин...". И вдруг невыносимо захотелось не жить... Пусть что угодно потом, но сейчас...
Марк придвинулся к изножью полки и, недолго порывшись в кителе, достал таблетки снотворного. Нельзя сказать, чтобы он не знал губительности его сочетания с алкоголем, но сейчас это как-то забылось перед желанием прекратить пытку тревожной бессонницы и беспричинного страха. Он проглотил две таблетки и отключился...
…вынырнув из-за поворота какого-то непонятного узкого коридора, он оказался в полуосвещённом пространстве, ограниченном пятиугольником серых стен. Уходя в стороны, они как будто светились сами собой незнакомым синеватым светом. Множество ходов и ниш страшными разломами уродовали стены, и от каждой дыры веяло опасностью. Двигаясь по инерции, он вылетел в центр освещенного пространства, и почти одновременно с этим опасность двинулась к нему из всех теней.
Чёрные проломы расширялись, поглощая стены, и скоро Марк понял, что вокруг уже ничего нет, кроме пустоты. Но вот изнутри её, словно выбираясь наружу, стали появляться полуразмытые очертания чудовищ. Они выкарабкивались из своих миров и застревали, яростно дёргаясь и истекая злобой. Смыкаясь вокруг Марка неописуемой стеной светящихся глаз, напружиненных когтистых лап и оскаленных клыков, они продолжали оставаться в иных пространствах прочими, невидимыми частями своих тел.
Разорванные чёрными пятнами пустоты, шевелящиеся куски чудовищ были ужасны, но самый страшный страх, казалось, исходил именно из чёрных провалов породившего их пространства …
Пробуждение казалось продолжением кошмарного сна. В открывшиеся глаза вместе со светом ворвалась слепящая боль. Он приподнялся, и голова взорвалась. Фейерверк искр, сверкнув перед глазами, сменился цветными обморочными кругами. Сердце вдруг резануло, так, что остановилось дыхание, а потом оно застучало короткими очередями с перебоями. В желудке живой пружиной разворачивалась тошнота.
Он с трудом встал и, мотаясь среди качающихся стен коридора, прошёл в туалет. Его вырвало, но легче не стало.
Казалось, он приступил к пределу мучений. Отравленный организм отказывался работать: рука не удержала стакан, и он разбился о грязный пол, а сознание вдруг ухнуло куда-то влево и вниз, и Марк, вслед за ним стал падать, скользя руками по стенам вагонного прохода. Обморок продолжался секунды, и никто не успел подойти к нему. Мелькнуло: не заметили или не захотели? Всё равно. Сжимая челюсти, он потянул вверх голову и руки, лицо налилось кровью, и перед глазами снова закачался туман, но он сумел, ухватившись за что-то правой рукой, подтянуться и прислониться к стене. Приятная гладкая прохлада…, озноб..., крупная дрожь колен… Сознание на миг укрепилось и, пользуясь этим, он с глухим стоном сделал несколько шагов вперёд и почти упал в открытую дверь своего купе.
Он взмывал и проваливался в сон или бессознание, смутные голоса и шум поезда то приближались, то отступали, морозные искры по всему телу сменялись пригоршнями огня, летящего в голову...
* * *
С утренней почтой он получил выписку из приказа об отстранении от должности и исключении из системы Креатуры. Там же предписывалось незамедлительно сдать дела, получить расчет и в течение месяца освободить служебную квартиру. Весь день он пролежал, уставившись в потолок и стараясь ни о чем не думать. Разглядывая пыльный плафон на потолке, он почему-то вспомнил люстру, на которую вот также часами тупо смотрел в гостиничном номере, и ему стало жалко себя.
Мыслей не было и тянуло выпить, но отравленный организм протестовал, отзываясь тошнотой и болями во всем теле, и он лежал и пил кислый рассол, и тело его постепенно выздоравливало.
На другой день он отправился в "Погребок", но никого из их компании там не оказалось. Он с опаской взял кружку светлого, однако желудок безропотно принял пиво, и мутные сумерки в голове немного рассеялись. Стало легче, но, когда бармен начал говорить что-то о городских новостях, он вдруг испытал отчаянное нежелание слушать, знать, думать. Он почувствовал, как его лицо свела судорога, и Бак, привыкший к нервным клиентам, замолчал.
- Ничего, ничего…, - пробормотал Марк. - Я немного не в себе. Извини.
Бармен понимающе кивнул ему в спину. Забыв расплатиться, Марк выскочил из "Погребка".
Он зашёл в магазины, купил пива и какой-то еды. Идти домой не хотелось, а хотелось двигаться, и он пошёл бесцельно бродить по Городу. Погружённый в прострацию, он не заметил, как забрёл на окраину. После прямоугольного однообразия современных построек, он чувствовал себя уютнее среди невысоких строений прошлого, увитых каменной резьбой и с балконами на мощных плечах атлантов и кариатид. Кроны старых деревьев по сторонам улицы сплетались вверху, делая улицу похожей на длинный прохладный туннель.
Марк вышел на небольшую площадь перед обветшалой церковью, мягко освещённой вечерним солнцем. На паперти у входа сидел одинокий нищий старик и бросал что-то окружившей его стайке хлопотливо гуркочущих голубей. Он поднял на Марка спокойные светлые глаза и, не прерывая своего занятия, перекрестился.
Что-то потянуло Марка к паперти и, распугав голубей, он уселся на ступеньку около нищего.
- Привет старик.
- Здравствуй, парень, - ответил нищий и снова стал бросать на землю подсохшую кашу, которую доставал из своей сумки. Голуби быстро успокоились и снова спустились к его ногам. Марк с удовольствием и непонятным облегчением смотрел, как они деловито подбирают крошки.
- Ну, ты как, дед, пива хочешь? - спросил он.
- Хочу, - не торопясь, ответил старик, разбрасывая последние крошки и вытирая руки платком. - А ты, никак в запое?
- А-а, чепуха…
- Чепуха, не чепуха, а только нечистый с тобой играет. Это точно.
- Ты-то откуда знаешь?!
- Имеющий глаза - увидит.
Марк снял пробку и протянул бутылку нищему. Тот с удовольствие отхлебнул несколько глотков и вернул бутылку.
- Чего ты? Пей еще, - сказал Марк, но пиво забрал и, обтерев горлышко ладонью, надолго приложился к нему.
- Приехал я, старик, - неожиданно для себя заявил он, качая головой. - Жизнь доконала и кончилась…
Ему вдруг стало жалко себя, и этих голубей, и этого старика, и эту маленькую беззащитную церквушку. Под ресницами запекло и по левой щеке легко прощекотала тёплая слеза. Этого он уже не любил. Он отвернулся и незаметно смахнул слезу. Старик молчал, спокойно глядя на голубей. Марк снова передал ему бутылку, но нищий только повертел её в руках и отдал обратно.
- Пока живёшь, никогда не бывает поздно, - сказал он. - Иногда чтобы начать, хватит мгновения перед смертью… А ты молодой совсем, просто ничего не понимаешь.
- Это ты о чём? - не понял Марк. - Да что ты про меня знаешь?
- Ты грешник, как и все мы, - ответил старик. - Но, если уж Бог привёл тебя сюда, зайди, помолись… Попроси только: "Господи - Иисус Христос, помилуй меня, грешного", да повтори, да ещё…
- Сюда?! - Марк с пренебрежением указал через плечо большим пальцем и махнул рукой. В это время из тенистого туннеля улицы показались люди, и он вдруг почувствовал нелепость того, что его могут увидеть вот так - рядом с нищим. Он поспешно поднялся со ступеньки, пряча бутылку в сумку.
- Я просто случайно мимо шёл… А это всё суеверие и глупости. Это ты, старый, ничего не понимаешь.
- Ничего в жизни не бывает случайно, - улыбнулся старик, - иди пока мимо. Куда-то придешь?!…
Марк покачал головой, порылся в кармане и, не глядя, положил деньги в шапку нищего.
Ночью он долго не мог уснуть, и в темноте тоска давила ещё сильнее… Он схватил трубку и поспешно, боясь передумать, набрал её номер.
- Да, милый, - сказала Ная,
- Привет, - стараясь говорить бодро, сказал Марк. - Ты знаешь, меня выгнали из системы…
- Тебе тяжело.
- Да наплевать, не пропаду.
- Конечно… Но главное - что ты вырвался… Она губила тебя. Ты сейчас даже не понимаешь, как тебе повезло.
- Повезло, - хмыкнул Марк. - Нет, тут мы, кажется, никогда не поймём друг друга. Что же это за везение, когда я потерял всё.
- А что для тебя означает «всё», милый?
- Только не надо мне говорить, что не в деньгах счастье, - начал заводиться Марк. - Всё - это власть, влияние, связи, и деньги, и уважение. А теперь меня даже с квартиры прогоняют.
- Не спорю, не спорю, - поспешно перебила Ная. - Но подумай: какая у тебя была власть и над кем? А уважение? Не слишком ли оно смахивает страх. Ты любишь, когда тебя боятся, милый?
- Да: боятся - значит уважают. Аксиома старая, как мир.
- Вот ты и «уважал» своего Прокуратора и другое начальство. Ты хотел бы, чтобы и тебя так «уважали»?!
- Отстань, моралистка, - отмахнулся Марк.
"- А какого чёрта в самом деле ? - неожиданно сложился в голове не совсем чёткий вопрос. - Что это за паника?! Что за послезапойный психоз!? Мне ли чего-то бояться? Пусть они боятся! "
* * *
- Да, это ты, конечно, влетел, - сочувственно сказал Философ. - Но я примерно так же влетел ещё пять лет назад, в своей сфере, естественно. Но ничего страшного, живу, как видишь.
- Много ты понимаешь?! – заплетающимся языком ответил Марк. Никакие утраты Фила, конечно же, не могли сравниться с его собственной бедой.
- Меня сам мэр боялся… Мне нужно было только позвонить, и любой дефицит, и курорт, и билет,… что хочешь - вот они…
"- А, собственно, так ли уж много? ", - мелькнуло вдруг в голове так ясно, как будто спросил кто-то рядом. После разговора с Наей эта мысль всё чаще приходила ему, но сегодня прозвучала словно со стороны.
- Ну, ничего-о, я им ещё покажу…, - по инерции, неуверенно закончил Марк, тревожно оглядываясь. Филу и Рафаэлю уже надоели его излияния, и они слушали невнимательно. Рафаэль угрюмо сосал вино из объёмного бокала, а Фил, вроде бы, сочинял стихи, поглядывая в потолок и смешно шевеля губами. В "Погребке" было, как всегда, полутемно и уютно. Струйки дыма от трубок и сигарет тонко змеились над огоньками свечей и уходили в невидимую черноту под потолком. Тихо и непонятно гудели голоса. Привычно…, спокойно… Всё в порядке… Марк шумно вздохнул и вытянул ноги под столом.
- А у меня портрет з-закритиковали, два на полтора, - печально сказал Рафаэль. - Месяц работал, теперь буду лапу сосать. Говорят м-мало мужества и мысли в глазах…
- Чей портрет-то? - поинтересовался Философ.
- В-вождя! Чей еще? У кого ещё… м-мало мысли…, м-мужества?… То есть…
- Нет, нет. Все правильно! - заржал Философ. - Ты прямо в точку…
Рафаэль стал сбивчиво объяснять, что он оговорился, и принялся рассказывать, как он работал над портретом, придерживаясь классических канонов, но Марк снова отодвинулся в свои размышления и не слышал его. Что теперь со всем этим делать? Он всё ещё боялся признаться себе в роковой исполнимости своих желаний, хотя последняя вспышка дьявольской энергии, стоившая жизни двум бандитам, не оставляла сомнений в существовании страшного дара.
Сейчас опьянение убрало страх, и он вдруг начал осознавать себя на какой-то грани, от которой шаг в ту или иную сторону определит... Что? Он снова ощутил, как запредельные силы, тянут его в разные стороны, и это противостояние мучило его, давило и не давало сделать выбор. И всё-таки выбор должен быть сделан… И что тогда?
Кто-то хлопнул его по плечу и Марк, словно вынырнув из глубокого сна, осознал себя в Погребке. Рядом стоял Бизнесмен с обычной кривой улыбкой на красной физиономии, обрамлённой рыжей, плохо вычесанной гривой.
- …а я тебе давно говорил: бросай службу, - явно продолжая неуслышанную Марком речь, говорил он. - Мы с тобой вместе таких дел наворочаем, что никакая твоя карьера не сравнится.
Марк с трудом поднялся и пожал ему руку.
- Да, - сказал он. – Теперь, да.
К чёрту Креатуру! К чёрту Орден! К чёрту проклятый дар! Всё прошло и забыто. Он начнёт новую жизнь. Вот только…
* * *
Марк пришёл в Креатуру, как в обычный рабочий день. В форме и с пропуском, действительным до конца года. Но уже на внешнем контрольном пункте к нему отнеслись необычно: контролёр, не возвращая пропуска, вызвал по телефону дежурного офицера и тот проводил Марка к коменданту.
Марк, не споря, отдал служебный знак и попросил временно вернуть ему пропуск.
- Я должен сдать табельное оружие и печать, сдать дела и забрать личные вещи, - напомнил он.
- Вы слишком долго отсутствовали, - не поднимая глаз от стола, сказал комендант. - Была создана комиссия. Ваш кабинет и сейф были вскрыты. Прёмо-сдача оружия, печати и следственных дел оформлена актом. Все вещи, не носящие служебной принадлежности, в этом пакете.
Он указал на объёмистый бумажный куль в углу.
- А в этом конверте - расчёт за последний месяц и компенсация за неиспользованный отпуск.
Первым побуждением Марка было врезать по этой суконной физиономии и разнести в мусор кабинет коменданта. Тело его уже дёрнулось вперёд, и комендант поспешно отпрянул на своём стуле, хватаясь за кобуру. Но злость также быстро улеглась, как и возникла, и сознание безвозвратности случившегося неожиданно успокоило.
На всякий случай он заглянул в пакет: письменный прибор, пепельница, зеркало, зонт и пачка старых журналов. Он выпрямился, сгрёб со стола конверт с деньгами и вышел.
Все материалы расследования последних недель, сведения агентуры, показания Кларка - всё, что собрал он против Ордена, пропало. Как мог он не позаботиться об этом заранее? Что за наваждение отвлекло от главного?
«- Да и чёрт с ним», - промелькнуло в голове.
- Ну и чёрт с ним, - пробормотал Марк.
* * *
Начальник отдела наблюдения терпеть не мог, когда ему смотрели в переносицу задумчивым и отсутствующим взглядом. Именно так уже больше минуты смотрел на него Магистр. И Начальник отдела стоял неподвижно, вытянувшись и с отвращением чувствуя, как пот липкими каплями скользит по спине.
После провала третьего покушения на лейтенанта Креатуры его ожидало, по меньшей мере, изгнание из Ордена. О большей мере наказания он старался не думать. Он по-своему понимал задумчивый взгляд Магистра и ошибался. Поэтому, когда Магистр, наконец, заговорил, Начальник отдела почувствовал резкую слабость в коленях и едва не упал.
Но ничего страшного он не услышал.
- М-да, эта бойня в психбольнице, это уже что-то интересное. Он что, этот лейтенант, хороший стрелок, спортсмен?
- Никак нет, - поспешно доложил начальник отдела. - Совсем не спортсмен, от занятий по самообороне и стрельбе в Креатуре систематически уклонялся, образ жизни самый беспорядочный, много пьет.
Магистр некоторое время молчал.
- Ну, со стрельбой много неясного, но бывает, - заговорил он, наконец. - И эта драка в темноте - хоть и странно, но возможно. А вот обстоятельства смерти Квестора, да и этого Куратора меня настораживают. Вы исследовали его связи? Доложите..
Начальник отдела судорожно сглотнул сухим горлом и поспешно заговорил:
- С сослуживцами не дружил. Чаще общался с Майором из его же следственного отделения. Вне службы: сожительствует с женщиной, зовут Ная. Преподаватель колледжа. Умна. Аполитична. Отношения хорошие. Есть друзья-собутыльники, досье уточняются, но уже известно многое: первый…
- Кого не любит или кто его раздражает? В общем, на кого из известных вам лиц скорее всего может рассердиться?
- Вообще-то он раздражительный, знает об этом и старается сдерживаться…, - задумчиво, но всё ещё не понимая, продолжал Начальник отдела. - Основные раздражители, естественно, на работе. Подследственные, сослуживцы, начальство…
- Прокуратор…, - раздумчиво сказал Магистр. - В каких отношениях находился с Прокуратором?
- Прокуратор - сам по себе тяжёлый человек…, мало с кем ладит, подчиненных откровенно третирует. По нашим сведениям лейтенант его ненавидел.
- Значит Прокуратор, - так же раздумчиво приговорил Магистр.
* * *
Превратности судьбы, доставшиеся на долю Прокуратора за долгий служебный век, могли бы составить сотню детективных романов с несчастливым концом, и смутить его очередной неприятностью было трудно. Но чертовщина, начавшаяся с подчиненным ему лейтенантом, отозвалась в нем мрачным предчувствием такой глубины, какой ему не приходилось испытывать прежде.
Служба превратила его в аналог вечно полузагнанного матёрого зверя с ободранной и покрытой множеством шрамов шкурой, всегда подраненного, напряженного и готового к опасности. Каким-то сверхъестественным чутьем он ощутил гибельные перспективы, казалось бы, обычного дела о похищении девушки, и успехи лейтенанта в расследовании только усиливали ощущение тревоги. Неожиданная, неизвестно от кого поступившая, но не подлежащая обсуждению команда сверху прекратить расследование распалила недобрые предчувствия Прокуратора. Смерть Квестора отозвалась первой тревожной вспышкой, а последующий конец Куратора превратил её в сплошной очаг неосознанного жгучего страха.
И чем непонятнее были творившиеся вокруг лейтенанта события, включая покушения и немыслимую пропажу документов из служебного сейфа, тем ясней становилось Прокуратору приближение какого-то кошмарного конца.
Изгнание лейтенанта из Креатуры он принял с огромным облегчением, однако, тот же зв6ериный нюх явно ощущал временность отодвинувшейся опасности.
Звонок из Верховной Креатуры, как всегда вызвал у него холодок в груди и болезненную гримасу. Он дочитывал очередное следственное дело и, как обычно в таких случаях, начало подёргиваться правое веко и захотелось выпить. Несколько секунд Прокуратор тупо смотрел на звонящий телефон, оттягивая, сколько можно, время, и, наконец, поднял трубку.
Звонил новый Куратор, такой же старый и гнилой, как и его предшественник, и такой же тупой. По его усиленно задушевному голосу Прокуратор понял, что следует ожидать какой-то крупной неприятности. А Куратор интересовался текущими делами, похвалил за оперативность в расследовании убийства, которое он давно уже выбросил из головы, сообщил статистику полугодия.
"- Да, говори ты, скотина, не тяни!" - мрачно думал Прокуратор, утвердительно мыча в трубку. Но Куратор продолжал твердить что-то о принципах следствия, давал обычные наставления, и Прокуратор уже начал думать, что предчувствие его, возможно, обманывает, когда Куратор, наконец, закончил болтовню и после короткой паузы, вроде бы небрежно, спросил:
- А, к стати, что поделывает тот лейтенант…, что расследовал дело Роста?
Прокуратор почувствовал, как обмякло и отяжелело в кресле его тело, и притихшее было ощущение опасности, вспыхнуло с прежней силой. Кровь прилила к лицу, застучала в ушах…
- Не знаю, - машинально ответил он. - Не интересовался…
- Придётся поинтересоваться, - голос Куратора начал приобретать начальственную властность. - Есть приказ начать расследование по фактам смерти моего предшественника, Квестора и двух неизвестных, якобы, напавших на лейтенанта в столице. Вам надлежит лично опросить бывшего лейтенанта и принять решение о возбуждении расследования. Магнитную запись вашей беседы прислать мне. Срок: три дня.
Прокуратор знал неизменность таких приказов, и успокаивающее чувство обречённости расслабило его натянутые нервы.
- Будет исполнено, - без всяких интонаций сказал он и положил трубку.
"- Целых три дня, - подумал Прокуратор. - Есть время застрелиться".
Блудный сын версия - глава 4
© Copyright: П.Саввин, 2003
Свидетельство о публикации №203042300119
Свидетельство о публикации №203042300119
Рецензии