Блудный сын версия - глава 7

                VII.


Марк полулежал в глубоком кресле раззолоченной бархатной ложи, похожей изнутри на шкатулку для  драгоценностей, и лениво смотрел на сцену.

 Полутёмный зал, завораживал вибрациями магии древнего искусства, колдовством виртуозного притворства, похищения чужих образов... Растворяло в себе огромное пространство, очерченное узорами тусклой позолоты, испускающей загадочный свет, волшебная акустика зала приносила со сцены каждый звук, придавая ему новые непривычные оттенки.

Марк зевал - ни роскошь театральной ложи, ни вдохновенные старания актеров, ни даже вторая бутылка шампанского, открытая с начала спектакля, не останавливали нарастания скуки. В первом акте он добросовестно старался увлечься спектаклем. Пьеса была недурно задумана, и актеры выбивались из сил, черпая вдохновение в осознании высокого присутствия в зале. Сегодня на премьеру прибыл сам Президент Государства, проводивший зимние месяцы на своей приморской резиденции близ Города. Естественно, что и отцы Города и Большие люди не преминули почтить театр своим присутствием. Марк видел непоседливого коротышку-мэра - заядлого картежника и извращенца, вертевшегося в ложе рядом со своей иссушенной наркотиками супругой; по соседству расположились по рангам чины Городского совета - респектабельные воры и развратники, делившие ложи со скоробогатеями криминального бизнеса, окружёнными прислугой и телохранителями. Марк знал многое о многих, и от этого каждое их слово и движение казались ему фальшивыми и исполненными двойного смысла.

И сам Президент, обрюзгший и рано начавший разрушаться алкоголик, которого он без всякого удовольствия наблюдал перед началом спектакля, был под стать этой когорте чиновников.

Теперь, скучая на мягких подушках кресла, Марк почти жалел о том, что поддался соблазну сомнительного удовольствия увидеть это сборище. Он уже подумывал уехать, когда дверь за его спиной тихо щёлкнула, и кто-то вошёл.

Марк поморщился. Он не собирался встречаться ни с кем без исключения, и его телохранители,  охранявшие ложу снаружи, получили соответственные инструкции.

- Что? - недовольно спросил он, не поворачивая головы.

- Возникают "интересные обстоятельства", - прозвучал сзади озорной женский голос улыбка.

Он не вскочил ей навстречу с радостным восклицанием, как сделал бы, вероятно, ещё полгода назад. И возникло странное ощущение, как будто в том месте его груди, где должна была забиться радость, не оказалось какого-то органа, и память напрасно ждёт от него прежней реакции, чтобы залить грудь приятным теплом. Он почувствовал только удовлетворение и, в тоже время, необъяснимую лёгкую досаду оттого,  что прервано привычное течение вечера.

Марк не спеша, поднялся и с улыбкой повернулся к ней. Несмотря на темноту, он увидел, что Мили, как всегда, ослепительна. Чёрная с блёстками ткань обтекала её гибкое, сильное тело, подчёркивая всё, что следует, а глубокий вырез декольте, казалось, с трудом удерживал рвущиеся наружу восхитительные полушария. Её лицо, полускрытое золотистыми локонами, было подгримировано почти до неузнаваемости.

- Что ты сделала с моими ребятами? - Марк с улыбкой кивнул в сторону двери.

- Секрет фирмы, шеф, -  дурачась, ответила Мили. - Но живы, живы, не беспокойся.

Словно в подтверждение - дверь ложи приоткрылось, и появилось испуганное лицо одного из охранников. Марк досадливо махнул рукой, и телохранитель исчез.

Марк придвинул из глубины ложи стул и опустился в свое кресло.

- Рад тебя видеть… без наручников, - пошутил он. - Выпьешь шампанского?

Мили кивнула и села, изящно облокотясь о бархат барьера. Марк заметил, как быстрым движением глаз, почти не поворачивая головы, она охватила зал и, видимо, нашла то, что ожидала. Принимая от Марка бокал, она небрежным движением поправила прядь волос и, опуская руку,  на мгновение приложила палец к губам в жесте молчания.

- За удачу! - поднимая бокал, сказала Мили.

- Ну что, "интересные обстоятельства" всё ещё имеют место? - спросил он.

- Возможно, они не кончатся никогда…

Некоторое время они молчали, рассеянно глядя на сцену. Марк поймал себя на мысли, что несмотря на обольстительный вид Мили, он не испытывает к ней влечения, как раньше. Мили повернула к нему голову.

- Как тебе пьеса? - спросила она. - Несколько вялая кульминация, правда?

- И сильно затянута, - подтвердил Марк. - Я разочарован. Не придумать ли нам свой финал для этого вечера.

- Есть предложения?

Мили, словно невзначай, отодвинулась со стулом в тень ложи и достала из сумочки маленький чёрный бинокль.

- Предложений у нас без числа и ограничений, - сказал Марк. - Ночной клуб, притон наркоманов, бои без правил, казино, оргия ведьм, мужской стриптиз и мой дом. Выбирай.

Мили опустила бинокль, и, удовлетворённо покачивая головой, протянула его Марку.

- Хочу, чтобы ты посмотрел, - почти неслышно сказала она. - Вон там, правее президентской ложи. Дама в сером. И господин рядом с ней…

Марк без труда поймал в окуляры женщину в глухом тёмном платье, едва видимом в тени ложи, и тут же невольно обратил внимание на бледное лицо её спутника. Его худощавая фигура в чёрном почти растворялось в темноте ложи, и лицо с надменным жёстким изгибом рта и обвисшими щеками, белым пятном висело в пустоте. На мгновение возникло невнятное ощущение связи, зависимости, непонятного влияния…

Мили мягко взяла у него бинокль и поднялась.

- Так чего там у тебя без ограничений? - спросила она.



В машине Мили мягко прижалась к нему и коснулась губами щеки.

- Ну, здравствуй.

- Здравствуй, - с легкой досадой отозвался Марк. - Слушай, неужели всё так плохо, что ты устроила этот спектакль. Учти, я теперь мало чего боюсь. Креатура оказалась импотентной организацией, но я научился обходиться, и многих имею сам, без посторонней помощи.

- Знаю, - тихо сказала Мили. - Поэтому и вернулась. Может быть ты - моя последняя надежда. Помнишь, тогда, в кафе ты предложил работать на пару? Я с тех пор не нарушала договора, хоть и не связывалась с тобой так долго. И то, что ты теперь так заматерел, это к стати, может помочь…  если ты, конечно, ещё не передумал.

Мили ждала ответа, но он промолчал. Последнее время ему всё меньше хотелось вспоминать об Ордене. Уже больше года он постоянно откладывал решение, и обида как-то сама собой рассосалась, медленно перешла в ощущение досадного воспоминания, всё глубже утопая в памяти среди прочего мусора.

Мили закурила и откинулась в глубину сидения.

- В Столице после смерти Квестора, - заговорила она, - я интуитивно начала прощупывать одну таинственную личность из его окружения. Очень уж он привлекал внимание своей незаметностью и вечными третьими ролями. И это при том, что именно он фактически располагал максимальной властью. Но суть не в этом… Он был просто ниточкой, и она привела меня к интересной организации… Но, едва я начала выходить на неё всерьёз, как началась, буквально, чертовщина: погиб едва подкормленный чиновник. Не успел дать ни одной информации, только попытался… Я сама нигде не успела засветиться, и вдруг два покушения, совершенно очевидные… Не буду о подробностях, но вывернуться  удалось чудом.

Мили открыла бар, и густой полумрак салона осветился приятным золотистым светом.

- Налей и мне, - сказал Марк. - Водки.

И, увидев, что она потянулась за рюмкой, добавил:

- В стакан.

-Я совсем ушла на дно, - продолжила Мили, потягивая шампанское, - растворилась, но продолжала собирать информацию. Сначала было нетрудно. Организация себя особенно не афиширует, но и не прячется. Этакая лояльная религиозно-просвещенческая сеть, вроде даже с благотворительным уклоном. На поверхности. А по сути, Марк, это заговор такого масштаба, что я и представить себе не могу! И не представляю, как можно против неё бороться. Она везде, её  м-м-м… агенты есть везде: от парламентов и крупных финансовых структур до мафии. Поднять Государство против организации невозможно. Героизм одиночек, вроде твоего полковника Кларка, бесполезен. То, что он пытался рассказать людям, было моментально переделано в бред сумасшедшего и забылось. Сейчас даже крупный компромат, если его добыть и обнародовать, постепенно рассосётся в инстанциях и не приведёт ни к чему.

И, в то же время, они стараются никогда и нигде не проявлять себя открыто. Был случай, когда одно из отделений Ордена устроилось рядом с православным монастырём, практически на его территории. Уж, не знаю с какой целью, но, думаю, не случайно. Монахи, похоже, тоже так думали, и поступили по своим правилам, хоть и не по закону: пришли с дубинами и выгнали этих братьев. Представляешь? Там можно было пол монастыря пересажать – это ведь чистая хулиганка, да ещё при отягчающих, да ещё материальный ущерб, и моральный. А Орден как будто проглотил обиду: никакого шума - ни судов, ни прессы… Тем всё и закончилось, внешне. Для них - одно из основных правил - не привлекать внимания. Но вот что они предпримут тайно - неизвестно.

Марк слушал и не находил в её словах ничего для себя нового. Что-то в этом роде бормотал и полусумасшедший полковник.

- Я вот думаю: а, собственно, чем плоха эта организация? - сказал он, и что-то в глубине души, поразилось сказанному. Одно дело - сомневаться, передумывать, принимать внутренние решения, совсем другое - вот так объявить вслух. Милитина молчала, но это явно было следствием её оттренерованной выдержки.

- Как и большинство партий, - продолжал Марк, - она борется за власть. Методы, в основном, те же: пропаганда, ложь, подкуп, убийства и так далее. Чем же она хуже остальных?

- Я думаю, их отличает конечная цель, - осторожно сказала Мили. - Политики почти не скрывают, что рвутся к власти для себя, хоть и прикрываются всякими лозунгами. Это для всех давно очевидно. Но организация официально не имеет политических целей. Она владеет властью тайно и продолжает завоёвывать её. Для чего? Или для кого? Похоже, власть для него - только средство, а цель…

Марк почувствовал необычные для Мили нотки обречённости в голосе и повернулся к ней. В темноте салона её лицо словно светилось, широко открытые глаза были неподвижны. Казалось, от неё пахло страхом.

- Цель у них для меня не понятная…, запредельная какая-то… Что удалось установить: они провозглашают цели освобождения человека и его продвижение к Свободе, Свету, Знанию и так далее, ну, это у них у всех, то есть во многих эзотерических учениях… Но в каждом из этих понятий не тот смысл, который мы привыкли видеть. Они провозглашают отказ от культа рабских богов, полную свободу под лозунгом: «Делай, что ты желаешь!» Но вот уже с момента вступления во все эти ордена начинается чертовщина: вся эта магия, обряды, заклинания, кровавые жертвы - я сначала думала: бред, шизофрения. А потом увидела, узнала точно - срабатывает. Ещё до принятия в организацию, они в специальных Посвященческих домах преподают свои учения и учат основам магии. Начинается с простых приёмов. Есть, например, такой Ритуал воли - нужно стучать определённым образом по камню и говорить всякие заклинания. В конце говорится: «Любовь есть закон, любовь, подчинённая воле». Это вроде бы дисциплинирует волю и позволяет осознать, что во всём присутствует магический смысл.

Есть ещё целая наука - церемониальная магия, и, как мне показалось, самое дикое - спиритуализация секса. Это, когда мужчины занимаются сексом друг с другом и при этом говорят заклинания. В результате один из них, вроде бы, впадает в спиритическое состояние и второй через него может общаться с духами, задаёт им вопросы и получает ответы.

- Что за чушь! - фыркнул Марк.

- Вроде бы, для этого нужна выделенная сперма и эмоции оргазма.

- Занимались бы лучше онанизмом.

- Да, на первый взгляд смешно и глупо, но ведь срабатывает - действительно возникает контакт…, я точно знаю. Страшно, Марк, - жалобно сказала Мили.

Она помолчала, словно собираясь с духом, и продолжила  уже спокойно:

- Хорошо, если бы всё было по учению атеистов: отвоевался в этой жизни и в никуда… Только ведь не получается. Что-то там есть… После… и цели организации уходят куда-то туда, в послесмертие… Я боюсь, Марк…

- Брось, чепуха это всё. А что это за тип, которого ты мне показывала в театре.

Мили глубоко вздохнула, словно освобождаясь от наваждения.

- Это был магистр Ордена первого дня. У него резиденция в Городе. Но это уже мелочи. Я тебе потом расскажу.



*   *   *



Нервное сплетение горячих тел, борцовские захваты объятий, следы ногтей на потной коже… скрюченные пальцы, забыв о нежности, больно сжимают женские бёдра…, влажные хлопки плоти о плоть, как овации похоти… и оглушение бурного оргазма - нет других ощущений, только растворение и сладкий ток…, нет мыслей… медитация в пустоте…, но в какое-то мгновение вспыхивает образ, бессловесная мысль, понимание… и снова растворяется в колдовстве наслаждения.

Марк разжал пальцы, и Мили скользнула вперёд, мягко, по-кошачьи перекатившись на спину. Он лёг рядом и, глядя перед собой, постарался ухватить хотя бы край странного озарения, поразившего его в мгновения экстаза. Но оно уже отлетало, как уходит сон, уступая место действительности, и оставляя после себя сожаление об утрате чего-то важного и невосполнимого.

Мили между тем прикурила две сигареты и передала одну ему. Марк затянулся крепким дымом, окончательно прогоняя наваждение, и приподнялся, опершись спиной о подушки.

- В общем так, - подытожил он разговор всего вечера, - живи у меня и пока не высовывайся, ничего не предпринимай. Охрану я обеспечу… Всё. А я попробую напрямую…



*   *   *



 Лицо Магистра, надменное и невозмутимое, как и в ложе театра, казалось теперь жалкой маской, потому что сейчас Марк каким-то обострённым проницанием ощущал, как боится его Магистр и какого напряжения требует от него бесстрастный вид и уверенность голоса.

На этот раз Марк нанёс визит так, как хотел сам. Орден, как всякая просветительская организация религиозного толка, не мог быть объектом насилия и поэтому не нуждался в серьёзной охране. Когда Марк со своими телохранителями вошли в фойе, их встретили двое ожиревших от безделья парней в чёрной униформе, нейтрализовать которых не составило труда. Один из них, с заломленной за спину рукой и стволом у виска, охотно довёл Марка и его людей до внутренних апартаментов Магистра.

Марк небрежным толчком открыл тяжёлые двери, вошёл в кабинет и остановился, дурашливо открыв рот.

Огромный кабинет с уходящими в полумрак сводами высокого потолка и циклопической колоннадой вдоль центрального прохода напоминал внутренность храма. Сходство подчёркивали чёрные драпировки с неясными рисунками в тёмных тонах, распятье в углу и под ним толстая библия на массивном аналое чёрного дерева. Отличие же заключалось в том, что распятие было перевернуто вверх ногами, а в центре обложки библии торчал кинжал, пригвоздив её к доске аналоя.

Стол Магистра под высоким стрельчатым окном был пуст, если не считать мерцающего красного кристалла в центре.

- Строгость и аскетизм! Класс! - восхищённо заявил Марк и с видом экскурсанта двинулся вдоль стены, разглядывая гобелены и лепные украшения.

- Так, что тут у нас? - бормотал он. - Рококо, нет ампир, нет… Мрачновато немного… А это - класс!

Он подошёл к перевёрнутому распятию и библии и повернулся к Магистру.

- Нравится мне у вас. Пригласите присесть? Нет? Ну, ладно, я сам.

Магистр окаменел в своём кресле, наливаясь злобой бессильного унижения. Никогда ещё, никто не смел позволить себе подобного! Оскорбление было чудовищным, от этого хотелось завыть, скорчиться в комок, сжать голову руками, а потом вскочить и вцепиться в горло этого человека, пусть даже это будет последнее, что он успеет в своей жизни…

Марк развалился в кресле напротив него, закинув ногу за ногу, и некоторое время с интересом разглядывал Магистра, ощущая его скрытую внешней невозмутимостью реакцию.

Наконец, Магистр, словно примиряясь с неизбежным, заговорил:

-  Приветствую вас. Наслышан об успехах.  Рад нашей встрече.

-  Вам-то что до моих успехов?! - с откровенной грубостью отозвался Марк. - Меня не интересуют ваши эмоции, ни положительные, ни отрицательные

Короткая судорога дёрнула лицо Магистра, и тут же пропала, вернув ему прежнюю напряженную окаменелость.

- Зачем вы здесь? - автоматически выполняя обязанности переговоров, спросил он.

- Я хочу вернуться к разговору с вашим нервным представителем, Аспин, кажется? Помните? Когда вы ещё подослали полицию?

- Возвращайтесь, - также оцепенело сказал Магистр. Он уже не представлял себе, чем может окончиться этот разговор, и самые скверные предчувствия подмывали его наплывами страха.

- Как-то так получилось, - развязно продолжал Марк, - что в тот раз мы ни до чего конкретного не договорились. Было предложение исследовать и использовать мой дар, потом был какой-то страх, паника, и разговор отложили на потом. Ну вот, я считаю, что это «потом» наступило! Валяйте! Предлагайте! Чего вам от меня надо? И что вы можете предложить взамен?

Магистр явно не был готов к разговору, и это устраивало Марка. Ему нравилась беспомощность этого человека,  относящегося к тем самым Большим людям, которых он ненавидел.

- Сотрудничество с Орденом в любом случае выгодно для вас, - начал Магистр, стараясь собраться с мыслями. - И хотя обстоятельства несколько изменились, я готов обсудить с вами условия членства…

- Детский лепет, - прервал его Марк. - Говорите конкретно: чем может быть полезен мне ваш Орден с учётом известных вам обстоятельств? Оперируйте точными критериями: деньги - сколько и за что…

 - Не только деньги, - торопливо заговорил Магистр. - Власть. Возможность повелевать, назначать и смещать, казнить и миловать. Разве этого мало?!

- Этого всего я смогу достигнуть и без вас, - с хулиганской наглостью заявил  Марк.

- Напрасно вы так считаете. И потом, масштабы?! - Магистр поднял вверх палец. - С нашей помощью вы могли бы достигнуть гораздо большего…

- Да на кой чёрт вы мне нужны? - заявил Марк, повторяя прежние интонации внутреннего голоса, который сейчас почему-то молчал. - Всего, что мне надо, я могу добиться сам. Сейчас меня интересует другое: какова конечная, высшая цель вашей организации? Что будем делить потом, господа? Вся эта болтовня о богатстве и власти - не главное.

Магистр позволил себе высоко поднять брови.

-  В таком случае вы знаете больше меня, - сказал он.

- Безусловно! - нахально подхватил Марк. - Знать всего вы не можете, не тот уровень. Но тогда говорить о сотрудничестве я буду только с более компетентным представителем вашей организации.

- Орден возглавляю я! - надменно произнес Магистр.

- Бросьте, Магистр! Я не говорю об Ордене.  Орден и вы лично - это то, что на поверхности, а меня интересуют тайные правители - иерархи.

Марк наклонился вперед, и Магистру показалось, что горящие холодным дьявольским светом глаза оказались у его лица.

- Те, что знают цели…, конечные цели организации, -  зловещим шёпотом закончил Марк.

- Не понимаю, - пробормотал Магистр.

Выдержав короткую паузу, Марк откинулся на спинку кресла:

- Тем хуже! Если вы лично не в состоянии ответить мне сейчас… И не унижайте себя ложью, - добавил он, увидев, что Магистр собирается возразить. - Доложите о нашем разговоре тем, кто над вами. Надеюсь, суток вам хватит. И, если завтра к этому часу вы не дадите мне знать, я буду считать всю вашу организацию недееспособной…



*   *   *



После ухода Марка Магистр ни секунды не пребывал в задумчивости. Глубоко уязвившее его унижение к концу беседы было прочно забыто, уступив место ясной необходимости принять единственное решение. Он наклонился к кристаллу, словно опасаясь, что его могут услышать, и отдал команду о подготовке созыва Верховного Совета в связи с чрезвычайными обстоятельствами, - созыва людей, ценивших его именно за умение на их деньги, но самостоятельно решать любые проблемы.

А может быть всё не так уж постыдно? Должны же они понять! Но в глубине души Магистр сознавал, что не поймут. Никто из них категорически не желал засветиться даже в самой невинной акции Ордена, ибо любая причастность позволила бы пытливому исследователю без особого труда провести соответствующие параллели и связать концы нитей в хитро сплетённой паутине властных отношений Государства и всего мира.



Совещание Верховного Совета состоялось глубокой ночью в подземном зале резиденции, оснащенном засекреченной аппаратурой связи. Зал Совета представлял собой небольшую, тщательно звукоизолированную комнату с единственным креслом, перед которым полукругом размещалось девять звуковых колонок по числу членов.

Каждый раз, начиная совещание, Магистр испытывал чувство унижения. Никого из членов Совета он не знал ни по имени, ни в лицо, хотя сами правители были близко знакомы между собой. Магистр знал только номера их условных кодов и немного различал по голосам которые, впрочем, члены Совета умышленно искажали с помощью всяких хитроумных приспособлений. В результате многолетнего общения и сопоставления событий, он мог предполагать, кем являются отдельные из этих номеров, но до личного знакомства с ним никто из них не нисходил, и это огорчало.

Верховный Совет Ордена состоял из закоренелых циников, поэтому совещания его проводились без всяких признаков ритуальности и регламента.

В установленное время Магистр опустился в кресло и, глядя, как один за другим зажглись сигналы готовности на колонках,  негромко произнес:

- Приветствую господ членов Верховного Совета! Прошу подтвердить присутствие.

- 075 - здесь, - лениво прохрипел первый динамик.

- Я - 17/54. Учтите, Магистр, у меня мало времени, - металлическим тембром прогудел второй.

- 2578 - здесь. Рад вас слышать, господа.

- 123 - присутствует.

Коды членов Совета были выбраны ими произвольно и не имели никакой системы и значения.

- 666, - ломким фальцетом пропищал последний динамик. - Начинайте, Магистр, мне тоже некогда.

Стараясь говорить коротко, Магистр рассказал о случайном завладении следователем Креатуры документами Ордена, доложил о принятых мерах. В завершении он описал последний визит Марка, не скрывая своей обеспокоенности наглым ультиматумом.

Молчание длилось недолго, и Магистр услышал то, чего не хотел и опасался:

- Мне странно, Магистр, что при всех возможностях и средствах, которыми мы обеспечили Орден, вы не смогли устранить одного человека! - взвизгнул 666.

- Вот, именно! – подхватил номер 41. - Какими бы способностями он не обладал, всегда найдутся компетентные профессионалы.

-  Даже, если предположить вмешательство…

- Спокойно, господа! Без базара! - негромко, но так, что замолчали все, прозвучал голос 075. - Если предположить, что наш Магистр просто не справляется со своими обязанностями, то его надо снять и поставить другого. Но у нас нет пока оснований так предполагать. Судя по докладу, он действовал грамотно и действительно столкнулся с незаурядной личностью. Меня настораживает случай в психушке: заметьте, там он перебил целый взвод профессионалов и не получил ни одной царапины. Уж куда сверхъестественнее! Предлагаю: во-первых, поддержать идею Магистра – продолжаем травить этого парня Креатурой, берусь посодействовать в Столице, во-вторых, всем членам Совета принять меры по ликвидации его концерна, в кратчайшие сроки и любыми средствами.

- Согласен, - подхватил 17/54. - Но, кроме этого, нельзя оставлять попыток физического уничтожения. Кроме возможностей Креатуры, следует использовать личные отношения этого человека. Он ведь в прошлом следователь. Нужно найти и подготовить людей из тех, кого он посадил, или их родственников, ну вы понимаете - месть, и никакого отношения к Ордену.

- И ещё! - снова заговорил 075. - В Столице недавно шустрила очень толковая девка. По моим сведениям - агент какого-то деятеля из Креатуры. Ваш Марк в это время ещё служил, так что проверьте, не от него ли она действовала. Очень интересовалась делами организации. Пришлось убрать двоих, с которыми вошла в контакт. Но сама смылась, ловкая стерва, профи. Опасаюсь, что какую-то информацию она всё-таки успела собрать. Думаю, лучше от неё избавиться. Проследите, не появилась ли у этого деятеля новая любовница или что-нибудь в этом роде

Наступила короткая тишина.

Быстрым движением, словно опасаясь, что его могут увидеть, Магистр вытер со лба пот.

- Господа, - заговорил он. - Позволю себе напомнить, что, по мнению Учителя, этот человек одержим дьяволом, который ему и помогает. Поскольку тайные задачи Ордена в определённой мере…

- Бросьте, Магистр! Вы тратите наше время!

- Средневековый бред.

- Не будьте идиотом!

Такой реакции Магистр не ожидал и поспешил закончить совещание.

- Указания понятны, - врезаясь в издевки и смех, сказал он. - Будут возражения?… Дополнения? Прошу голосовать.

На колонках одна за другой вспыхнули белые огоньки согласия, потом члены Совета отключились.

Магистр поднялся, чувствуя в груди неприятную пустоту и лёгкий тягучий холодок. В голове противно припекало. Впервые, хоть и в неопределённой форме, прозвучало: «снять и поставить другого», и он прекрасно понимал, что это означает. Но едва ли не в большей степени обескураживала реакция членов Совета на упоминание о кумире Ордена. Что означали эти насмешки? Неверие? Или нежелание допускать его к тайне?!



*   *   *



Чёрная капля набухает над пламенем лампы, вздувается желтоватыми пузырями и падает в прокуренное жерло трубки. Тяжёлый дым напористо выжимает из сознания все суетные житейские мысли, оставляя только главное, что беспокоит Марка последнее время и что, в глубине души, беспокоило его всегда.

«- Господство над этим миром – это мизер, недостойный меня, - шепчет чёрный дым. – Этот мир принадлежит мне изначально, по сущности населяющих его людей. Но жизнь земная – мгновенье в вечности, и она интересна мне лишь постольку, поскольку люди, губя свои души во благо мне, пополняют рабство моё. Каждая душа вечна, и мне нужно, чтобы полнилось моё воинство.

Клонится чаша весов, но не пришло ещё время моё. Мешают…, мешают…, мешают…  Не мешай мне ты…»

Голос затихал и гас, и Марк медленно возвращался в свою курильню, сознавая, что понял гораздо больше сказанного…



*   *   *



Марк скучал, и неожиданный визит Мясника оказался очень кстати. Мясник занял прочное место в «совместном проекте», сделавшись прекрасным связующим звеном, а его благоговейный ужас перед Марком положительно влиял даже на видавших виды профессионалов. Обычно Мясник получал задания и работал в отрыве, не высвечивая их связи, однако и скрывать её Марк не считал нужным.

Развалившись в кресле со стаканом в руке, он снисходительно наблюдал, как громила, облачённый в элегантную тройку, входит в кабинет, потеет от страха и трусливо приближается к столу.

- Здравствуйте, шеф, - сказал Мясник, прикладывая ладонь к виску. - У м-меня, это…, информация. Мои ребята засекли, почти случайно, слежку.

- За мной? - удивился Марк.

- Нет, следят за домом. Три филёра, по очереди. Я с-сам проверял. Я так прикидываю, что по времени вроде как совпадает с появлением у нас этой дамы, Милитины.

- Так следят за ней?

- Я не уверен, не проверял. У м-меня своих дел…

- Я гарантирую, что никто не знает о моём приезде в Город.

Мясник вздрогнул от неожиданности. Милитина стояла в дверях смежной с кабинетом комнаты. Марк задумчиво перевёл на неё взгляд.

- Подслушиваешь, - констатировал он.

- Чтобы не утратить навыки.

- Они могли догадаться о твоей связи со мной, - сказал Марк, - на почве, так сказать, обоюдного интереса к Ордену. Наверное, ты всё-таки наследила в Столице. Не выходи, пока, из дома, и постарайся, чтобы тебя не увидели в окна.

Оставшись один, он попытался заняться делами, но все они были безнадёжно скучны. Проклятый Орден всё время оказывался на его пути, хотя сам он давно уже готов был забыть о его существовании. Он встал и прошёлся по кабинету, посмотрел из окна, потом подошёл к бару и начал готовить себе сложный коктейль.

Несмотря на постоянно возникающие проблемы, скука всё больше становилась его повседневным мучением. Он включил телевизор и, полистав каналы, остановился на концерте популярного шоу-артиста. Недавно его затащили на концерт этого звездуна, и уже тогда он поразился своему странно изменившемуся восприятию, казалось бы, простенького развлечения… Раньше, слушая его непритязательные песенки, Марк от души развлекался и даже подпевал. Но теперь он с неприятным прозрением видел дешёвую показуху и плохо прикрытую пошлость, рассчитанную на дураков или стремящихся к отупению. Как они не понимают этого?! Ведь здесь нет искусства. Оно пропало, нарочно затоптанное длинными ногами полуголого кордебалета, задавленное крикливым декором и световыми эффектами, убитое пронзительными децибелами.

А толпа в зале дёргалась в патологических конвульсиях, ревела, бесновалась, выбрасывала вверх выставленные рожками пальцы, горящие спички и зажигалки… Лучи прожекторов кружили по её поверхности, словно размешивая кипящую человеческую массу.

И Марк чувствовал, как презрение приятно холодит ему грудь. «- Что, кроме презрения можно испытывать к этому стаду, - шепнул голос. - Эти ничтожества - мои… Пусть побесятся на дорожку».

Сейчас на экране телевизора звездун выдавал свой очередной шедевр. Марк поднялся и лениво бросил в него бокал. Бокал разбился, расплескав остатки коктейля, но толстое стекло экрана выдержало, и залитый липкой жидкостью урод, с идиотическим блеском в подведённых чёрным глазах, продолжал выдавать с экрана бессмысленные, нерифмованные вопли.

Марку было скучно.

Роспуск Совета директоров Концерна показался ему забавной игрушкой, и он двинулся дальше, добиваясь полного единовластия. Убирал непокорных, подкупал чиновников и политиков. Особое удовольствие ему доставляла продажность своих бывших коллег из Креатуры, которые, чуть ли не ртами, налету ловили взятки за прекращение некоторых щекотливых дел. Государство было покорно деньгам. Но и прогнозируя последствия полного триумфа, он с неприятным чувством пресыщения видел впереди только очередной виток скуки…

Сквозь пелену безразличия иногда прорывались тревожные нотки о падении акций Концерна, неприятностях с поставщиками и дебиторами, но Марк не придавал этому значения.

Отчасти под впечатлением от кабинета Магистра, он нашёл себе развлечение в устройстве собственного дворца, который был бы одновременно его центральным офисом. С этой целью, безжалостно выбивая деньги из банков и предприятий Концерна, он приобрёл пустующий костёл в центре Города и начал перестраивать его по собственным проектам. Эта забава захватила его и на время избавила от скуки. Поэтому в душе он был рад, что известий от Магистра не поступало, и визит к нему как-то сам собой стал отходить на задний план и забываться.

Презентация дворца Концерна "Цитадель" была назначена через две недели. Обсуждая с секретарём список приглашённых, Марк распорядился направить один билет для Наи.

"- Пусть посмотрит", - подумал он и не стал додумывать.



*   *   *



До начала оставалось не больше получаса, и Марк решил последний раз обойти пустые покои дворца прежде, чем они наполнятся толпой.

Он медленно шёл по центральному проходу между колоннами. Ему нравилось одинокое звучание шагов в пространстве храма, оно завораживало и создавало настроение торжественности. Гулкие отзвуки в глубине зала среди тяжёлой, многозначительной тишины… Но вдруг к ним примешался еле слышный шорох невидимого движения, который тут же перешёл в уже не скрываемый топот.

Марк поморщился и поднял глаза.

Перед ним, одетый в десантный камуфляжный костюм, стоял Константин Гильдфеллер с уродливым скорострельным инграмом в руках. Маленький, щуплый человечек с постаревшим, бледным лицом и отчаянными глазами сумасшедшего. Короткий тонкий ствол из чёрного кожуха, побелевшие костяшки пальцев…

- Ты! - выдавил из себя Гильфеллер и задохнулся.

Он вскинул инграм на уровень глаз и нажал спуск. Безотказный автомат звонко щёлкнул курком…, ещё и ещё, и затих. Гильдфеллер нервно передёрнул затвор, выбросив на пол несработавший патрон, и снова стал щёлкать, с недоумением и страхом глядя на Марка.

Смех, словно приступ рвоты, ударил снизу в глотку и нос, и вырвался наружу хрюкающим фырканьем. Марк чувствовал, как забавляется сидящий в нём дьявол. Захотелось сделать что-то эффектное, невероятное и смешное.

«- Сейчас повеселимся!» - пронеслось в мозгу.

- Ты, жалкое создание, - медленно, с запредельной жутью в голосе, проговорил Марк, чувствуя, как наливается изнутри знакомым огнём. - Как посмел ты, ничтожный, поднять руку на Меня!

Человечек перед ним сжался, делаясь ещё меньше, втянул голову в худые плечи; глаза его, словно под  давлением взгляда Марка, глубже ушли в орбиты, а Марк, всё больше распаляясь, вознёсся над ним, без надобности, для пущего эффекта, вскинул над головой руки с загнутыми пальцами-крючьями и резко выбросил их вперёд.

- Га! - выкрикнул он. И в этот момент из-за боковой колонны, одним движением перекрывая двухсаженное пространство, промелькнула Ная и, расставив руки крестом, заслонила собой Гильдфеллера. Марк не успел остановиться - из кончиков его пальцев ударила невидимая сила и без остатка ушла в живой крест.

А потом время сделалось медленной тягучей массой, и в ней он отдёрнул руки, тряся пальцами, как обжёгшийся ребенок, а Ная плавно, словно крылья, вскинула руки над головой; потом они, изящно изгибаясь, поплыли вниз, и её тело, подломившись, стало падать вправо и вниз. Марк рванулся к ней, но остался на месте. Что-то упруго давило в грудь, и сомкнулись на шее невидимые пальцы, и громкий издевательский хохот, как удары камнепада загрохотал под сводами храма.

Гильдфеллер шлёпнулся на зад, словно ему подрубили колени, тонко завизжал и быстро завозил ногами по полу, стараясь отползти в тень.

А Ная вдруг приподнялась на локте и протянула Марку свободную руку.

Он снова рванулся и, преодолев чудовищный захват, упал рядом с ней на колени. Тяжёлое равнодушие последнего времени лопнуло и исчезло без следа, и он чувствовал сейчас только огромную жалость, отчаяние и почти детскую растерянность. Он приподнял Наю за плечи и склонился над ней. Слов не было, только отчаяние и оглушительный страх потерять эту единственную женщину.

- Я не умру, - тихо сказала Ная. - Он не так силён, как ты думаешь. Опомнись, Марк…

- Но… что делать? - растерянно прошептал Марк. Он поднял Наю на руки и понёс в дальний предел храма, где находились комнаты отдыха.

Куда девался со своим инграмом окончательно свихнувшийся от страха Гильфеллер, ему было безразлично.

Он уложил Наю на мягкую кушетку и напоил водой. Она быстро приходила в себя, но продолжала оставаться бледной и слабой. Марк сидел рядом, бессильно опираясь локтями в колени и закрывая руками лицо.

- Сейчас не время и не место жалеть…, - с усилием, сквозь частое дыхание проговорила Ная. - Если ты и жертва, то в первую очередь своя собственная… Бог не создал ничего злого, но когда кто-то с желанием душевным вносит в себя образ зла, тогда оно появляется в таком виде, как пожелал тот, кто это делает…

Марк молчал.

- Зло становится таким, каким ты его делаешь, - тихо продолжала Ная. - Ты ненавидел и желал людям смерти, и они умирали - просто разрушались самые слабые их органы. Потом ты захотел придать смерти определенную форму - и так случилось: твой Прокуратор умер от остановки сердца… Сегодня ты захотел, чтобы убийственная сила ударила из твоих пальцев - и это случилось… Остановись! Если хочешь остановиться, перестать питать огонь, который тебя сжигает…

Она замолчала, переводя дыхание.

- А сейчас иди. Тебя ждут дела. А я немного полежу…

- Я пришлю врача, - сказал Марк и, не слушая возражений, вышел из комнаты.

По залу, рыская между колонн, бегали его телохранители и секретари. Коротким движением Марк сгрёб начальника охраны за лацканы пиджака и притянул к себе.

- Поставить охрану у комнаты отдыха! Там раненая женщина…, - и, встряхивая охранника так, что затрещали швы, закричал:

- В храме убийца! С инграмом! За что я плачу вам деньги?! Обезвредить немедленно! Только без шума…

- И забейте этот инграм ему в …, - словно про себя, тихо проговорил он вслед охране, уже убегавшей вглубь храма.

Взглянув на часы, Марк удивился. С того времени, как он вошёл в храм, прошло всего четыре минуты.

- Найдите врача, - на ходу сказал он секретарю, - где-нибудь среди этих, - он указал рукой на толпу приглашённых, - и отправьте в комнату отдыха к раненой.

Он вышел к гостям, сияя искусственной улыбкой и с бешенством в глазах, что вполне соответствовало представлению о нём большинства приглашённых. Аудитория разразилась почтительными аплодисментами.

- Вы в порядке?! - сказал Марк. - Тогда начнём.

Презентация началась во время и, несмотря на некоторую нервозность председателя, прошла успешно.

Сказанное Наей обжигало его мозг всякий раз, когда не надо было говорить или пожимать руки, пить или танцевать, и Марк, словно убегая от опасности, произносил тосты, комплементы, сомнительные сентенции и каламбуры, мало заботясь о том, какое впечатление они произведут на гостей. Он кружил в танце полезных баб, кого-то знакомил, назначал встречи, принимал поздравления и выслушивал лесть. После официальной части он выпил несколько крепких коктейлей, и ему стало легче. Необходимость думать отодвинулась на будущее, и это его вполне устраивало.

Увидев в толпе неловко пытавшегося пробиться к нему профессора медицины, Марк с вежливой улыбкой, бесцеремонно раздвинул толпу и, взяв профессора за локоть, отвёл в сторону.

- Я осмотрел вашу даму, - с некоторым недоумением сказал профессор. - Странное заболевание. Физических патологий нет, но необъяснимый и колоссальный упадок сил… Я пока затрудняюсь в диагнозе. Дал ей укрепляющее, а от транквилизатора она отказалась.

Протолкавшийся к Марку начальник охраны, истекая служебным рвением, доложил, что его приказы выполнены: убийца задержан, место проникновения обнаружено, а инграм забит, куда было сказано.

- Какая жестокость, - пробормотал Марк.

Он целенаправленно напивался, и к концу вечера, среди сутолоки приема, отключился в желанном сне.   



 *   *   *



Сознание возвращалось неохотно, выплывая из глубокого, полного кошмаров сна. Почему-то это не казалось ему пробуждением; он тяжело перемещался между разными действительностями, в которых существовал в форме тягучей и грязной субстанции, концентрируясь в тяжёлую каплю в момент перехода и расплываясь мутным туманом в каждом из миров...

Похмельный бокал, как обычно, стоял у изголовья, и Марк, не отрываясь, выпил его до дна. Но сегодня похмелье оказалось особенно тяжёлым и, бесполезно прождав несколько минут, он вызвал лакея. Прострация не давала сосредоточиться и осознать что-нибудь до конца. Поэтому он долго не замечал нервозности и излишней суетливости лакея, его убегающего взгляда и трясущихся рук. Только принимая бокал, Марк заметил, как дрожит хрустальный подносик. Выпив, он смог, наконец, сфокусировать взгляд. Лакей, кланяясь, быстро двигался задом в сторону выхода. Сообщать хозяину неприятные вести, тем более в похмелье, слуги безумно боялись.

Марк с садистским удовольствием подождал, пока до двери останется последний шаг, и окликнул лакея. Тот дёрнулся, как от удара, и на негнущихся ногах вернулся к постели.

- Не бойся, - сказал Марк, закуривая сигарету и откидываясь на подушки. Похмелье отпустило, и лёгкий наркотик, смешанный с табаком, позволил расслабиться.

- Перестань трястись и рассказывай, как там закончилась презентация.

- Всё в порядке хозяин! - бодро отрапортовал лакей. - Веселились почти до утра. Аватор Амалия к утру заявила, что её трижды изнасиловали, квестор Кринстоп злоупотребил и умер от передозировки, директор Бург кричал, что скоро нам конец, мол, акции падают, редактор Фам чуть не утонул в бассейне с русалками, еле откачали, несколько пьяных драк, пара ножевых ранений…

- Так чего же ты дрожишь, как истеричка? - зевая, спросил Марк.

        Лакей отвёл глаза и тихо пробормотал:

- Начальник охраны сбежал.

- Что?! – не понял Марк.

- Начальник охраны. Сказал, что после этого ему не жить, и сбежал.

- После чего - «после этого»? Не тяни, сволочь!

- Госпожа Милитина убита, - пробормотал лакей, опасливо отступая к двери.



*   *   *



Марк ворвался в кабинет Магистра под канонаду выстрелов. Магистр быстро сделал выводы после его прошлого визита - теперь у него был отряд вооружённой охраны, но это не помогло.

- Ты!!! - яростно выдохнул Марк, нависая над столом, и каменное выражение раскололось и исчезло с лица Магистра. Сейчас перед Марком сидел жалкий, перепуганный до полусмерти человечек, отчаянно топающий ногой по кнопке сигнализации. Краем сознания, затуманенного яростью, Марк отмечал, что открываются какие-то двери и вбегают охранники, вступая в перестрелку с его людьми, но это было неважно.

Он с ненавистью давил взглядом обмякшее лицо Магистра и вознёс над ним руки, перенося всю свою ярость в кончики пальцев… Но ничего не произошло. Магистр продолжал ошалело смотреть на него и колотить ногой по полу, бледный, обезумевший от страха, но живой.

В голову ударило страшной болью, казалось, череп взрывается с треском лопающейся керамики. Жуткий захват сковал движения, и тяжёлый спазм перехватил горло. Но Марк рванулся, отскочил назад и, выдрав из кармана пистолет, стал торопливо стрелять в ненавистное лицо. Со сладострастным восторгом он увидел, как появилась чёрная дыра во лбу, исчез в глазнице только что светившийся ужасом глаз, белыми осколками разлетелись зубы из оскаленного рта, а сзади летят и брызжут в высокую спинку кресла липкие ошмётки красной, белой и жёлтой мешанины, только что бывшие живой плотью Магистра Ордена.

Пистолет защёлкал вхолостую, и Марк опустил руку.

Ощущение удовлетворённой мести было сильно, однако, не доставляло больше удовольствия.

Марк замер и закрыл глаза… Но ничего не случилось. Стихли выстрелы и, напряжённо следя друг за другом, люди разошлись.



*   *   *



- Не будьте идиотом, Морган! - раздражённо произнес 075.

- Прошу без имён! Не забывайтесь! - взвизгнул 666.

- Пардон, пардон! И, тем не менее, эта история ни в коем случае не должна стать достоянием гласности, как пишут газетные графоманы. Заткнуть рты Креатуре, газетам, политикам - всем! Ещё не хватало, чтобы такая информация попала на глаза и языки. Это вам похлеще полковника Кларка. Любая гласность - нарушение наших основ. А с этим парнем мы разберёмся сами… попозже… когда придёт время. А пока его просто нужно опустить - тогда будет проще.

- Вы правы, друг мой, - мягко произнёс 2578. - Надеюсь, все согласны… Прошу голосовать.

- Единогласно! - подвел итог 075. - Действуем.



*   *   *



В узоре ковра в темноте спальни угадывались очертания чего-то бесформенного и угрожающего. Оно жило неподвижно и было страшно... С фальшивым чувством снисхождения к расшалившимся нервам, с усилием растягивая губы в усмешке, он включил свет. Ковёр был тем же самым, со стандартным узором, но ощущение угрозы продолжало исходить из той его части, куда он смотрел в темноте. Марк  погасил свет и лёг.

Жаркая сухая простыня, подушка противно - сухо и горячо, обнимает голову; под одеялом бросает в пот, без одеяла - в озноб…

Глаза закрыты, но нестерпимо хочется посмотреть снова. Он со стоном повернулся набок и приоткрыл веки...

В углу около кресла на ковре бесшумно изгибалась тьма, словно платок чёрной слегка серебрящейся вуали. Она была чернее темноты комнаты и, казалось, ничем не угрожала ему, но Марк знал, что это тьма иного мира, видимая только ему. Она появилась теперь, когда отравлено тело и ослабевшая душа становится легкой добычей. Она может подчинить, втянуть в себя, растворить… Чёрная вуаль постепенно разрасталась, заслоняла предметы комнаты, медленно ползла к дивану, на котором лежал Марк. Он закрыл глаза, но продолжал чувствовать её приближение и, вместе с ним, нарастающий страх. Тогда он встал и включил свет. Наваждение рассеялось, но страх не прошёл, сердце гулко колотилось в груди, и холодный озноб волнами пробегал по спине. Марк вышел на балкон и долго не мог прикурить сигарету прыгающими руками.

Вернувшись в комнату, он принял снотворное, но сон сжалился над ним лишь под утро, и в этом сне тоже была тьма. Постепенно на её фоне снова, как когда-то, стали проявляться лица демонов. Некрасивые, отмеченные усталостью, но уверенные и спокойные жутким, ледяным покоем. Они знали что-то для него неизмеримо важное, но не могли пробиться к пониманию. Лицо в центре, медленно наплывая и закрывая собой остальные, твердо и сердито шевелило каменными губами, беззвучно выкрикивая свои истины. И в больном сознании Марка возникал калейдоскоп несвязанных чувств, мыслей и безмысленных образов: круговорот коротких, как вспышка, видений могущества и благополучия, смешанного со сценами и ощущениями власти, исполнимости всех желаний, безнаказанной жестокости...

Потом всё это стёрлось широким мазком невидимой руки.

Проснувшись, он долго не мог отделаться от впечатления реальности ночного кошмара, и только основательный заряд спиртного окончательно прогнал наваждение.

Серый, задавленный низкими облаками рассвет, соответствовал настроению Марка. Третий день он скрывался в одной из гостиниц Лабиринта, ожидая полицейских акций. Однако, ничего не происходило, как будто не было перестрелки в резиденции Ордена, смерти Магистра и людей из его охраны. Газеты ни словом не упомянули о сенсационной разборке, молчали телевидение и радио, и от этого Марку становилось ещё более жутко…



*   *   *



В глубине души Марк чувствовал, что сооруженный им монстр не может существовать долго, и, когда это предчувствие начало сбываться, он испытал даже некоторое облегчение. Однако, крушение произошло быстрее, чем он ожидал. Против  «Цитадели», сохраняя внешнюю благопристойность, ополчилась вся финансовая система Государства. Банки задерживали платежи, извинялись и отказывали в кредитах. Срывались поставки, и почти прекратился сбыт. Иски, возбужденные юристами Концерна, несмотря на их очевидную обоснованность, отклонялись судами с необыкновенной лёгкостью.

Купленные политики стыдливо избегали встреч.

Ко всему прочему прибавились явные диверсии и саботаж директоров.

- Пожар на фабрике по переработке отбросов…

- Падение акций…

- Потеря рынков сбыта на западном континенте…, - докладывал секретарь. Мраморная бледность его лица последнее время приобрела зеленоватый оттенок.

Несчастья сыпались одно за другим.

Один за другим срывались проекты. Предприятия, составляющие Концерн, перестали быть послушными, и это не вызывало, как раньше, прилива губительной энергии. Его перестали бояться!

Ощущение игрушки чужой, насмешливой воли бесило Марка. Он возобновил совещание Совета директоров, но это было воспринято, как проявление слабости и только ускорило разложение Концерна.

С утратой деловой удачи ушла власть. Начались судебные процессы, которые довершили его разорение.



*   *   *



"… было два мира, и он существовал в обоих… Один мир – светлый и прозрачный, заполнял собой всё видимое и невидимое пространство, второй – плоский и тесный, допущенный существовать словно в одолжение. Горизонтальным слоем занимал он свою маленькую часть бесконечности; стеснённый верхней и нижней гранями, упрямо жил, дышал и двигался… Под верхней гранью низко нависали купы грязных облаков, лениво ползущих над неровной землей, заполненной движением жизни - нервной, лихорадочной, обречённой…, и всё меньше становился маленький мир пространством, где Бог встречается с человеком… И он был в этой жизни и одновременно наблюдал за нею из большого мира и слушал мелодию умирания, потому что в маленьком мире оставалось всё меньше созвучного изначальному смыслу, вложенному в него при сотворении. Грубо диссонировали с ним внутренние порождения маленького мира; не сознавая саморазрушения, люди создавали такую жизнь, в которой не было места Богу…

И наступил последний миг, когда превзошел маленький мир последние степени беззакония и тогда движение в нём остановилось: замерли облака, прекратилось шевеление существ, замолкла изломанная мелодия жизни… И испытанное там, в остановившейся жизни, было страшнее и горше всего, что могло предложить самое изощрённое, но всегда ограниченное человеческое воображение, ибо внешний распад не идет ни в какие сравнения с мукой и ужасом гибнущих душ…"



Марк проснулся от скрежета собственных зубов. На мгновение в нём ожил отголосок адской боли из сна, и этого оказалось достаточно, чтобы тело изогнулось в корчах и забилось среди скомканных простыней. Потом всё прошло, и он рывком сел на кровати. "- Дурацкий сон…, дурацкий сон…, - мелькало в мозгу. - Но страшно… К чему?…" Он вдруг словно ещё раз испытал ощущение нарушенного равновесия, его потянуло вправо и вниз, захотелось упасть в подушку и долго-долго не подниматься… Марк напрягся, сбрасывая наваждение, тряхнул головой и огляделся.

Мутный рассвет смотрел из-за косо сдвинутой шторы. Где-то он уже видел такой взгляд: неприветливый и вынужденно терпеливый, словно его с удовольствием перестали бы видеть, если бы это было возможно.

Дешёвый гостиничный номер, стол со сдвинутой скатертью, пустая бутылка из-под шампанского…, скверный вкус во рту, голова, набитая ватой…

Рядом тяжело, со сведённым в морщины лбом и жалобным изломом губ спит незнакомая женщина. Край простыни открывает маленькую ногу с облезшим лаком на ногтях и свежим синяком на бедре у самого паха. Марк смутно вспомнил какие-то дикие скáчки под музыку в ресторане, и потом это лицо, возбуждённое и возбуждающее, мягко парит в плавной мелодии танго.

Он поискал глазами и, обнаружив в углу холодильник, пошатываясь, направился к нему. В холодильнике оказалось несколько бутылок пива, и Марк выпил одну из них тут же, стоя у открытой дверцы. Однако легче не стало. Он вернулся к кровати и, пошарив в карманах пиджака, достал тонкую пробирку.

Таблетки…, колёса, везущие прочь, маленькие пули из стеклянного ствола, медленный взрыв растворённого барбиталамина… Новая реальность, новое отражение в искривлённом кем-то зеркале. Век бы не видеть… Почему я должен всякий раз вздрагивать и покрываться мурашками, когда появляется белое лицо с чёрными провалами глаз?! Зачем оно появляется? Игла в виске…, кто-то ворочает в груди грубой деревянной лопатой… Почему нужно думать? Кому нужно, чтобы я думал? Не думать! Ещё один взрыв, разбавленный пивом. Мерзость, но так лучше - так расползаются мысли в этой новой реальности. Здесь тоже всё плохо: и эта комната, и штора, и сгоревшая спичка на полу. А зачем это существо на кровати? Плевательница, протез, который надевают на короткое время, когда возникает прихоть… Хоть бы так не ныло внутри, хоть бы ненадолго притушить, пригасить, остудить, залить, запоить проклятую тоску, хоть на секунду, на длинную, дли-и-и-нную секунду… лучше до конца жизни.

 

*   *   *



Чёрная капля закипает жёлтыми пузырями, испускает тяжёлый дым. Он вливается в лёгкие, в кровь и в мозг, обволакивает и подчиняет… Но нет ни озарений, ни сладостной растворённости, ни безразличного покоя. Словно раздвигая занавес, появляется из темноты вереница мертвецов. Cливаясь с ночью, проходят едва покрытые плотью скелеты бывших великих - они остались только там, в глубине ада, а ближе топчутся мелкие мерзавцы - выродки последних поколений. Среди них и Великий Вождь с лохмотьями набальзамированной плоти, и его полуcгнившие приспешники, а ещё ближе Квестор мрачно грозит пальцем и Прокуратор - белое пятно с чёрными провалами глаз…



*   *   *



Жуткая химера светит красными глазами из глубины фронтона… Зачем я здесь? Подмышкой - шея шофёра…, ступеньки, чёрт! Куда меня тащат? Новая дверь! Старую-то мы выбили! Вот было смешно.  Теперь ключ, вот он – у меня. Почему так плохо? Тошная слабость, и клубится липкий смрад, отравляет всё вокруг… И больно! Всё больнее! Что за сволочь выворачивает руки, ломает все кости – сустав за суставом.  Нет слов - сказать, как плохо.  Всё болит… болит даже воздух вокруг головы… А есть ли здесь воздух, ведь я задыхаюсь… То, что входит в лёгкие со вдохом – разрывает грудь, внутренности, режет сердце. Теперь я знаю, что такое ад! Где этот чёртов врач? Сделайте что-нибудь! Что угодно, только не эта боль, не этот ужас! Плевать! Один укол ничего не значит. Нет, никакой аллергии. Да, быстрее же, чёрт возьми!

Марк смотрел, как игла входит в перетянутую резиновым жгутом вздутую вену и поршень медленно выталкивает из стеклянной трубки прозрачную жидкость. Врач быстро выдернул иглу, прижимая место укола ватой.

- Прилягте. Если будет плохо – скажите.

Марк закрыл глаза. Плохо не будет. Хуже, чем было, не будет, не может быть, не бывает. Он почувствовал, как, словно горячим душем, разом смыло всю грязь, боль и тревогу, тело на мгновение лишилось веса, поплыло в сказочном блаженстве. Как глупо было страдать среди счастья и гармонии вселенной, среди этих правильных рядов чётких геометрических фигур, возникших перед ним. Светясь и переливаясь радужными бликами, движется череда пирамид, конусов и цилиндров; прозрачные треугольники, круги и квадраты плавают, проникая сквозь объёмные фигуры, всё чётко и определённо, и вечный покой пронизывает это гордое совершенство…



*   *   *



Нет, клетки, которая не вопила бы от горя, боли и страха… Нет живого места, свободного от убивающей мýки… Надорванное горло больше не кричит и только заходится надсадным сипением. Тёмный подвал, сырой тюфяк на цементном полу… Но вот же - стена - грубый, бугристый бетон - об него так хорошо можно разбить голову и прекратить, наконец, эту пытку. Ты победил, кукловод! Я больше не могу …

- Я ведь говорил, что у вас тоже будет ломка.

Знакомый голос… Тёмные силуэты вокруг… Пламя свечи… Отблеск на трубочке шприца…

- Сейчас, сейчас…

Марк не почувствовал укола, но злая боль отступила, перестало выкручивать суставы и прояснились мысли.

Наркоман полоскал шприц в миске с водой. Ещё молодое лицо, но - словно приклеенные, сизые мешки под глазами, шрам от подбородка к виску…

- Ты как здесь?

- Отсидел вот. Три года. Теперь - свободный…

- Не бросил.

- Кто ж это бросит?! Вы усните, ломка по-сухому – это тяжело…



*   *   *



- Но я же только хочу объяснить, - губы немеют, не слушаются. Но должны же они понять. Внутренности рвёт, выворачивает суставы… проклятая  слабость…

Чёрные фигуры извиваются и плывут… Гнусный хохот… нестерпимый душный запах карболки и дёгтя…

- Сиди, козёл! - толчок в грудь, и пропадает неустойчивая опора ног. Взрыв в голове и блаженное беспамятство…

- Выкинь его, всё равно загнётся…