Утро - снова!

 Отходя от перрона, поезд медленно набирал ход. К его запотелым окнам тянули шеи фонари, пока не исчезали из вида. Нарастающее покачивание не мешало одним пассажирам спального вагона   расшаркиваться в коридоре с соседями, другим устраивать скандал за сырое постельное бельё и отсутствие пепельниц в купе, третьим – запивать снотворное шампанским прямо из горлышка. Немало было и таких, которые спешили в вагон-ресторан демонстрировать загар в декольте  хорошенькой и до безумия отчаянной спутницы.
«День да ночь – сутки прочь…» А что можно успеть за сутки? В дороге – не многое: сменить климатическую зону, неудобную верхнюю полку на нижнюю… «А ещё можно притвориться больным, сойти на следующей станции и вернуться домой! – пошаливали мыслишки, внутренняя недоговорённость тоской окатывала. –  Что за мальчишество – сойти! Нет никакого резона! И чего это ради? Чтобы потерять большую часть вознаграждения? А потом – всё заново: сортировать помои  на заднем дворе ресторана гостиницы или с замиранием сердца выжидать, когда в окне раздачи тебя разглядит необъятная противная старлетка?» Всё верно! Любое побережье возьми: с достойными заработками непросто. Зато романтическим встречам и знакомствам – никаких препятствий.
Вот недавно совсем. Барменил Пророк в кафе. К нему за стойку сели две роскошные клиентки из тех, кому за… Не спеша закурили «Русский стиль», сделали заказ. Весь вечер ненавязчиво заигрывали. Без церемоний ушли, а после себя оставили аромат духов далёкой неизвестной цивилизации и визитку в пустом фужере, где указали номер «люкса» и предлагаемую сумму за ночь. Только вот за одну или за обеих сразу? Судя по сумме – за обеих. Или как раз за новенький усилитель взамен сдохшего. Бесспорно, дело сугубо добровольное. Хочешь – иди, не хочешь – как хочешь: оставайся без самого необходимого. Пару лет назад презенты от престарелых подруг в виде инструментов или аппаратуры – в чём больше ребята из собранной ими самими же под предводительством Вадима Зарокова, а меж собратьев по струнам и грифу Пророка, группы нуждались – явились настоящей находкой. Музыку сочиняли, о концертах мечтали – в будущем. А пока…денег на инструменты не было и не предвиделось. Как репетировать? Ответ фланировал по набережной со скучающим видом и туго набитыми чемоданами денег. «Ничейные» дамочки! Постепенно все начинающие музыканты перепробовали эти «переспелые персики»: с виду аппетитные, горькие внутри.   И ничего! Живы и здоровы!
Как ни выкручивался Вадим – где за перспективы подработки, где за неустойчивые, как сигнальные буйки на воде,  принципы цеплялся – не устоял. И так прикидывал, и эдак. Бесспорно, шанс подрулил – грех отказываться. Случится ли подобное – не думал в тот раз. Обязанность бармена – находиться на своём месте, в царстве льда и стекла. Теперь искать повода для раздумий без толку. Кафе «Прибой», расположенное в самом центре пляжа, пользовалось бешеным успехом у отдыхающих. Работа кипела день и ночь. Красная от солнца ребятня успевала проглотить пару порций мороженого и опять бежала купаться, пока взрослые не спеша тянули слабоалкогольные коктейли сквозь соломинки. Жара одна за всех съедала обеды. Ближе к закату её аппетит ослабевал, зато проявлялся с удвоенной силой у отдыхающих. В заведении готовились неплохие закуски и горячие блюда. Посетители, соорудив вечерние наряды из цветастых простыней и полотенец, задерживались в уютных кабинетах-беседках на пляже на ужин. А летом как? Не успевал закат причастить ночь на бдительность, как рассвет первым лучом крестил её затылок и резво пенил купель моря. Время летело стремительно. Пляж не отпускал от себя ни на шаг.
На место бармена Вадиму удалось устроиться временно, пока друг не вернётся из «командировки». Несколько недель назад он приступил к работе и надо же! Рейтинг заведения заметно возрос. Шеф, поначалу внимательно поглядывающий за новичком, на третье дежурство сменил предвзятость на добродушие и не успевал подсчитывать прибыль. Если намечался выгодный клиент – обязательно к Вадиму под присмотр подсаживал. Что ни говори, а устав  заведения обязывал: клиент всегда прав! Плевать, если разумного в его желаниях – капля. Капля по капле – море. Море денег! Серьёзное обоснование склонить правду на свою сторону. А кто не в море – тот не рыбак. Куда бежать, куда прятаться? Пляж – налево, пляж – направо. По ту  сторону моря – тоже пляж. Сразу смекнув, что к чему, парень не артачился, и чаевые текли в карман неиссякаемым потоком. Но народ, а среди них сплошь взрослые дамочки, не упускал возможности полюбоваться, а если повезёт, завязать знакомство со смуглым мальчиком в обтягивающей торс тенниске.
Для публики развлечение, а для Вадима – бессмысленная возня. Как же! Любая, только ресничкой махни, готова глаз не сводить. Лишний повод друзьям для зависти. Вадима это не радовало. Поначалу пугало, изводило смущением, когда солидные матроны вели себя неприлично, пытаясь залезть ребёнку в штаны. Потом, когда подрос, сам много раз обжигался. Любвеобильные подруги ничем не гнушались. Истязали тело похотью, мутили рассудок прихотями, терзали душу откровениями, бросали, дёргали, ломали, как невоспитанные дети оставленный без присмотра инструмент. Многие, услышав, как он играл, горы золотые обещали. Он верил, надеялся, а наутро просыпался в чужой постели или прямо на берегу с гитарой в обнимку и шёл домой. Жизнь походила на дешёвое турне, а он – на солиста затрёпанной «фанеры».
Совмещать увлечение с заработком – естественный выход. А ещё играть на улицы или в рестораны – всё равно куда – гнала надежда: вдруг кто услышит и оценит. Так пролетали летние месяцы. Отдыхающие приезжали и уезжали, знакомства обрывались, друзья забывали писать. Случай проявить себя мог подвернуться в любое мгновение, и ребята старались. В группе происходили перемены. Кто-то не выдерживал, находил более серьёзную работу или подходящую для совместного проживания кандидатуру. Кто-то навсегда уезжал. Таким завидовали. В душе каждый стремился достичь намеченных высот. Для их покорения оставалась одна дорога: в Москву. Как туда попасть? Очень просто: заработай на билет, проживание, одежду, питание, расходы туда-сюда. Одним словом, начни заново. А как? И побережье вновь и вновь зажигало огни. Оркестр полуночного прибоя аккомпанировал тихо в лад. С ночи и до утра звенела в руках гитара без недопевов и полутактов.
Когда пришёл в кафе, подумал было, что от многих крайностей и потерь загородит его надёжная стойка бара.
Выступать в ином амплуа было и обычно, и необычно. Как всегда на виду, но без всяких там глупостей. Правда, меньше времени оставалось на репетиции, приходилось приспосабливаться, отключаться от действительности и мысленно сочинять. Бумагу с ручкой держал под рукой, улучал минутку и записывал. Вместе с ребятами потом разбирались. Благодаря работе капиталы прибавлялись. Постепенно Вадим успокоился настолько, что и думать забыл о пустых хлопотах и напрасных переживаниях. Одной подруге доверил себя – гитаре. От музыки не отрекался и тогда, когда из нетерпеливых женских рук на зеркальную полировку перед ним сыпался пляжный песок вперемешку с деньгами. Бармен не реагировал и продолжал невозмутимо смешивать в бокале умиротворение и восторг, насвистывая что-то себе тихонько под нос. Во время отдыха или на пляже позволял себе расслабиться. На расстоянии влажные загорелые женские тела сливались в одно, аппетитно-стандартное. Но для победы над бдительностью искушения было мало. Стабильный заработок и надёжный источник дополнительных доходов – вот самый прямой путь к исполнению планов.
Как только немолодой, донельзя взбалмошной клиентке удалось перевернуть всё с ног на голову? Чего окружающим стоило её появление! Пока она с нескрываемой нервозностью пробиралась к стойке бара, ухитрилась опрокинуть стул, застёжкой сумочки выдернуть клок из причёски дородной посетительницы и послать подальше пару безмозглых нахалов. Неразбериха следовала за ней по пятам. Возгласов возмущения вслед она не замечала. Более того, шум и суета как бы поддерживали её дух. Она вела себя так, как на людях вели через чур самоуверенные люди, к тому же богатые. Они никогда, нигде, ни в какой ситуации ни на кого не обращали внимания. Часто деньги и связи полностью заменяли им друзей.
К новому человеку подскочили сразу две официантки. Они по очереди предложили карты закусок и напитков. Клиентка в них даже не глянула, а устроилась поудобнее на высоком стуле и уткнулась в сумочку. Девушки, как фрейлины Её Величества, покорно ждали. Хорошо видимые украшения и невидимый макияж заставляли вытягиваться смирно в её присутствии. Даже шеф выполз из своего угла. На ходу, правда, он успел различить на женском лице едва заметные паутинки морщинок, а в глазах ядовитое презрение к старым паукам и решительно свернул в сторону, оставляя, как всегда, всё на бармена. Тащиться на поводу у других – не выход из положения. Вадим в первую очередь стремился к отношениям без всяческих недоразумений. А что на самом деле – кому это важно? И всё всегда выходило хорошо. Отчего-то на этот раз неясной, едва различимой досадой дрогнуло сердце. Бар – его вотчина. Он там полноправный хозяин. Случайно ли дамочка обосновалась напротив? Зальёт грусть и начнёт изливать душу – одна песня. Сколько таких Вадим наслушался! И сегодня они ему не по нутру. В голове засел мотив – никак не вытащить его наружу. Думал, спокойно поработать – не получилось. Заранее чувствуя неприязнь, он исподлобья следил за вознёй у стойки. От мельтешения рук с длиннющими ногтями замутило. «Зачем ей столько? – первое, что пришло в голову: ногти по форме напоминали медиаторы. – Ей ведь на музыку наплевать! Такими только по стеклу царапать». Дрожь от воображаемого скрипа собралась комочками на локтях. Личная неприязнь – не повод для публичного пренебрежения. В конце концов, он не на свидании, а на работе. И что ему за дело до чужого маникюра? Проглотив недовольство, Вадим предпринял попытку улыбнуться.
Сначала дама не спеша разложила перед собой в порядке возрастания серебристую зажигалку, серебристого цвета телефон, портсигар и кожаный, на манер мужского, тугой портмоне, потом вынула из портсигара чёрно-коричневую тростинку «Моre», чиркнула, то ли вздохнула, то ли сделала затяжку и подняла лицо. Основательность приготовлений впечатлила, хотя выдержки персоналу было не занимать. Насмотрелись на всякое. Клиентка же повела себя так, будто девушек по бокам увидела впервые. Она сделала удивлённое лицо, нахмурилась, в раздражении дёрнула плечом, избавляясь от официанток, как от назойливых мух, ещё раз глубоко затянулась и сделала заказ.
Вадим удивлённо перевёл дух. По сравнению с «Отвёрткой» или «Кровавой Мэри» названия её коктейлей ласкали минором: «Сан-райс». В вольном переводе – солнечный рассвет. Или просто – восход солнца. Ничего! Подходяще! Главное – соблюсти пропорции. Переборщишь немного и всё испортишь. Бармен занялся делом. Но только для того, чтобы поддержать репутацию заведения. Смаковать клиентка и не собиралась. Она в два глотка опустошала посуду и заказывала по новой. Устраивали её или нет старания бармена, было не понятно: её взгляд, безликий, как льняное полотно, оставался в одной и той же точке, а рот занимала сигарета. Когда ей что-то требовалось, она поднимала заострённый палец и указывала на самую дорогую бутылку. Каждый раз Вадим невозмутимо кивал и принимался за работу. Руки делали своё дело, взгляд блуждал поблизости, но в открытую не пускался, исподтишка наблюдая, как ноготки  выцарапывали из портмоне купюры. Деньги текли рекой, но это не радовало. Вадим разменивал их в кассе и всю мелочь, до копейки, отдавал со сдачей. «Чем больше мелочи, тем больше чаевые». Неукоснительным правилом барменов решил не пользоваться. Кто много платил – ещё больше требовал. На сдачу клиентка не реагировала, и горка монет раздражала нелепостью, как в давно-давно Китайская стена кочевников.
Работа, между тем, превращалась в соревнование. Причём, единственным участником забегов был Вадим, а дама только давала старт после того, как пригубляла приготовленный напиток. Не успевал бармен отойти к другому клиенту, как вновь приходилось возвращаться. Больше всего настораживала стоимость недопитого. Так безрассудно выбрасывать деньги вряд ли было принято даже у богатых людей. Не готовилась ли посетительница устроить скандал, чтобы выплеснуть своё раздражение? Такое случалось. Вадим с опаской приближался к женщине. В том, что она появилась в их забегаловке неспроста, не оставалось сомнений. Бармен терялся, недоумевал, но всё делал, как положено. Чужая тайна притягивала. Вадим уже не покидал клиентку надолго. Но время шло, претензии не предъявлялись, олата проводилась регулярно. Манерностью в поведении и не пахло. Женщина не улыбалась, не пыталась что-то объяснить, просто пила и курила. Копить посуду у всех на виду было не по правилам, но Вадим долго ждал, прежде чем очистить стойку от заполненных стаканов. Интриговала нестандартность ситуации. Гадать о чужом настроении – дело мучительное и неблагодарное. Игра без слов – серьёзная игра.
Солнце промокнуло с себя в море дневной налёт и покинуло небо, не забыв последним лучом дотянуться до выключателя. По периметру кафе загорелись гирлянды. Вечер был в самом разгаре. Горячее шло хорошо, с десертом никто не спешил. Вадим колдовал над смесями и чаще, чем обычно, забывался и замирал с ломтиком лимона в руках. В последний раз и не заметил, когда дама оставила своё место. Поискал глазами по залу. Недавно к ней подходили несколько типов, приглашали на танец. Она доходчиво объяснила, что не танцует, но чужая назойливость бывала туповата. Что не сделаешь ради собственного спокойствия? И танцевать пойдёшь мимо воли. Отчего-то Вадим заволновался, но среди танцующих её не обнаружил. Осмотрел  место – все вещи лежали нетронутыми. Прихватить с собой сумочку она тоже не догадалась. Что за беспечность! Или решила, что и с этой работой бармен справится? «Вот стерва! Хоть бы предупредила!» – в таком состоянии от неё можно ожидать чего угодно. Становиться соучастником чужих дел Вадим не собирался и волновался сильнее.
Музыку душевного равновесия оборвал звон посуды. Вадим вздрогнул и посмотрел в зал, как знал, что причиной всему – его клиентка. Перед растерянной официанткой стояла действительно она, но с ужасающей переменой в лице и битой посудой под ногами. Пьяная от злости, больше, чем от выпитого, женщина готова была девчушку растерзать. «Шлюха! Гадина! Проститутка!» – первые слова, что слетели с её губ. Весь вечер сосредоточенно молчала, словно мысленно репетировала. И чем могла насолить ей эта несчастная? Её и на работе-то не было – отпрашивалась ещё с утра у шефа на какие-то свои мероприятия. Недавно только пришла – и на тебе, нарвалась! Случайно или не случайно? Второй раз за вечер Вадим задал себе вопрос, связывая его с одной и той же женщиной, от былой невозмутимости которой не осталось и следа. Глаза сверкали бешенством, челюсти сцепила злоба, грудь под облегающим слоем хлопка заходила ходуном, живот втянула ненависть. Ситуацией она не владела и слов решила больше не тратить, а отвела руку и наотмашь хлестнула девушку по щеке. Тут же отвела назад другую руку, чтобы снова ударить, но её вовремя перехватил охранник. Она тем же манером решила разобраться и с ним, и оказалась в плену удава в его крепких руках. Попробовала поднять колено и повисла над землёй, беспомощно бултыхая ногами. По воздуху, в объятиях охранника, дама покинула заведение.
Официантку Вадиму удалось привести в чувство только порцией спиртного.  Пока она, прячась от любопытства посетителей под стойкой, размазывала салфеткой дрянную тушь по щекам, решал, что делать с дамской сумочкой и кучей денег на столе: «Телефон – не мелочи. Очухается – вернётся. Начнёт деньги пересчитывать. Заказов немеряно. Попробуй, докажи, что ни копейки не прикарманил». Но тревожило не оставленное без присмотра добро.
- За что она тебя?
Девушка скривила губы в вульгарной ухмылке:
- Да так, – Вадим ждал не простых объяснений. Чужая тайна, томившая весь вечер,  вот-вот должна выйти на поверхность. – Дура! Из-за ржавой кочерыжки в морду получила.
- Из-за мужика? – сразу и не понял. – Он что? Супергерой?
- Да куда там! Миленький, смазливенький, вертлявенький… Молодой совсем! Пристал ко мне вчера на пляже, хвастался, какой он богатый. Так и ушли вместе. Откуда мне было знать, на чьи деньги гуляю?..
Вопросов не было. Как сойдутся бабы мужиков делить – попробуй, разберись. От такого лучше подальше. Бармену – тем более. Так лучше сразу оградить себя от неприятностей. Скинув в сумочку вещи и деньги бывшей клиентки, парень предупредил шефа, что скоро вернётся, только отдаст чужое, чтобы заведение от повторного визита не пострадало, и кинулся догонять. Шеф уже вслед ему кивнул согласно, но своего исполнительного работника в ту ночь больше не увидел.
К вечеру следующего дня его отражение бодрилось уже в затемнённом сумерками окне. Так быстро всё произошло, что не успел опомниться как следует. Бессонная ночь посадила на поезд и не махнула рукой на прощание. И некому отчитать за опрометчивость. Вадим в растерянности перевёл взгляд на свою спутницу. Кризис миновал, признаков вчерашней истерии не осталось и следа. Переживать свою боль гораздо легче, чем горе чужого человека. Тем более хрупкого и  беззащитного, какой показалась она ему вчера, трясущаяся в припадке в черте всё отрешающей воды. Подошёл вплотную и не успел сообразить, как всё произошло. Потянулась к нему за сумочкой и неожиданно сама оказалась в его руках. И так ей было плохо, бедняжке, а он один рядом, что не знал, что предпринять. Оставлять одну у моря – нельзя. Как успокоительное такое “лекарство” в больших дозах было опасно.  Не в бар же вместе возвращаться. Да там и смена заканчивалась. Взял за руку и привёл к ребятам. Там – хорошо. Там – все друзья. И песни ночь напролёт. Утром, едва успел помочь вещи запаковать, сразу на поезд. И снова с песнями! Пока в купе «на посошок» играл, поезд тронулся. Пришёл проводник, а у них на двоих – два билета. И поезд не остановишь, и всё законно. И гитара с собой. И впереди – Москва!
Вот ради чего всё и бросил! Мечте доверился. На Москву, заманчивую и далёкую, всего с потрохами поставил себя. Разумно взвешивать и просчитывать перспективы было некогда. Не то чтобы о поездке, о близости не думал. Взгляд, как в тёмных песках пляжа, заблудился в пепельно-русых волосах и вздрогнул в смущении: «А дамочки эти с обшелушенным румянцем на носу от передозировки ультрафиолета могут оказаться действительно щедрыми. Как его теперешняя…э-э…Анфиса? Клариcса? Нет, чёрт, Олимпиада! Ужасно неподходящее внешности имя. Не перепутать бы! Но это не главное…»
Мысли мешались с чувствами и не давали покоя. Думал, в дороге пообвыкнется, решит, как быть дальше. Ведь кто её знает? Златоглавая – девка ненадёжная, поманит наманикюренным пальцем из дверей электропоезда на станции «Заветной мечты» и ведьмой унесётся  в подземелье: приворотное или отворотное зелье варить? Лаской ли, радостью встретит? Возвысит ли до священных небес или оглушит извечным стоном колоколов? И сейчас уже звону в ушах полно: не легко самому с собой в жмурки играть! Давно научился надеяться на себя, но поддержка коренной москвички могла оказаться кстати.
И всё-таки на Москву, а не на заманчивое предложение сопроводить за «гонорар» пострадавшую от жестокости юга путницу «до дому, до хаты» клюнул. Вадим снова поднял на довольную жизнью женщину глаза. Хитрющая! Как всё обставила: благодарность и гостеприимство. Хоть на целый месяц, а может и больше: «Как тебе понравится у меня». Надо быть осторожнее. Как на самом деле всё обернётся? Опять же, что, чёрт возьми, стоило перетерпеть месячишко, а потом, даже если с первопрестольной не срастётся, целый год заниматься своими делами: мечтать, сочинять, репетировать… «Тог-да, тог-да! Тог-да, тог-да!» Тогда любое прослушивание по карману!» – аккомпанировал мыслям стук колёс. Ему вдогонку костяшки пальцев уже барабанили необычный ритм. Музыка возникла неожиданно, словно игрушка механическая ожила. Надо бы сосредоточиться, ухватить хоть что-то, пока завод не ослаб. В два хлопка перекрестил карманы: ручки нет. Взгляд в надежде зашарил по столикам вокруг. 
Искомую вещь сжимал почти детский кулачок. Сконцентрироваться  на «самописке» оказалось нелегко. Нервно двигалась она внутри  скрученной ладони: туда-сюда, туда-сюда. За этими движениями, как кобра за дудочкой, наблюдало небритое мурло. Не до конца застёгнутая «молния» его мятой спортивной куртки открывала то ли грязное, то ли загорелое тело. По впадине меж накачанных салом грудей струился пот. Видон ещё тот! Вадим поморщился и переключился на  «гипнотизёршу». Любопытство,  не куражась, сдалось восхищению в плен: «Как она терпит рядом этого скунса? Полюбуйтесь: взгляд прямо кошачий! Выслеживает добычу или, наоборот, ждёт нападения? Судя по бровям «на взводе» – готовность чёрт знает к чему!» Со времён летних загородных лагерей у Вадима при взгляде  на девчонку так не захватывало дух…
Когда лучшая вожатая Валентинка, рыдая по удравшему без неё домой напарнику Валерику, укладывала оставшихся до утреннего рейса ребятишек спать, круглое лицо её опухло от слёз. Это не портило: нечего было. Мордашкой Бог обделил, точно, а вот фигурой! Все мальчишки в лагере, мало-мальски интересующиеся сквозь «глазки» в душевой загадочным строением женского тела ходили «болеть» за Валентинку на волейбол.  Подпрыгнет девчонка, подденет мяч ловким движением: «Го-ол!» И долго не могут угомониться две упругие, как теннисные мячики, её совсем уже женские груди. 
Перед отъездом не спалось. Воспитатели «напрощались» вдрызг и разбрелись по углам. Вадик открыто гулял по знакомым аллеям и не узнавал их: вздорно и чудно перепутала декорации Ночь. В скрипичной тональности прощались качели –настроению подстать. Не сказать, чтобы смена весёленькая была, просто позади ещё один жизненный этап. А с каждым новым этапом приходилось становиться взрослее. «Может, и не удастся больше в лагере побывать...»  С грохотом скатился на землю разбитной джаз-банд дождя. Вадик успел юркнуть под навес, ладонями о перила подыгрывая небесному ансамблю. Ведущую партию просаксофонил тягостный вздох. «Ветер?» – парень огляделся: за плечом серое пятно вздрогнуло посреди темноты. «Валентинка!» – трепыхнулась душа. Всю смену на неё заглядывался и боялся подойти: Валерик опередил. Но сейчас его и близко нет! А она вот здесь, совсем рядом. На цыпочках подошёл тихонько вплотную и  погладил по голове… Словно из-за кулис, из-за туч, выглянула Луна, зорким глазом оценила обстановку, и, заметив парочку, недовольно спрятала подбородок в облако-шаль. Оба не обратили на старуху внимания, замирая от неуёмных ласк, слепых от нетерпения  поцелуев, скомканной нежности...
Утром прибывшие автобусы враз суматохой излечили от безумного похмелья. Как бандит с места преступления ринулся Вадик куда подальше. А когда опомнился, огляделся, сообразил, что к чему и оглянулся: в проём беседки сиротливо выглядывал лишь пустой теннисный стол… 
Тот первый опыт любви уже давно не являлся единственным. Но одинаковой  монотонной грустью разбавлял остальные. Вот и малышка напротив совсем не походила на ту Валентинку. И от Липы отличалась. Если не красотой, то неискушённой юностью. И к тому же была единственной здесь владелицей необходимого предмета... Вадим выдохнул нахлынувшие  воспоминания и деловито повернулся к спутнице:
- Я отойду?
Олимпия с соседкой обсуждали акцизы на спиртное и табак, а также  ожидающееся введение пошлины на ввоз меховых изделий из-за границы, – всякую неинтересную для Вадима чушь. Она же так увлеклась, что лишь небрежно отмахнулась.
- Я сейчас вернусь! – на всякий случай повторил Вадим.
-  Какой воспитанный у вас сын! – прервалась собеседница, провожая взглядом стройную фигуру. Липа сбилась с мысли и недовольно посмотрела вслед:
-  Ах, Вадик! – запоздало сообразила она. – Он у меня молодец!
- Познакомите? – проурчала с  улыбкой, сузив зрачки до животного состояния.
Олимпиада переменилась в лице, как порядочная проститутка при известии о внеочередном «субботнике», но опомнилась и скорчила виноватую гримасу:
- Ох, уже так поздно! А мы привыкли рано ложиться. Тем более, завтра трудный день… Всего хорошего! – И стремительно поскакала к выходу, словно опасаясь погони. Вадим как раз поравнялся с клиентами последнего столика, как она пронеслась мимо со словами: «Жду!» – и смела на пол ручку, с которой за минуту до этого рассталась малышка.
«Чего это она?»– зная вспыльчивый характер Олимпии, Вадим  почувствовал неловкость: уж не его отлучка тому виной? Что же теперь? И на шаг от неё не отойти? 
- Извините, - пробормотал упавшим ниже пола, на рельсы, голосом, отчего тот задребезжал, как пустая консервная банка. – Я подниму.
- Ничего-ничего! - Малышка отреагировала моментально и тоже нагнулась. Их лбы высекли искры. Взрывная волна отбросила Вадима назад.
В то же мгновение верзила перекинулся через стол:
-  Ушиблась, моя кошечка?
- Отвали! – застонала она.
Вадим успел заметить, как из мужской руки под столом выскользнул лайкровый глянец коленки.
Только-только было установившееся душевное равновесие сорвалось. Вадим и не заметил, как оказался у дверей купе и дёрнул её рывком. Может, удастся, наконец, сесть и спокойно поработать. Но нет!!! Этого ещё не хватало! Мрачное освещение намекало на худшее. Воистину сегодня – плохой день. И закончится, по всей видимости, должен плохо!
Хоть поезд шёл ровно, замедляя ход у очередной станции, Липа возлежала, поперёк перетянутая ремнями безопасности. Её недовольное лицо периодически выхватывалось из темноты жадным зевом света. «Это как же надо  дорожить своей драгоценной натурой даже на нижней полке? Не наше дело! А наше? Эх!»
- Сколько можно тебя ждать? – раздражение в голосе  убивало всякий настрой.
- Уже иду!.. – на игривый ответ едва хватило сил. Заставлять себя думать о женщине против воли – тяжело. А заранее чувствовать в близости отвращение – противно окончательно. Но он ведь артист! А артистам положено выступать. Придерживаясь за поручни, словно за стойку стриптизёра, Вадим начал раздеваться. Не ожидая подобного, Липа замерла. Пол раскачивался под ногами. В такт ему двигалось тело. Имитируя кайф, Вадим закрыл глаза. Обеими руками взялся за воротник тенниски и медленно стащил её через голову. Наэлектризованные, волосы растрепались. Вадим, красуясь, демонстративно заправил их за уши, но руки не убрал. Он и сам не понимал, что делал. Оставаясь с четверть минуты неподвижным, поначалу думал, что это попросту игра. Внутри всё равно ничего – пусто. Тогда почему скрутило живот? Пока прислушивался к скрежету железа под полом, затекла шея. В замешательстве размял мышцы и опустил руки к груди. Пальцы задели кожу. Вадим напрягся. Раньше такие фокусы с собственным телом никогда не проделывал. Ощущения удивляли и давали возможность оставаться свободным в своих желаниях. Но ведь он только что никого не желал! Откуда волшебство? Глаза открывать не стоило. На своём месте Липа оставалась неподвижной, напуганная собственным возбуждением. Ей такая магия не под силу. Тогда чьи нетерпеливые, едва различимые вздохи пробивались сквозь стук колёс? И чьи неуловимые прикосновения направляли дрожащие руки к застёжке на джинсах? О чьей нежности стоило мечтать? Чьи угадывать силуэты в сгустках темноты за окном? «Кошечка», помоги!» Нужное заклятие подействовало. Не в силах сдерживаться, облизал пересохшие губы, чтобы повиновались:
-   Я хочу тебя! – голос сорвался.
-  Я готова… - прохрипела Липа, моментально теряя сознание от чувств… 
Потом, чтобы не разбудить, Вадим осторожно сполз с постели. Липа, не просыпаясь, повернулась на бок: сказывалось безумие последних дней. Вадим оглянулся на её возню и замер. Он подождал ещё, боясь спугнуть сон женщины даже мыслью. Поезд равномерным стуком колёс подгонял время. Жаль, что растворяться в нём без всяких потребностей человек так и не научился. Наоборот, безумно захотелось курить. И никаких сил терпеть! Липа обожала ментол, и за обычными сигаретами надо было идти в вагон-ресторан. С чувством выполненного обязательства и в полном смятении Вадим взялся за ручку двери: по крайней мере, герой свободен. Герой может отдыхать!
На иллюминацию здесь не скупились. Вадим даже зажмурил один глаз. Другим осмотрелся: всё осталось на своих местах. Вот и бывшая собеседница Олимпии, завидя его, замахала рукой. Это было уже через чур. Вадим остановился в замешательстве: неприятности поджидали на каждом шагу.
-  Как твоя голова? – неожиданно бессмысленную возню заглушил  радостный возглас. Вадим оглянулся: «близняшка» (если судить по точно такой же шишке на лбу) сидела на том же месте. Её кавалера не было видно.
- Спасибо, неплохо,  – пробурчал, всё ещё переваривая недавнее событие в купе.
- Где твоя мама? – она не отставала.
-   Мама?! –  И не понял сразу, о ком речь, пока не сообразил, что о Липе. –  Ах, да!.. В купе, отдыхает.
- А ты что же? Без спросу? Один? – смешливо поддела. Вадим подозрительно
прищурился:
- Я уже большой! – парировал в том же тоне. Дерзить он не собирался. Просто столько всего произошло, что он устал и окончательно запутался. А признаваться кому-либо, а особенно себе в этом никак не хотел. Знал, что чрезмерность женского внимания ни к чему хорошему привести не могла. К тому же, хотелось побыть одному, забиться куда-нибудь в угол с баночкой пива. Но каким образом? Вадим беспомощно оглянулся: неутомимая публика веселилась, все места оставались заняты. Больше всего раздражала тётка,  настойчиво сигналящая со своего места рукой. «Ещё девчонка эта, – мысли мешались, – так соблазнительно ему привиделась! А, может, и не она вовсе!» По крайней мере, ничего плохого от неё ожидать не следовало. «Была – не была!» – решил из двух зол выбрать «меньшую». Показалось, или правда, его появлению здесь были рады. «Интересно, а она со всеми такая бойкая?!» Девчушка словно уловила чужое настроение и как ни в чём не бывало выпалила:
-   Ой, какие мы серьёзные! А компресс поставить себе не в состоянии? Вон как башка распухла! Дай, посмотрю! – и сразу потянулась к нему.
-   Не стоит, – вовремя увернулся от прелестных ручек. – Ты мне уже помогла…
- Да? – удивилась «курноска» – не даром же «кошечкой» прозвали. – Когда?
Поздно сообразил, что чуть не проболтался:
-   Не важно… – потупился мрачно. Но раздражение отпускало. Может оттого, что лицо её, восторженно удивлённое, светилось доверчивостью совсем рядом. А может, именно этого ему в последнее время и не хватало? Прекрасно понимал, откуда вся эта неуютность, пугающая неприкаянность, злость. И что их негласный договор с Олимпией – сплошная липа. Может там, на берегу, что-то неподдельное и осталось, да смыто давно волной. А здесь – всё настоящее! Даже лучше, чем представлял! Рука дёрнулась, чтобы дотянуться и погладить, но не посмела, легла на место. Оставалось разглядывать на расстоянии. Тем более, никто не мешал. Вадим недоумевал: чем притягивала? Ну, симпатичная мордашка, ну, воспитана и не глупа. Но это ещё не повод для…чего? Сам не знал. Но, глядя ей в глаза, как в чистое-чистое небо, успокаивался так, что чувствовал: со всеми проблемами в состоянии распрощаться раз и навсегда.
-  Ты одна путешествуешь?
-  Да…, – ответ прозвучал робко, с оглядкой. Вадим не подал вида, хотя понял причину беспокойства. В душе он и сам радовался отсутствию   верзилы. «На родственника сразу был не похож. А на ухажёра?» Хотя какое его дело? Он ведь тоже не с мамочкой едет. Её интерес к нему возрастал:
- Сам чем занимаешься?
Я… учусь … в консерватории…У нашей семьи в Москве большие связи… – Хотел откреститься, а выдавил с трудом. Что за ерунда? А она за своё:
-  Счастливчик! Будущий Паганини?
-   Нет, скорее … Но и это не важно…
- А что? – искренность подкупала.
- Ты…, – выскочило само.
-   Я? – удивилась и доверчиво со своего  неба уставилась. И ни тени намёка на победу! Давно такой наивности Вадим  не встречал. Даже азарт почувствовал:
-  Да! А будет ещё интереснее, если…
-  Если что?
- Если… – «Стоп! » И что, собственно, мог он ей обещать?
Устал от колебаний душевных, ухватился за спасительное:  «Официан т!»
Пока исполнялся заказ, немного успокоился и перевёл дух:
-   Ты откуда?
- Оттуда…. – за море протянула руку, не отворачивая лица, как ребёнок после представления всё ещё боящийся пропустить фокус.
- С Украины? У вас там в плане работы совсем «ничого нимае»?
Девушка покивала и притихла. Вадим понял, что сбить тему удалось. Но облегчения от этого не испытал.
-  Да и в России не фонтан. В больших городах ещё туда-сюда… А ты в Москву на «заработки» собралась? – подмигнул скабрезно.
- Поступать! – испуганно, будто подловили, дёрнулись брови и выше радуги задрожали над возмущённым лицом. «Так вот откуда интерес! Завоёвывать столицу едет! Смелая!» Вадим уважительным жестом предложил попутчице отведать не первой свежести  пиццу: не «маде ин Италия», конечно, но голод утолить можно. К чему она без колебаний приступила. От самого дома мучившие спазмы в животе у Вадима предупреждали о нецелесообразности приёма пищи. Решил обойтись пивом. «Киска», наскоро расправившись с едой, примирительно улыбнулась, ловко подставляя под клокочущую струйку стакан. Звякнули друг с дружкой «за Москву».
-  Ты…надолго? – захотелось разузнать о ней побольше.
-  Посмотрим…на экзамены… - сделала акцент и ладонью отогнала направленную в её лицо струйку дыма.
- Значит, месяца на два… – уважительно скривил губы в сторону Вадим. Глаза тоже отвёл, чтобы не светились лишний раз неопределённостью: что-то с ним за два месяца произойти может? Язык выдал запрограммированное . – Чувствую, что мамочка меня раньше тоже не отпустит.
-   Не беда. Мамочки все одинаковые...
Сказала и устало отвернулась. Ни сколько не сомневаясь, Вадим приписал всё дорожным переживаниям и тоже уставился в окно. Четвёртая часть пути хвостиком безызвестности маячила у обоих перед глазами.
Незапланировано расписанию поезд остановился. Слабый луч заблудившегося в темноте фонаря приник к окну в надежде на товарищество. Как это часто бывало в пути, вынужденная затишьем проснулась тревога: не случилось ли чего? Яркий свет купе мешал разобраться в воцарившейся действительности. Вадим напряг зрение. Полустанок дремал, погружённый в ночную бездну. Привидениями шарахались по перрону пассажиры. Некоторые курили, каждым вздохом зажигая перед собой крохотный маячок, некоторые слепо стояли на одном месте. Но вот  все разом, перегоняя обезумевших от неожиданного света мотыльков, устремились в раскрытый тамбур. К всеобщему облегчению дверь закрылась, поезд дрогнул.
Вадим оглянулся. Вокруг копошился народ. Стайка проводников с  помятыми, как несвежие простыни, лицами прошлёпала к противоположной двери. Вызвала ли у них эта задержка тревогу? Или помогала  выработанная с годами привычка сохранять спокойствие в любой ситуации? Скорее всего, им было всё равно. И почему они, собственно, должны волноваться? Поезда как ходили, так и будут ходить. И от станции к станции, от перрона к перрону, от вокзала к вокзалу, пока стоит мир, люди будут гоняться за мечтой.
Стук колёс постепенно вошёл в нужный ритм, отгоняя смуту. Тревога ускользала, как рельсы под вагонами. Стаканы оставались наполовину наполненными. Про них окончательно забыли. Сидеть просто так было легко. Ехали бы да ехали вместе – ни о чём не заботясь. Он и она рядышком. Вадим не сомневался, что и малышка испытывала что-то похожее, и не отвлекал её на разговоры. В надежде подглядеть её мысли, подался вперёд, перехватил  взгляд, и – ошалел. В её глазах – пустота. Немое отрешение и тоскливая покорность. Так смотрели дети, когда с ангиной оставались дома, а остальные собирались на пляж. О чём она думала? О чём тревожилась? Конечно, оказаться в её возрасте одной, далеко от дома, от семьи, кому не страшно? Кто утешит, если рядом нет близких?  Стоп! А Вадим? Он не чужой! Сейчас он самый близкий человек. Он – попутчик! И оставаться в стороне, когда кому-то так нужна поддержка, жизнь не научила. Несколько мгновений он колебался, пока нутром не нащупал нужное.  Наверное, так необходима им была надежда обоим, если замахнулся на такое.
-  Слушай! Адрес дать не могу, только номер телефона, чтобы в Москве обязательно найтись. Согласна?
Она обернулась, посмотрела недоверчиво глубоким взглядом, словно ища подвоха, а потом не выдержала,  улыбнулась:
-  Посмотрим…
Вадим не придал значения её колебаниям. Душе сразу стало легче. Настроение улучшилось. Не так уж и плохо заканчивался день!
Посетители почти разбрелись, когда в восточные окна залпом ударил солнечный свет, прошил вагон насквозь, ранил в голову самых стойких. Алой струйкой стекла заря, обагрив плечи. Вадим щурил навстречу яркому потоку захмелевший взгляд. Недавно совсем не знал, как с хандрой расстаться. Всего лишь несколько часов рядом, а дух восстановлен. Если бы не малышка, сумел бы хоть как-то собраться с силами? Вот что значит – много общего. Не беда, что из разных стран. И говор у неё мягкий и смешной, совсем детский. Зато у них на двоих одно море, этот поезд, мечты. Под натиском света дурным сном таяло прошлое. От открывавшихся возможностей перехватило дух. Вадим выпрямил плечи, огляделся и вздохнул свободнее, будто невидимая хватка ослабила горло. Так всегда было: действительность никого не меняла... Пока кто-то сам не пытался всё изменить. Он это знал, но растерялся немного от ответственности бестолковой и забыл. И пока утро обновляло небо, пока земля на горизонте держалась за руки с солнцем, пока малышка, задумчивая, тихая, родная, оставалась близко, надо было хотя бы в самом себе попытаться что-то изменить!
Но Вадим и шелохнуться не успел, как волшебные лучи перегородила фигура верзилы. Скривив недовольно рот от взгляда не столько на количество, сколько на характер пустых бутылок, «дядя» икнул и заказал «минералки».  Схватил трясущейся рукой, залпом осушил стакан,  грохнул им о стол, потом расплылся в довольной улыбке и сладко потянулся. Потом бросил закопченную ручищу на тёплое, обласканное солнцем, пропитанное нежностью плечо и, поглядывая наискосок сверху, выразил упрёк:
-  Я уже выспаться успел, а тебя всё нет! – И, не обращая абсолютно никакого внимания на Вадима, заговорщицки-нагло подмигнул: - У нас ещё пара часиков в запасе, успеем!
Девичье плечо дёрнулось. Волосатые пальцы с силой сдавили его. Резко, без церемоний, верзила вместе со стулом развернул девушку лицом к себе, быстро склонился и обслюнявил шею. Потом отстранил, удерживая на весу:
- За вещичками-то придёшь, а? Кс-кс-кс! – дразнился в лицо.
Когда разжал пальцы, стул чуть не опрокинулся, но упёрся ножками в пол. Мужик заржал, выпрямился и удалился не спеша. Оставаясь в пол-оборота, малышка горестно уткнулась в ладони.
Первобытной пещерой показался вагон. Вадим безмолвствовал. Семейные разборки? Нет, что-то не то! Прежде, чем окончательно очнуться, спросил:
-   Проблемы?
Девушка ниже опустила голову. Недавно чувствовал себя на троне, а оказался не в своей тарелке. «Убраться восвояси – и делу конец!» Но свободно вздохнуть мешала теперь прозрачно-капроновая дымка солнца. Стеной нетерпения  перегородила дорогу, духом одержимости защекотала ноздри:
 -  Ты действительно должна идти?
Вторая попытка не принесла ничего нового. То же молчание и горестный всхлип. Ужасно раздражало непонимание происходящего. Только что была сказка, а что в действительности? Куда подевалась уверенность? Или до конца разбираться во всём за него теперь привилегия посторонних? Громыхая стульями, Вадим сорвался с места. Рывок – и она в его объятиях, но всё так же с ладонями у лица.
-  Скажи мне, что происходит? Почему ты должна идти?
Не на шутку испугавшись его настойчивости, девушка забилась, пытаясь вырваться, но лишь усугубила положение. Она не ожидала его вмешательства. Вадим настойчиво отодвинул от лица её руки: а неба нет! Потухла радость, тяжело смотреть... И кто придумал такие мучения? Подчиняясь вольно или невольно разбуженной ею же самой чужой силе, девушка беспомощно обмякла, будто приговорённая всеми бывшими и будущими рассветами на незаслуженные страдания, а потом выговорила устало, в надежде, что её сразу оставят в покое:
- У меня не было денег на билет…
Вот так причина! Да, он отчётливо видел и покорное  безразличие, и тугую апатию. Но это было вчера. А сегодня разве не их помазало солнце на престол счастья человеческого? Пусть недолго, пусть на расстоянии, но их души ликовали. А что теперь? Откуда взялось это заспанное мурло с грязными волосатыми пальцами? Какое оно имело ко всему отношение? Кто-то должен ответить?
-   А родня твоя куда смотрела? – уже не спрашивал, требовал объяснений.
-   Дома… – голос дрогнул в признании.– Дома они остались. Мать да младших двое… Папашка давно сбежал… Я вот тоже сбежать хотела. Думала, здесь лучше... – Вадим слушал, но руки всё ещё держал в своих. Признания скатывались, как слёзы по лицу, которые не стоило вытирать. – Пока лето, на этом берегу поработать хотела. Но кем? Образования-то нет! А вокруг только интим у всех на уме! Устала я!!! – Тяжёлым всхлипом перевела дыхание. – Деньги, какие были, все прожила. Помаялась, помаялась, решила в Москву – поступать... Не поступлю, так останусь там – всё шансов пристроиться куда-нибудь больше! К проводникам просилась, «рабыней», за отработку, никто не берёт: деньги всем подавай! А тут думала, что на хорошего человека нарвалась! Предложил спрятать меня в багажном ящике в своём купе...
- А теперь? –  до окончательного понимания оставалось совсем чуть-чуть.
- А теперь… вещи мои не отдаёт, требует оплаты «услуг»!
Вымотанная признанием, девушка больше не плакала, покорно ожидая своей участи. «Так вот оно что!» – понимание оказалось полным настолько, что Вадим и не ожидал. Он и сам, можно сказать, в этом поезде на птичьих правах. Но его не держал никто – сам остался! Но это – его путь. А малышка? Ей-то за что? Тут и завыть недолго, а она – ни звука. Во – характер! Не потому рядом с нею о собственных переживаниях забывал? И угораздило же их встретиться! И по сути-то своей близнецы они – «одинаковки»! Этакие миленькие щеночки-несмышлёныши, созданные на забаву посторонним слепо тыкаться мордочками в пустоту. Разница только, что одного посадили на поводок, а другую – и вовсе – в собачий ящик.
Вадим присел перед девушкой. Разбираться, когда: только что или целую вечность назад безжалостное солнце прожгло дыру в его доверчивом сердце, было некогда. Боль ожогов сумбуром противоречий саднила грудь: «Глупая! Ребёнок совсем! В столицу собралась: пропадать!»
Поезд замедлил ход. Москва рядом, а до радости, как до последнего края вселенной. 
- Где твои вещи? – медлить было нельзя. В оглядки играть – тем более.
- В четвёртом купе…Сумка синяя и чемодан...
- Подожди меня здесь! – посадил на стул у самого выхода. Она, безучастная, не сопротивлялась.
Немного времени потребовалось, чтобы вызволить багаж. Как раз перед походом в ресторан Липа насовала в карманы Вадиму разноцветных бумажек-денежек. Все они оказались кстати. В результате переговоров с проводниками отвечать за «чьи-то там» грехи верзила не захотел и выдал чужие вещи. Довольный тем, что главное сделано, Вадим на обратном пути заглянул к Липе …
Управился как раз к закрытию вагона-ресторана. Малышка встречала его в «предбаннике». Как вещи свои увидела – от радости засияла. А, заметив рядом его гитару, в догадке замерла…
-  С «мамой»-то попрощался?.. – только и смогла выговорить.
Стены и пол тамбура угрожающе вздрагивали. Вместо ответа Вадим покрепче прижал малышку к себе. Когда на побег решился? Когда увидел отвалившуюся во сне челюсть Липы? Или это беспокойное сердце заскучало в синеве утреннего неба без милых глаз? О разрыве контракта не жалел. Сколько у него ещё впереди, контрактов разных! Согретый теплом, близостью успокоенный, вдаль загляделся… Там, за  окном только их двоих рассветным пламенем встречали факелы  столичных куполов.