Сучье отродье

Подходил к концу один из знойных дней лета. Люди спешили пошире распахнуть окна навстречу вечерней прохладе. В отдаленном от центра районе, застроенном разномастными избушками-времянками, неторопливо текла своя жизнь, скрытая от вселенского масштаба проблем и мировых катаклизмов высокими заборами. Здесь все знали друг о друге всё. Казалось, не было такой тайны, которая вскоре не стала бы явью. Если случалась у кого-нибудь радость, то она моментально облетала округу, доставляя двойную радость друзьям и зависть недругам. Плохим новостям не радовался никто. Пусть каждый по-своему, но умели сочувствовать люди чужому горю.
Вот и Серега Босаев, когда в милицию загремел, велел друзьям за сынишкой приглядеть, помочь чем, чтоб человеком рос, а не беспризорщиной-безотцовщиной. Срок светил Босому немалый. Дело-то плевое: по пьянке справедливость наводил, давнему обидчику лицо набил, да куртку его за долги забрал. В милиции это дело приняло серьезный оборот: грабеж есть грабеж. Все бы ничего, если бы не ранняя условная судимость. Вот-вот срок ее должен был истечь. Не утерпел Серега, теперь впаяли на полную катушку: четыре года общего режима на местной «зоне». Скоро приговор был приведен в исполнение. Прошло два года, а Босого за хорошее поведение отпустили на побывку домой. То-то радости было родителям и друзьям! Подруги подсуетились, все неприкосновенные запасы на стол поставили, не пожалели. Накрывать решили на улице, под большим тополем. Это место давно оборудовали местные жители для проведения культурного досуга. Врыли в землю столбы, гладко выстругали столешницу. Теперь хоть босой танцуй – занозу в пятку не загонишь. А как легко скользят натруженные за день руки, перемешивая истертые костяшки домино. Но сегодня не до игровых баталий: человек из длительной «командировки» на побывку пришел.
Вечер выдался удачный. За столом сначала было шумно. Друзья наперебой рассказывали последние поселковские новости: кто разбогател и уехал из их поселка, кто спился, кто развелся, кто удачно на третий раз свел счеты с жизнью. Поначалу Босой слушал внимательно, никого не перебивал.  Друзья смущенно умолкали, замечая его отсутствующее выражение. Иногда Серега вздрагивал, обеспокоено кидал взгляд на часы и порывался куда-то пойти. Опомнившись, замирал на месте, вникая в суть беседы. Постепенно он успокоился и стал сам рассказывать о житье-бытье:
- Я на «зону» не захожу. Я ведь безконвойный. В кочегарке трусь день и ночь. Там работаю, там и зависаю.
Говорил он медленно, как бы обдумывая каждое слово. Друзьям слушать его было непривычно, так как помнили его совсем другим, общительным и жизнерадостным зачинщиком всех забав.
- И никто не пасет? – только удивлялись.
- Не-а… - Серёга не спеша сглатывал и продолжал. - Сам каждые два часа хожу отмечаться. Не дай бог опоздать – век свободы не увидишь!
- А как же ты спишь? – донимали парни.
- Вот так и сплю, по два часа. Сейчас в отпуске отосплюсь. – Сказал как-то неуверенно и покосился на Татьяну, сидевшую по ту сторону стола. Жила она одна, замуж не спешила хоть и двадцать третью годовщину рождения отметила, с бандитами не общалась. Догадывались, что ждала возвращения Сергея с бабьей тоской и собачьей преданностью. Об этом он догадывался и сам, потому теплом пахнуло неуклюжее:
- Танюш, чего там застряла? Иди поближе!
В воздухе запахло свежескошенной травой и парным молоком. Петухи призывно кричали, созывая на насест свой гарем.
- А как там, к бабью доступ есть? – не унимались мужики.
- Есть… Только бабами их назвать трудно: шмара всякая, смотреть тошно, не то, что близко подходить.
Ужин продолжался, хороший аппетит не покидал молодежь. Пили молча, закусывая горькую каждый своими думами. И надо же было тут встрять Пеньку:
- А Людмила-то твоя хахаля завела, к дому ее подвозит, ручку целует - тьфу.
Мрачная тишина обвинительным приговором нависла над головами. Команда в полном составе вытаращилась на старого дурня, из милости допущенного к столу – похмелиться. Вот так отблагодарил! Будто без него не разобрались бы! Реакция Босого сейчас могла быть непредсказуемой, оттого  смотреть другу в глаза побаивались – а ну как его понесёт! Всем тогда достанется тогда по самое ни хочу.
Серёга медленно убрал руку с мягкого плеча Татьяны.
- Давай хахалю морду набьем, а? – не выдержал кто-то и предложил естественный выход из положения.
- Не надо! – сохранял спокойствие Сергей. Затем тяжело перевёл взор на притихшего Пенька.
- Не моя она, дед, уже давно не моя, понял?
  Безразличность голоса не успокаивала. Старичок съежился, а Сергей приглушённо выдавил:
- Людку давно отпустил… Пусть живет… как знает.
Не легко было друзьям слышать эти слова.
В задумчивости никто и не заметил, как во двор, тихо шурша, въехала шикарная иномарка. Задняя дверка отворилась, и из нее пулей вылетел семилетний мальчуган.
- Папка! Ты вернулся? – закричал на ходу. Сергей молниеносно выскочил из-за стола навстречу.
- Алешка, сын! Это ты? Какой большой уже. Соскучился по папке? – и подбросил ребенка вверх, на сколько хватило сил.
- Тише ты, разобьешь! - воскликнула молодая  женщина, подошедшая следом. Сергей вздрогнул и, крепко сжав ребенка в объятиях, повернулся к бывшей жене:
- Не гони волну, не разобью!
-С возвращением, - проникновенно заговорила она, разглядывая Сергея.
- Спасибо…  Опрокинешь стаканчик?
- Нет, пойду, - и оглянулась к машине.
- С френдом… не хочешь познакомить?
-  Не стоит, - помолчав, добавила, - счастливо провести время. Будет нужно что – звони… Ну, пока.
Она помахала рукой им обоим, села в машину и укатила.  Тоску, морозом протянувшую было про меж лопаток, как рукой сняло, только тёплая ручонка сына уцепилась за шею:
- Папка! – восхищенно шептал малыш. – А что ты мне привез?
Сергей сконфуженно поставил мальчика на землю:
- Ничего…
Но разочарование не успело испортить радости встречи. Быстро сообразив, Сергей порылся в карманах:
- Вот тебе пятаки, хватай друзей и беги, затарься хорошенько.
 Усек?
-  Усек! - восторженно заверил отца мальчуган и вихрем унёсся в соседний двор созывать друзей.
-  И не забудь угостить бабушку с дедушкой! – уже вслед напутствовал отец, возвращаясь к столу.
Через полчаса в соседнем дворе начался другой пир. Газировки, конфет и «жевачек» хватило всем, кроме противного Вовки, вечно сопливого, гнусавого мальчишки. На всякий случай он всегда держался от старших ребят на безопасном расстоянии. Вот ему и не досталось.
- А Вовке дадим? – держал совет хозяин угощений.
- Не-а, он ябеда.
- И плакса!
Алексей глянул на мальца. Полные обиды глаза того блестели слезами. Подвёл, как всегда, жидкий на расправу нос.
-   Фу! – брезгливо сморщился Алексей.
Вовка, скуля, отступил.
- У-у, я все папе рассказу-у-у!
- Чё? – возмутился Алексей. – А ну, проваливай отсюда! – и топнул в его сторону ногой. Тот мячиком подскочил и разошёлся во всю:
- Да! Рассказу! Он вас всех в тюльму отпла-а-авит!
Пара сорванцов кинулась за ним. Кто-то на ходу ловко подставил подножку. Вовка грохнулся лицом вниз.
Громкий визг потряс воздух, заставляя залаять всех собак в округе. В тон ему заголосила Альбина, выносившая как раз в эту минуту поросятам помои. На старости лет прижила она сыночка от местного увальня, сторожа мясокомбината. За Вовку всем головёнки открутить была готова. Ещё бы! Сопляк – её счастье! Если бы не он,  сроду не взял бы её, сорокапятилетнюю, к себе Фёдор. Увидев на земле Вовку, а рядом с ним Алексея, она выпустила ведро из рук и заскользила прямо по липкой жиже, выкрикивая проклятия на голову обидчика так, что слышно было в соседнем дворе:
- Мерзавец! Сучье отродье! Каков папаша, таков и сын. По его стопам пошел, гаденыш!
Почуяв неладное, на крик рванула гуляющая компания во главе с Сергеем. И подоспели вовремя: раздухарившаяся Альбина уже занесла руку над Алешкой. Мальчик втянул голову в плечи, но с места не сходил. Сергей ловко схватил бабёнку за запястье и развернул лицом к себе. Стараясь выдернуть руку, она запнулась о собственное чадо и распласталась рядом.
Босой подскочил к сыну:
- Алеша, ты цел?
Мальчик кивнул. По тревожно расширяющимся его зрачкам Сергей понял, что за спиной что-то неладно. Резко обернувшись, увидел Фёдора. Тот пер с поленом в руках на сидящего на корточках Босого. Сергей успел оттолкнуть сына в сторону, а сам сгруппировался и нанес точный удар в солнечное сплетение. Задохнувшись, мужчина тяжело сел. Супруга ахнула и поползла к обмякшему телу. При этом она дико орала на всю округу:
- Гад! Посажу! Век не выберешься из тюряги!!!
Мужики едва успели схватить щуплую фигуру друга. На руках вынесли парня с поля брани, усадили за стол, налили водки и сунули под нос. Почти ничего не пивший весь вечер, Сергей одним залпом осушил стакан, задерживая дыхание на последнем глотке. Громко выдохнув, он обмяк. Но вполоборота продолжал прислушиваться к вою в соседнем дворе. Альбина то скулила, то разражалась бранью.
-  Плюнь, не стоят они того! – бригада держала оборону плотным кольцом.
-  Из-за дерьма срок добавят!
-  Брось, нельзя тебе туда. Что с ней связываться? Пусть наши девки с ней толкуют.
Но успокоить Альбину было не легко. Блажила так, чтоб слышала и знала на будущее вся округа: обиды не прощаем! Знала, чем пронять:
- Сосунка своего придержи! Чтоб к нашему дому и близко не  подходил!
Сергей несколько раз ещё вскакивал. Друзья снова его усаживали, наливали ему и себе, пили, да бдительности не теряли, пока  подруги не вернулись. Некоторое время вместе ждали и боялись услышать вой милицейской сирены...
Когда всё стихло, первой сориентировалась Татьяна и увлекла Сергея  за ограду, «воздухом подышать». Праздник закончился. Остальная компания тоже стала распадаться: на группы, на пары, под лавки, - кто на что горазд. Тщательно обнюхав посуду, заковылял к дому Пенёк...
Ночь стремительно оккупировала окружающее пространство. В родительской избушке Босого погас свет. Только знать не знали, ведать не ведали дедушка с бабушкой, как долго светлая  рубашка Алексея маячила в тамбуре предбанника. Так отца и не дождался, пошёл спать, презрительно сплюнув в сторону светящихся огней соседской ограды.
Открыв лицо небу, спящим младенцем притихла земля. Её  дыханием слабо туманилось кислотное пятно луны.
Время, отпущенное на воле, заходило на второй круг.