Счастливый конец Габора Hairy-Tale For Olesia

Для начала:
Распили двенадцать месяцев
и распилили по экватору
планету
эволюционно-настроенных обезьян.
Выкурили килограмм hyperдури “super skunk”
и выкурили из норы
девятнадцать дымящихся скунсов.

А
потом

Олеся выдержала экзамен, дрожа живородящими вЕками, векАми дорожащими дорожной пылью под названием cocaine.
Pronounced  [Kou ‘Kein].
Но Каин не был  прописан и должен был уйти в песок. 
А песок слился с пустынный цветом
и задохнулся
бананово-жирным рассветом,
на 100% протеине редких спермо-слёз.

А
вот
Габор слизал все что было Лизино, сжевал все что стало желанно и желал все желтое, страшно двигая жирными желваками.

Но:
Олеся сказала: « очу  ка ку», потому что хотела сказку, а клавиши западали старушечьим ртом, оставляя ?счастье? на несбыточное «потом».

После этого:
Иногда проходили года
и с крыш
валилась на мраморный пол
мурлычущая ерунда,
и филологический Габор замечал, что «ерунда» и «герундий» растут из одного зубного корня,
а Олеся полифонически смеялась латунными нотками,
полемически раздвигала теплые губы
и трогала холодной рукой раскаленные неп-отопительные трубы.

Кроме этого:
Габор силился и двигал локтями,
из его робости выскакивали подробные роботы,
жали руку стальными хоботами
и расспрашивали о хобби,
невозмутимо порхая
над отражающим кастрированную вечность
никелевым полом просторного lobby.

Олеся терпела:
Лобные лимонные дольки раскалывались
слоеной болью.
Олеся ждала заказанную сказку, а Габор предлагал только хороший конец.
Счастливый конец, кто сосал – молодец, шутил Габор, двигая ушами,
но для Олеси пошлое – как раздавленное грейдером прошлое.
И она требовательно теребила его пальцы,
трогательно трогала жесткие волосы,
оставляя на сгоревшем воздухе
желтые пчелино-звериные полосы.

Так и стояли
над озером Олеся и Габор,
разбирая на спички каменный домик
зарытого по пояс гнома,
который и так страдал,
потому что гнил вдалеке от дома.

И когда
женщина с крыльями и ржавой косой наконец-то сжалившись,
беззубо ужалила гладкую кожу,
над забытым зарытым закрытым днем
взошла она, безглазая и беззубая дряхлая кошка-луна,
заливая все ели елеем,
мир - миррой,
соль – жженым сахаром,
а счастье – кислой росой.

И
тогда все проснулись
и начали снова.
Стали пить эту жизнь до последнего слова.
И когда кончились звуки
И чужое молоко опять убежало,
Оказалось, что у них есть руки и их языки – как осин(ов)ые жала 

И после того, как растаял сон,
как ушла в подушку сомнительная ночь,
выяснилось,
что им ничего не досталось,
что растаяло главное,
что им осталось
только соответствовать
и что отныне
движения
будут
плавными.
И это – самое главное.