Записки рыболова-любителя Гл. 374-377

- Я не могу объяснить. И в конце концов... Нужно же иногда и безрассудные поступки совершать.
- Ты считаешь, что ещё недостаточно их насовершал?
Я чувствовал, что закипаю.
- Но как же ты поедешь развлекаться с рыдающей Ириной? Что за удовольствие ты доставишь себе и ей? Это же бессердечно, жестоко просто.
- Она согласна ехать.
- Дай-ка ей трубку. Ирина? - слышу дочь моя заливается слезами. Тётя Тамара стоит рядом, суёт мне расписание электричек. Сзади дядя Вова курит.
- Ирина! Не плачь, доченька. Давай-ка, езжай сейчас на Финляндский вокзал и сюда - в Сестрорецк. А он пусть в Москву едет.
- А я успею?
- Успеешь. Только позвони с Финляндского обязательно.
Через полчаса Ирина позвонила уже с Финляндского вокзала.
- Папочка, я не успела, уже ушла последняя электричка.
И плачет.
- Да не реви, успокойся. Есть ещё электрички. Ты, наверное, смотрела в нижнюю часть расписания, где вечерние электрички указаны. А после ноля часов которые идут - они вверху, перед утренними. Вот сейчас в ноль двадцать пойдёт. Дима где?
- Здесь.
- Давай, прощайся с ним и беги.
Уже после звонка Ирины с Московского вокзала у меня забила крупная дрожь в правой ноге, да и всего трясло. Я выкурил пару папирос дяди Вовиного "Беломорканала", потом мы все долго рылись в грудах тёти Тамариных лекарств - искали элениум, наконец, нашли и приняли каждый по паре таблеток.
- Ну, козёл! Шлея ему под хвост попала - хочу в Москву и всё тут! Задыхается он здесь! Давно безрассудных поступков не совершал, нельзя же без них! Да он шиз, просто напросто. Не-ет, растаскивать их надо срочно.
Тётя Тамара с дядей Вовой теперь тоже так считали, хотя всего три-четыре часа назад тётя Тамара ругала Ирину за то, что она не спешит к Диме.
- У него очень тяжёлый характер. Он упрямый и лгун. Заморочил бедной девочке голову.
- У Иринки нашей характер, правда, тоже не сахар, - отдал некую дань объективности я, - но такие финты вытворять...
Наконец, звякнула мелодия дверного звонка. Ирина! Одна? Одна. Почему-то мы думали, что и Дима приедет - не отпустит же он её одну в таком состоянии ночью в электричке ехать. Отпустил, однако.
- Где вы с Димой расстались?
- На Финляндском.
- Что он сказал напоследок?
- Сказал - что же, для тебя родители важнее, папа за тебя решает? Ну, давай, давай, - повернулся и пошёл. А я побежала на электричку.
Иринка уже наплакалась вдоволь и теперь почти успокоилась, только устала и аппетит прорезался. Пили чай.
- Ничего. Не переживай. На ошибках учатся, - утешал я её.
- Да... умные на чужих, а дураки на своих, - со вздохом изрекла Ирина.
- Ну, не такая уж, значит, ты дура, если такие афоризмы к месту излагаешь. А только вот что. Теперь уж я окончательно убедился, что жениться вам рано, если вообще нужно. Завтра же утром едем вместе за твоими манатками, и перебирайся обратно в Сестрорецк, если дядя Вова с тётей Тамарой тебя пустят. До лета, по крайней мере. А там посмотрим. Димин папа как раз с моря придёт. Может у вас ещё всё наладится. Или разойдётесь окончательно. Короче, надо вас разлучить. Помнишь, я тебе зачитывал из своей юношеской записной книжки цитату, выписанную откуда-то: "Разлука для любви, что ветер для огня - маленькую любовь она тушит, а большую разжигает ещё сильней"?
И на следующий день утром часов в одиннадцать мы с ней стояли у дверей квартиры, в которой Дима снимал комнату. Дверь оказалась закрытой на два ключа, а у Иринки был только один, вторым обычно не пользовались. Позвонили несколько раз, никто не отзывается. Вот тебе, на. А у меня через три часа самолёт в Москву, в ИЗМИРАН на секцию надо. Что же делать? Позвонили ещё. И вот зашаркали шаги. Хозяйка оказалась дома, кажется, сожитель у неё. Слава Богу. Дима, как видно, не ночевал здесь. Иринка стала складывать вещи - учебники и одежду - в чемодан, а я присел за стол, закурил и написал записку для Димы.

Дима!
В твоих способностях совершать безрассудные поступки я уже убедился. Докажи теперь, что и на благоразумные ты тоже способен. Жить вместе вам с Ириной я пока запрещаю. До лета как минимум. И не пытайся этот запрет нарушить. Дальше посмотрим, всё зависит от тебя.
Читай "Иосифа и его братья" Томаса Манна, если не читал. Узнаешь как и сколько времени добивался Иаков у Лавана его дочери Рахили себе в жены.
Ирин папа.

Когда мы вышли с вещами, я почувствовал облегчение. День был по-мартовски солнечный. Я подмигнул Ирине:
- Пусть знает, и мы ещё умеем женщин уводить, а не только он.
Я проводил Ирину до Финляндского, где оставлял в камере хранения свой портфель, посадил дочку в электричку, попрощался. Потом позвонил тёте Тамаре в Сестрорецк, попросил, чтобы она встретила Ирину там и помогла донести вещи. Попрощался с Бургвицами по телефону и отправился в аэропорт.

375

Сашуля, разумеется, не обрадовалась новостям, которые я привёз ей из Ленинграда.
- Может, зря ты так круто поступил? Сами бы разобрались.
- Не-ет уж. Надо было слышать, как Ирина рыдала по телефону, чтобы потом не сомневаться.
- А мне почему-то Диму жалко. Ведь у него возраст такой - психика неустойчивая ещё. К тому же он очень увлекающийся - театральная студия, пишет по ночам что-то, Иринка говорила, - экзальтированная натура...
- Всё это так. Но я в Иринкиных чувствах засомневался. Ведь она не возражала против моих решений. В конце концов не насовсем же я их развёл. Посмотрим. Пусть проверят себя. До лета - это долго, что ли?

А пока я ездил в командировку, в Калининград вдруг зима вернулась. Когда я приехал, уже четвёртый день стояли морозы -5-7 градусов, дул северо-восточный ветер. Через день после моего возвращения - 22-го марта утром было - 8 градусов, а 24-го я в зимнем рыбацком снаряжении отправился в Сосновый Бор в надежде застать там ещё лёд. В поезде, однако, кроме меня рыбаков больше не было.
В Сосновом Бору я вышел один с пешнёй, прошёл к берегу и убедился, что старого льда нет, унесло, видать, уже, а тонким молоденьким льдом затянуты лишь небольшие участки у берега. На открытой воде плавают лебеди. День был солнечный, небо чистое, голубое, залив синий, лебеди белые - красиво, но я не любоваться же природой поехал!
Обратно поезд шёл почти через час. Я решил не дожидаться его, а идти пешком в Ладушкин и там попытаться сесть в автобус или на попутку и доехать до Прибрежного - говорят, там ловили корюшку в последнее время. До Ладушкина я дошагал за 35 минут, и, когда подошёл к переезду, шлагбаум уже был опущен. Я обошёл несколько стоявших перед ним грузовиков, и водитель одного из них взял меня к себе в кабину.
Через полчаса я был в Прибрежном. Лёд на этой части залива имелся - старый, белый, но людей на нём видно не было. Я пошёл по берегу в сторону яхтклуба и вскоре разглядел, что по льду на середине залива кто-то едет на велосипеде в сторону Калининграда, затем увидел ещё одну фигуру, а вдали, чуть ли не у самого противоположного берега какое-то скопление чёрных точек, уж не толпа ли рыбаков?
Я вышел на лёд и направился в сторону этого скопления, усиленно всматриваясь и пытаясь угадать - люди это или сваи какие-нибудь? Минут через 15 ходьбы стало ясно - народ, скорее всего на корюшке сидят. Я ускорил ход и, не обращая внимания на трещины, пересёк весь залив (он не широк в этом месте, называемом "калининградский куток", километра 2 с лишком). Почти у самого берега острова, разделяющего залив и морской канал, плотной кучей сидели человек сто и тягали корюшку.
Пристроился с краю толпы и я, но поначалу у меня ничего не получалось. Оказалось, я зря пытался ловить со дна (а глубина там оказалась метра четыре, хоть и у самого берега) - корюшка брала с полводы, на глубине метра полтора. Когда я перестроил свои снасти, дело пошло. Корюшка, правда, была мелковата, но клевала отлично. Часа за три я поймал штук 150 и чрезвычайно довольный отправился домой. Пошёл в Калининград прямо по льду и вышел на берег недалеко от кольца 5-го автобуса, то есть уже на окраине города.

Вечером ко мне зашёл Серёжа. Я похвастался свои возобновлением закрытого уже было сезона зимней рыбалки, и мы договорились назавтра поехать в Зеленоградск, проверить обстановку на Куршском заливе.
Она оказалась очень даже благоприятной. Лёд выглядел прочным, множество рыбаков уверенно шагало по нему в сторону Лесного, но дальше 7-го километра за торосы на тонкий молодой чёрный лёд перебирались только отдельные смельчаки. Основная масса блеснила судака перед торосами. Мы с Серёжей долго выбирали себе лунки, их было множество вокруг, не замёрзших сильно со вчерашнего наезда рыбаков. Крутились около тех, кто уже выдернул судака. Серёжа выбрал было себе место, но потом передумал, уступил его мне, а сам расположился в другом неподалёку.
И тут же пожалел об этом, потому что у меня сразу заклевало, а через пять минут я уже вытащил судака. У Серёжи же всё было тихо. Однако и у меня больше поклёвок не было. С полчаса мы так оба томились, я, правда, с лучшим настроением, всё-таки у меня судак уже имелся. Но, наконец, и Серёжа поймал судака. А затем второго! А потом третьего! А у меня ничего. Но вот схватил и у меня. Вытащил - молокосос, граммов на 400, отпустил его обратно в лунку. А Серёжа тем временем четвёртого вытащил.
И всё на этом кончилось. Около 12-ти клёв как-то резко прекратился сразу у всех. Мы походили ещё по заливу, кое-где ловилась корюшка понемногу, но и только. Мы отправились в Зеленоградск. Одного из своих судаков Серёжа отдал мне.
А через день температура воздуха днём была уже +9 градусов, на следующий день, 28-го марта +13, 29-го +16 градусов! Весна пришла окончательно. Сезон зимней рыбалки был коротким, но судака народ ловил, что говорится, "по-черному". "Калининградка" писала о браконьерах, у которых изымали по 30 штук, и это на блесну!

31 марта Митя установил личный рекорд: пробежал 15 кругов вокруг школы.

5 апреля с приключениями покупали цветной телевизор Саенке. Ему выплатили, наконец, прибавку к зарплате за степень, и он тут же собрался покупать телевизор, а заодно решил и меня облагодетельствовать - предложил, чтобы я сдал свой старый "Рекорд" за справку, по которой ему в магазине дадут скидку на новый телевизор, а он эту скидку мне отдаст. "Рекорд" наш стоял задвинутым в угол за детскую секцию в Митиной комнате. В нём скисло уже несколько ламп. Восстановить его в принципе было несложно при достаточном желании, но желания у меня всё не находилось. Цветной телевизор работал, тьфу-тьфу, нормально. Распрей по поводу передач у нас почти не было, поскольку Митя с удовольствием смотрел футбол и мог пожертвовать ради него даже мультфильмами, а Сашуля к телевизору была вообще довольно равнодушна, так что "Рекорд" только место занимал, а в предложенном Саенкой варианте за него можно было получить рублей 30 или даже больше.
Саенко решил покупать телевизор как-то вдруг, сразу, сегодня после работы, он с Маринкой уже по телефону договорился, так что мне следовало тоже прямо сейчас сдать свой телевизор, если я хочу получить за него деньги. После обеда я сел на мотоцикл и отправился искать пункт сдачи телевизоров где-то конце Советского проспекта, чтобы узнать ихние правила и какие нужны документы.
Хотя Юра и объяснил мне, где это заведение находится, нашёл я его не сразу, а когда нашёл, то выяснил, что для получения справки в обмен на телевизор нужен паспорт владельца, то есть Саенкин, и что приёмный пункт сегодня работает до 18 часов (кампания за удобные для населения часы работы его не коснулась). Пришлось поторопиться, так как нужно было теперь съездить к Саенке в кирху за его паспортом, потом домой за телевизором и отвезти его на Советский, а время уже было около пяти.
Поехал в кирху, а Саенко уже ушёл, сказали, что в переплётную. Поехал туда и сумел его перехватить. Юра отдал мне свой паспорт и сказал, что они с Маринкой будут ждать меня либо в "Мелодии" либо в "Аккорде". Я поехал домой, вытащил телевизор, погрузил его в коляску и отправился на Советский.
Когда я проезжал мимо военно-морского училища, мотоцикл вдруг фыркнул несколько раз и заглох. Что такое? Впечатление такое, что бензин кончился. Стянул шланг с краника бензобака - так и есть. Кончился даже резервный запас, так как я не рассчитывал заезжать в кирху, а потом в переплётную. Что делать? Сейчас пункт закроется, и я останусь здесь с телевизором куковать, а Саенко будет ждать меня, так как ему нужен паспорт для оформления кредита.
Впереди, метрах в пятидесяти от меня стоял небольшой служебный автобус. Я покатил мотоцикл к нему, толкая его руками, подошёл к водителю и попросил бензинчика.
- Шланга нет.
- У меня есть.
- Ну, отсоси сколько тебе надо.
Я насосал с литр бензина себе в бак, без масла, в расчёте на недолгую езду. Стал заводить мотоцикл, а он ни в какую, хоть ты тресни. Я взмылился весь. Время было без десяти шесть. Езды до пункта было минуты две-три, да на чём доехать? Хоть бери телевизор в руки да беги бегом, так теперь уже не добежать. Я опять обратился к водителю автобуса.
- Слушай, друг, подбрось меня с телевизором, тут недалеко, две минуты езды, там закроют сейчас.
- Не могу, некогда.
- Да это же рядом совсем. Заплачу. Видишь, не заводится, а там закроют сейчас.
- Не могу.
Я отошёл от автобуса. По проспекту в мою сторону двигался "жук". Я поднял руку. "Жук" остановился. За рулём женщина, лет пятидесяти.
- Подбросьте, пожалуйста, с телевизором! Здесь неподалёку, где старые телевизоры принимают.
- Садись.
Я схватил телевизор и водрузился на сиденье рядом с ней. Когда мы подъехали к "пункту", шести ещё не было, но приёмщик уже вешал замок на наружную дверь. Я сунул рубль водительнице.
- Да брось ты! В следующий раз ты меня выручишь.
- Спасибо Вам большое! Постойте, подождите! - завопил я приёмщику, вытаскивая телевизор. Он с неудовольствием посмотрел на меня, но замок снял и впустил меня внутрь.
- Чего как на пожаре?
- Да вот, так уж получилось.
Приёмщик, не глядя на телевизор, оценил его в пятьдесят (!) рублей и выдал мне справку, вписав туда паспортные данные Саенки.
Теперь уже не спеша, я отправился к мотоциклу. Чёрт с ним, пусть не заводится. Доеду, в крайнем случае, на трамвае. Саенко подождёт, пусть пока телевизор себе выбирает.
Однако мотоцикл преспокойно завёлся, я доехал на чистом бензине до гаража, залил там в бак положенную смесь бензина с маслом, благо она имелась в канистре, и поехал сначала в "Аккорд", где Саенок не оказалось, потом в "Мелодию", где их тоже не оказалось, оттуда снова в "Аккорд" и встретил там, наконец, Юру с Маринкой, побывавших уже и здесь, и в "Мелодии", и снова сюда вернувшихся.
Мы долго выбирали телевизор, извели нервных продавцов и грузчиков, наконец, выбрали (как потом оказалось, с дефектом звукового канала), Саенки оформили кредит, я получил 50 р. за свои волнения, а покупку мы с Юрой отвезли к нему домой на моём для всего пригодном мотоцикле.

376

8 апреля 1984 г. +18 градусов. Лёша Иванов поймал на Корневке три форели, Серёжа - ноль.

С 10-го по 20-е апреля я был в очередной командировке. Сначала в Москве, на заседании оргкомитета очередного (седьмого уже) Всесоюзного семинара по моделированию ионосферы, намеченного на октябрь в Иркутске. Останавливался как обычно в измирановской гостинице. Там же оказались Мизун, Латышев, Колесник. Мизун затащил нас к себе в номер, поил, хвастался, сколько он книг за последнее время написал - пять или шесть уже, кажется. Потом пришёл удручённый Генрих Старков - Фельдштейна увезли в больницу с сердечным приступом. Пили с Генрихом. За здоровье Фельдштейна.
Из Москвы я отправился в Мурманск, на 3-е Всесоюзное совещание "Полярная ионосфера и ионосферно-магнитосферное взаимодействие", которое Мизун опять проводил в "69-й параллели". От нас в Мурманск ездили ещё и Саенко с Клименко. Володя приехал раньше меня, а Саенко, наоборот, позже, задержался на день.
В Мурманске всё время находился в состоянии тяжёлого недосыпа. Началось с того, что прилетел ночью, в четвёртом часу только поселился (вместе с Гинзбургом нас поселили в номер, где уже спал Клименко). На следующий день Власков к себе пригласил вместе с Сашей Можаевым и братцем своим младшим из Ростова. Сидели, конечно, до упора, про смысл жизни толковали. В гостиницу с Можаевым возвращались пешком ночью через весь город, по слякоти.
За столом у Власковых я вспомнил анекдот, который в своё время очень понравился Гудрун: о разделении обязанностей между мужем и женой. На вопрос, почему они с мужем согласно живут, жена отвечает: - А мы с мужем с самого начала разделили обязанности. Я решаю всякие мелкие вопросы - куда мы поедем летом, сколько у нас будет детей, где ему лучше работать, как потратить деньги, а он занят крупными проблемами - будет или не будет война, кто будет президентом...
Анекдот этот и сейчас пришёлся по душе слушателям, особенно Оленьке - молодой жене Власкова. Но я заметил в этот раз, что ведь и на самом деле кто-то решает - будет или не будет война, кто будет президентом, а кто-то утешается анекдотами.
Рассказал о нашей затее с Б.Е. - написать книгу об ионосфере. Власков вдруг стал уверять меня, что Б.Е. обязательно зятя своего - Терещенко в соавторы втащит, и даже готов был поспорить на бутылку коньяка. Я удивился эдакой его уверенности, хотя слухи о брюнеллевском якобы расцветающем кумовстве до меня доходили, главным образом, от Мизуна. Он одно время нещадно, но безуспешно боролся с братьями Терещенко, выпускниками кафедры радиофизики ЛГУ, лихо шедшими в гору в ПГИ. Младший из них, Евгений был женат на дочери Бориса Евгеньевича и стал завлабом. Терещенок и Мальцев со Славой не любили за их нахрапистость и оголтелую коммунистическую "сознательность". Сам я ни с одним из братьев знаком не был.
Власков, кстати, отделился от Мизуна и сам стал завлабом. Они, по словам каждого, остались как будто бы в хороших отношениях, но вот в организации этого совещания Власков практически не участвовал, тогда как раньше он был правой рукой у Мизуна во всех таких мероприятиях. Теперь Мизун вовсю Мингалёвых эксплуатировал в этом плане.
Галю, бедную, он при мне до слёз довёл. Велел ей заставить всех участников выкупить заказанные им (по инициативе Мизуна, а не по их заявкам) обратные билеты в те места, откуда они прибыли. А многих это не устраивало, особенно дальних, из Сибири, иркутян и якутян. Они ещё по всяким делам кто куда собирались заодно съездить - в Москву, в Ленинград, раз уж выбрались. Аэрофлот же ввёл новые правила, о которых Мизун не знал, грозившие ему крупной неустойкой в случае невыкупа билетов.
Инициатива наказуема! И объясняться с пострадавшими следовало бы самому Мизуну, он же взвалил эту неприятнейшую миссию на Галю. В конце концов облагодетельствованные приезжие все билеты выкупили, потом сдали и купили новые.
На следующий день опять в гостях - Мизун устроил у себя приём. Пригласил и нас: меня, Саенко и Клименко. Я стал было отказываться, так как хотел провести вечер со Славиком и с Юрой, но оказалось, что Мизун и их пригласил. Были также Колесник, Часовитин, Марат Дёминов, кажется, Гинзбург, Латышев, Хазанов, кто-то ещё. Мизун жил теперь со своей молодой женой в маленькой двухкомнатной квартире типа нашей ладушкинской, куда он переехал из своих сталинских хором, оставив там первую жену с тремя сыновьями - один, правда, уже студент, и двое близняшек - школьников.
Новая жена - пышная жгучая брюнетка Юлия, не слишком за тридцать, работавшая раньше у Мизуна лаборанткой, а теперь, похоже, нигде не работающая, зато сопровождающая Мизуна практически во всех его поездках, особенно в тёплые края, демонстрировала (так мне показалось) свою страстную любовь к мужу, а, может, и в самом деле вся пылала ею, хотя они уже не первый год жили вместе, и старалась не ударить в грязь лицом перед гостями - стол был шикарен: коньяки, шампанское, водка, сёмга, палтус и проч., и проч., плюс пироги домашние её собственного изготовления. У Саенки с Клименкой глаза на лоб лезли от такого изобилия.
Я подзуживал Славу завести дискуссию. Его не нужно было долго уговаривать. Поначалу он пытался выжать из присутствовавшей публики, чем она объясняет такое достижение советского общества как отсутствие безработицы. Публика, однако, преимущественно отмалчивалась и налегала на рыбку. Я высказал первую пришедшую мне в голову версию - искусственным сдерживанием роста производительности труда посредством оплаты не по труду, уравниловкой, когда выплачивается лишь прожиточный минимум с небольшими вариациями. "Сэкономленное" таким образом играет роль пособия по безработице, которое выплачивается бездельникам в виде их заработной платы.
К сожалению, этот мой экспромт не был должным образом раскритикован, так как Слава всё пытался услышать и другие точки зрения, но так никого больше и не расшевелил, и тема заглохла.
Тогда я поддразнил Славу каким-то скептическим высказыванием на счёт демократии, процитировав ещё и Пушкина:
... Зависеть от царя, зависеть от народа -
Не всё ли нам равно? Бог с ними ...
Тут Слава подзавёлся. Он продолжил стихотворение, которое, оказалось, помнил всё наизусть, а потом заявил, что к демократии оно никакого отношения не имеет, и что я демократии ни бельмеса не понимаю. Демократия это не есть просто диктатура народа или большинства. Демократия - это когда гарантированы права меньшинства, имеющего иную, чем большинство, точку зрения.
Тут он сел на своего любимого конька и стал с воодушевлением и очень интересно рассказывать о 2-м съезде РСДРП, который готовили активисты партии, оказавшиеся потом в меньшинстве (меньшевики), что явилось для них полной неожиданностью, и им пришлось отдать созданную ими же партию под руководство людей, оказавшихся в большинстве на съезде. Такую возможность они не предусмотрели и впоследствии жестоко за это поплатились.
Славик, видать, глубоко изучил эту историю. Он знал не только фамилии, но и биографии всех видных (по тому времени, среди социал-демократов, а сейчас практически неизвестных) участников съезда. Славу слушали внимательно, даже почтительно, но спорить или просто высказываться никто не желал. Даже изобилие спиртных напитков не помогало, ибо ему противостояло ещё более могучее изобилие закуски.
Несколько раскованнее гости чувствовали себя на кухне, куда выходили курить. Там травили анекдоты, главным образом, про чукчу, сменившего Василия Ивановича Чапаева.
"Чукча на берегу Берингова пролива плачет: - Ай, какой царь Николай плохой! Зачем Аляску американцам продал? Зачем Чукотку не продал?"
Колесник рассказал про Андропова.
"Андропову размяться захотелось, он сам за руль сел, водитель рядом. Останавливает их гаишник, увидел, кто за рулём, в обморок упал. Напарник подбегает, спрашивает:
- Кто проехал?
- Не знаю, кто проехал, но за рулём у него - Андропов!"

С Борисом Евгеньевичем я вдоволь пообщался. Обсудили все наши дела, подбодрили друг друга, точнее, я его, а то что-то он стал пугаться - не слишком ли он отстал от современного уровня физики ионосферы. Я уже высылал ему половину первой из числящихся за мной глав, а сюда привёз и вторую. И на банкете, завершавшем по традиции конференцию, я пил меньше обыкновенного, а сидел рядом с Б.Е. и рассказывал ему о событиях последних лет своей жизни - об утоплении мотоцикла, об увлечении янтарём, о работе над большой моделью и наших неудачах с добычей ЭВМ.
- А ВЦ Кольского филиала, кстати, получил ЕС-1045, - сообщил Б.Е., - приезжайте считать, когда запустят.
Б.Е. выглядел прекрасно, с неожиданным для меня темпераментом произносил всеобщие тосты, выполняя вместо Мизуна обязанности тамады. На чей-то комплимент по поводу того, что он хорошо выглядит, Б.Е. сказал, что это у него наследственное, и рассказал про своего дядюшку, который в его возрасте женился на своей аспирантке, и она была счастлива с ним, а после смерти его долго ходила к нему на могилку.

А на следующий после банкета день (заседаний уже не было, начался разъезд) Саенко уговорил меня покататься на лыжах. Даже обещал, что сам в прокате возьмёт мне лыжи и ботинки и обратно отнесёт, так ему хотелось покататься, только не одному, а в компании с кем-нибудь. Большинство же после банкета на лыжню не рвалось. Да и погода была поутру неприятная - слякоть, крупа какая-то сверху сыпется, в городе асфальт уже прорезался. Здесь, правда, в Долине Уюта и на прилегающих сопках снега ещё много, но он мокрый, рыхлый. Покатят ли лыжи?
В пункте проката мы их смазали, и оказалось, что по накатанной лыжне (а в Долине она не одна, место очень популярное для лыжных прогулок и соревнований) вполне можно было скользить. Я уж не помнил, когда в последний раз на лыжах катался: пожалуй, в Ладушкине лет десять, а то и больше назад, но бежал легко, с удовольствием. Саенко пыхтел сзади и просил, чтобы я не мчался.
Он только-только начал оклёмываться после своего остеохондроза с неврастенией. И поставил его на ноги психиатр. Обратиться к психиатру посоветовал ему я, исходя из своего опыта общения с Раей Снежковой. Сама Рая была ещё в Минске, и Саенко пошёл к первому попавшемуся врачу поликлиники при психиатрической больнице. Им оказался (я узнал об этом позже, когда Саенко уже закончил курс лечения) ... Вильгельм Филиппович Рамхен, тот самый, которому я так и не отдал рубль, занятый у него в поезде.
Он прописал Саенке длительный курс таблеток, от которых тот постепенно перешёл из состояния сплошного уныния, подавленности и прислушивания к себе в состояние почти непрерывной эйфории, благодушия, довольства собой, другими и жизнью вообще. При этом у Саенко открылся жуткий аппетит, и он жирел прямо у нас на глазах. Забавно было наблюдать эти метаморфозы.
Хотя Саенко, потеряв за последние года полтора свою былую физическую форму, и задыхался сейчас сзади, он всё же оставался урождённым пермяком, проведшим на лыжах всё своё детство, и рвался прыгнуть с одного из спортивных трамплинов, мимо которых как раз проходила лыжня. Мы полезли, ставя лыжи лесенкой, я к столу отрыва большого трамплина, чтобы просто скатиться оттуда, а Юра - на вершину трамплина поменьше, юношеского, наверное. Кроме нас с ним желающих прыгать поблизости не было, зато наверху в специальной будке оказался сторож, который начал нас костерить на чём свет стоит, что мы тут трассу разбиваем.
Я не стал упорствовать и скатился с того места, докуда залез. А Саенко начал ему в ответ радостно так орать, продолжая при этом лезть наверх:
- Да чего тебе, снега жалко? Где же ваше северное гостеприимство, мурманчане? Я сюда специально приехал с трамплина прыгнуть! - и добрался тем временем до самого верха.
- Если упаду, больше не полезу! - крикнул он напоследок и ринулся вниз.
К моему великому удивлению шлёпнулся он не так безобразно, как я ожидал. После этого мы с ним пробежались по лыжне, километров пять в одну сторону - заставил-таки я его, потом обратно. Временами выглядывало солнце и накатались мы от души.

377
Из дневника погоды

28 апреля 1984 г.    Температура воздуха +9°, давление 750-754 мм, переменно, ветер северо-восточный, слабый. Накануне дул сильный северный, со снегом, температура была +1°.
Ездили с Митей на заставу. Янтаря нет. Нашли 17 сморчков. Вечером приходил Медведев с бутылкой коньяку, уже пьяненький. Мандражирует перед семинаром у нас, на котором должен представлять свою диссертацию. Я заметил ему, что он спивается, и зря старается меня задобрить, я и так против него ничего не имею. Коньяк, однако, мы с ним выпили. Он удивлялся:
- Александр Андреевич! Как это Вы живёте, всего достигнув? Вам не скучно? У Вас же всё есть: почёт, уважение, семья, квартира, Вы на вершине...
Я сказал ему, что мне не скучно, и что я отнюдь не всего достиг, но он мне, по-моему, не очень-то поверил.

30 апреля. Температура +18°, давление 751-749, ясно, ветер северо-восточный, умеренный.
Ездили с Сашулей и Митей на Корневку за черемшей. Черемши изобилие. Играли в футбол на поляне, но лесник нас прогнал.

1 мая 1984 г.  Температура +19°, давление 749-747, ясно, ветер восточный, умеренный.
Утром играли с Митей в футбол. На демонстрацию не пошли, впервые Митя не захотел. С обеда вместе с дедом (Тамара Сергеевна уехала в Мурманск, сына Гришу вроде бы во Вьетнам отправляли) были в гостях у Лебле, потом гуляли по местам моего калининградского детства - Красная, Чекистов, стадион "Спартак", потом догуливали у Кондратьевых и снова у Лебле. Видели Ерашовых на велосипедах, у каждого по дитю на раме и вертушки на рулях.
Я допытывался у Кондратьева и дочки его Настасьи, зачем она на журналистский факультет поступать хочет, что ей в этой профессии нравится, и как отец к тому относится, что писать-то неправду придётся. Оба были озадачены такой постановкой вопроса.

2 мая.  Температура +19, давление 746-745, переменно, ветер юго-восточный, умеренный.
Утром пробежали с Митей 20 кругов вокруг школы. Ездили на мотоцикле с Сашулей и Митей на заставу. Были Лебле, Буздины, Филановские. Мужики приехали с утра первым дизелем - за грибами, женщины позже - автобусом. Мы с Митей нашли в одном месте на небольшом пятачке 21 сморчок, остальные (Серёжа, Лёша, Игорь) по несколько штучек. Пока они носились по лесу, я шашлыки готовил. Вина бойцам, конечно, не хватило, и я тайком от женщин возил Серёжу и Игоря за добавкой в Приморск. Потом мы с Митей и Сашулей уехали на мотоцикле, чтобы поспеть к телевизору на футбол "Зенит"-"Динамо"(Киев) - 2:0! Не зря спешили.

3 мая 1984 г. +23°!

4 мая. +11°. Хорюков ловит форель на Корневке выше моста.

(продолжение следует)