Случай на дороге

                Asian
                Случай на дороге
               

Приятно сытый и самую чуточку пьяный, Джон Рыжий, один из лучших бардов во всех смертных мирах, покинул, наконец, гостиницу под незатейливой вывеской «Четыре дуба» и зашагал прочь в ласковое сияние летнего солнца.  Дорожная сумка и лютня привычно оттягивали плечо.  Какое-то время он шел в направлении Шефтсбери просто потому, что так солнце не слепило глаза.  Улыбаясь сочной зелени придорожных кустов, Джон лениво перебирал в памяти драконьи истории о космических кораблях.  Филипп – прекрасный рассказчик, жаль, не владеет даром стихосложения, был бы опасный конкурент!

Джону доводилось, конечно, бывать в высокотехнологичных мирах и любоваться этими поистине удивительными приспособлениями – ошеломляюще громадными и величественными, словно главный собор на центральной площади столицы, или изящными и обманчиво хрупкими, как летняя беседка в парке загородного дома, – в которых люди перемещались между планетами и солнцами, ныряя в под-, над-, гипер-, нуль- и даже не-пространства. 

Старшие драконы утверждают, что все эти термины обозначают одно и то же, и это одно – просто хорошо всем известная дорога между пространствами и временами.  Драконы, конечно, никогда не лгут, и раз они так говорят, значит, все эти космические корабли, большие и маленькие, действительно путешествуют теми же дорогами, что и все адхикари: магические существа, у которых способность ходить из мира в мир врожденная, и прочие смертные, для которых способность сия благоприобретенная. 

Ежели тебе не посчастливилось родиться в роду магических существ, не стоит огорчаться, дорога между пространствами и временами открыта для всех.  Если твои устремления и мечты не грозят разрушением целостности миров, и дома не ждут близкие родственники и любимые друзья, однажды ты можешь ступить на дорогу между пространствами и временами, – дорога примет тебя и изменит навсегда.  Джон Рыжий не был магическим существом, он не принадлежал к Старшему роду драконов, единорогов или эльфов, Джон был рожден человеком, однажды стал адхикари, и манящие просторы миров и времен распахнулись перед ним. 

Бог знает, сколько лет Джон скитался по дорогам между пространствами и временами, но ни разу еще не встречал на них космических кораблей.  И все равно, было одно удовольствие слушать, как Гиацинтовый дракон Филипп Кеведа, широко раскрыв свои прекрасные серые глаза, вещает мелодичным тенором: «Иду я по дороге, солнышками любуюсь, и вдруг из ниоткуда прямо мне на голову валится агромаднейшая нелепая железяка, и я понимаю, что удрать не успею…»  Драматичная история со счастливым концом, изложенная с мягким юмором и самоиронией, столь характерными для Филиппа, так и просилась в балладу. 

Джон в восхищении покрутил головой и, оглядевшись по сторонам, с удивлением обнаружил, что до сих пор топает по дороге в Шефтсбери, и сапоги его, накануне тщательно вычищенные усердной служанкой «Четырех дубов», уже опять серы от пыли.  Пробормотав несколько грубых слов, Джон шагнул на обочину и покинул этот гостеприимный, уютный мир.

* * *

Через десяток шагов Джон Рыжий остановился и обернулся: позади и слева от него солнце покинутого им мира, огромное и косматое, ярилось и кипело, плюясь языками раскаленного добела огня, распуская шлейфы пламени нежнейших оттенков розового и лимонно-желтого.

Вещь самая удивительная и непостижимая – эти солнца.  Джон знал, что, если он сойдет сейчас с дороги между пространствами и временами, то попросту мгновенно испарится в яростном жаре светила, но здесь, в безопасности дороги, он лишь щурился от его щедрого животворного сияния.  Это зрелище никогда Джону не надоедало, не переставало восхищать и удивлять, и с четверть часа он простоял, созерцая самое изумительное чудо смертных миров.  Затем, поправив за спиной лютню, Джон отвернулся от гневного косматого огненного шара, постоял несколько мгновений, определяя нужное направление, и зашагал в сторону Краддага, напевая вполголоса балладу Томаса Лермонта о королеве эльфов. 

* * *

Радостная легкость мгновенно наполнила тело Вико и тут же схлынула, – их корвет вошел в гиперпространство.  Вико еще раз глянул на монитор курса, там был полный порядок.  На этот раз путь кораблю Вико проложил почти идеальный, – превосходная работа, далеко не всегда удается рассчитать такую экономичную красивую кривую, что ни говори, а штурман он классный.  Вико ухмыльнулся самодовольно и включил обзорные экраны, рубку управления затопило пестрое мельтешение гиперперехода.  Пятна всевозможных форм, цветов и размеров поползли по экранам с различной скоростью и в разных направлениях, однако их совокупное перемещение создавало у Вико иллюзию движения, казалось, их корвет неспешно плывет в толще ярко расцвеченных вод.
 
До сих пор никто не смог внятно объяснить, что же регистрируют многочисленные корабельные сенсоры в гиперпространстве.  Общепринятым было мнение, что это просто шумы, индуцируемые электронными цепями сбитых с толку инструментов.  Какого-то особого мнения у Вико по этому вопросу не имелось.  Погружаясь в созерцание пестрых картинок на обзорных экранах, он просто давал волю воображению и грезил наяву. 

В этих пятнах ему виделись причудливые фигуры людей и животных, иногда из них складывались фантасмагорические пейзажи.  И подумать только, что кому-то становится дурно от этого зрелища!  Впрочем, тех, кого укачивало от картинок гиперперехода, на штурманские курсы не принимали, это был первый тест на пригодность.  Зато лучшими штурманами становились те, кто, как Вико, наслаждался пиршеством красок гиперпространства. 

Вот и теперь на левом экране из пестрой сумятицы все отчетливее проступала высокая темная фигура, похожая на идущего человека с неопределимым пока грузом за левым плечом.  С каждой секундой фигура проступала все четче, пополняясь множеством мелких деталей.  Сейчас это был долговязый длинноногий парень в чудном наряде с непокрытой коротко остриженной головой…  Некое движение в данных бортовых сенсоров на мониторе контроля внешней среды отвлекло Вико от увлекательной живой картинки.  Он перевел взгляд с обзорных экранов на монитор и тихо присвистнул, проследив изменения цифири: сенсоры левого борта детектировали слабое электромагнитное излучение.  Эти показатели не характеризовали какой-либо известный природный или рукотворный космический объект, и штурман активизировал идентификатор, но он уже догадывался, каков будет результат.

Вико на мгновение оторвался от монитора: фигура на левом экране была видна уже совершенно отчетливо и, если верить глазам и сенсорам, перемещалась курсом на пересечение с направлением движения корвета под острым углом.  Деликатно звякнул идентификатор, оповещая о завершении анализа, Вико подался к монитору.  Что ж, это он и предполагал: показатели сенсоров соответствовали, в пределах доверительного интервала, средним характеристикам живого человека.  Вико рассеянно оглядел экраны, просчитывая в уме варианты действий, затем, решившись, наклонился к служебному коммуникатору, перевел его в защищенный режим и обратился к кэпу.  Капитан откликнулся тотчас.  Вико доложил:

– Нештатная ситуация, сэр!  Неопознанный объект слева по борту.  Курс на столкновение! 

К чести капитана Крейна, отреагировал он быстро.

– Что ты несешь?! – рявкнул капитан, перешагивая порог рубки управления.  Вико кратко доложил обстановку. 

– Та-ак, значит, вот это вот, – кэп ткнул пальцем в фигуру на обзорном экране, – топает себе по гиперпространству пешком и через пару-другую минут столкнется с корветом?

– Если верить показаниям сенсоров, сэр, – штурман выпрямился в кресле, не отрывая взгляда от мониторов.

– Вико, это же бред собачий, – пожаловался Крейн, усевшись в свое законное капитанское кресло.

– Знаю, кэп, – отозвался Вико. – Но, если Вы видите на мониторах то же, что и я, это бред наших бортовых сенсоров. 

Задумавшись, кэп яростно потер скулы.

– Объявляй общую тревогу по кораблю.

– Есть, сэр, – и Вико решительно утопил оранжевую клавишу на своем пульте.  Через две минуты немногочисленный экипаж корвета и вся исследовательская группа столпились в рубке, сразу стало тесно. 

– М-да, – протянул Вирт, начальник их экспедиции, – и что это значит?

– В течение семи минут сенсоры левого борта детектируют объект, идентифицируемый с вероятностью восемьдесят семь процентов как биологическое существо гуманоидного типа, сэр, – отрапортовал Вико. 

– Движется курсом на столкновение?

– Да, сэр.  Время до стол…  столкновение, сэр, – доложил штурман.  С монитора контроля внешней среды исчезли данные об объекте, показатели на мониторе контроля среды внутри корабля не изменились.

– Это был твой глюк, Вико, – жизнерадостно заявила Клер, ксенолог исследовательской группы.

– Себе это скажи, – проворчал в ответ штурман.  И тут виков глюк материализовался прямо в рубке.

– Вот это да-а! – озвучил общее впечатление Гесс, бортинженер. 

Объект появился у дальней правой переборки и теперь медленно смещался по диагонали рубки.  Вико оторвался от мониторов, чтобы глянуть на феномен повнимательнее.  Выглядел тот почти как на обзорном экране, но четче, яснее. 

Долговязый длинноногий парень, широкоплечий и худой, на вид лет тридцати пяти, рыжеволосый, кожа светлая, глаза карие.  Одежда странная, но вполне определяемая: сапоги, штаны, куртка, – или рубашка? – нет, и куртка, и рубашка.  На плечах накидка с капюшоном, поверх накидки на широкой лямке какой-то мешок, примерно на треть полный, поверх мешка на тонком ремне некое приспособление, музыкальный инструмент?..

Парень выглядел совершенно натуральным, тело не просвечивало, не расплывалось.  Казалось, он попал в пространство корвета, как мошка в каплю смолы, чтобы стать янтарем.  Нога замерла на полушаге, губы приоткрыты, – говорит? поет? 

Да, признала Клер, она была не права, это не глюк Вико, и даже не массовая галлюцинация.  Он выглядел чересчур материальным, и с массой мелких характерных подробностей.  Симпатичный парень, коротко стриженые темно-рыжие волосы трогательными завитками лежат на висках и крепкой шее, горбатый нос – в веснушках, ресницы рыжие тоже, широко поставленные глаза – как золотистые теплые топазы.  Над верхней губой слева – мелкий белесый шрамик, воротник куртки на уголке заштопан нитками другого цвета…  Слишком это сложно для галлюцинации. 

Видение, смещаясь, достигло инструментальной стойки, Вико затаил дыхание.  Стойка скрылась из глаз, долговязая фигура сохранила плотность и четкость.  Капитан поспешно вскочил с кресла, убираясь прочь с дороги феномена.  Вико быстро глянул на мониторы, – никаких новых данных. 

Неторопливо проплывая через рубку, объект совместился в пространстве с капитанским креслом и двинулся дальше.  Впрочем, сообразил Вико, перемещался не парень, это их корвет проплывал сквозь него, просто разница в размерах сбивала с толку.  Фантомная фигура достигла переборки и, погружаясь в нее, превратилась на короткое время в барельеф.

– Что у нас там? – растерянно спросила Клер.

– Кают-компания, – бросил Вико и поднялся от своих мониторов, не в силах бороться с искушением.  Народ поспешно покидал рубку. 

Когда Вико вошел в кают-компанию, парень уже полностью выплыл из переборки.  Ну вот, пространства в кают-компании побольше, любуйся себе на здоровье. 

– Это лютня у него за спиной, – радостно сообщила Клер, – старинный музыкальный инструмент. 

– Ишь ты, музыкант, значит, – уважительно проворчал капитан.

– Лютнист, – добавила Клер.  Показалось ей, или положение приоткрытых губ действительно изменилось?  Произнес следующий слог? – Или певец…

Музыкант-лютнист-певец тем временем подплыл к следующей переборке.

– Куда он теперь? – заволновался Дайк, космофизик.

– Грузовой отсек и наружу! – крикнул Гесс и первым вылетел из кают-компании.  Остальные ринулись за ним следом.

«Не кантовать!», «Верх», «Осторожно, стекло!» – вещали надписи на грузовых контейнерах, но людям не было сейчас до них дела.  Рассыпавшись по свободным проходам отсека, они следили, как фигура музыканта проплывает сквозь контейнеры с аппаратурой в сторону кормы.

– «Тэ о!» – объявил Дайк, чуточку запыхавшись.

– Чего? – недоуменно переспросил Гесс.

– «Тэ о», трансцендентальный объект.  Макс Фишер недавно большой обзор опубликовал, про «тэ о» в гиперпространстве, – Дайк в порядке эксперимента осторожно ткнул пальцем в проплывающую мимо фигуру, ничего не случилось. 

– Вечно ты всякую дрянь читаешь, Дайк, – поморщился Вирт.

Но Дайк был молодой, талантливый и потому нахальный, какое ему дело до неприязней начальства?  Да и «тэ о» – вот он, прямо перед носом, корабельные датчики его не регистрируют, при контакте с предметами обстановки и людьми результат нулевой для обеих сторон, куда уж трансцендентальнее.  Дайк собрался было шагнуть прямо сквозь видение, но передумал, результат-то нулевой, да неуютно как-то…  А музыкант достиг уже дальней стены грузового отсека и медленно погружался в нее,  покидая корвет.

* * *

Неожиданно Джона крепко тряхнуло, – что изредка случается на дороге между мирами, – и на мгновение прорвавшийся ниоткуда ветер рванул душу, умчался.  Джон сбился с шага и перепутал слова баллады.  Он остановился и оглянулся кругом, все было знакомо и обычно на дороге, кроме этого порыва ветра.  Стремительный, пронзительно холодный, словно вырвавшийся из приоткрытого ледника, тронувший колкими пальцами сердце и глаза, ветер не извне и не с дороги, – порыв ветра, который промчался внутри джоновой души.  И Джон замер, прислушиваясь к тающему взвихрению чувств, мгновенному испугу и тревоге, прогнавшим его сытое благодушие.
 
Почему-то вспомнились объяснения Филиппа, что все срединные миры – это слоеный пирог с изюмом и орехами планет и солнц, дорога между пространствами и временами – широкий тесак, пересекающий наискось все слои, а адхикари и корабли, путешествующие между мирами, как стрелы пронзают во всевозможных направлениях и слоеный пирог миров, и тесак дороги. 

Взбаламученные чувства улеглись, Джон вытряхнул из памяти кулинарно-геометрические построения Гиацинтового дракона, поправил ремешок лютни на плече и, начав петь лермонтову балладу с первой строфы, зашагал дальше, в Краддаге у него была назначена встреча. 

* * *

В одиночестве Вико вернулся в рубку, нынешний переход был короткий и целиком укладывался в его вахту.  Вико плюхнулся в свое штурманское кресло и вытянул ноги, разглядывая данные на мониторах.  Ситуация за бортом и внутри корвета была штатной, на мониторе курса изумрудная точка корабля упорно ползла по проложенной Вико кривой.  Некоторое время штурман лениво следил за нею, получая удовольствие от созерцания хорошо рассчитанного курса.  Наконец, некое смутное побуждение, поселившееся в нем еще по дороге в рубку, проросло действием.  Вико развернулся к вспомогательному монитору и вызвал данные за последние пятнадцать минут. 

Ага, вот внешние бортовые сенсоры зафиксировали этого парня.  Так, вот и столкновение – и что?  Любопытно…  Через три минуты сорок восемь секунд внешние бортовые сенсоры вновь зафиксировали объект с соответствующими параметрами, это музыкант покинул корвет.  Правда, на этот раз сенсоры перестали детектировать его не через семь минут, а через семь и двадцать четыре секунды, но это, как раз, понятно.  Почти четыре минуты этот странный парень пробыл на борту корвета.  Вико вызвал на монитор данные внутренних сенсоров за это время, – ничего.  Штурман раздумчиво крутнулся в кресле, влево, вправо, потом вызвал данные состояния среды бортового компьютера, – опять ничего.  Вико наклонился в кресле, поставил локти на подлокотники, опустил на сплетенные пальцы подбородок и замер, глядя в монитор.  Он уже знал, что ищет: следы пребывания этого чертова музыканта на борту корвета; пока у Вико были только данные о нем за бортом.  Да, он помнил, как фантом проходил сквозь мебель и переборки, как Дайк ткнул пальцем в плывущую мимо фигуру и, судя по дайковой физиономии, никакого результата не получил, но… 

Вико наконец понял, что его беспокоило.  В гиперпространстве корабль столкнулся с объектом, достаточно материальным, чтобы его зарегистрировали внешние бортовые сенсоры, и штурманская выучка предупреждала, что это может быть опасным.  Чтобы выйти в заданную точку реального космоса, корабль должен нырнуть в гиперпространство в определенной точке, под определенным углом и с определенной скоростью, если изменится хоть один параметр, корабль выйдет в реал в другом месте.  Точка и угол вхождения корвета в гиперпространство уже стали событиями произошедшими, и столкновение с музыкантом их изменить не могло, а скорость?  Вико вызвал на вспомогательный монитор данные с двигателя за тот же промежуток времени, и он нашел таки, что искал.

Дважды, в момент входа и выхода объекта, скорость корвета чуточку изменялась, на две тысячных, – конечно, это мизер при их-то скорости…  Вико покосился на монитор курса – все то же, по которому идет корвет, совпадает с расчетным курсом, но скорость-то дважды изменялась…  Он еще с минуту посидел, уткнувшись невидящим взором в монитор, а затем по защищенному каналу вызвал в рубку Гесса.  В суть проблемы бортинженер вник быстро, и эта суть не понравилась ему гораздо больше, чем Вико. 

– Но это же так мало, – попытался протестовать штурман, – в третьем знаке после запятой!  И потом, вон малые флуктуации скорости все равно есть…

– Но ты посмотри, где, – перебил его Гесс, ткнув пальцем в цифры на мониторе, отчего по экрану разбежались концентрические волночки.  Гесс, ругнувшись, поспешно отдернул руку. – Ты видишь, флуктуации в пятом знаке, это стотысячные доли, ты разницу чувствуешь?

– Не очень, – честно признался Вико. – При наших околосветовых скоростях… 

– Господи, и как вы курсы рассчитываете, – сердито проворчал бортинженер.

– Такой порядок малости на таких скоростях уж точно не учитываем, – отрезал штурман. 

Гесс посмотрел на него, как на больного:

– На каких скоростях?  На тех, что на мониторе?  А с какой скоростью тогда этот парень по гиперу шастает?  Вико, что с твоими штурманскими мозгами?!

Какое-то время Вико оторопело пялился на бортинженера, потом взгляд его расфокусировался, и штурман откинулся на спинку кресла, запустив пальцы в свои коротко стриженые темные волосы, затем потянулся было к клавиатуре, но отдернул руки, положил их на колени, крепко сцепив в замок, сгорбился в кресле.

Гесс с сочувствием наблюдал за метаниями штурмана, сам он в гиперпространственной динамике разбирался слабо, ему казалось, что все тут вкривь и вкось, и не сложишь части, как ни старайся.  Наконец Вико глубоко вздохнул, расслабился, опустившись на спинку кресла, закрыл глаза.

– Черт побери все, – тихо сказал он, – как мало мы знаем.

– Ну… ладно, может, обойдется, – как-то просительно протянул бортинженер. – Когда мы выходим в реал?

– В семь сорок пять, – Вико взглянул на таймер, – через час двадцать семь.

– Подождем, – вздохнул Гесс.

И они ждали, завороженно следя за цифирью, но данные на мониторах контроля за штатные значения не выходили, и это оказались довольно скучно проведенные долгие десятки минут.
 
* * *

За семь минут до выхода в реальный космос Вико вызвал в рубку капитана.  Крейн выслушал доклад своего штурмана не перебивая и какое-то время молчал, анализируя информацию. 
 
– Ты боишься, что мы сбились с курса? – спросил он наконец.

– Да, – с запинкой ответил Вико.
 
– Не смотря на то, что показывает монитор? – Крейн ткнул пальцем в сторону кривой курса с изумрудной каплей корабля на ней.

– Да, – сказал Вико, - компьютер показывает движение корвета в соответствии с данными в точке входа, у нас нет возможности определить свое положение внутри гиперпространства, нет ориентиров.  Корабли не маневрируют в гиперпространстве. – штурман опустил взгляд, помолчал. – И худо то, что пока мы не выйдем в реал, мы никак не можем проверить курс, и предпринять мы ничего не можем тоже. 

Крейн кивнул, и они, теперь втроем, уставились на мониторы, ждать оставалось недолго.

Едва отзвучал сигнал перехода, Вико впился взглядом в мониторы.

– Черт, черт, и черт! – зашипел он разъяренным котом.

Гесс оглядел обзорные экраны, но они сказали ему так же мало, как и данные мониторов, затем повернулся к капитану, и закаменевшее лицо Крейна, наконец, действительно напугало его.

– Ну, и куда мы попали? – задал Гесс самый важный теперь в их жизни вопрос.

13.04. – 06.2003

адхикари – (санскр.) пригодный