Фф или феномен фаустова

Вы можете знать Фаустова  как неординарного критика, и все  же позволю себе напомнить: он в первую очередь автор неопубликованной, но многими читанной рукописной книги «Диссонанс согласия», это сборник музыковедческих статей, где в числе других явлений установлена зависимость  между вспышками творческих подъемов в рок-музыке и   активностью солнца. Он автор также другой, тоже пока  неопубликованной книги «Диктатура уха». Это воззрения человека, выросшего на информационном поле зарубежного радио.
Возможно,  интерес самого  Фаустова к року  породил  его излюбленный прием: он берет музыкальную  символику и лексику для того, чтобы исследовать не музыку, но литературу - например, в статье «Девочка, слышишь — Чапаев скачет», посвященной творчеству авангардного поэта  Валерия Архипова, Фаустов говорит, аппелируя к опыту авангардного музыканта Сергея Курехина.
Подобное можно видеть в статье о поэзии Ираиды Метляевой, вошедшей в данную книгу «Харизма вологодской литературы». Они не похожи ни на самих поэтов, ни на автора. Новый инструментарий порождает  новую систему мышления. А ведь до сих пор мы привыкли думать,  что произведение искусства  следует судить на языке этого искусства. Фаустов исследует  литературу по-новому.Формулировки Фаустова животворны. Обозначив  главный  мотив стихов Ираиды Метляевой как «диалектика одиночества», он повернул поэтессу лучшей стороной к читателю, объяснил ее. Позже  вышедшая  книга поэтессы озаглавлена  именно так, как  сказал  Фаустов. Точно сформулировано. Тот случай, когда  критик не сортирует, а просвещает.

Поскольку  инструментарий музыкальный, сочтем, что  он порожден  музыкой. Но если идти дальше, выяснится, что рок-музыка - это лишь небольшой ручей из  потока, в котором издревле купался автор, а купался он в нем  в силу удаленности нашей страны от столбовых дорог мировой культуры во времена СССР, но при этом испытывал полноту ощущений. Повторю: имя потока - зарубежное, вернее - всемирное радиовещание (само выражение «зарубежное» означает, что субьект воспринимает себя как точку отсчета, в то время как «Голос Америки»,  «Свобода» и Би-би-си транслируются во всех странах мира). Так  внутреннее диссиденство Фаустова, независимость его от  окружающих социокультурных условий  сделало его частью не узкого, провинциального  менталитета, но гражданином мира. А это породило особую ментальность, позволяющую ориентироваться в любой  области знаний.

Суждения Фаустова совершенно не зависят от места его жительства и это  позволяет ему понимать всех и вся. Юность автора прошла в окружении людей  интеллектуальных и причастных к искусству - можно назвать профессора  математики  и специалиста по А. Блоку Николая Белякина (СО АН, Академгородок), написавшего  ряд шутливых философских эссе под именем Поличебуреченского, далее - одного из первых вологодских пуантилистов, ныне покойного художника  Евгения Красильникова, далее - нынешнюю знаменитость вологодского художника Виктора Седова. Известный пушкинист, профессор Литературного  института М.П. Еремин - родной дядя по матери, поэтому  Фаустов  в свое время общался со многими  вологодскими  писателями, в том  числе с Виктором Астафьевым.
Однако, попадая в кирилловскую глушь и купаясь в потоке - на этот раз просто  в потоке шекснинской воды - он сталкивается с кривым пастухом  Женей. Тот гонит мимо стадо и тут же  дарит Фаустову горсть подосиновиков, потому что чувствует в нем родственную душу. Через пятнадцать минут  Фаустов  знает  всю жизнь криворукого пастуха Жени.
 Перу Фаустова принадлежит не  только музыкальная и литературная, но также и художественная критика. Здесь стоит упомянуть его статьи о творчестве В. Седова - «Искусство, понятное византийцам», о выставке И. Романенко - »Карикатурный андеграунд», о картинах И. Кольцовой - «Холодный оттенок  внешних проявлений», о выставке Д. Тутунджан - «Стандарт профессионализма», статьи, связанные с участием в круглом столе «Провинция в русском культурном сознании», отклики на концерты памяти Джона Леннона, проходившие в Вологде, заметки о подшипниках в эстетических категориях, неопубликованные пока размышления о творчестве Я. Крыжевского, мастерская которого была  раньше в Вологде, а теперь в Нью-Йорке. Есть в архивах Фаустова даже театральная критика. Это статья «Мистерия-реликт: браво» о  необычной постановке  пьесы Ремизова («Трагедия об Иуде, принце искариотском»), инсценировке  костеровского «Тиля» и дюрренматовской «Аварии» в вологодском «Аквариуме» («Вологодский комсомолец»)... Их объединяет некий лингвистический эффект  сродни обливанию холодной водой. Закалка сердца.
Здесь уже говорилось о необычности подхода: инструмент, применяемый к одной области, взят из другой области.
Следующая особенность -  юмор. Вот что сказал про Фаустова профессиональный  военный, полковник, историк  и поэт Сергей Донец: «Честно признаюсь - я  использовал  со ссылкой работу С.Фаустова «Метод остроумной аналогии как фактор повышения эффективности преподавания в высшей школе» для написания своей контрольной работы по психологии. Контрольную работу сдал, как и экзамен, на «отлично». Название контрольной «Учение как ведущий тип деятельности». Что понравилось - имеет место рационализация процесса познания в очень доступной форме. Важнейшая проблема, решение которой изложено простейшим языком. Это может быть хорошей статьей для журнала «Знания-сила». Вся теория педагогами уже разработана и написана. Тут же - и теория, и практика сразу. Если бы академики потребовали подкрепить все это теорией, то уже была бы диссертация. Потому что здесь концентрация, умелый подбор фактов и закономерностей в одном месте. Что важно -  методы остроумной аналогии одинаково хорошо подходят для педагогики, для техники, для творчества. Что касается стеба, то он не вредит научности. Это просто инструмент.
Лингвистика - более узкое понятие, чем  менталитет. Менталитет определяет лингвистику, а не наоборот. Но связь есть. Например, слово «блин» - просторечие. Такая лингвистика  невозможна ни при каком  менталитете, это сигнал отсутствия  менталитета. А провинциальный  менталитет - это вообще понятие невозможное. Менталитет не  признак  провинции, он  может существовать хоть в  болоте. А провинция  - географическое понятие, а не культурное, это отсталость. А менталитет  - это не отсталость. Если мы  говорим, что у Фаустова свой менталитет, это значит, что он уже не провинциальный  критик, а автор более высокого, не местного  уровня».
Как видим здесь уже появился практический аспект! То есть раньше  критика считалась чем-то вроде занятий губернского писца. Но нет, критика Фаустова действенна. Не буду  брать  здесь  сферу образования и  техпрогресса, в недалеком будущем дадим высказаться  специалистам, среди которых и  научный сотрудник Лаборатории средств противоскольжения ВоПИ Александр Степанов, он же соавтор уважаемого  критика, совместно с ним выпустивший  книгу «Шины и шипы».

Каждого вновь открываемого автора Фаустов рассматривает под очень  сильным  увеличением. Иногда  это искажает картину, но зато ведет к  сохранению  своеобразия. Потому что любой  текст для Фаустова - основание для своих фантастических построений. Он не повторяет за  автором, он  его обгоняет и  дразнит. При этом каждый раз возникает новая идея.
Работы Фаустова очень  повлияли на  местную молодую литературу. Вспомним старую невинную фразу Фаустова, кое у кого навязшую в зубах: «Что лучше - десять раз обсудиться на  Лито или один раз прийти туда со своей  книгой?» Поначалу казалось, что это каприз сноба. Но вследствие этого каприза веками чахшее на своем устном народно-традиционном корню Лито стало издавать книги, то есть это дало новый толчок для книгоиздания. Когда  в  вологодской  литературной  среде  появилась поэтесса  Н.Сучкова и никто не  мог не  только определить, но и  понять, с чем ее  едят, Фаустов первый  позвонил  ей  домой  после читки  «Камня-Рыбы-Облака»: это гениально,  сказал он.

Участие  Фаустова в вологодской литературной  артели «Ступени» - отдельная тема. Приученные блюсти традиции родного края, авторы часто просто правят размеры  стихов, чтоб было «не хуже  Рубцова». То есть налицо самоограничение. Сообщения  Фаустова на  заседаниях всегда были неожиданны и возмутительны: то в работе корневика-деревенщика узрит обратную перспективу древней иконописи, то заставит классиков писать неправильно, изобретать острие, подобное жестяным абстракциям  в  музее. Его статья о параллельности Бродского и Рубцова многих  удивила, а  некоторых взбесила. Она висит на главном Рубцовском сайте «Душа хранит» -http://rubtsov.id.ru/others/faustov.htm
Принцип неправильности, как и  многие другие,  выносятся  Фаустовым во главу  угла для того, чтобы разрушить стереотипы, растормозить воображение творческого  человека, как  это описано у  М. Анчарова. Эссе  Фаустова  можно рассматривать как своеобразные таблетки творчества. Обратимся к  примеру. Литартель «Ступени» отмечала в 1996  25-летие  творческой  деятельности в Картинной  галерее. Среди  других  докладчиков  выступал и  С. Фаустов. Он вместо мудреных  словес  вышел и  объявил, что у него в руках не бумажный журавлик, а изготовленная особым образом птица творчества. Сейчас  он запустит ее в  зал, в  кого она попадет – того ожидает  настоящий  творческий  взрыв. И запустил птичку. Раздался сильный  шум и гам. Птичка  взвилась и винтом  опустилась на  Татьяну  Вертосельгу, женщину  в годах, абсолютно  бледно пишущую. Та даже  взвизгнула и  прикрыла  голову  руками. Многие достойные  люди  были по-настоящему  уязвлены. А  Вертосельга  через месяц  принесла новый эзотерический рассказ. И после  этого так  стала  писать, что выпустила  пять книг прозы, и ее очень хвалила О. Фокина… Некоторые статьи Фаустова  появились в  журнале  «Октябрь» № 12 в 2001 году.их  читали  люди в  разных  уголках  России.
Личное участие Фаустова в  литературном  десанте в Харовск вместе  с клубом «Кентавр»  в 1992 доказало, что такие десанты тоже оказывают благотворное влияние на литературный процесс. Истоки  этого явления  ведут к В. Маяковскому, который выступал там, где его книги не продавались и после этого  все раскупалось подчистую.
Поездка  Фаустова в  Калининград дала  толчок  к  написанию  многих статей о новом времени, изучение трудов  Пригожина утвердило его в  новом мировоззрении. Фаустов- Щекин- Трещалов многолик. Иногда он становится  просто преподавателем: ходит на  занятия, изучает  студентов как  особый  вид  Хомо несаписенс.  Эта часть  жизни достаточно правдиво описана  биографами и нашла  отражение  в  книге «Тедиумм» (устный  народно-преподавательский эпос, записанный друзьями) где  Фаустову  дано языческое  имя  Борода. Отдельные  главы  из книги  можно прочитать на  странице http://www.proza.ru:8004/author.html?lanit
Фаустов  чаще  всего  появляется  там, где выходят книги. Хотите подружиться с  Фаустовым - известите его о презентации. Его комментарий придаст  вес событию.
Так  произошло  и  на  открытии выставки Тимофея  Тескова  в повести Г. Щекиной  «ОР». Там  описано реальное земное воплощение Фаустова – Арик  Трещалов. Апломб, с каким он рассуждает о  живописи,  делает его  стеб неотличимым  от  жерновов критики. И то, каким вы его увидите и воспримете, зависит прежде всего от вас самих. Здесь лексика и  лингвистика  выступят как зеркало вашего менталитета. Вспомните кривого пастуха Женю. Лишь единицы, подобно Михаилу Сопину, ощущают, что они из той же Вселенной, что и  Фаустов.  Свободное плавание  по  Интернету было  доступно   Фаустову  тогда,  когда  многие вологодские авторы  об этом  только мечтали, а  некоторые  даже  думали, что компьютер  создан  самим  дьяволом. Когда у  Сопина  появилась страница в  Интернете на  СТИХИ.РУ, Фаустов списался с  А.Коковым и они организовывали поэту заинтересованную публику. Потом  Сопин вышел в  десятку  сильнейших из  30 тысяч (впервые  за историю сайта), разразился  скандал, инициированный литературным  мафиози  В.Авиным, но Фаустов  первый  догадался, как потушить конфликт – да просто отдать Авину все  баллы  обратно.
При этом нельзя  забывать, что Фаустов не  только  критик, он  еще и остроумный  поэт, имеющий большой круг друзей и  поклонников, приходящих на его страницу с  завидным постоянством. http://www.stihi.ru/author.html?faustov

Фаустова  никто не знает немножко. Или не знают совсем, или знают и поражаются.
Прав был художник  Я. Крыжевский, проживавший с  Фаустовым в  одном  подъезде до того, как  уехать в  Нью-Иорк. После растерянной фразы  жены критика, что, дескать, Сергей – настоящая  пропасть,   Крыжевский весело посоветовал  ей: «Держись ближе к  пропасти».

Галина  Щекина
(Новая редакция. Впервые опубликовано в  книге
С. Фаустова "Харизма вологодской  литературы")