Без бороды

Вначале  Фука  рыдал. Рыдания, кошмарные  и  горделивые; рыдания, долгие  и  нудные; рыдания, тяжелые  и  важные, интеллигентные  и  красивые, мудрые  и  взыскательные. Было  все  на  этом  свете, но, пожалуй, такого  отношения  к  сложному  и  совершенно  бесполезному  в  хозяйстве  делу  никто  не  находил  такого  приспособления. Наконец, когда  солнце, поднявшись  в  очередной  раз  над  нашей  бренной  землей, затрепетало, улыбнулось, и  сказало  Фуке, мол, старикашка, хорош  рыдать, Фука  перестал  рыдать  и  обернулся  к  своей  почитаемой  жене.

- Кто  вчера  мне  сбрил  бороду? - спросил  Фука, долгое  время  копающийся  в  своей  голове  и  воспринимавший  действительность  ни  в  коей  мере  не  банально, не  так, как  она  происходила, а  немного  по-другому, чуть-чуть  в  обратную  сторону.

- Я, - ответила  ему  его  жена, которая  и  сейчас, в  воскресном  фартуке  и  пирожком  в  руке, прибирала  на  атресолях  животное  сало, которое, пройдя  сквозь  века, могло  бы  сгодиться  для  новых  эфирных  масел  как  подобающая  им  приправа.

- Зачем? - спросил  Фука, медленно  и  печально  начинавший  осознавать  свою  сложную  роль  в  этом  мире. Он  вообще  относился  ко  всему  окружавшему  его  очень серьезно, и  никогда  точно  не  был  уверен, кто  что  любит  больше - жизнь  Фуку, или  Фука  жизнь.

- Ты  вчера  пришел  домой  сильно  пьяный, я  увидела, и  решила, что  в  наказание  тебя  надо  лишить  тебя  самого  святого, что  у  тебя  есть  в  этой  жизни.

- Ты  же  знаешь, что  борода  для  меня - это  все.

- Да, именно  поэтому  я  тебе  ее  сбрила.

- Ты  знаешь, сколько  денег  нам  приносит  борода? Приносила, вернее, моя борода?

- Да, я  знаю. Но  деньги  ты  тратил  на  пиво.

- Да, но  в  одном  ряду  с  пивом  у   нас  стояли  машина, квартира, вторая  машина, вторая  квартира, телевизор!

- И  пиво, пиво, пиво! Ты  уже  на  себя  перестал  быть  похожим!

- Да, конечно, без  бороды-то  и  ты  станешь  на  себя  непохожей!

- Я  про  другое. Вот  у  тебя  уже  и  синяк  под  глазом! Ты  дрался  вчера? - спросила  жена, а  сама  подумала, не  позвонить  бы  ей  сейчас  одному  хорошему  человеку. Но  потом  вдруг  решила, что  не  надо, а  тот этот  один  хороший  человек  решит  еще, что  его  начинают  баловать, поэтому  жена  решила  послать  что-нибудь  этому  одному  хорошему  человеку  по  электронной  почте  и  там  высказать  все  те  хорошие  и  нехорошие  слова, которые  можно  говорить  в  адрес  дружелюбных  молодых  людей.

- Да, я  вчера  дрался, - сказал  Фука, гордо  выпячив  большую  широкую  интеллектуальную  грудь.

Фука  понял, что  бороду  на  место  не  вернешь, поэтому  вышел, а  через  некоторое  время  вернулся  обратно, но  уже  не  один. Его  лучший  друг, тоже  писатель, Михаил  Боевой, человек, пишущий  о  природе  много  и  бестактно, пришел  в  очках, заслуженных  долгим  и  упорным  трудом  и  бетонным  выражением  лица.

Жена  Фуки  попятилась  назад  при  виде  такого  субъекта, но, поняв, что  он  очень  расстроен  и  не  в  силах  предпринять  все, на  что  способен, спокойно  продолжила  протирать  противни.

- Вот  смотри, - сказал  Михаил. - У  нас  на  повестке  дня  союза  писателей  два  вопроса. Первый - принимать  ли  в  союз  писателей  Александра  Ежова, и  выгонять  ли  из  союза  писателей  Фуку  Ежова.

- За  что  же  выгонять  моего  мужа? - спокойно  спросила  жена  Фуки, но  Фука  и  Михаил  поняли, что  она  сильно  занервничала - тряпка  задергалась  в  ее  руке  и  разревелась  так  по-детски, что  Михаил  не  выдержал: "Хорошо, хорошо, хорошо!"... А  сам  устал, рванул  на  горящий  Кузнецкий  и  ушел. Фука  чужо  смотрел... Хм...

- Как  за  что? - грубо  и  интеллигентно  спросил  Михаил  Боевой. - Нет  бороды  у  него!

- Естественно, нет! Как  же  она  будет, если  я  ее  вчера  сама  сбрила!

- Вот  теперь  и  вбривай  обратно!

- Да  как  же?

- Вбривай!

- Да  как  же, черт  возьми, я  теперь  вбрею  обратно! Это же  целая  вечность! Это  же  целый  сигмаллион  безумства! Гений  и  коварство - варварское  выщипывание  бороды! Гений  и  безумство! Чудо! Жизнь! И  вот  она, ползет  Весна!!!

- Вбривай!!!

- А... Да  как  же, черт  возьми, я  теперь  вбрею  обратно! Это же  целая  вечность! Это  же  целый  сигмаллион  безумства! Гений  и  коварство - варварское  выщипывание  бороды! Гений  и  безумство! Чудо! Жизнь! И  вот  она, ползет  Весна!!! Как же  я  тебе  ее  вбрею! Я  мыслю  образно, я - имаженистка, а  он  реалист! Борода!!! Да, борода!..

- Вбривай, - сказал  Михаил. - Ты  думаешь, тебе  это  просто  так. Есть  борода - нет  бороды. Ты  знаешь, как  работает  Фука?

- Как? - спросила  жена  Ежова, и  глаз  ее  задергался  синхронно  с  тряпкой.

- Ооо! Это  наш  лучший  кадр! Лучший! И  ты  решила  лишить  нас  его  бороды! Да  как  ты  смела! - взревел  Михаил  так, что  тряпка  вылетела  из  рук  жены  Ежова  и  попала  по  лбу  Ежова. - Вот, - сказал  Михаил. - В  чем  сила? Борода - это  сила. Фука  это  понимает, ты - нет! Борода... Борода - это... Борода - это  звучит  гордо!

- Горький, - сказал  Фука.

- Борода, - сказал  Михаил. - Борода! Да  знаешь  ли  ты, что  такое  борода? Это  же  светило  отечественного  искусства. У  Фуки  была  тяжелая  работа. Мы  его  ценили. Но  теперь, без  бороды, безбородое  светило - уже  не  то  светило. Да  и  нечем  теперь  светить. Борода... Эх, ты! - сказал  Михаил  и  стало  понятно, до  какой  степени  требуется  борода  Фуке.

И  тут  приехал  Александр  Ежов  на  велосипеде.

- Привет! - сказал  он  остолбеневшему  Фуке. Да, в  свои  тридцать  лет  мальчик  увидел, что  вся  мужицкая  сила  его  отца  в  одно  мгновение  улетучилась  благодаря  нетерпеливым  рукам  жены  Фуки  и  матери  Александра. Бороды  не  было. Борода  являлась  семейной  реликвией  наряду  с  бровями  Александра. И  в  первую  очередь  сын  Фуки  подумал, что  начались  страшные  вещи  твориться  в  союзе  писателей. Как  же  так - еще  вчера  папа, веселый, хмельной, бородатый, рассказывал  с  таким  упоением  о  создании  образа  проститутки, а  сегодня, без  бороды, без  ума, без  силы, в  конце  концов, оплакивал  свою  большую  и  нетерпеливую  бороду, оставшуюся  у  него  в  далеком  прошлом  и  сегодня  не  представляющую  огромную  силу  для  отечественной  литературы; почему  вчерашняя  борода  уже  не  отливала  нескончаемым  богатством, как  жемчуг  льет  радужными  расцветами  и  раскрашивает  цветастыми  переливами  перламутровую  гавань  в  тяжелый  ночной  час  под  предводительством  старого  капитана  Крючкова, посапывающем  на  капитанском  мостике, словно  когда-то  унесенным  ветром  из  родной  столицы, а  сейчас, как  упоенный  под  незабываемым  штилем, продолжал  свой  последний  музыкальный  реверанс  под  звуки  школьного  вальса; и  бежали  дети, и  бежали  взрослые, и  все  пели, все  плясали, все  были  радостны, все  ждали  счастья, все  думали, что  жизнь  безгранична, стоит  только  захотеть  чего-то  наилучшего - и  вот, как  в  пене  добра, отквитывающем  зло, появилось  оно, самое  чуткое  и  доброе, как  когда-то, еще  в  утробе  матери, узнававшей  ореол  беспамятства  на  своей  беспутной  душе, как  на  жгучем  помосте  тепла  и  зеленой  долины, которая  долго  и  чудно  уходила  вовнутрь  старого  плота  и  закрывала  своим  длительным  путешествием  со  всеми  богатствами  медленную  печаль.

- Где  борода? - крикнул  сын. - Где  она?! Где?!

- Сынок, у  меня  к  тебе  серьезный  разговор, - ответил  Фука. - Давай-ка  вначале  по  пивку. А  то, сам  понимаешь, как  мы  с  тобой  сможем  принять  это  тяжелое  решение  по  пересадке  бороды  от  Ежова-сына  к  Ежову-отцу  без  бокала  совершеннейшего  пива, которое  делает  один  мой  хороший  знакомый  и  доселе  продолжающий  работать  над  лучшими  сортами  различных  алкогольных  напитков!

И  вся  великая  троица - Ежов-отец, Ежов-сын  и  Михаил  Боевой  пошли  пить  пиво. Вскоре, умирая  от  неписания, Ежов-отец  много  припоминал  жене  ее  странный  поступок  и  просил  завещать  все  Александру  Ежову. Но  в  итоге  Фука  остался  жив, и  по  сей  день  радует  всех  нас  с  вами  своими  авантажными  и  презентабельными  творениями, которые  способны  поднять  нас  на  крыльях  любви  и  тепла  и  сообщить  всем  мирским  телам  необычайную  доброту  и  справедливость.