Блин, Клинтон

Старичок выполз на нагретое солнцем крылечко и блаженно улыбнулся, щурясь под ярким светом.
- Красотища! – сказал он и почему-то добавил. – Блин, Клинтон.
(Этот Клинтон лез на его язык постоянно, к месту и ни к месту. Он был и блин, Клинтон и эх, ох, ух, Клинтон, И Клинтон Потронович и, в конце концов, просто Клинтон! И чего привязался этот президент какой-то чудной страны Америки дед не знал. Вот влезал везде и все.)
 Но несмотря ни на какого Клинтона утро действительно было замечательным.
Голые елочки, осыпавшиеся прошлой весной и теперь стоявшие в полном параде, выставляли  свои хилые  ветки на всеобщее обозрение были просто великолепны. Под ними бегали маленькие зверюшки, они погружали свои длинные острые резцы в вырванную из грядок морковь так глубоко, что брызги летели по всему участку, временами они косились на деда и вызывающе пищали.
Черные птицы, летающие над домом, временами закрывали солнечный диск, отчего на крыльцо ложились зловещие тени. Они то выстроились в шеренги, как образцовые солдаты, то метались врассыпную, будто убегали от невиданного врага. Иногда сверху доносились странные звуки похожие на стоны, то на зловещий смех.
Старое радио стоявшее на крылечке выразительно кашлянуло, готовясь к новому дню.
Из соседней дачи выползла соседка и довольно улыбнулась, увидев такой же порядок на своем участке. Она была в черном с блестками костюме, перерезанном на талии на две половинки. Видимо собиралась завтракать в городе.
Что за дело в такую рань? – подумал дед, глядя на нее и отмечая, что та с ним не поздоровалась.
-Тьфу! – внезапно сплюнул он, разглядев, что платье соседки сзади было совсем прозрачным. И не в силах выдержать подобную срамоту пополз в дом, оставляя губчатым телом  слизистый след.
А Межгалактическое радио зевнуло, показав ряд острых зубов, и заговорило: Скандал разрастается на глазах, Моника Левински заявила…