Город

Провожу пальцем по позвонкам. Чувствую, как по ее телу оглушительно в два конца разбегается возбуждение. Одним концом – в мозг, вторым, пробежав по всему позвоночнику, теряется где-то в невидимых глазу складочках. Она отрывается от «Этики», поворачивается ко мне лицом и внимательно смотрит в глаза. Не заметив за моими бровями никакого одобрительного движения, она недовольно морщится:
- Ммммм? – «Я же просила, не дотрагиваться до меня по пустякам!». Я оправдываюсь:
- Ммммм… - «Мне захотелось тебя увидеть, может, я ревную к Спинозе».
Она снисходительно смотрит на меня «Бред какой!» и снова утыкается  в книгу. Я встаю с кровати и иду на кухню. Пока греется чайник, смотрю на серый двор, свернувшийся в сумерках мокрым котенком, на затянутые тучами облака, которые не разгоняет ветер. Зачем надо было бросать курить? Сигареты согревают и придают смысл жизни, когда он теряется.
На всякий случай заглядываю в холодильник – без толку, один майонез. А вчера звонила Ника. Я совсем не помню ее лица. Два года и совершенно забываешь, как выглядит человек.
Чай заваривается во второй раз, из зеленого став бледно-желтым. Возвращаюсь в комнату. Подруга спит, ее рука свесилась с кровати, а «Этика» валяется на полу. 
Я одеваюсь, бесшумно и быстро, открываю дверь. У порога оборачиваюсь, задумываюсь и быстрыми шагами возвращаюсь к кровати. Встаю на колени, долго смотрю на ее бледную руку, а потом целую на сгибе.
Она просыпается, открывает глаза и вопросительно приподнимает бровь.
- Пойду куплю еды.
Она поднимает «Этику» с пола и принимается за чтение.
Иногда мне кажется, что она не умеет говорить. Мы с ней разговариваем взглядами.
Спускаюсь по лестнице. Между рамами запрятан бычок. Я снова курю.

Это началось около двух лет назад. С неба внезапно пошел снег. Именно внезапно. Все очень удивились, ведь был июль. Все удивились еще больше, когда снег не прекратился. Снег падал каждый день, то затихая, то усиливаясь, сжирая сантиметр за сантиметром. Кто-то надеялся, что он прекратится весной, но год спустя стало ясно, что так будет всегда. Снег перестали замечать, перестали удивляться, Город начал умирать.
Какая-то заколдованная атмосферная особенность – Город взят в кольцо снегом. Четкая граница – 200 километров во все стороны от Города – и совсем другая, нормальная, полагающаяся времени года погода.
Сначала правительство пыталось разогнать тучи, но вертолеты растворялись в небе, как корабли в Бермудском треугольнике. Страна протерла снегом руки и успокоилась. С каждым днем людей в Городе становилось все меньше, закрывались магазины, рушились от постоянной влаги дома. За два года уехали почти все. Те, кто решали остаться, медленно сходили с ума, убивали себя и других или плевали на свое решение и все равно уезжали.
Люди отдали Город снегу не в силах бороться. Сегодня последний поезд, который увезет оставшихся в живых, после чего Город будет обесточен, заброшен и забыт.

Город умирает. Я иду по улицам, с удовольствием замечая новые разрушения. Этот Город похоронил так много моих друзей, надежд, возможностей и прочего важного, что он заслуживает смерти. И я буду последним человеком, кто проводит его, кто запечатлеет в памяти его конец.
По полуразвалившейся от нескончаемой сырости лестнице я поднимаюсь к Антону. Антон – рыжий, некрасивый, с маленькой головой и непропорционально большим телом – воплощение контрабандиста Рэтта Батлера из «Унесенных ветром». Это тот, который считал, что деньги можно заработать двумя способами: первый – на становлении империи и второй – когда империя рушится. Второй способ гораздо эффектнее, да и быстрее. Антон до последнего переправлял в Город продовольствие, обзаведясь тысячью нужных связей. Пока всему этому не препятствовало правительство. Правительство не препятствует и сейчас – просто теперь продукты, выпивка и прочее потеряло смысл в свете последнего поезда.
У Антона не заперто. В квартире повсюду валяются коробки, бумаги, вещи, обертки еды. Две девушки – блондинка и мулатка, обе слегка пьяные, красивые и длинноногие укладывают вещи в стильные чемоданы, способные похоронить в себе и меня, и Подругу.
- ЗдорОво! Как дела? Решение все тоже? – Антон не интересуется людьми. Только деньгами. Его можно понять. Ведь многие не представляют себе даже такую альтернативу.
- Нет. Ты же знаешь. Слушай, может у тебя есть немного еды и шампанского? Хочу чтобы все было красиво.
Антон подмигивает:
- А перепихнуться на последок красиво ты не хочешь?
- Красиво – хочу. Но не в твоих это силах, пожалуй. – Я замечаю на кресле блок «Парламента». – И вот, пожалуйста, это.
- Ай, Что для челове211ёа не сделаешь! Бери, - девочки, Положите в пакет "парламент" и шампуня, сколько осталось. Еды, звиняй, нету.
Шампанского осталось 3 бутылки. На прощание Антон свойски хлопает меня по плечу и сам провожает до двери: Ну, бывай.
- И ты бывай, контрабандист. Много денег на****ил?
Антон довольно жмурится:
- Да есть маненько. И закрывает за мной железную дверь.
Около дома Антона и девиц поджидает такси. Его дом рядом с вокзалом и пока я тащу добычу до своей квартиры, слышится последний гудок последнего поезда.
Вот и все. Я открываю дверь и смотрю на Подругу. Я нарочито звякаю бутылками, чтобы она обратила внимание. В ответ ни звука. По посиневшим губам Подруги я понимаю, что она мертва.
Это был ее выбор. Она вернулась тогда, когда на занятые у Антона деньги ей был куплен билет, и она без слез и слов была засунута в плацкарт. Тогда вечером дверь с ноги распахнулась и с выражением крайнего возмущения и криком «****ство» в глазах, мокрая и грязная она пролетела в ванную. На ходу снимая одежду и обувь она одарила меня хорошей затрещиной. Помывшись, все также ни говоря ни слова, она проскользнула в спальню, схватила с полки книгу, кажется Боэция, и затихла под одеялом. А в ванной на кафеле медленно исчезали мокрые пятнышки, оставленные ее ступнями, как частички ее. Я провожу по ним пальцами, прикасаюсь пальцами к губам, а потом к пылающей щеке.
Теперь ее больше нет. Я накрываю ее тело простыней, вытаскиваю на балкон кресло, шампанское и сигареты и смотрю во двор.
Кажется, скоро стемнеет. Я прикуриваю, какое-то время наблюдаю за дымом и не сразу понимаю, что гармонию нарушает какой-то звук. Я удивляюсь. Был такой фантастический рассказ, где на Земле остался только один человек. Один на всей планете. Рассказ красиво заканчивался стуком в дверь. Точнее, некрасиво обрывался, так как не понять, то ли это галлюцинация, то ли нереальное предположение, что кроме этого ПОСЛЕДНЕГО человека, есть кто-то еще.
Это галлюцинация – решаю я, и покорно иду открывать дверь.
В дверях стоит Ника. Вполне реальная и ничуть не изменившаяся. Все те же карие глаза с острыми ресницами и короткая стрижка.
- Я знаю, что ты хочешь, и я приехала сюда за тобой, - просто говорит она.
Ника мокрая с ног до головы, она презирает зонты и любит дождь также, как и я.
Я сжимаю ее виски, заглядывая в глаза.
- Ника, зачем? Этот Город должен умереть. Он умрет, когда умрет последний человек в этом Городе.
Ника мягко ведет рукой по направлении кровати с телом Подруги.
- Последний человек умер, поехали, я на машине. Тебе необязательно оставаться. Кстати, она умерла сама или ты ее эта…
- Сама. Ника, ты не понимаешь, в мире нет сильнее ненавидящих друг друга существ, чем я и этот город. Я не могу уехать. А ты все портишь.
- Я знаю, я всегда все порчу. И то, что ты чувствуешь ко мне, никогда нельзя было назвать любовью…
Я обнимаю ее, я целую ее слезы, глажу руками шею. На секунду отстраняюсь, чтобы навсегда запомнить ее глаза и полуоткрытые губы, целую нежно, как, возможно, никого и никогда в жизни, потом стискиваю пальцы на шее все сильнее и сильнее, пока она не отдает мне последний вздох. Тело ее обмякло.
«Нет, не любовь, а скорее невыносимая близость – расстояние, ближе поцелуя в живот», - думаю я, пока несу ее хрупкое тело на кровать. Они даже не были знакомы, хоть и похожи, как сестры.
Вот и все. Привычный маршрут на балкон в кресло. Справа 2 целых и одна начатая бутылка шампанского, слева – почти целый блок сигарет.
Вот мы и остались с тобой вдвоем. Ты и Я. Жить нам с тобой, Город, осталось совсем немного – сколько мне. И не беспокойся, я сохраню в своей памяти каждую черточку твоей-своей агонии.
Глоток шампанского и новая сигарета.

Закончен 4.05.2003


Рецензии
Во всех отношениях законченное произведение.
А теперь начну критиковать ***с удовольствием потирает руки*** :D
Непрекращающийся снег...гмм...а почему не дождь? Снег ассоциируется с чем-то мягким, нежным. Странно, что именно он становится причиной смерти. Хотя ассоциации всегда очень субъективны, поэтому могут не совпадать.
Любви нет.. или она очень-очень глубоко запрятана или просто очень непохожа на мою:о) Но факт: прочитав 2 раза, не ощутила к обоим девушкам ничего, кроме мазохистской привязанности.
Ненависть к городу живёт как будто отдельно. И то, что он "похоронил так много моих друзей, надежд, возможностей и прочего важного", звучит как оправдание.
По мне, автору не удалось заставить ненавидеть. Или этого не было задумано? или это не основная идея?
Веет холодом и заброшенностью. Это цепляет.
Вобщем мне понравилось:)

Яна Шмитт   18.05.2003 17:42     Заявить о нарушении
ёёёё! это был Твин:)

Яна Шмитт   18.05.2003 17:43   Заявить о нарушении
спа-сибА (:
произведение разорванное. первая часть была написана действительно под впечатлением ненависти моей, но остановилось. че-то не хватило у меня сил зараз Город убить. никогда не дописываю недописанные произведения, потому что теряется мысль, а тут взгустнулось что-то, дай думаю допишу. но ненависти уже не было, была именно заброшенность и безысходность. гл. герой - параноик, который живет тем, что вдолбил себе в голову и все люди, что его окружают не имеют значения, они мешают. он (или она, кстати) их не слышит, потому что не желает слышать, скорее тут и ненависти настоящей нет - есть просто желание умиреть вместе с Городом.

а насчет снега - ты права. имелся в виду дождь. странно как (: нестандартные ассоциации.

Неразборчиво   23.05.2003 10:03   Заявить о нарушении