Викентий пухов пикник

ПИКНИК

Два месяца готовилась Н-ская дивизия к пуску ракеты. Ракета должна была доставить болванку, заменявшую ядерный заряд, в акваторию Тихого океана — в точку с заданными координатами. ТАСС предупредило морские державы об опасности для судов. За  полетом советской ракеты собирался наблюдать весь мир.
Выбрали передовой полк, а в нем — лучший боевой расчет. Каждый офицер имел квалификацию мастера. Командовал подполковник Графский. Вторым номером расчета был майор Суржин, третьим — лучший связист дивизии капитан Конопелька. Боевому расчету Графского не было равных.
И все же их готовили к показательному пуску как новичков. Слишком важным считалось предстоящее событие. Все свое время они проводили в учебном корпусе. Инструкторы из Москвы завали заковыристые задачи, специально вносили помехи в работу аппаратуры, имитировали неисправности. Тренажи выматывали офицеров, они исхудали, утратили сон и аппетит.
За неделю до пуска приехала в дивизию комиссия от главкома. Во главе с генералом Градусовым. Немедленно приступили к проверкам.
Проверили покраску служебных зданий, наглядную агитацию, наличие на складах военторга дефицитных товаров, предназначенных комиссии. Ежедневно устраивали строевые смотры, принимали зачеты по уставам, режиму секретности, оценивали знание директив и приказов об искоренении самоубийств и случайных утопленников. Наконец настал день учебно-боевых стрельб.
В крохотный кубик командного пункта, упрятанного на пятидесятиметровой глубине, набилось человек десять — все из комиссии. Желали участвовать. Ждали команды на пуск ракеты. Время, казалось, остановилось.
Лицо Графского покрыла испарина. Суржин уставился в одну точку. Конопелька вытаращил глаза. И в тревожной тишине подземелья, в точно назначенную секунду, вспыхнул красный транспарант с крупными буквами «БР». Графский поднял голову, выкрикнул: «Боевой режим!».
И тотчас зажегся следующий сигнал. Пошла боевая работа!
Побледнели, осунулись лица офицеров. Все новые и новые команды выскакивали на пульты, Графский громко называл их, подчиненные эхом повторяли вслух, прежде чем выполнить очередную операцию. Члены комиссии стояли, прижавшись к стенам, не вмешивались. Только генерал Градусов урчал что-то себе под нос, и на его налитом кровью лице было написано: «Ошибетесь, казню!».
Но ни Графский, ни Суржин, ни Конопелька не слышали генеральского урчания. Выполнение скоротечной задачи поглотило их, они работали слаженно, точно слились, превратившись в бесчувственный и потому безошибочный автомат. Впрочем, так только казалось* Вот командир выхватил из специального держателя ножницы для вскрытия пакета с шифром, но попал по пальцу. Не внимая боли, вскрыл пакет.
Шифр набран, пусковые ключи повернуты, кнопка утоплена. «Пуск состоялся», — твердо объявил Графский и подмигнул Суржину. Гвалт наполнил отсек, члены комиссии бросились обниматься и, позабыв о команде Графского, кинулись к лифту*
Никто из них: ни боевой расчет Графского, ни комиссия, ни даже генерал Градусов не могли видеть и слышать, как в пяти километрах, в лесу, плавно сдвинулась над шахтой стальная крышка, раздался грохот, медленно выползла громадина-ракета, на миг зависла, и в пульсирующем, невыносимом для глаз огне унеслась в небо. Пошла по дуге, сбросила отработанную первую ступень, затем вторую, и поплыла по баллистической кривой болванка ядерной боеголовки. Расчет мастера Графского выполнил боевую задачу!
Вблизи от командного пункта комиссию ждал автобус. Для генерала подали черную «волгу». Комиссия направилась в самое живописное место, какое только можно было отыскать в ближайшем лесу.
На поляне, окруженной густым ельником, расстелили широченный брезент. «Скатерть-самобралка», — сострил Градусов. Каких только деликатесов здесь не было. А напитки! Постарался командир дивизии для столичных гостей. Очень толковым оказался, знал порядки. «К столу!» — приказал Градусов, шутливо воспроизводя команду, какую подают во время работ на пусковом ракетном столе. Уселись кружком. Первым, как положено, слово взял Градусов.
— Товарищи офицеры! — сказал он, глядя на поросенка с петрушкой во рту, — мы сделали большое дело. Очень большое! Но в этом не только наша заслуга. Успешный пуск обеспечен командованием. Как много оно приложило усилий! Выпьем за главнокомандующего наиглавнейшими войсками!
Выпили. И в тишине, какая бывает обыкновенно после первой рюмки, гости принялись с аппетитными звуками и вдохновенными лицами поглощать закуски. Следующие три тоста посвятили генералу Градусову. Вскоре над поляной стали слышны громкие речи, радостные возгласы, сделалось шумно. И тут к поляне подъехал штабной «газик», выскочил краснолицый полковник, закричал: «В кол! В ко-о-л!». Ракета доставила груз точно. В кол! Так сообщили из дальнего измерительного пункта. Градусов поднял фужер, торжественно провозгласил: «Поздравим и командира дивизии, выпьем за его успех и генеральские погоны. Он давно ждет... Все вы, товарищи, будете поощрены. Ура!». «Ур-р-ра!» — закричали члены комиссии.
Пикник затянулся. Звезды высыпали в черном августовском небе, лес затих, молодой месяц пытался затмить сияние созвездий, но у него ничего не получилось; тихо стояли черные ели вокруг поляны с костром и ведерным самоваром; и песня о подмосковных вечерах — протяжная и немного грустная — означала: шумный пир уступил место лирическим чувствам. Офицеры исполняли любимую песню генерала Градусова.
Оставалось еще много снеди, и напитков хватило бы на неделю, да только утомилась комиссия. Еще бы — боевой пуск! В третьем часу ночи инспекторов принял автобус и черная «волга».
В этот час как раз заканчивалось дежурство Графского и его друзей. В командном отсеке стояла тишина. Офицеры дремали. Пуск ракеты им довелось совершить впервые.