нелюбовь

 
Алёна  открыла глаза. Первое, что она увидела, было огромное, во всю стену, распахнутое окно. И много предметов на подоконнике. Ненужных, непонятных предметов из гипса. Алёна откинула одеяло, подскочила к окну и одним, двумя движениями руки смахнула все эти непонятные предметы на улицу.
- Ты что? Лехнулась? - Игорь картавил, как младенец, - Это же мои скульптулы!!!
Алёна поглядела в окно, вниз, увидела, как стайка малышей уже закапывает ошметки непонятных предметов в песок:
- Я нечаянно.
- Уходи! -  он мрачно смотрелся в темном углу комнаты. Солнечный луч из окна разделял освещенную Алёну и его угол.
- Ухожу. Ты - бездарный. Ты злой и называешь любовь сексуальными играми, а свет в квартире током высокого напряжения. И говоришь как младенец.
- Это  -  плононс! - вставил Игорь.
Она натягивала красные гольфы, медленно, сидела на подоконнике, солнце светило ей в затылок.
- А я хочу жить с нормальным взрослым человеком! - Алёна застегивала красный сарафан.
- А я, что, не взрослый?? Я - мальчик, по-твоему ?? Я - скульптол!!!!!!!
- Тем более. Я не понимаю, кто ты. Напиши на бумажке, хотя я не стану этого читать.

Игорь лег на спину и обиженно сложил тощие руки на груди:
- Уходи! И не возвлащайся.

Алёна достала из-под стола рюкзак, побросала туда вещи, свою одежду.
- Пока, - сказала она,  - А когда ты встанешь, спустись вниз, к детям. Дети играют в песке. И ты поиграешь с ними в археолога - будешь раскапывать останки своих творений.

- Я люблю тебя…. - прошептал вслед Игорь….
- А я этого не чувствую… - повторив ее интонации, прошептала Алёна, взяла рюкзак. Ушла.

-  Я плохо   ее обеспечивал, - говорил Игорь, страдая в простынях, - Она такая класивая… Ей нужен плинц… Класивые вещи…Квалтила большая…Деньги…
______________
 I  I  I  I  I  I  I  I

Алёна перешла железнодорожные пути, прямо перед остервенело сигналящим грузовым составом, и оказалась в лесной зоне.

Здесь она нашла окрашенную солнцем поляну, скинула одежду… вытянула из рюкзака полотенце и легла на живот. Загар ровными мазками золотил ее тело. Алёна, разомлевшая, сорвала полевую ромашку и говорила ей:
- Я плохо поступила с ним. Но что я могла еще сделать? Он такой слабый. А я ничем не могу ему помочь. Потому что он не хочет быть сильным. Он не знает, где у него воля.  И еще - я не люблю его. Я хочу быть одна и говорить с цветами, - она срывала ромашки и плела венок, - У меня подруга была с одним мужчиной. Он был сильный человек. А она все время жаловалась, что от него бензином пахнет. С чего она взяла? Чем ей это мешало?…Откуда она знает, как пахнет бензин? А один раз я видела, как он ее обнимал. Он просто пришел с работы и обнял ее. У меня тогда в горле ком застрял, - Алёна водрузила венок на голову, - И грудь стала…твердая такая. Я им сказала, что забыла купить  хлеб, потом пошла на улицу и долго дышала  влажным воздухом. Я не хотела возвращаться к скульптору. Он постоянно копошился в своих непонятных предметах, а если обнимал, то мне казалось, что на меня просто надели  узкое платье… О, этот запах бензина! Теперь я не хожу к этой подруге. И на улицах, где машины, много такого запаха. Я не хожу туда, где машины…

Послышались шуршащие по траве шаги. На поляну вышел косматый старик с котомкой за спиной, на ногах - валенки - которые выпадали из роскошной гаммы  летней листвы.

Старик уселся на пенек, странным образом найденный им в дебрях высокой травы, снял котомку, поставил перед собой. Алёну он не замечал. А она его - да.  Она кусала горькую травинку и наблюдала за стариком.
Старик тем временем  копался в котомке, наклонившись, и было видно всклокоченные волосы на затылке, оплетающие лысину, отражающую солнечных зайчиков…

- Папа… -  сказала Алёна, немного помедлив.

Старик молчал  и только на какое-то мгновение поднял глаза на девушку. Взгляд был тяжелый и рассеянный.

-     Папа, я ушла от Игоря, - она выплюнула травинку, которая оставила зелень на губах, -   Знаешь, я так хочу любви. Любви, папа!.. Если бы ты когда-нибудь ласково заговорил со мной, если бы наши с тобой дни проходили в светлых праздниках и воспоминаниях, может быть, тогда я не желала бы ее так страстно, так безнадежно… Но ты, папа, всегда был безразличен ко мне.

Старик тем временем извлек из котомки деревянную заготовку, нож. Он стал вырезать какую-то фигурку. Деревянный серпантин струился в траву.

- Папа! Мне некуда идти! Я побуду у тебя? - она натягивала красные гольфы, медленно, сидела на полотенце, солнце светило ей в затылок.
- Недолго, - проскрипел старик.

Алёна застегивала красный сарафан. Она запихнула полотенце в рюкзак, подошла к старцу. Тот заканчивал свою деревянную непонятную вещь. Закончив, сложил ее, и нож, в котомку, взвалил ее за плечи и поглядел Алёне в глаза. У них были одинаковые глаза - голубые, и глубокие, и печальные, и ждущие, и зовущие, и ищущие, и потерявшие, и еще какие-то…

Солнце опустилось за лес…