работы друга

Последняя страница Книги Вопросов

“Оставь надежду, всяк сюда входящий”
(Надпись на вратах Ада)


В степи стояла летняя, по южному темная, ночь. Черный бархат неба, усеянный тусклыми точками звезд, изредка рассекали небольшие, загадочно мерцающие в свете Луны, облака. Прохладный ветер сонно шевелил листья деревьев, небольшой кучкой примостившихся на краю уходящей в даль и сливающейся с горизонтом степи. И было абсолютно тихо: кроме шелеста деревьев не раздавалось больше ни звука, даже никакие ночные птицы не решались нарушить эту щемящую тишину, разве что пронеслась где-то в высоте бесшумная как призрак сова – но она слишком мудра, чтобы нарушать установившийся покой. Такое тоскливое молчание не могло не настораживать, даже если не знать, что где-то там – война. О ней напоминал удушливый, хоть и ослабевающий со временем запах гари, наносимый откуда-то с юга: непонятно, что могло гореть в том пустынном направлении, но оно горело – долго, тяжело, гадко…
Да, такая мертвенность не может не тревожить, особенно если ты – живой человек, способный время от времени обременять свою голову разного рода размышлениями, даже такими, поскольку не думать ни о чем слишком сложно, для этого надо узнать если не все, то многое, а пустоголовые дураки тут совсем ни причем. Андрей устало усмехнулся собственным невеселым мыслям, еще разок гадливо поморщился от удушливого запаха и полез обратно в окоп за водой. Внизу почти не воняло: пахло сырой землей и остатками свежевырванной травы. Он пошарил рукой в абсолютно черной тени и нашел, наконец, среди груды курток свою флягу – что она там делала, он понятия не имел. Андрей устроился на краю окопа, свесив ноги вниз, и с удовольствием глотнул воды – она все еще оставалась холодной, что не могло не радовать в эту жаркую ночь. “И чего мне не спится?”, – c досадой подумал он. – “Подремал бы сейчас в удовольствие вместе со всеми в палатке – так нет же, не устроиться никак”. Он внимательно прислушался в гнетущую тишину ночи: на этот раз ее кто-то нарушал, тихо и осторожно, но заметно. Андрей присмотрелся привыкшими к темноте глазами вдоль траншеи, туда, где загибалась колючая проволока, и увидел размытую фигуру уже не в первый раз проходящего здесь часового. Тот подошел, приветливо махнул рукой и попросил глоток воды. Андрей с готовностью протянул ему флягу.
- Все не спится никак? Как же вы, товарищ лейтенант, завтра службу служить будете? – сочувственно спросил часовой.
- Как-нибудь буду. Этому я, кажется, здорово научился – спать с открытыми глазами, так что дело поправимое, а вот бессонницу исправить трудно. Я бы сказал, почти невозможно. Да и ночь слишком хороша, чтобы спать.
- Ну, ваше дело. А ночь действительно на удивление тихая. Не нравится мне это. Сердцем чую – что-то готовится или у нас, или у них. Уж слишком долго в этих краях не слышно разрывов снарядов.
- Уж лучше бы твое предчувствие было обманчивым, – проворчал Андрей.
Сам он, впрочем, считал точно так же – сердца таких молодых вообще склонны к различного рода предчувствиям, правдивым и не очень, вдруг подумал он.  В какой-то момент романтика войны вдруг стала перед его глазами: аритмичные взрывы бомб и снарядов, вздымающие за собой тучи песка и земли, оглушительный грохот дальнобойной артиллерии за спиной, рев озлобленных самолетов в беспокойной синеве, то и дело норовящих скинуть на тебя пол тонны взрывчатки; перед глазами  промелькнули картины бескрайних полей, усеянных горящими танками противника и толпы солдат, бросающихся на последние очаги сопротивления с криками “Ура!”. И, конечно же, он: весь в крови, раненый, но живой, с горящим взором взмахом руки посылающий своих солдат вперед, за победой.
- Ну да, вы же у нас недавно. Но было бы неплохо, если что-нибудь да началось бы. Давно уже пора гнать этих гадов с нашей земли, может сейчас это и будет решающий удар!
Андрей усиленно помотал головой, разгоняя дурацкое наваждение. И тут же ему представилась совсем другая война: кровь, очень много крови, все те же бескрайние поля, но уже покрытые неровным ковром тел среди еще горячих обломков металла, обугленные тела несчастных танкистов, так и не сумевших выбраться из своих бронированных гробов, бессмысленная жестокость как с той, так и с другой стороны, когда уже не представляется возможным сказать конкретно кто прав, а кто виноват, и эта вонь…
- Послушай-ка, солдат, ты не знаешь, чем это так воняет? – спросил Андрей, в который раз поморщившись.
- Да, запашок то еще. Кажется, керосин, резина и еще что-то… Не знаю, что они там запалили.
- Хм… Странно… А у тебя тут на маршруте тихо?
- Тише некуда. Стук собственного сердца и то слышно…
В этот момент со стороны палаток послышался дробный топот нескольких ног. Зашуршал брезент, кто-то тихо выматерился, потом, видимо заметив Андрея и стоящего около него часового, направился к ним. По траве скользнул свет фонаря, Андрей судорожно зажмурился от такого резкого изменения освещения.
- Часовой, почему не на маршруте?! Почему стоим? По гауптвахте соскучился?
- Виноват, товарищ капитан! – каким-то чудом он сумел различить в темноте погоны офицера. Или просто знал сегодняшнего дежурного?
Андрей мгновенно вскочил с земли, быстро отряхнулся и отдал честь.
- Почему не спишь, лейтенант? Завтра трудный день, как и все остальные, впрочем. Так, прибыл посыльный из штаба, вот донесение, почитай. А пока поднимай своих людей и приводи в состояние боевой готовности. Тревога не учебная, так что давай быстро, а я пошел остальных оповещать.
Капитан потащил за собой часового, и они скрылись в темноте, а Андрей, осветив мятый лист бумаги принялся читать. Так, из штаба… В связи с сложившейся обстановкой… Ерунда… Не ослаблять внимания… А вот это уже интереснее: “Расставить солдат на позиции в соответствии с боевым расписанием…” Что они там задумали, эти умники в лампасах, с тоской подумал Андрей, неужели начинается? Он засунул листок в карман и побежал к палаткам: будить, так будить.
Когда последний сонный солдат выбирался на свежий воздух под начинающее светлеть небо, по сторонам от их позиции Андрей уже слышал приглушенные голоса, перестук сапог, случайный грохот, лязг и скрежет: поднимался на ноги весь участок фронта, где они находились. И так, наверное, на многие километры к востоку и западу, подумалось Андрею. Вдруг вдалеке, где-то на севере, что-то громыхнуло гулко и протяжно и раскатилось эхом по степи. Все разом притихли и развернулись в ту сторону. Через несколько томительных секунд легкий свист разрезал прохладный утренний воздух, а еще чуть позже что-то ухнуло вдалеке на юге, слившись с новым раскатом у северного горизонта.
- Бог войны заговорил… Неужели наступление? – с ужасом пробормотал Андрей.
А стрельба набирала темпы: грохот залпов учащался и постепенно становился все ближе, сливаясь в один протяжный глухой звук, болезненно отдавая в груди. Все очнулись и заторопились на свои позиции, возбужденно переговариваясь на ходу по поводу происходящего.
Но прошла пара часов, и ничего не менялось. Стрельба наконец закончилась, но тишина теперь разбавлялась привычными уху разговорами солдатов, лязгом проверяемых затворов и легким перезвоном запасных патронов. Первый час, когда стрельба уже прекратилась, Андрей еще беспокоился, нервно оглядываясь по сторонам и проверяя, все ли на месте – на передовой такие сомнения не были лишними. Но потом он все-таки успокоился и принялся размышлять, что же могло произойти. Ничего путного и успокоительного ему на ум не приходило, но это хоть как-то отвлекало от желания поспать – проклятое ночное бодрствование давало о себе знать. Солнце уже высунулось из-за горизонта и осветило желтую степь, редкие леса у южного горизонта, запыленные палатки и усталые лица невыспавшихся солдат. Андрей успел подумать, что ночью ему здесь нравилось больше, когда раздался звук, от которого у него дрогнуло сердце: снова прокатился отдаленный грохот, слившийся в канонаду множества орудий, но донесся он не с севера, а с юга, оттуда, где… Больше он ни о чем не думал, только наблюдал.
Первые снаряды разорвались где-то позади них, далеко в тылах, остальные посыпались туда же с душераздирающим свистом. Но каждый раз, когда воздух пронзался нарастающим воем и свистящим шипением, Андрей инстинктивно пригибал голову. Минут через двадцать, сквозь разрывы снарядов послышался крик:
- Самолеты!… Много!… Идут с юга!…
Андрей всмотрелся в голубое утреннее небо и действительно увидел вдалеке несколько черных точек. Они приближались, и вскоре он уже различал крошечные черные силуэты на светлом фоне.
- “Юнкерсы”… - прошептал Андрей, не в силах оторвать взгляда от неба.
А где-то там, на севере, сейчас бежали к своим истребителям поднятые по тревоги летчики, разогревали остывшие за ночь моторы, техники давали последнюю отмашку, и стальные махины, оторвавшись от земли, уходили за горизонт, чтобы встретить незваных гостей. Уж наверняка они их уже засекли… Грохот далекой вражеской артиллерии вдруг оборвался, и кто-то тронул Андрея за плечо:
- Не туда смотришь, командир. Взгляни перед собой.
Андрей оторвался от разглядывания пока еще далеких силуэтов самолетов и посмотрел вперед на степь. Вот тут у него по-настоящему перехватило дыхание, на этот раз от страха: из невысоких лесков в степь медленно выползали танки, бронемашины, между ними мелькали казавшиеся маленькими люди.
- Идут… Идут! – Вдруг заорал он. – Всем приготовиться к бою! Артиллерия, ваше слово – первое!
Словно соглашаясь с его предложением, моментально грохнули выстрелы полевых дивизионных пушек, укрытых за брустверами. Черные столбы земли взлетели далеко впереди среди наступающих. Звонко щелкнули казенники, отброшенная гильза обдала кислым запахом сгоревшего пороха, и выстрелы раздались снова. Разгоряченные стволы дергались раз за разом, пока Андрей не приказал прекратить огонь, подпуская врага поближе. Некоторые уже загоняли патроны в свои винтовки и прикладывались лицами к прицелам, слышались первые редкие выстрелы, звучавшие на фоне орудийных залпов неубедительно.
Хриплый, нарастающий вой, раздираемый по-новому зазвучавшими выстрелами зениток, заставил Андрея задрать голову: многочисленные самолеты, еще несколько минут назад казавшиеся безобидными крошечными силуэтами на светлом небе, решили отметить свое присутствие самым неприятным для защитников образом. Оказавшись над их головами, они резко снижались, а потом так же резко уходили вверх и в стороны, оставляя после себя падать вниз каплевидные бомбы. Первый взрыв раздался в каких-то паре сотен метров от Андрея, оглушив его и свалив с ног. Но ему уже было не до этого: ружейная стрельба усиливалась, расчеты пушек начали огонь, не дожидаясь указания свыше, а прущие прямо на позиции танки уже отвечали первыми выстрелами. Впрочем, не все они успевали это сделать: вот под одним что-то сверкнуло, танк скрылся в дыму и остановился, за ним еще один и еще – они подрывались на минах. Пехота тем временем неудержимо двигалась вперед.
Выстрелы и взрывы с обеих сторон вдруг заставили Андрея вспомнить, что его позиции находятся на стыке двух армий, а это такое место, где все может случиться… Он схватил бинокль и судорожно принялся просматривать западное направление: дым, почти ничего не видно, вот промелькнули солдаты, не наши. Танки… Он оторвался от бинокля, чувствуя, как по спине пробегает холодок ужаса: там, справа от него, первые ряды наступающих волн противника уже поравнялись, несмотря на большие потери, с его позициями, а это означало прорыв и окружение. И почти верную смерть. Андрей окинул взглядом своих людей: раненые, но живые, а вон уже мертвые, наверное, от бомб или снарядов; полевые орудия стреляли не замолкая, им вторили противотанковые пушки, израсходовался один боекомплект, второй… Мерно загрохотали станковые пулеметы, выплевывая одну раскаленную гильзу за другой с невероятной скоростью, свист минометов со второго эшелона обороны за спиной холодил душу. Противник был уже совсем близко, раздавались крики раненых солдат, кто-то бежал за патронами, по траншеям пробирались санитары, из окопов то и дело взмахивали руками солдаты, выбрасывая далеко вперед гранаты. Андрей замер и растерялся, чего с ним еще никогда не случалось. Отступать… Ведь не сдержимся… Кто же говорил, что “отступить – означает бежать”? О чем это я? Раздавшийся совсем рядом взрыв отбросил его на землю, ошеломив и оглушив окончательно. Он уткнулся лицом в землю и никак не мог сообразить, где находится. Земля… Какая черная, надо же… Почему я никогда раньше не видел ее? Бежать, надо бежать отсюда, это какое-то безумие, мне здесь делать нечего, а дома уже заждались, наверное… Он медленно поднялся, чувствуя на теле мокрую гадость. Кровь… Я ранен… А, пустяки… Что произошло? Расчет ближайшей пушки был убит взрывом, но орудие чудом уцелело, чуть покосившись на бок. Андрей с трудом добрался до него и оглянулся. Больше половины солдат уже были убиты или ранены, они медленно отползали назад, по сторонам дело обстояло не лучше. Земля, испещренная воронками от взрывов, была усеяна пустыми гильзами, телами убитых и потемнела от крови. Солдаты врага уже подбирались к колючей проволоке, их убивали, но подползали новые, и казалось, что так может продолжаться бесконечно. Андрей заплакал от отчаяния, размазывая слезы по испачканному гарью лицу, когда увидел вдруг в пушечный прицел башню приближающегося танка. “Ах ты гад!” – с ненавистью подумал Андрей и ринулся к ящику с боеприпасами. Он откинул тяжелый затвор, затолкнул снаряд вовнутрь и с силой захлопнул казенник. Бешено вращая ручку наведения он уже представлял, как через несколько секунд вспыхнет этот бронированный монстр, и с каким наслаждением он будет вслушиваться в звуки рвущегося боекомплекта.
- Получай, ублюдок! – радостно прошипел Андрей и выстрелил.
Снаряд коротко просвистел и врезался прямо в стык башни танка и его корпуса. От взрыва башня отлетела назад, а танк неуклюже развернулся на месте и замер, хрипло кашляя заглохнувшим двигателем, который уже поглощал гудящий огонь. Но Андрей этого не видел, он уже заталкивал новый снаряд, нацеливаясь на следующую бронированную машину. Еще один танк вспыхнул от его рук, но в тот момент, когда он, с перекошенным от злобы лицом, разворачивал ствол орудия, кто-то забежал сбоку и остановился, замерев. Сердце Андрея тяжело бухнуло в ребра, потом еще раз и еще. Он медленно, словно ему мешали, развернулся, не слыша уже окружающего грохота и криков, и увидел, как высокий солдат в черном так же медленно поднимает вверх ствол своей винтовки. Не винтовки – карабина! Андрей не видел ничего, наверное, его глаза слезились от порохового дыма, но этого солдата он видел четко, как никогда в жизни. Машинально, даже не соображая, что он делает, он потянулся к кобуре на поясе, чтобы достать пистолет, а потом… Когда он коснулся рубчатой рукоятки своего пистолета, длинный ствол уже смотрел ему в грудь. Последним, что Андрей успел увидеть, были отблески пламени в ярко-голубых глазах солдата, враждебного солдата, который не замедлил нажать на курок. Выстрел карабина перекрыл все остальные, оглушив Андрея. Он заворожено смотрел, как пуля медленно, словно неохотно покидает ствол, и врезается в грудь какого-то парня с перекошенным от ужаса и злобы лицом… Да нет, какого такого “парня”?! Это же он! Был… Андрей растерянно наблюдал, как со стоном свалилось на землю уже бездыханное тело – его тело! –, а потом окончательно перестал видеть окружающий мир.
* * *
Очнулся Андрей от ощущения прохлады и влаги на лице. Мелкий моросящий дождь ненавязчиво щекотал кожу и увлажнял одежду, освежая разгоряченное тело. Над головой не происходило ничего особенного: небо как небо, устланное равномерной пеленой серых облаков без единого намека на просвет, пустота прохладного, похожего на осенний, воздуха и гробовое молчание. Пахло жухлой травой и чем-то кислым, но приятным. Такие ароматы только вечно и вдыхать, подумалось Андрею. Тело не желало делать лишних движений, словно всю свою жизнь усердно работало каким-нибудь верблюдом со стажем, а теперь запросилось в отпуск и приступило к процессу отдыха со всей подобающей серьезностью. Вставать, идти куда-то… Зачем? Просто лежать и вдыхать этот чистый и холодный воздух. Хорошо… Стоп! Какой такой “холодный воздух”?! Сейчас же 5 июля 19.., в степи жара! Да я же!… Андрей захлебнулся водопадом свалившихся воспоминаний недавнего времени. Сколько же я был без сознания? Где я? Что вообще произошло? Меня же убили… кажется. Так что – жив? Неужели жив? Он вскочил на ноги и заорал, задрав голову к небу:
- Жив, мать вашу! Жив! Ха-ха-ха! Вот вам всем – думали, все? Как бы ни так!
Потом он вдруг умолк, заметив, наконец, где находится. От растерянности ему снова пришлось сесть. По сторонам, насколько хватало глаз, ничто не возвышалось над землей более чем на метр – здесь было так же пустынно, но это была не степь. Бескрайняя холодная тайга, или тундра, уходила за горизонт, открывая взору мелкие чахлые кустики, полянки пожелтевшей травы, редкие лужицы, вокруг которых росли какие-то растеньица со съедобными на первый взгляд ягодами. Впрочем, холодно-то здесь как раз не было – Андрей не чувствовал никакого неудобства, будучи одет в свою военную форму. “И что мне теперь делать?”, – растерянно подумал он. Помру ведь с голоду или еще раньше – от нехватки воды, хотя если вода в этих болотах не отдает каким-нибудь дерьмовым привкусом, то жить можно. Впрочем, отдавай она им – все равно бы лакал за милую душу. Жить захочешь – еще и не такого сделаешь. Тем не менее, есть или пить Андрею не хотелось вовсе, а желание посетить отхожее место, имевшее быть на рассвете, куда-то исчезло, что не могло не настораживать.
Он долго колебался, приглядываясь к светло-синим ягодам: есть или не есть? А вдруг они ядовитые?
- Они не ядовитые, а очень даже съедобные. Только мне не очень нравятся – уж больно кислые. – Раздался тихий женский голос у Андрея за спиной.
Первую секунду Андрей не знал, что делать: сразу грохаться в обморок или еще и заорать дурным голосом перед этим безобразием? Он решил не делать ни то, ни другое, а лицом к лицу встретиться с обладателем загадочного голоса. Обернувшись, он увидел высокую стройную женщину, чью красоту не скрывал даже длинный, почти до земли, черный плащ – некое подобие военной плащ-накидки, только намного изящнее. На шее плащ застегивался красивой и, наверняка, дорогой застежкой, ноги были обуты в элегантные черные сапожки из тонкой кожи, каких Андрей никогда не видел. Черт лица он так и не смог толком различить – они скрывались где-то в глубине просторного капюшона, закрывающего голову. Да, в обморок падать было бы слишком глупо, решил Андрей, продолжая с интересом разглядывать своего нового собеседника. А откуда она вообще взялась?
- Правильное решение. – Кивнула женщина, видимо, в ответ на его мысли. – И ниоткуда я не “взялась”, я всегда здесь, в каком-то смысле. Тебе здесь нравится?
Она высвободила руку из-под плаща и плавным обводящим жестом показала на окрестности. В ее тихом голосе Андрею послышалась скрытая сила.
- Да, наверное. – Он пожал плечами. – Только сейчас меня интересует совсем другое: жив я на самом деле или нет, где я нахожусь, какое сегодня число и что вообще, черт побери, происходит?!
- Ты всегда так активно интересуешься пустяками? – Усмехнулась его собеседница. – Например, какое сегодня число? Забудь, человеческий календарь теперь потерял для тебя смысл. Кстати, меня зовут Тиона. И давай не будем о черте, а то ты сейчас, чего доброго, решишь, что я он и есть, поскольку ты действительно не совсем жив.
- Как это? – У Андрея перехватило дыхание от таких откровений.
- А вот так. Кажется, твоя религия содержит в себе ту часть, где предполагается жизнь человека после смерти? Ну вот, считай, что именно это с тобой и произошло. Или ты не верующий? По тебе видно, что ты нечто среднее между атеистом и всеверующим – забавное качество. И не надо на меня так смотреть, а то на мне сейчас одежда задымится.
- Ладно, не буду. – Андрей пожал плечами. – Никогда бы не подумал что “тот свет” выглядит именно таким образом. Только скажи – я в раю или в аду? Или ты меня отведешь сейчас туда? Что со мной будет? Чем у вас тут, “на том свете”, занимаются?
- Что с тобой будет? А тебя самого не тошнит от этого вопроса? – Голос Тионы стал ледяным. – Ты на каждое событие в своей непутевой жизни смотрел таким взглядом несчастного кролика, замершего в ожидании удава? Знал бы ты, как я ненавижу это невинное восклицание: каждый мало-мальски пригревшийся человечишка перед лицом перемен стоит с этой наивной фразочкой, не желая и пальцем пошевелить, чтобы самому сотворить это “что-то”. Жаль, что исключения из этого правила встречаются так редко. Ты и дальше готов идти на поводу у кого угодно – даже у меня – после того, как с тобой случилась смерть? Твои попытки были бы, конечно, почти бесполезны, зато заслуживали бы уважение.
- Да? Тогда я сейчас начну хамить, раз именно этого ты от меня ждешь. Благо терять мне теперь нечего – и так моей жизни уже нет. – Андрей невесело усмехнулся и попытался уловить взгляд Тионы. Ничего у него, впрочем, не вышло.
- Думаешь, тебе действительно нечего терять? Ну-ну, это мы посмотрим. Скажи спасибо, что ты задал еще и второй, более осмысленный, вопрос: чем у нас только “на том свете” не занимаются! А теперь пойдем со мной.
Тиона развернулась и легкой походкой двинулась в одно из направлений болотистой бесконечности. До Андрея, обремененного новыми знаниями, долго доходило, что надо идти следом, но он все-таки оправился и поспешил догнать Тиону.
- Скажи, Тиона, а кто ты такая? – Почему-то Андрею казалось, что от ее ответа ему полегчает: если скажет, что демон какой-нибудь, значит ведет в направлении ада, а если скажет, что болотный дух или еще лучше – ангел, то не все потеряно.
- Я не то и не другое, и не третье. Нечто среднее. Только не пытайся теперь выяснить, кто является моим непосредственным “начальником”. Его у меня попросту нет, поскольку я сама себе хозяин, а некоторые умершие действительно попадают ко мне. На заработки. – И она тихонько засмеялась.
- Прелестно. – Подытожил Андрей. – Почти в каждой религии есть “добрые” и “злые” начала, а вот о наличии третьей силы никто никогда не упоминал. Будет возможность, отправлю телеграмму нашему патриарху, после чего меня тут же сожгут на костре, а, точнее, просто расстреляют.
- Ты не утратил способность шутить. Молодец. Все-таки ты еще не совсем безнадежен, на что я, собственно, и рассчитывала.
- Я уже устал удивляться происходящему, теперь мне интересно другое – сейчас ты мне тоже предложишь работу?
- Соображаешь. Продолжай.
- И в чем же она будет заключаться? В учете умерших за последнее десятилетие людей?
- Почти угадал. Сейчас сам увидишь.
- Что я, собственно, могу увидеть среди этого болотно-тундрового однообразия? – Проворчал Андрей и чуть не врезался в спину Тионы, поскольку она резко остановилась.
- Однообразия, говоришь? – Усмехнулась Тиона. – Посмотри-ка вперед.
Ее спина не казалась Андрею такой уж широкой, но когда он встал рядом, то увидел перед собой неизвестно откуда взявшуюся дорогу, уходящую в стороны, а сразу за ней – высокий холм, на плоской вершине которого стоял широкий стол с креслом.
- Давай поднимемся. – Предложила Тиона голосом, не терпящим возражений. Андрею оставалось только повиноваться.
- А теперь оглянись назад. Думаю, тебе понравится. – Тиона нежно взяла Андрея за плечи и развернула в том направлении, откуда они только что пришли.
Он и не заметил, как на эти пустые равнины вдруг опустилась ночь, но не абсолютно черная, а скорее темная и прозрачная; она разбавлялась еле заметным мерным свечением этой странной болотной травы и серебристыми переливами какого-то ночного светила высоко в небе – оно мало походило на обыкновенную Луну, но ничего от этого не теряло. Впрочем, и звездный узор этого черного неба был совсем другим – Андрею казалось, что он меняется неуловимо для глаза. А на далеком горизонте тонкой полоской что-то полыхало – то ли закат, то ли рассвет, – добавляя красок в монохромную картину этой ночи.
- Да, красиво… – Только и смог протянуть Андрей.
- Иначе и быть не может. – Сказала Тиона. – Присядь, а то сейчас тебе придется выслушать одну замечательную новость, от которой ты вряд ли устоишь на ногах.
- И чем же ты меня решила удивить на этот раз? Давай, порази мое воображение! – Съязвил Андрей, сам не зная зачем.
Он уселся в удобное, словно для него созданное кресло, и с удовольствием вытянул ноги. В этот момент его и проняло – он понял, что совершил самую чудовищную ошибку в своей жизни, вернее, в жизни после смерти, но это не имело никакого значения! Вот именно, что “словно созданное для меня”! Он попробовал встать, но не смог. По спине, параллельно струйке пота пробежал холодок страха – ладно, делайте со мной, что хотите, попался я как последний дурак, теперь уж все равно.
Андрей молча смотрел в глаза Тионы, чуть мерцающие в темноте голубоватым светом. Не такой уж я и дурак, просто все здесь просчитано – каждый мой шаг, так что можно не выпендриваться, она с самого начала была права, когда сказала, что мои попытки не пойти на поводу будут бесполезны. Разве что “заслужат уважение”. До одного места мне ее уважение. Дальше-то что?
- Ну и?… – Вымолвил, наконец, Андрей. – Так и будешь теперь молчать, даже не пытаясь ничего объяснить?
- Я все жду, когда ты задашь нужный вопрос. Слова “что же теперь со мной будет?” так и вертятся на твоем языке, но я тебе прощаю, поскольку ты лучше, чем все прочие, гораздо лучше. И потом, это единственно правильный вопрос в этой ситуации, когда ты уже ничего не сможешь изменить.
- Допустим. Считай, что я уже спросил.
Тиона печально усмехнулась: лунный свет все-таки смог пробиться под ее капюшон. Потрясающе красивое и живое лицо, обрамленное мягкими светлыми волосами, казалось воплощением мечты какого-нибудь грустного романтика. Андрей не смог удержаться от мысли, что встреться они при других обстоятельствах, он не упустил бы возможность за ней поухаживать.
- Ты мне тоже немного нравишься – ты не такой, как все остальное общество, в котором ты жил. Откуда ты там вообще взялся? У меня такое чувство, что ты по духу опередил свое время лет на шестьдесят.
- Ага. Мне самому порой так кажется. Но давай перейдем от комплиментов к делу, пока я не начал слезно молить о спасении.
- Да, ты прав. – Тихо сказала Тиона. – Но я не думаю, что ты действительно захочешь биться в истерике, прося лучшую участь: ты правильно понял, что это бесполезно. В первый раз встречаю такого уравновешенного и понятливого человека. Кажется, мое предчувствие меня все-таки не обманывает. Ладно, а теперь слушай внимательно: ты останешься здесь. Навсегда.
Последнее ее слово убило Андрея наповал – теперь он молча и не шевелясь смотрел куда-то вдаль на пылающий горизонт, рассеянно прислушиваясь к сказанным словам.
- Почему навсегда, скоро поймешь. Теперь и впредь – твое место здесь. Думаешь, это не та разновидность вечности, о которой ты мечтал? Напрасно. Ты же хотел узнать если не все, то многое, а здесь ты узнаешь все, причем только одну правду. Ты всегда хотел остаться один, без всяких назойливых собеседников под боком – и ты это получил. Тебя никогда не пленяли горячие южные степи, но холодное молчание северных равнин навсегда покорило твое сердце – и теперь ты здесь. Прозрачное северное небо, мягкий свет луны, вечно длящийся где-то на краю земли закат – это мой подарок тебе перед тем, как уйти.
- Уйти. Ну конечно… Знаешь, теперь мне хотелось бы разделить эту вечность с тобой, но я не в силах что-либо менять. Жаль. – Андрей с трудом перевел взгляд на Тиону – в груди расползался какой-то туман, мешая дышать. – Хватит с меня. Уходи, раз говоришь, только быстрее – я ведь не железный, как бы ты меня не идеализировала.
Тиона молча поправила плащ и начала спускаться к дороге. На пол пути она обернулась:
- Только не смотри мне вслед – будет только хуже.
- Ради бога! Я всегда выполняю данные мне приказы…
 Андрей отвернулся и уставился в небо. Ради какого бога?! Который пришел ко мне в виде прекрасной девушки и сотворил для меня новый мир, который мне бы понравился? Это все сказки, вот только умер я по-настоящему. Бог, дьявол – кто вообще это придумал? А может, нет этих противоположностей, почему все должно строиться на том, что одному сжатому кулаку противостоит другой? Жизнь после смерти! Сколько еще таких людей, как я, сидят сейчас каждый в своей вселенной и занимаются невесть чем, коротая время от “минус бесконечности” до “плюс бесконечности”? И это жизнь? Я еще не знаю, что мне предстоит делать, но если это бессмертное загробное существование продлится вечно, то обыкновенная земная жизнь, пусть среди грязи, тупости и несуразности, покажется раем! Жить вечно и быть прикованным к одному месту? Если бы меня удосужились спросить, что я думаю по этому поводу, я бы послал этих вопрошающих куда подальше. Что вы мне тычете своим бессмертием? Я же живой человек! Слышите?! ЧЕЛОВЕК! Я хочу жить! Я никто, и я все, но только сам для себя, вселенная не станет под меня подстраиваться, а зачем мне целая вечность скуки? Впрочем, будь я достаточно могуществен, чтобы захотеть стать бессмертным, что случится в тот момент, когда я закончу ПОЗНАВАТЬ? Новый этап? Есть какой-нибудь придел в этой жизни? Или это будет другая смерть – окончательная и бесповоротная. Неужели в конце каждого пути, каким бы длинным он ни был, будут мучения вечной скуки и забвения? Зачем тогда вообще куда-то идти – остановиться бы сейчас, не растрачивая сил попусту. Умереть еще раз? Но как? Я ведь и так уже мертвый – дальше некуда. Или нет? Познавать… Надеюсь, этот процесс так же бесконечен. Кстати, а чем я должен заниматься?
Андрей осмотрел стол и обнаружил много чего интересного: стопку чистой бумаги, ручку, спокойно горящую свечу на краю стола и большую книгу в тяжелом переплете. Он взял книгу и положил ее перед собой: она называлась “Книга Вопросов” – не больше, не меньше. Так-так-так, а свой вопрос мне позволят задать? Андрей взял ручку и после этого перестал быть полностью тем, кем был раньше. Механизм заработал: он открыл книгу, прочитал написанный на странице вопрос, взял чистый лист бумаги и принялся писать ответ. Какая-то его человеческая часть, оставшаяся в живых искренне удивлялась, как его рука сама по себе что-то пишет, но этот голос был слишком слабым. Пока Андрей писал, перед его глазами проходило виденье того, как и кем задавался вопрос, но оно было слишком неинтересным, потому он не погрузился в него полностью. После того, как последнее слово было написано, он взял лист и сжег его на огне свечи. Бумага горела, не оставляя пепла, жарко и без дыма. Теперь ответ должен был дойти по назначению, а сумеет ли спрашивающий это почувствовать – полностью зависит от него. Андрей перевернул страницу и прочитал новый вопрос, потом снова взял чистый лист и принялся писать. И так снова и снова…
Вопросы проходили один за другим, книга не кончалась, бумага тоже. Чаще всего ему попадались вопросы типа “что с нами будет?” – теперь он понимал Тиону, когда она говорила о том, что ее тошнит от этой фразы. Но его протесты были достаточно вялыми – уж слишком мало осталось в нем человеческого. Впрочем, этого хватало, чтобы ненадолго отрываться во время письма на окружающий мир, чтобы полюбоваться им, безнадежным взглядом окинуть пустую дорогу, а потом снова погрузиться в работу. Кажется, я понимаю, почему это будет длиться вечно: пока человечество живо, оно не сможет жить без вопросов, иначе погибнет. Что ж, это хорошо для них, но плохо для меня… Иногда он погружался в видения, чтобы посмотреть на людей, спрашивающих о действительно интересных или забавных вещах. Оказалось, что он не утратил еще возможность улыбаться, но скоро и это прошло. Времени не было в этом месте, поэтому он не знал, когда перестал получать хоть каплю удовольствия от работы – на это место пришла ненавязчивая и тихая, но ощутимая тоска.
- Что ты завтра делаешь, милый?
- Сплю с твоей сестрой – с садистским удовольствием сказал Андрей и принялся записывать ответ.
Часто люди отвечали не так, как надо, но это и понятно – откуда им знать всю правду?
- Ты завтра не занят?
- Нет, он завтра умрет. Какая жалость!
- Нет, не занят. Пойдем погуляем?
Как же, как же – никуда вы не пойдете!
- Мама, а Бог есть?
- Нет его, и никогда не было, это умиротворяющие сказки для слабых духом людей. Им всегда нужен кто-то, кто сильнее их, кто-то, кто сможет им помочь, потому что по большинству своему сами по себе они – никто. Но, поскольку, если бы Бога не было, его надо было бы придумать, то они придумали.
- Конечно, доченька. А если ты сейчас пойдешь спать, он тебя наградит.
Какой примитив! Дурацкие слащавые сказки, только разлагающие дух. Ладно, мое дело – ответить, ваше дело – услышать. Жалость сменялась презрением, сочувствие – злобой, и наоборот, потом приходила грусть. Сколько человек из всей этой массы смогут услышать настоящий ответ?!
- Кто начал эту войну?
Внутри Андрея что-то дрогнуло, и он решил погрузиться в видение.
В темной комнате, освещаемой только огнем в камине, сидел уже немолодой человек. Он еще не был достаточно стар, но успел за свою жизнь набраться самых невероятных ощущений и переживаний. Сейчас он молча смотрел на огонь и думал. Кто начал эту войну? Он был беглецом, его не ждали на родине и клеймили как предателя. Им было не понять, что он был человеком с разумом, замутненным, но потом очищенным от всей той гадости, которую лили на его, и не только, голову столько лет. Каково это – жить вот так, новой жизнью, разрушив старую, от которой осталась лишь угроза, постоянно висящая над головой? И правда… Сколько уже можно лгать? Он был один, но почти все и так уже было потеряно.
И Андрей принялся писать. Все началось холодной осенью… До него дойдет, думал он, до него обязательно дойдет. Он услышит если не все, то большую часть, а до остального додумается сам. Правда на него ополчится целая толпа, но другая половина встанет на его сторону – и это хорошо, потому что тогда он буде не один.
И снова – тысячи и тысячи зеркал, в которых Андрей видел себя по чуть-чуть, его уже тошнило от этого, но такие чувства, к его облегчению, со временем сглаживались. А потом возникали снова. Кто-то разогревал в нем постоянную любовь к окружающему миру – иначе он бы просто скончался от тоски. Однако Андрей чувствовал, что подчинить его полностью этот “кто-то” не смог – та человеческая сущность, которая в нем выжила, осталась незамечена. И однажды она дала о себе знать:
- Что для тебя является самым страшным поступком?
- Самоубийство.
- Самоубийство, пожалуй…
Хм, вы только подумайте – какой боязливый! Я бы сейчас с удовольствием… Пистолет! Ведь меня не раздевали и не выдавали никакой “униформы”, когда сюда привели! Я же умер, когда тянулся за ним рукой! Продолжая писать, Андрей пошарил на поясе и нащупал рубчатую рукоятку пистолета. Он медленно вытащил его и положил на стол. Когда пишущая рука освободилась, он передернул затвор и крепко сжал пистолет в руке. Продолжая писать, он осмотрелся кругом (в последний раз!), полюбовался своим собственным миром и приложил дуло к виску. Со вздохом облегчения он нажал на курок.
Щелчок… И тишина. Так, спокойно. Щелчок… Сердце забилось быстрее. Щелчок… Осечка?! Три раза подряд?! Дрожащими руками он вытащил обойму и увидел, что она пуста. Не может быть… Обманули, обвели… И здесь посмеялись… Какое вы имеете право?! Даже этот, последний шанс… Выход всегда есть, но где, где?!
Андрей заплакал, закрывая лицо руками, потом перед ним все померкло окончательно, воздух сгустился, и, впервые за все время пребывания здесь, он отключился, упав головой на стол.
Очнулся он с гудящей головой и дрожащими руками, не слишком соображая, кто он такой, где находится и что вообще происходит. Андрей с трудом оторвал голову от жесткой поверхности и тупо уставился на свечу. Ах да! Рука уже сама схватила ручку, другая перевернула страницу Книги, и процесс пошел. Попутно он с трудом пытался собрать воедино остатки себя. Сколько прошло времени с того момента, как я отключился? А кто его знает, здесь же и время толком измерить нельзя: что можно сказать, если это сумасшедшее ночное светило висит на одном и том же месте, на горизонте постоянно полыхает пожар заката, диковинная трава здешних болот продолжает загадочно мерцать в темноте, а свеча не оплавляется и на миллиметр! Убожество. Ненавижу. Ненавижу всю эту дурацкую затею, это бесконечное занудство и однообразное безумие. Себя ненавижу: размазня, плакса и умственный паралитик. Стоило втравливать меня в эту дрянную историю, чтобы превратить в полу бездушный, плачущий над своей участью автомат. Скотство. Никогда еще не бил женщин, но если вдруг (чего только не бывает!) я когда-нибудь встречу Тиону, то обязательно скажу ей пару ласковых.
В Андрее закипала холодная волна гнева, покрывающая собой все остальные чувства, но сделавшая его абсолютно равнодушным, оставив только возможность ненавидеть все то, что с ним произошло: яростно и сдержано одновременно. Так кто там отвечает за мою судьбу? Только не говорите, что никто: человек сам по себе просто не способен довести себя до такого состояния! И уж если я найду этих “ответственных”, извинениями они не отделаются! Проклятая война, за какой надобностью она случилась? Кому так приспичило построить из себя великого вождя? У кого разыгралась мания величия, после чего он решил осчастливить свой народ, а заодно и своих соседей? Как все зависит от каприза одного человека! И нечего говорить, что личности не делают историю – еще как делают! Дали бы мне в руки власти побольше – я бы такой след после себя оставил, что не измерить было бы. Индивидуумы – коллективности сознания мы не добьемся никогда, и черт с ней, но это патетическое восхваление человека доводит до потрясающих результатов – до войны, например. Это мерзкое стихийное бедствие, созданное человеком, сломало всю мою жизнь, отшвырнуло на передовую несправедливости, после чего я оказался здесь – вечно мертвый и обреченный.  А все почему? Сколько еще таких же сломанных и убитых разбросало сейчас по жизни? Или по смерти? Засадить бы этого главного ублюдка за мою писанину – я бы на него потом посмотрел, захочет ли он и дальше быть таким же самоуверенным болваном, считающим, что несет благо? Показать бы ему все те мосты, которые он успел сжечь, может он сможет образумиться, кто знает?…
Поток мыслей в голове Андрея вдруг оборвался, и он растерянно посмотрел на Книгу. На странице был написан очередной вопрос: “Цель оправдывает средства?”. Еще как оправдывает… Но не это занимало Андрея: он медленно перевел взгляд на свечу, потом снова на Книгу. Плотная желтоватая бумага, тяжелый переплет… Он удовлетворенно хмыкнул и отложил ручку: видимо маленький перерыв тоже допускался, поскольку никакая сила пока не тянула Андрея продолжать писать. Он еще раз провел взглядом по столу, потом усмехнулся и, предательски улыбаясь, посмотрел в небо, адресуя свою ехидную ухмылку тем самым силам, которые, по его мнению, обитали где-то там на верху. Он снова становился сам собой: бесшабашная веселость, молодецкая легкость и энтузиазм мгновенно вернулись к нему после внезапного озарения, выметая из него остатки разрушенного автомата, в который он чуть не превратился окончательно. Почему-то он был абсолютно уверен, что сейчас все пройдет именно по тому сценарию, который составил он сам, и уже ничто не сможет помешать.
Андрей взял в руки Книгу. Цель оправдывает средства? А как же, господа, так оно и есть, ведь вы забыли прибавить к этой дивной фразочке слово “всегда”! Потом, продолжая дико ухмыляться, он поднес Книгу к пламени свечи. Первые несколько секунд ничего не происходило: огонь словно думал – жечь или не жечь? Потом он, видимо, сказал себе “можно” и с энтузиазмом набросился на сухую, до хруста, бумагу: она потемнела, задымилась и, наконец, загорелась медленно и неохотно, но неумолимо. Одна страница темнела за другой, пламя становилось все ярче и ярче, и скоро Андрею уже пришлось положить горящую Книгу на стол, чтобы не обжечь руки. В этот маленький костерчик он подбросил и стопку чистой бумаги, но ручку решил оставить себе – на память. Внезапно он почувствовал, что может встать, что и проделал не раздумывая. Он с удовольствием потянулся, прошелся туда-сюда, разминая ноги и все остальные части тела, а потом все же не выдержал и рассмеялся: от облегчения, от свалившейся вдруг и сразу (мечта любого человека, разве нет?) свободы и уверенности, что дальше будет только так, как он захочет. И мало кто сможет с ним поспорить, разве что какой-нибудь могущественный демиург или кто здесь является самым большим начальником?
Андрей оглянулся на стол и увидел, что Книга уже догорела, не оставив и пепла. Тогда он решил сжечь заодно и свое “рабочее место” – в этом деле лучше перебдеть, чем недобдеть, подумал он. Андрей немного поколебался и взял свой пистолет со стола – на всякий случай. И он почти не удивился, когда, автоматически проверяя обойму, обнаружил, что она полна. Все предусмотрели, сволочи. Все, кроме одного. Недаром говорят, что все гениальное – просто. Жаль, что этого самого “слона” обнаруживаешь не так быстро, как хотелось бы. Ничего, лучше поздно, чем еще позже, особенно если у тебя в кармане завалялась странная субстанция под названием “Вечность”. Выкидывать ее на помойку не стоит, но вот изменить по собственному усмотрению – то, что надо. Этим собственно, только и следует заниматься в моем положении. Андрей засунул пистолет в кобуру, потом достал из кармана маленький баллончик с бензином для разжигания костра (надо же, не потерял!) и облил кресло. Взвалив стол сверху, он вытряс на него остатки и поджег всю эту конструкцию свечой, которая тут же направилась в мгновенно и ярко вспыхнувший огонь. Андрей отошел немного, чтобы полюбоваться этим незамысловатым зрелищем, а потом спустился к дороге. Хорошо-то как!
Ему приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы не взлететь – теперь он не считал это невозможным. Столько счастья и свободы еще не сваливались, наверное, ни на одного живого человека! Да и на мертвого тоже, если уж на то пошло. Уйти и больше сюда не возвращаться – заманчивая перспектива, лучше не придумаешь для начала! И домой не пойду – что я там забыл, мое место не когда не было там. Эта дорога слишком хороша, чтобы не пойти по ней куда глаза глядят.
Тем временем мир, посреди которого стоял Андрей, медленно, но ощутимо менялся – он чувствовал это, но все никак не мог понять, в чем это выражается. Потом до него дошло: небо светлело. И не только небо: гасло призрачное мерцание болотной травы, тускнел причудливый звездный узор вместе со здешней луной, а полоска горизонта, где раньше мерно полыхали холодные отблески, увеличивалась и становилась все ярче. Несколько томительных минут – и над горизонтом показался маленький краешек неправдоподобно яркого оранжевого солнца, согрев своими лучами Андрею лицо. Никакой это был не вечный закат – в рассветах Андрей тоже находил некую захватывающую таинственность. Новый день? А почему бы и нет? С этого момента и начнется, наверное, отсчет моей новой жизни. Осталось только решить, в какую сторону по этой дороге мне пойти? Если ориентироваться по местному солнцу, то направо – это на юг, а налево – на север. Пойду-ка я налево – все-таки северные просторы меня действительно пленяют больше, тут Тиона была права…
- Никуда ты не пойдешь, – раздался у Андрея за спиной знакомый тихий голос. – Вернее, пойдешь, но только после того, как выслушаешь меня.
- Тиона? Легка на помине – жить долго будешь. У меня, правда, есть к такому случаю другая дежурная фразочка, но я из вежливости промолчу. – Андрей обернулся и удостоверился в том, что сзади стояла именно Тиона, а не кто-то другой.
- Из вежливости? Тебе что – больше заняться нечем, как дурака из себя строить после того, что ты натворил?! – В голосе Тионы слышались яростные и злые интонации, что показалось Андрею совершенно неуместным. И неправильным, что ли…
- Натворил? Я?! Ну-ка, давай сначала и без грубостей, – Андрей почти по-настоящему испугался.
“Сейчас она скажет, что я сжег мебель, которая стоит очень много денег. Так, что ли?” – весело подумал он.
- Смеешься? Напрасно. Человек, только что уничтоживший свой родной мир, заслуживает другого. Чего-нибудь более жестокого, – Тиона хищно улыбнулась.
- Ммм… “Уничтожившего свой мир”? Громко сказано. А что я, собственно, такого сделал? Тиона, дорогая, ты не могла бы изъясняться более четко? Что с тобой? Ты плохо спала? – Андрей изо всех сил старался разрядить атмосферу.
- Закрой свой гадкий болтливый рот, смертный. – Тиона перешла на свистящий шепот, от которого у Андрея пошли мурашки по спине. – Еще одна глупость твоими устами – и тебе не жить. Поверь мне, я умею убивать.
- Да верю я, верю! – Вот теперь Андрею было по-настоящему страшно.
Что с ней такое? Куда делась милая добрая девушка, встретившая меня вечность назад в этих болотах? Что значат ее слова “уничтоживший свой родной мир”? Неужели я?!… Но как?! Это что – цена моей свободы?! Плохие новости и безумная леди в придачу?
- И все-таки – что же я такого сделал? Только не говори, что сжег дорогую мебель, пустив на ветер вложенные в нее деньги! – Андрей нервно рассмеялся. Господи, что я несу?! – Ты же не это…
Договорить он не успел: прекрасное лицо Тионы исказилось черной ненавистью, а через долю секунды она уже стояла рядом с Андреем. Он не успел ничего сказать, тем более – сделать, когда Тиона совершила какое-то невероятно плавное и красивое движение руками, после которого Андрей перестал чувствовать свою грудную клетку, ощущая при этом, что летит в метре над землей. Последнее, о чем он успел подумать, было удивление, что такая милая изящная девушка может наносить такие удары. Приземляясь, он больно ударился головой о землю и потерял сознание.
Очнулся Андрей от мягких, почти невесомых касаний чьих-то теплых пальцев к своей груди. Под головой он с удивлением ощущал что-то мягкое.  Чувствовал он себя ужасно: голова гудела и кружилась, грудь, словно расколотая, полыхала невыносимым огнем, весь позвоночник и поясницу ломило так, словно он неделю, не останавливаясь, таскал тяжести. Тем не менее, он с удовольствием отмечал, что от каждого нового нежного прикосновения его боль уходила.
- Андрей, ты меня слышишь? Ты можешь что-нибудь сказать? – Взволнованный женский голос зазвучал над его ухом.
Голос был ужасно знакомым, и уже через секунду Андрей узнал его и вспомнил… Ах ты, дрянь! Моментально, насколько это позволяло его состояние, он выхватил пистолет из кобуры и наставил его на источник голоса, ориентируясь по звуку, только после чего открыл глаза. Разум его не обманул – это действительно была Тиона, она стояла, склонившись, рядом с ним на коленях, и это от ее прикосновений Андрею становилось легче.
Почему она мне помогает? Она же хотела меня убить! И где ее плащ? Ничего не понимаю! Размышлять у Андрея не было ни сил, ни желания, поэтому он процедил сквозь зубы:
- Не двигайся, милая, а не то я вышибу твои прекрасные мозги, не задумываясь.
- За что, Андрей? Неужели я причиняю тебе боль? Или просто перестала нравиться? – На ее лице было такое искренне изумление и легкая улыбка, что Андрей растерялся.
Неужели она способна ехидничать даже под дулом пистолета?! Вот это дама! Или она действительно ничего не понимает, как и я? А кто же мне тогда вмазал в грудь?!
- За что, за что… За то, что ты хотела меня убить! Неужели ты думаешь, что я такое прощаю? – Андрей вдруг увидел краем глаза огонь и осекся. На холме мирно догорали останки его бывшего “рабочего места”. Но огонь ведь уже погас, когда я решил уйти! Странно…
- Убить тебя? Ты что? Я просто почувствовала, что ты смог освободиться от своей обязанности, пришла сюда, чтобы тебя отругать и поздравить, а ты лежишь на земле и еле дышишь! Кто это тебя так обработал? И при чем здесь я?! – Голос Тионы был встревоженным.
- Ну как это “кто”? Я только собирался уйти, как появилась ты, злая как черт, нагрубила мне, пообещала убить, если я скажу еще хоть слово, а потом врезала так, что мне пришлось немного полетать! – На этот раз удивлялся Андрей.
- Ах, вот оно что! – Облегченно вздохнула Тиона. – Тебе пришлось встретиться с наваждением, бедняга. Такое случается, когда покидаешь островок Вечности, чтобы окунуться в реку Времени. Слишком пафосно сказано, зато четко. Только вот в отличие от обычных наваждений, которые могут разве что напугать, сами по себе не причинив вреда, наваждения этого рода такие реальные и осязаемые, что дух захватывает… В чем ты сам убедился! А теперь будь столь любезен, убери свой пистолет – он мешает мне тебя восстанавливать. Или ты хочешь остаться лежать здесь вечно?
- Что, мои дела настолько плохи? – Андрей убрал пистолет и блаженно прикрыл глаза. – Тогда продолжай. Заодно можешь меня ругать и поздравлять. Или что ты там хотела мне сообщить?
- Я много чего хотела тебе сообщить, но для начала ты должен прийти в себя, поэтому потерпи. А вот похвалить тебя могу уже сейчас: молодец, что смог выбраться из этой бесконечности. Только не спрашивай, сколько времени прошло: я тебе уже говорила, что человеческий календарь потерял для тебя значение, а других ты не знаешь. А теперь помолчи немного, а то ты опять потеряешь сознание, да и мне нужно сосредоточиться – все-таки тебе здорово досталось!
Андрей дисциплинированно замолчал, с удовольствием продолжая ощущать, как уходит боль. Скоро плохо себя чувствовала только голова, но теплые пальцы Тионы прошлись по ней несколько раз, и все встало на свои места. Тело Андрея было таким здоровым, словно он только что родился.
- Все, можешь вставать. Теперь ты в таком порядке, словно ничего не случалось – сказала Тиона и поднялась с земли.
Андрей еще немного полежал, прислушиваясь к свежим ощущениям абсолютно здорового тела, а потом осторожно встал. Его слегка пошатывало, и во всем теле была какая-то слабость, словно он только что оправился после тяжелой болезни, в течение которой ему все время приходилось лежать, не вставая.
- Ничего, это нормально. Скоро пройдет. – Тиона мыла руки в ближайшей лужице и смотрела на Андрея. – Ну чего ты так на меня уставился? Думаешь, после процедуры твоего лечения мои руки могли остаться чистыми? Между прочим, один ваш философ как-то сказал, что “мы должны научиться выходить чистыми из грязных обстоятельств и в случае необходимости умываться грязной водой”. Чем я, собственно и занимаюсь. Ты мне вот что скажи: ты действительно готов улыбаться любой неприятности на своем пути или это просто такая истерика?
- Знаешь, раньше я так не мог, – задумчиво протянул Андрей. – Хотел, но не мог. А сейчас… Кажется, я изменился после этого приключения. Надеюсь, что только в хорошую сторону! А почему ты спрашиваешь?
- Интересно вдруг стало. А вот насчет изменения в хорошую сторону тебе еще предстоит усомниться. Ладно, теперь я готова тебя ругать и просто серьезно поговорить, – с этими словами Тиона отряхнула лежавший на земле плащ, послуживший Андрею подушкой, и накинула его на плечи.
Андрей восхищенно ее оглядел и подумал, что уж сейчас она наваждением не является – больно настоящая, да и пахнет как-то по-другому, что ли… Но что она имела ввиду под “серьезным разговором”? Что теперь? И вдруг он кое-что вспомнил.
- Послушай, Тиона, – осторожно начал Андрей, – а эти самые “особые” наваждения всегда говорят ерунду или иногда нет?
- Когда как… Я, знаешь ли, не самый крупный специалист в этом вопросе. Смотря, что конкретно ты услышал. – Она пристально посмотрела Андрею в глаза взглядом, от которого он поежился.
- Вообще-то ничего стоящего она не говорила, кроме… Она сказала, что я “уничтожил свой родной мир”, а потому заслуживаю наказания. Что, похоже на правду?
- Как тебе сказать… – голос Тионы стал тихим и печальным. – Видишь ли, эта истина находится где-то рядом. Что ж, придется начать наш серьезный разговор несколько раньше, чем я планировала.
- Что, все настолько ужасно? – замирающим голосом спросил Андрей. – Я действительно уничтожил свой мир? Но как? Неужели все уже потеряно?!
- Я же тебе сказала, что это не правда, но и до истины недалеко. Говорить о последствиях твоего поступка я не буду – сам увидишь. А пока дай мне пару секунд сосредоточиться, и тогда я смогу объяснить тебе если не все, то многое. В том числе и рассказать твою ближайшую судьбу.
Тиона замолчала, склонив голову к груди, а Андрею пришлось снова сесть – хорошо хоть не лечь! – на землю, поскольку его все еще пошатывало, а от таких заявлений не хочешь – опустишься на землю.
- Знаешь, – подала голос Тиона, – я предпочла бы говорить на ходу – так гораздо приятнее, по-моему. Поэтому давай прогуляемся. В какую сторону пойдем?
- Перед тем, как меня посетило это озлобленное наваждение, я как раз решил пойти на север. Мои пристрастия остаются при мне. Пошли. – И Андрей встал на ноги – жизнь (или все же смерть?) продолжалась, не смотря ни на какие произнесенные вслух слова. Стоило поддаваться вечности, чтобы стать таким уравновешенным…
И они вместе пошли по дороге туда, где по предположениям Андрея был север. Тиона начала говорить первой:
- Первое, о чем я хотела бы тебе сказать, это то, что я тебе соврала, когда сказала, что привела тебя в это заключение по собственной воле. На самом деле я действительно довольно независимая, но тогда мной управляли такие силы, которым я не могла сопротивляться. Я это говорю к тому, что тебя наверняка посещали мысли как бы мне отомстить, представься случай – было ведь такое. Надеюсь, ты мне веришь?
- Тот парень, которым был я до смерти, тебе не поверил бы, но сейчас… Да, я чувствую – не знаю, но чувствую, – что ты говоришь правду. Кажется, еще один талантик, доставшийся мне…
- Что ж, хорошо. – Тиона кивнула и продолжила: – Теперь я объясню тебе, что же случилось. Ты правильно понял, что Книга, за которую тебя засадили – бесконечна, поскольку вопросов, оставшихся без ответов, у человечества всегда было, есть и будет предостаточно. Следующей твое верной догадкой было, что без вопросов человечество погибнет. Если и не погибнет, то остановит свой прогресс, замрет в забвении, потому что образуется патовая ситуация: зачем развиваться и познавать, если все уже и так известно? А еще ты подумал, что “это хорошо для них, но плохо для меня”. И, чтобы освободиться, тебе пришлось пожертвовать “ими” – неосознанно, но все-таки… Ты сжег Книгу, освободив себя, но погрузив в забытье весь свой мир. Случилось то, что, в принципе, было невозможно – все вопросы, сидящие в головах людей или уже готовые сорваться с языка, ушли вместе с пеплом сгоревшей Книги.  Новые прийти уже не смогут, ведь Книга уничтожена – их место заняли ответы. Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, когда хотела тебя ругать?
- Да… – Андрей задумчиво уставился куда-то за горизонт, с некоторым удивлением отмечая, что не испытывает по поводу сделанного никаких угрызений совести. Более того – ему было абсолютно все равно, что там случилось с его родиной. Правда, ему казалось что это “неправильно”, поэтому он решил узнать все до конца.– Ничего, если я не буду падать в обморок? Тогда спрошу: уже ничего нельзя изменить? Я имею в виду, почему бы не написать новую Книгу Вопросов?
- Потому, что Книга была уничтожена неокончательно: недостаточно для того, чтобы заняться составлением новой, но настолько, что смогла разрушить твой мир.
- Как это? – удивился Андрей. – Я ведь сжег ее достаточно качественно! Да и мебель пошла в костер.
- Я верю в то, что ты сжег эту чертову Книгу так старательно, как мог, – усмехнулась Тиона, – но ты упустил последнюю страницу. Последняя страница уцелела.
- Подожди, подожди… – изумленно запротестовал Андрей. – Какая такая “последняя страница”?  Я сжег все, включая пылинки на этой книге! Как что-то могло уцелеть?!
- Ну, во-первых, не стоит понимать все так прямолинейно, а, во-вторых… Как бы тебе объяснить… Видишь ли, эта самая страница принадлежит тебе – у тебя ведь была мысль, что неплохо было бы задать свой вопрос? А поскольку именно ты сжигал Книгу, твоя собственная страница осталась цела – к тому же, ты сейчас не совсем мертвый, скорее уж более чем живой, а у мертвецов никогда нет вопросов. Будь на твоем месте кто-то другой, с ним случилось бы то же самое, если бы вообще случилось – тебе каким-то непостижимым образом удалось сохранить себя и выкарабкаться!
- Спасибо за комплимент, конечно, но что нам теперь делать с этой моей “последней страницей”? Куда она вообще делась? – спросил Андрей.
- Не нам. Тебе. – Тиона снова склонила голову, но тут же резко выпрямилась и посмотрела на Андрея. – Тебе нужно найти эту последнюю страницу. Она затерялась где-то в твоем родном мире. Думаю, это вполне материальная вещь, и ты сможешь ее найти.
- Издеваешься, да? – невесело ухмыльнулся Андрей. – Ты что, не знаешь, что мой мир слишком велик, чтобы искать в нем такую вещь как листок бумаги? Это даже круче, чем иголка в стоге сена!
- С каких это пор ты снова стал занудой, не верящим в себя? Что, боишься, что я снова хочу затащить в еще одну разновидность вечности? – ехидно осведомилась Тиона. – Не переживай: ты достаточно быстро сможешь отыскать эту бумажку, а если и не сможешь, то ничего страшного – ты в любой момент ты сможешь уйти куда глаза глядят. Просто это дело останется незаконченным, и твой мир останется прибывать в том жалком состоянии, в котором тебе еще предстоит его увидеть. Думаю, это зрелище тебе не очень понравится, несмотря на то, что тебе наплевать на судьбы своих бывших соотечественников.
- Ладно, допустим так оно и есть. И что будет, когда я найду эту последнюю страницу? Кстати, мне действительно наплевать на судьбы моих бывших соотечественников – просто я не люблю оставлять дела незаконченными.
- Ну-ну, какой ты равнодушный стал – это, между прочим, та самая плохая сторона случившихся с тобой перемен. Впрочем, не суть. А вот что будет, когда ты найдешь последнюю страницу, я не знаю. Возможно, тебе придется уничтожить ее, чтобы – если захочешь, конечно – сесть за написание новой Книги Вопросов ради восстановления своего мира. Знаешь, в данном случае надо действовать, а там – по обстоятельствам. В таких делах чем больше думаешь, тем меньше понимаешь.
- Прелестно. – Заключил Андрей. – Значит, мне пора отправляться на поиски этого клочка бумаги? Что ж, я готов. Заодно посмотрю, что стало с моим родным миром, хотя мне в этом больше нравится – все-таки он мой собственный. Ладно, спрошу напоследок: во-первых, куда мне идти и, во-вторых, не желаешь ли составить мне компанию?
Тиона печально покачала головой и остановилась. Андрею тоже пришлось затормозить, еще и от изумления: там впереди, у самого горизонта, смутно вырисовывались очертания палаток, людей, пушек и прочей военной техники. Над всем этим стелился дым. Тиона посмотрела туда же и кивнула:
- Да, это то место, где ты умер. Вернее, где тебя убили. Ты продолжишь свое путешествие оттуда, откуда начал. Это касательно первого вопроса. А касательно второго… Я бы с удовольствием, но не могу. У меня тоже своего рода “дела”. Не волнуйся, мы с тобой непременно встретимся еще раз как минимум – когда ты найдешь свою последнюю страницу. Если тебе от этого будет приятнее, то я скажу, что тоже с сожалением тебя оставляю…
- Подожди-ка, Тиона.  – Андрея вдруг осенило. – Мне пришла в голову одна замечательная идея: если ты меня можешь застать где угодно и когда угодно и вообще знаешь почти все, почему бы тебе так же легко не найти мою страницу?
- Хорошая идея. Но совершенно неосуществимая. – Тиона вдруг тихонько рассмеялась. – Все дело в том, что это ТВОЯ страница, а потому я не в силах ее найти – она просто будет ускользать от моего внимания, желая попасть в руки не к кому-нибудь, а к своему хозяину. Ладно, тебе пора. До встречи!
С этими словами она исчезла, оставив Андрея одного. Он вздохнул и пошел на знакомые позиции.