10 баксов по фаренгейту

Вечно живым Ерофеевым
В соавторстве с Кириллом Розеном

Лило Порывисто, и тихо заканчивался день. Заработали фонари, упорно дрожа потянулись за добавочным.
Было довольно весело. Часто хохотали. В такие минуты дома (если там у тебя все) не усидишь. Может, и хотелось бы, но не усидишь, не сидится как-то. Вот и приходится ходить туды-сюды. Например, к школе.
-- Ну что, пошли к школе что ли?
-- Пошли.
И мы пошли.
Стояла вертикально-горизонтальная погода. Банки в руках ныли от нетерпения.
-- Давай здесь.
-- Нет. Заливает. Я покажу.
-- Ну-ну.
Вот и черный уголок. Не дует, под козырьком. Машина пустая рядом припаркована – ну чем не место?
Присели. Разговорились о том, о сем, - почти о сокровенном. Я облегчился на стену родной школы, смягчая поступок перед Неизведанным мыслями о раскаянии и дожде.
Согнули банку, изрешетили, побалагурили.
Хлоп-хлоп. Шух-шух. А машина-то не пустая оказалась. Смутно: силуэт водителя и длинные блондинистые волосы, неестественно, кинематографически-покойницки поднимающиеся с откинутых кресел.
Сюрприз. Даже не знаю, кто кому помешал. Веселость, наконец, превозмогает, и машина нервно удаляется.
-- Давай уйдем отсюда.
-- Зачем? Куда?
-- Паранойя.
-- Ой-ой, паранойя. У тебя всегда паранойя.
А я не вру. Если есть, я так и говорю – паранойя. Чувствую что-то. Имею право. Как-никак, если не сын, то хотя бы раб Божий. По образу и подобию.
Колеблется. Какой бы еще аргументик выдвинуть? И словно откуда ни возьмись, фактик (все-таки Бог есть).
Машина вернулась резко и неприязненно. Остановилась в пяти метрах, вызывающе дальним в лицо. Жопой их почувствовал обоих. Смотрю не очень злобно, так, почти равнодушно, чуть повыше слепящих шаров.
Пауза. Потом не удержался, широко и зубасто улыбнулся, на корточках, с мятой банкой в руках. Товарищ приподнял шляпу. Машину сдуло.
-- Вот теперь точно, пойдем.
-- Ты параноик – ****ец.
Возражений не было, и мы тронулись.
Пришли туда, где заливало в первый раз. Останемся здесь, в самом деле, я же не параноик. А что это за тетка в окне?
-- А что это за тетка в окне?
-- Ну ты и параноик!
-- Я знаю, знаю…
Побалагурили. Родился Елисей Прохиндеевич Былтаков. Опять стояла вертикально-горизонтальная погода.
-- В такую погоду ни одна собака мента на улицу не вытащит.
Посмеялись. Блокнота не было, ручка была. Записали на стене. Не думали, зачем да почему, а взяли и записали. (Я знаю, если думать, зачем да почему, ничего не напишешь. Совсем ничего.)
-- Ну, ребята, я ссать пошел. А ты, если хочешь, можешь понаблюдать, как я спущусь с лестницы, поднимусь на горочку и скроюсь в кустах.
-- Хорошо, я понаблюдаю.
-- Тогда с тебя 10 баксов!
Посмеялись. Постарались запомнить. Поднимаясь обратно, загорячился:
-- 10 баксов по Фаренгейту!
-- Дааа.
-- Слушай! Надо написать рассказ «10 баксов по Фаренгейту» и описать сегодняшний вечер, все, и машину тоже, и горизонтально-вертикальную погоду, и даже то, что я тебе сейчас говорю о том, что надо написать рассказ 10 баксов по Фаренгейту», и еще, и еще, понимаешь? Вставить туда все, что сегодня было с нами и закрутить в спираль. Представляешь, рассказ закрутится в спираль, а мы будем ходить по кругу и все это наблюдать! Это же высший рассказ будет!
Он согласился, и мы тронулись. Лило уже не так заметно, хотя, впрочем, я плохо помню. Могу и ошибиться. Может, и вообще не было.

Было, не было… не знаю… не помню ничерта подобного… Но было вот что… вроде… не помню… а… это я уже говорил… пардоне-муа…
Короче говоря, рассказывать буду то, что помню… было бы странно, если бы я стал рассказывать то, чего не помню, правда? Хотя и интереснее было бы, пожалуй… Хорошая фишка… надо запомнить на другой раз… Теперь же придется довольствоваться тем, что есть…
Так вот. Началось все с того, что по дороге с работы домой я решил, что это вовсе не дорога домой, – хотя и с работы, – а скорее куда-нибудь еще. Мысль эту незамедлительно подтвердил голос в трубке.
Звоню.
-- Пиво будешь?
-- Как скажете, синьор! – задорно так, - наверное, уже слегка антуражирован.
-- В таком случае, говорю! Немедля выпить пива! – не менее задорно, потому что, естественно, тоже слегка антуражирован после тяжелого рабочего дня, а антуражирован, повторюсь, слегка, а рабочий день был тяжел невероятно, так что конечно! Естественно, я просто не мог не сделать этот звонок, который все и начал.
-- О! Класс! Теперь все время буду называть тебя синьором! – сказал и тут же забыл.
-- Хорошо. Позвоню, когда буду подъезжать – выйдешь к магазину.
-- Давай.
И плавно впал в нирвану. Но испугался и тут же ее покинул… Подумал… черт знает о чем… Подъезжаю… как раз успеет собраться….
Звоню.
-- Подъезжаю! Выходи!
Нет… собраться-то он, может, и успел, но до магазина точно не дошел. Закуриваю, жду.
-- Извините…
Поворачиваюсь… не он… а кто это?
-- Да?
-- Вы на радио случайно не работаете?
-- Работаю, а что – голос со спины знакомый?
-- Да нет, просто вот поспорили тут…
-- С кем?
-- Не важно.
-- И вправду не важно.
-- Меня Тимофеем зовут.
-- Очень хорошо, Тимофей, буду иметь в виду.
Тимофей развернулся и ушел. Вот и хорошо.
Хотелось, правда, еще спросить, кто выиграл спор, да на что спорили, да какова моя доля… Но не успел. И никогда в жизни не стану об этом жалеть.
-- Ну что!
Это уже он.
-- Что, что… ну ты просто невыносимый человек. Никогда вовремя не придешь…
-- Да ладно! Разве долго?
-- Ай, какая разница. Представляешь, стою тут, жду тебя, подходит ко мне парень…
-- Какой еще парень?
-- Да не важно. Подходит и говорит: извините, мол, а не работаю ли я «случайно» на радио.
-- Погоди. Какой-то парень только что подошел к тебе и спросил, не работает ли он на радио?!
-- Да нет. Не работаю ли я на радио!
-- А… А чего это? А кто это?
-- Да не знаю я. Говорит, поспорили.
-- А… Ну и что?
-- Да так, ничего, в общем. Пойдем-ка пива купим.
Обошли все киоски, так и не нашли полюбившегося нам на тот период «Красного Востока – крепкого», решили повторить эксперимент с «Амстердамом». Почему повторить? Ай. Долгая и, в общем, неинтересная история.
-- Так все-таки. Может, это твоя шляпа тебя выдает?
--Что?!
-- Ну, я все об этом парне, который решил, что ты на радио работаешь.
-- Тьфу ты! Да проехали уже давно. И ничего он не решал. Говорю же – поспорил с кем-то, кто, наверное, меня знает.
-- Ну ладно, ладно. Куда пойдем?
-- Да куда угодно. В такую погоду все равно куда идти.
Да! Точно! Дождь же лил в тот вечер.
Но мы были настроены на развеселое, беззаботное общение, два – распитие пива, и три – в конце концов, у меня в кармане лежал гостинец от Рыжего.
-- Опять к школе?
-- Да. К школе. Пусть это станет доброй традицией.
Не знаю, почему я это сказал. Традиция? При том, что мы собирались повторить то, что делали до этого лишь дважды… ну, может, трижды… да и то – давно. Однако, забавно. Впоследствии мы действительно полюбили подобные походы к школе. Много их еще будет… но речь не об этом.
По пути к школе, должно быть, о чем-то говорили. Не помню. Но, наверное, не много: торопились, чтобы потом уже никуда не торопиться. Да и дождь, опять же…
-- Слушай. А почему ты о шляпе спросил?
-- А?
-- Ну, насчет того, что вроде как моя шляпа меня выдает. По-твоему, что – у нас все шляпы носят?
Пауза.
-- Черт его знает. Просто так, сказал, что в голову пришло.
Что-то, как-то, разговор перетек в другое русло. А может, и просто помолчали. А скорее всего – уже пришли. К школе.
-- Ну что? На обычное место?
-- Нет. Заливает там. И фонарь. И вообще.
-- Да ты туда еще даже не дошел! Вот, блин, зануда.
Ускоряю шаг, оставляя спутника чуть позади. Заглядываю за угол. Ну да, фонарь. Ну да, немного заливает. Но нормально! Не впервой же, черт возьми.
Догоняет.
-- Нет. Ерунда. Пойдем, вернемся немного. Там было место – я приметил.
Вернулись. Ну да, ну да, фонаря нет, заливает меньше… Да и вообще, просто надоело место искать.
Устроились, как могли. Вскрыли банки с пивом. Зачем я по дороге съел сушеных кальмаров? Ну ничего. Хуже было бы, если бы кальмары остались, а вот запить нечем… Ну конечно, вот она – сущность человеческая… хуже… ничего себе… Хуже было бы, если бы вообще ничего этого не было!
-- О чем это ты задумался? – прервал молчание, сделав большой глоток «Амстердама».
-- Да вот… О кальмарах да о пиве – чушь какая-то. Может, дунем?
-- А есть?! – голос изменился. Атмосфера враз стала другой. Вечер потихоньку начинал приобретать смысл. – А банка?
А банка… Хмм… нет. Этого он не спросил, потому что – как обычно – банку мы нашли по пути сюда, так что банка была.
-- Давай банку, - вот как он сказал.
Смяли. Изрешетили. Побала… Тьфу ты! Ну и слово. Дунули, короче. По первому. Притихли, прислушиваясь к метаболическим изменениям: расслабляются члены, расширяются улыбки, в головах приятный гул – заглушка от всего лишнего, нежелательного, ставшего привычным, незаметным в ежедневной рутине, но так опостылевшего...
И в этот самый момент таинство было прервано: вмешательство извне, вынужденное возвращение в реальность. В незамеченной ранее машине, что все это время была припаркована здесь же, рядом, - какое-то шевеление.
-- Прикольно. Когда ж это они в машину успели зайти? Здесь же тупик. Мы бы увидели.
-- Вот именно! Значит, они были в машине с самого начала, - все это он произносил вкрадчиво, полушепотом.
-- А, ну да, наверное. Прикол. А что это они там делали?
-- Да тихо ты! – опять полушепотом.
-- Блин, ты чего?
Пауза.
-- Паранойя.
-- А, как обычно. Да ладно, не парься: они вроде уезжать собрались.
Снова пауза.
-- Ментов позовут, - безапелляционно.
-- Слушай, ты что – ду-рак?! Да в такую погоду ни одна собака мента на улицу не вытянет! Или ты не видел, как на улицах пусто?!
Паузы начинали становиться нормой.
-- Бля. Не знаю. Паранойя.
Мое же настроение никак не предполагало возникновения даже намека на паранойю. Напротив, к этому моменту, вся моя сущность была – чистейший позитив, так что все происходящее не могло не веселить. Я не удержался от смеха. 
-- Неплохо тебя прет, конечно. Смотри – точно запалимся.
-- Слушай! – сквозь смех, - Да ты бы сам попустился! Вон, видишь? Уезжают.
Машина уехала. Вокруг стало совсем тихо. Только шум дождя создавал приятный звуковой фон.
-- Давай уйдем отсюда.
-- Да теперь-то чего уходить?!
Пауза, конечно. Было над чем поразмыслить.
-- Ну а что они здесь делали, а?
-- Да ёмоё! Ну может, место у них здесь такое – специальное. Вроде как у нас. Да и вообще, по-моему, это мы им помешали, а не наоборот. Они же раньше приехали? А тут – мы. А они там, в машине, может, трахались от души.
-- Что?! Так тихо?! – Смеется. Не верит.
-- О-о-о… - меня начинал тяготить этот нелепый спор. – Да! Да, «так тихо»! Слушай, ну ты все-таки нихрена в этом не рубишь. Дело практики! Люди и не такому учатся. У меня вот, например, тоже интересные ситуации бывали – там приходилось не просто «тихо», а вообще «беззвучно»! И что? Думаешь, качество от этого страдало?! Вот слушай, я тебе счас такую историю расскажу!
-- Да какие истории! Знаю я твои истории! Но эти, что в машине были… Они же – не ты!
Тогда это показалось убедительным аргументом «против». Пришлось парировать.
-- Ну ладно. Смотри. Заехали они, значит, в эту тихую гавань, и давай любить друг друга что есть мочи – с шумом и стонами. И вдруг – мы! Они, конечно, притихли, не вынимая: думали – мы свалим быстро. А мы свалили? Нет. Что им оставалось? Правильно: отправиться на поиски более тихой гавани. Вот и вся история! А ты «менты, менты»… параноик, бля… И когда ты, наконец…
Но меня прервал звук подъезжающей машины.
-- Это они.
-- Да ну, с чего бы? Не они это.
-- Значит, менты.
-- Бля-а-а… Про ментов я уже все сказал. – Гул мотора, между тем, приближался. – Может, мимо проедут?
Нет. Мимо не проехали. Повернули к нам фары. Понятие «ближний свет» для водителя не существовало. Слепимся, зачем-то пытаемся сквозь лобовое стекло разглядеть фигуры в салоне. Машина стоит. Думают.
-- Наверное, это и вправду место такое – модное. Пардон, ребята, занято!
Благо, машины думают не долго. Зато долго разворачиваются. Еще минута – и все. Снова тишина, дождь.
-- По второму?
-- Стой. Давай все-таки уйдем.
-- Ну ты, бля, параноик – ****ец, – спокойно, без злости… привык уже. – Ладно, пойдем.
Встали. Поднимаю отложенную банку: какого хрена он рассыпал с нее очередную порцию?! Совсем запарился со своей паранойей, нихрена не видит, что делает. Ай, что с ним поделаешь. Благо, не последняя.
Пришли почему-то туда, где я предлагал устроиться с самого начала. И машины там никакой, кстати, не было, да и быть не могло. Все-таки, что ни говори: привычное место – оно и есть… привычное место… Н-да…
Наконец, дунули по второму. О машинах и ментах больше не вспоминали: заретушировалось. Заметили, что погода стала вертикально-горизонтальной. Понравилось. Позабавились. Теперь уже оба хохотали.
-- Сегодня в Минске ожидается вертикально-горизонтальная погода. Завтра в эфире так и скажу. Только вот – как думаешь? Стоит ли объяснять, что это когда дождь – то падает абсолютно вертикально, то летит по ветру абсолютно горизонтально?
-- Нет. Это явно лишнее. Все испортит.
И правда, лишнее. Да и сюда я совершенно напрасно вставил это дурацкое объяснение. Пардоне-муа, в дальнейшем постараюсь от подобных пояснений и уточнений по возможности воздерживаться.
В тот вечер как никогда часто возникало желание записывать в блокнот. Что ни фраза – самородок! Срочно была необходима стенографистка, стенографисточка… и еще одна стенографисточка. Не меньше. Тогда, глядишь, и не пришлось бы теперь, по прошествии месяца, - с какой-то неясной, но наверняка благородной целью, - собирать по крупицам запрятавшиеся в недрах затуманенной памяти события этого, одного из множества таких же вечеров, - таких же ярких, но так и оставшихся в прошлом, которое никто уже не сможет вспомнить. И даже обидно стало: вот веселимся мы теперь, радуемся, и в жизни все у нас ладится, и возраст у нас такой, какого уж не будет, и мысли у нас необычные, красивые, какие не приходят в седеющие, лысеющие головы, а приходят лишь теперь, сегодня, в это самое мгновение! Неужели все это так и уйдет, не оставив и следа?
Решили написать рассказ. Вот этот. Идея сразу показалась неплохой, потом старой, потом невозможной («завтра все равно ничего не вспомним»). Но намерение осталось.
И вот я снова сетую на свою жуткую память, но не сдаюсь, и детали потихоньку всплывают. Такие, к примеру, детали. Насыпаю третью. Конечно, собираюсь дунуть. Подношу банку к губам. Не успев выпустить воздух, прыскаю со смеху, вычихиваю все содержимое банки. Что рассмешило меня в тот момент – теперь уж не вспомнить. Отсмеявшись, безуспешно пытаюсь настроиться на серьезный тон, в голове сами собой аккуратно и неторопливо выстраиваются слова, которые я незамедлительно произношу – одно за другим – тихим, вдумчивым голосом:
-- Не вздумайте шутить, когда я буду … пить?
Так. Стоп. Это чуть раньше – когда я пиво допивал и все вокруг обрызгал. А вот чуть позднее – когда та же история повторилась с банкой – «не вздумайте…» возымело достойное продолжение.
Медленно-медленно, почти по слогам выговаривая каждое слово, при этом слабо соображая, что я говорю:
-- Не вздумайте шутить, когда я буду курить.
Не вздумайте шутить, когда я буду пить.
Не вздумайте шутить, когда я буду есть.
Не вздумайте шутить, когда я буду…
-- Нет! Когда я буду нет!
-- Точно.
Все это было дружно определено очевидно абсурдным, но не менее очевидно не лишенным смысла словосочетанием «мантра-скороговорка». К этому времени мы уже были в таком восторге от самих себя, что мечтали – черт с ней – уж хотя бы об одной стенографисточке на двоих. Однако оказалось, что мы еще в состоянии осознавать невозможность осуществления даже столь скромной мечты. Тем не менее стремясь сохранить непослушно вырывающиеся вон мысли, мы стали писать на стене. Потом, вернувшись, мы всю стену облазили – ни слова из написанного нами не сохранилось. Ну не оказалось у нас блокнота. Можно ли винить несчастных? А впрочем, хорошо, что в тот вечер мы не делали традиционных записей. Сейчас бы покрывалось пылью на каких-нибудь безымянных обрывках бумаги или в том же блокноте. До худших времен. А так вот нашли себе забаву – «вспомнить все!», - и забавляемся в свое удовольствие. Что писали на стене родной школы – не знаю. И знать не хочу. Зачем?
Так. Что-то диалогов давно не было.
-- Пойду-ка я поссу.
-- Ага, давай. А я отсюда посмотрю: ну его нахер – под дождь лезть.
-- Хорошо. Тогда с тебя 10 баксов.
-- Даю еще 10, чтобы ты и за меня сходил!
Стоит ли говорить, что нам тогда до одури понравилась эта импровизированная миниатюрка. В тот вечер мы были в ударе: мы по-юношески, с первого взгляда влюблялись во все, что излучал наш гений. А что? Ну конечно мы верили в свой гений, не признавая и тени сомнения. И всякий раз – вот так же, чувствуя, что ты в ударе – жалеешь лишь о том, что потом никогда уже не будет возможности воспроизвести оригинал, - чтобы все дословно, без исправлений, редакций и додумок, все диалоги, каждое слово, каждое действие, а главное – каждую мысль! Тогда-то и возникает несбыточная мечта о стенографисточках, безотказно следующих за тобой, куда бы ты ни направился, чем бы ни занимался, в каком бы состоянии ни был. И всегда найдется кто-нибудь, кто, пожалуй даже справедливо, как-то по-своему справедливо воскликнет из зала: «А кому, собственно говоря, все это нахрен нужно?!» Да Господи… Мне! Это нужно мне! Неужели этого недостаточно?! А то, глядишь, и еще кому сгодится.
Должно быть, похожие чувства двигали нами, когда распаленные творческим азартом, мы постановили:
-- Да ведь про все это можно написать классный рассказ!
-- Точно! И не «можно», а… «обязательно необходимо»!
А что? Или, может быть, с Вами такого небывало? Со мной – постоянно. Обидно только, что очень уж редко удается довести дело до конца. Я даже не стану прикидывать, каковы здесь шансы. В таких случаях практически все зависит от того, произойдет ли необходимое стечение как минимум нижеследующих обстоятельств:
а) Идея породить рассказ осуществляется сразу же, непосредственно после ее возникновения (идеальный вариант, практически утопия, рассматривать не станем, перейдем сразу к пункту «б»);
б) Желание породить тот же рассказ повторно возникает на протяжении нескольких дней после возникновения идеи;
в) При этом у вас появляется желание найти время, когда вы сможете спокойно сесть, и в полной мере отдать это время воплощению идеи в собственно рассказ;
г) Мало того! (тоже почти утопия, но больше рассматривать нечего, так что продолжим) Мало того! Вы находите это самое свободное время. Здесь тоже возможны варианты: оно появляется само собой, - самому смешно, - либо вы специально выкраиваете его малыми порциями из плотного графика, либо вы плюете на график, работу, семью, друзей, - на все! – садитесь, и воплощаете свою идею. Впрочем, как бы то ни было, все равно в итоге все сводится к последнему пункту «д»;
д) Надо работать, работать, работать…
Все вышесказанное, конечно, необходимо учитывать только в том случае, если вы всерьез настроены a) начать, b) продолжить c) продолжить продолжать и, наконец, d) закончить. Я уж не говорю о публикациях, карьере… да… не говорю – значит не говорю. Умолкаю.
Но если вы просто хотите, так же как я, завалить ящик письменного стола «бесценной макулатурой» (с наивной надеждой когда-нибудь вернуться, например, вот к этой штучке – отличное же начало! – или к этой, вот посмотрите, - почти готовая идея! – или вот! – два акта уже написаны, и удачно! персонажи тщательно продуманы, - только сядь и пиши!), - тогда, пожалуй, все отпадет само собой, и со временем вы поймете, что вам и вовсе не стоит писать. Хотя, это редкий случай, - я и сам никак к этому не приду. Скорее, вы – незаметно для себя – перестанете писать: ну, работа, семья, мало ли что, а может, просто пара месяцев плохого настроения – а потом отвыкли, и уже не тянет. Либо вам все же повезет, случится чудо, и произойдет таки необходимое стечение как минимум вышеперечисленных обстоятельств в одной, вашей судьбе.
Нам повезло.
-- Почему 10 баксов по Фаренгейту?!
-- Просто так! В этом смысл! Пришло в голову – выпалил! Так и надо!
-- Ну ладно Фаренгейт так Фаренгейт. Все равно ничего не вспомним – даже Фаренгейта твоего. Ну, в лучшем случае, - начнем.
-- Слушай, ну должны же мы, в конце концов, хоть что-то написать…
-- Должны. Сколько раз садились за «Сапоги» - кстати, идея-то классная была, - но два года уже прошло!
-- Да-а-а… или «Молодежь спасет мир», которую, помнишь, так мощно начали для какого-то конкурса…
-- Во! Год уже как конкурс прошел!
-- Да-а-а… так, наверное, ничего и не напишем… Но я все равно сегодня приду домой и хоть что-то да запишу.
Прошу заметить, что с моим приятелем произошел как раз тот самый счастливый случай «сегодня-про-сегодня», который я имел неосторожность назвать выше утопией. Значит – все же возможно. Значит – дерзайте, черт возьми. Ну так вот…
-- Ну что, пойдем, что ли? Или еще не все сказано?
-- Пойдем, пожалуй. По дороге еще сказано будет.
Опять. Опять не знаю, о чем мы тогда собирались поговорить по дороге, да и поговорили ли в итоге – тоже не помню. Помню только, как мой коллега без устали норовил прикрыть меня от дождя хоть кусочком своего зонта, хотя в этом объективно не было никакой необходимости: от дождя меня вполне успешно скрывала шляпа, да и вообще, дождь как таковой меня мало тогда беспокоил. Беспокоило же то обстоятельство, что край его зонта то и дело задевал полы моей шляпы, угрожая вовсе сбросить ее с лысеющей головы.
-- Дружище. Единственная польза от твоего зонта в том, что им можно тыкать в мою шляпу!
Ну натурально, тут же – аки вирш – была сложена басня о горделивом купце с зонтом и о вельможе в котелке. Вроде бы, где-то в начале я обещал не вдаваться в разъяснения и уточнения. Уж не знаю, насколько мне это удавалось до сих пор. Об обещании я вспомнил только теперь. Ну, раз уж вспомнил, стало быть басню пересказывать не стоит. Сами додумаете… если вообще дочитали до этих слов…
Нет. Не могу удержаться. Вырву фразу из диалога, рождавшего басню:
-- И купец так возгордился, что с тех пор ходил павлином, а родным и знакомым показывал свой зонт, приговаривая «Вот какой зонт у меня есть! Видите? А главное – им можно смело тыкать в котелок Лорда! Да, да! Мне это сам Лорд говорил!»
Вот. Как во всякой басне, здесь тоже была какая-то мораль. Однако, довольно об этом.
Устал я что-то. Может, при случае расскажу о чем-нибудь еще. Тут главное – ничего не помнить. Это я уже понял.
А может, приглючилось мне все это?

Вообще-то, конечно, дурацкая была мысль – сделать из вечера рассказ. Этак нужно было бы каждый вечер на бумаге излагать. Да что там вечер. Всю жизнь можно на видео записывать, а потом показывать потомкам. А лучше – постоянно в реальном времени по центральному телевидению транслировать. Вот уж реалити-шоу было бы! Только зачем... Ведь у каждого свое реалити-шоу... Вот и стараемся – каждый по-своему – сделать его поинтереснее. Так что развлекайте себя сами.
- Да. А мы пойдем, еще побалагурим.
- Побалагууурим... тьфу ты, ёптыть... и откуда ты это слово выкопал?
- А что? Нормальное слово!
- Дунем! Дунем – вот нормальное, привычное слово!
- А почему это все слова должны быть привычными?
- Да что значит – должны? По мне, так вообще никто никому ничего не должен...

Затухание. Занавес, тем временем, медленно опускается.