Часть первая. по ту сторону гор

Глава первая. БОЛЬШОЙ БРОДЯГА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ГОРОД

Высоко в горах, откуда по утрам выкатывался яичный желток солнца, жил Великан. Он так давно бродил среди горных вершин, что забыл о времени. Когда было холодно, он разводил костер, когда жарко, подставлял спину водопаду. Зима сменяла лето, как день –ночь, и Великан никогда не думал о будущей весне, как, впрочем, не вспоминал о прошедшей осени. Он был вечно юн. Годы обходили его стороной. Не снашивались даже кожаная куртка и штаны из грубого холста.
Все вокруг – молчаливые горы, бездонные пропасти, прошитые нитками золота и малахита, долины, путаные лесные тропинки, и деревья вдоль них, и даже тени, пропущенные сквозь сито солнечных лучей, – все это принадлежало Императору. Великому и Могучему, как его принято было называть. Впрочем, у Императора было несколько имен. Одно из них – Дух Гор – ему особенно нравилось.
Хозяин Империи жил в Черной горе, которая гладкими крутыми склонами напоминала клык. Гора была изрыта коридорами – они разбегались вверх и вниз, пересекались, расходились залами, обрывались тупиками или упирались в двери, ведущие неизвестно куда. Солнечный свет не проникал в подземелье, здесь горели свечи. Но они попадались так редко, что походили на звезды, упавшие с небес и доживающие свой век в черном безмолвии. Коридоры тянулись под землей далеко за пределы горы. Император гулял по ним дни и ночи напролет – он все слышал и обо всем знал, хотя не покидал дворца.
Никогда нельзя было сказать точно, в какой части Империи находится ее хозяин, поэтому он прослыл вездесущим. Подданные ощущали присутствие Духа Гор постоянно, но никому это не доставляло столько огорчений, сколько Великану. Он исходил самые неприступные ущелья и скалы в поисках места, где не было бы Духа Гор. Но когда он считал, что наконец спрятался, вода в ближайшей луже начинала вскипать сама собой и среди пузырьков появлялся знак – гора в кольце, нарисованная корявым пальцем Императора. Бывало, знак складывался из веток и травинок, которые перебирал Великан. Они вдруг с проворством сороконожек начинали бегать друг за другом, и он, уже зная и потому не дожидаясь, чем это кончится, вставал и поворачивался лицом к Черной горе.
Император звал его, и он повиновался. «И почему мне говорят, что ты прозрачный?» – спрашивал хозяин Империи, с усмешкой глядя на Великана цвета грозовой тучи. Приходилось отводить взгляд от всепонимающих и всевидящих глаз Духа Гор. И думать о чем-нибудь приятном, чтобы изменить скандальный оттенок на более приличный.
Великану не нравилось бывать в Черной горе. Там было мрачно, душно и пустынно. Даже легкие шаги отдавались под сводами гулким эхом. И каждое слово падало на мраморные полы, словно камень. Прислуживали здесь земляные гномы. Немые и слепые, они  шуршали в коридорах, словно бумажный мусор, чем вызывали у Великана жуткое раздражение.
Он не любил земляных гномов. И не любил знаки Духа Гор, которые встречались во Дворце на каждом шагу: над арками, на стенах и в мозаичном полу мерцали кривые зубы, выложенные из драгоценных камней, очерченные лиловой полусферой.
Точно такие же  знаки-клейма имели все подданные Императора. Кроме Великана. Ведь он был полупрозрачным, словно сгусток воздуха – где же на нем можно было поставить клеймо? Если удавалось вдоволь побродить высоко в горах, он становился едва видимым: казалось, куртка и штаны висят в воздухе. Купаясь в горных озерах, Великан чувствовал, как вода протекает сквозь него. И это ощущение доставляло ему огромное удовольствие.
На руках и ногах Большого Бродяги не было кожи. Так же, впрочем, как у самого Духа Гор. Несколько раз Великан наблюдал, как Император натягивал на свои щупальца кремовые перчатки тоньше листа рисовой бумаги. Они тихонько поскрипывали при любом движении. «Уж лучше бы он был таким, какой есть», – всякий раз говорил про себя Великан. И вздыхал, стараясь не обращать внимания на слабости Императора. Его манеру шумно втягивать воздух ртом-хоботком. Его привычку стоять, не двигаясь и не дыша по несколько дней, где-нибудь в темном коридоре дворца. Его назойливость и бестактные послания, настигавшие путника в любом месте Империи, как раз тогда, когда он наслаждался одиночеством.

Узловатые деревья расступились, открывая косогор с лиственницами и елями, и снова сомкнулись за спиной. Это были огромные тысячелетние деревья – корявые, изломанные. Их  кору избороздили глубокие морщины, в складках которых светились лиловым клейма Императора. За этот цвет и удивительную способность переплетаться  в сплошную стену деревья прозвали Стражниками Лилового Кольца.
Они были первыми, кто встречал врага, посягнувшего на границы Империи.  И хотя опасности грозили не часто, Стражники никогда не покидали свой пост. А ведь могли бы, поскольку они, как многие деревья Империи, были бродячими. Иногда, чтобы размяться, они выдергивали корни из земли и прогуливались вдоль границы. С корневищ осыпались песок и глина, на них висели клочья травы и мха и древесные эльфы, которые отчаянно верещали, моля Стражников быть осторожнее.
Деревья знали, куда направляется Большой Бродяга, и неодобрительно шелестели вслед. От этого Великан чувствовал затылком ледяной ветерок.
– Ну-ну, тише вы, – сказал он, не обернувшись. – Когда  вернусь, придется пожаловаться на вашу спесь Императору.
Ветерок прекратился. Но шелест остался.
– Ему все прогулки, все развлечения, – бубнили корявые старики. – Мы день и ночь охраняем Священные Границы от покушения людишек. А ему хоть бы что! Вместо того чтобы попугать их немного, шляется в гости.
Время от времени у людей под горой что-то происходило, и они, вооружившись факелами и топорами, начинали карабкаться вверх по склону. Стражники теснили наглецов, угрожающе оттопырив сучья, – те скатывались с горы, и лет триста о них не было ни слуху ни духу.
Великан не ввязывался в сражения между деревьями и людьми. Он одинаково жалел тех и других. И гадал, что за корысть заставляет жителей городка карабкаться вверх по склону, но не находил ответа.

Спускаясь с гор, Великан становился ниже ростом и не таким бестелесным. Вот и сейчас он поднес руку к лицу и увидел, что та приняла абрикосовый оттенок, как у младенца. Это ему понравилось. Большой Бродяга легко бежал вниз по склону, гадая, что ждет впереди.
Люди занимали его. Внешне они были похожи на Великана, правда, гораздо мельче. Он понимал их язык и слышал мысли, точно так же, как слышал бормотанье травы, шепот ветра и невесомую поступь дождя. Но если все в Империи казалось Великану понятным, то жизнь людей под горой была для него загадкой. Он не понимал, почему город оставался на месте, а люди менялись. Он спускался вниз довольно часто – может быть раз в сто лет, но никогда не встречал там прежних знакомых. Дома оставались, а люди уходили. Куда? Другие люди думали и говорили почти так же, как те, которые ушли, но искренне верили, что делают что-то новое. Это было таинственно и непонятно.
Великану нравились вкусные запахи городских домов и высушенные лица рыбаков. Нравилось, как развевалось мокрое белье на веревках, протянутых через улицу, и как  хозяйки скороговоркой созывали кошек, чтобы напоить их молоком. Ему нравился смех девушек, для которых он завязывал шелковые ленты на карнавальной сосне. Они просили принести для украшений разноцветных камней с гор. Но когда Великан приходил снова, девушки исчезали или превращались в древних старух, и цветные камни были им уже не нужны.

Городок назывался Нелль. Он раскинулся у подножия гор на берегу большого озера. Проплывающие мимо облака путали его с редким зверем, спящим у воды. Улочки лежали на мокром песке, словно расчесанные крупной щеткой пряди шерсти. Черепичные крыши накрывали хребет города рыжим панцирем. Лапы-причалы свешивались в озеро, цепляя железными когтями грозди разноцветных лодок. Мокрые и жалкие, лодки качались на мелкой волне и, словно щенки, тыкались носами в причалы.
Когда светило солнце, казалось, мостки над водой сложены из алмазов, но в пасмурную погоду было видно, что это всего-навсего чешуя, прилипшая к деревяшке. Такие открытия портили настроение, поэтому дней без солнца жители Нелля не любили.
На рассвете, когда над холодной водой еще плавала молочная пенка тумана, рыбаки уходили на озеро. Мужчины топали по улицам резиновыми сапогами и негромко переговаривались. Один за другим они прыгали в лодки, доставали из-под сидений весла и отчаливали туда, где качались на  черной воде красные баранки поплавков.
Туман рассеивался. Первые солнечные лучи отражались в озере слитками чистого золота. Вокруг этих сокровищ, разбросанных по каменистому дну, вились стаи мальков. Всплывая, они неожиданно сильно стучали хвостами по гулким днищам лодок. Казалось,  это бьется о деревянные ребра чье-то сердце.
Никто не знал, когда Нелль появился на берегу. Это было так давно, что город успел обзавестись трехэтажными домами и разбежаться широкими мостовыми вдоль кленовых и липовых аллей.
Городская ратуша – самое высокое здание Нелля – осела и накренилась, словно груз неизвестных лет давил на ее узкие плечи. На шпиле, дрожа от ветра, скрипел ржавый флюгер, в котором с трудом можно было распознать девушку с развевающимися волосами. Горожане называли ее Королевой Поднебесья, или Эйлой. Говорили, она живет во дворце из прозрачного камня – Эймилате, который качается между двух  горных вершин в гигантском гамаке, сплетенном из серебристых облаков. Но этому мало кто верил. Лучи щедро золотили жестяную фигурку. Ее было видно издалека, и некоторые думали, что над Неллем по утрам встает свое собственное маленькое солнце.

Город просыпался неохотно. Он долго щурился от яркого света, потягиваясь и зевая. Медленно, со скрипом открывались лавки. Хозяева поднимали забрала решеток, выпуская на улицы ароматы золотистой хлебной корки, подгнивших фруктов, озерной тины и только что срезанных цветов. От кухни к кухне, из окна в окно плыли запахи крепкого кофе и какао, сопровождаемые гулом голосов, звоном посуды и велосипедными гудками.
Разрисованные экипажи везли детей в школу, а взрослых на работу – по набережной, через площадь Городского Фонтана. Нельзя сказать, чтобы у жителей Нелля был очень довольный вид, но все же то и дело в окне мелькало счастливое лицо.
Облако утренних ароматов окутывало Нелль до самого полудня, пока ветер не выметал его с улиц, гоня вслед фантики, пустые пакеты и прочий сор. Обычно он успевал прибраться до появления горожанок. Они выходили на порог, гремя связками ключей. Хозяйки с большими корзинами отправлялись на рынок. Старухи спешили на огороды, к грядкам помидоров и укропа. Девушки бежали в лавки, набитые шляпками, кружевами и разноцветными пуговицами.
В обеденное время над Неллем плыл сладкий дымок.  Фырча и насвистывая, кипела уха в кастрюльках, ворчали пироги, истекая соком на горячий противень, звенели  кружки с киселем и компотом.
Потом наступало время праздных разговоров. День незаметно выцветал, становился похожим на старую акварель. Солнце розовело, накидывало шаль с кистями, спасающую от вечернего холода. В дело шли  вытертые шерстяные кофты, платки и шарфы. И только дети, которые до последнего не хотели верить в то, что и этот день остался позади, бегали налегке до самого заката.

По вечерам рыбаки собирались в пивной «У старины Грея», которая прилепилась косым боком к набережной. Столы стояли прямо на берегу, некоторые выскочили на причал, застряв нетесаными ногами в щелях между досками. Усталые мужчины глядели на озеро, потягивали пиво и вели неспешные беседы об улове, о погоде и о том, что раньше все вокруг было другим.
Потом приходила ночь и накрывала Нелль темным одеялом, вытканным несимметричным орнаментом уличных фонарей.
У людей были сотни дел,  на которые всегда не хватало времени, потому что в последний момент солнце шлепалось за островерхую ширму гор так стремительно, как будто кто-то с той стороны манил его пальцем. Небо ненадолго становилось малиновым или золотым, и тогда в игольчатом контуре горного хребта можно было различить силуэт Великана.








Глава вторая. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ И ЧЕРНАЯ КОШКА

Человек невиданного роста шагал по направлению к городу.  Издалека он казался не таким уж большим. Странно только смотрелись деревья, которые едва доставали ему до груди. Но чем  ближе он  подходил, тем страшнее становилось караульным у ворот. Когда Великану оставалось пройти всего несколько шагов, они начали кричать. Нестройный рев взбудоражил озерное эхо, заставив скальные берега содрогнуться в ужасе. Когда стражники замолчали, наступила нехорошая тишина, готовая лопнуть в любую минуту, как слишком туго надутый  воздушный шар.
Подобная встреча могла разочаровать кого угодно, только не Великана. Он ожидал чего-то подобного, поэтому безмятежно улыбнулся, сел на землю и стал ждать.
Из-за деревянной решетки доносились приглушенные голоса. Чей-то монотонный бас бубнил на одной ноте, не отвлекаясь на возмущенные выкрики:
– Почему я?! Всегда я! Опять я!
Наконец ворота медленно открылись, показался пухлый человек в полосатых гетрах. У него было красное лицо, по которому ручейками стекал пот. Идти к Великану ему явно не хотелось, но чьи-то руки подталкивали его в спину. Несчастный достал из нагрудного кармана белый платок, обреченно взмахнул им над головой и, делая остановки после каждого шага, начал приближаться. Когда расстояние немного сократилась, он судорожно глотнул воздуха и заорал изо всех сил: 
– Что?! Тебе?!! Надо?!!
– Ничего. – Великан старался выглядеть как можно безобиднее. – Знаешь, я тебя отлично слышу.
– Тогда чего ты пришел? – спросил человек уже обычным голосом и промокнул платком влажное лицо.
– Просто так. В гости.
– В гости обычно приглашают.
Ноги стражника мелко дрожали, и это было особенно заметно по тому, как тряслись его полосатые гетры.
– Садись, – дружелюбно проговорил Великан, и стражник плюхнулся на сухую, выжженную осенним солнцем траву. Он долго устраивался, поджимал и вытягивал ноги, пыхтел и ворочался. Наконец коротко спросил, стараясь, чтобы сиплый голос не выдал страха:
– Ты в город?
– Да.
Пока стражник мучительно соображал, что бы еще узнать у огромного незнакомца, Великан спокойно сидел и изучал открывшуюся перед ним картину. Он делал так каждый раз, когда приходил в Нелль, поскольку у ворот всегда случалась какая-нибудь заминка.
Снаружи Империя выглядела совсем не так, как изнутри. Клык Черной горы, о который все время спотыкался взгляд обитателей Империи, отсюда не был виден. Зато серебристые облака, где парил прозрачный дворец Эйлы, закрывали полнеба. Горные вершины были опутаны тысячью тропинок, но таких призрачных, что только Великан понимал, чем они являются на самом деле, и видел, как похожа Империя на горбатое животное, попавшее в сети. Великан улыбнулся, подумав, что добрую половину этих дорожек протоптал он сам. Пожалуй, Императору это бы не понравилось.
Тем  временем стражник скрутил голову железной фляге, натертой подкладкой мундира до зеркального блеска. Отхлебнув глоток, он заметно успокоился и даже протянул флягу Великану. Пришлось взять и выпить. Обжигающе веселая жидкость горьковатым эхом отозвалась на языке.
– Откуда ты?
– Оттуда… – Великан неопределенно махнул в сторону гор.
– А-а... Ну и как там?
– Как всегда.
Что еще он мог сказать? Глупо было пускаться в разговоры об Империи с этим до смерти напуганным человеком. Он не стал бы слушать Великана. Его волновала только одна мысль: успеет ли он добежать до городских ворот, если Большому Гостю вздумается схватить его и потащить в горы? Великан старался не выдать улыбки, поскольку точно знал, что проворства стражнику не хватит.  «Да, – размышлял Великан, – в каком-то смысле люди, как и я, не меняются с годами. Помнится, в прошлый раз рядом со мной сидел закованный в железные латы воин и думал о том же». Тот стражник тоже что-то пил из мутного пузырька. Испугавшись неожиданного движения Большого Гостя, он бросился наутек. Поэтому сейчас Великан старался не шевелиться.
Он чувствовал людей – их цвет, запах и… плотность, что ли? Некоторые были наспех сколочены из мяса и костей, и в голове у них жили тяжелые неповоротливые мысли. Другие были сложнее, тоньше, их размышления завивались кудряшками, как волосы на бигуди. Изредка Великан встречал людей как будто немного прозрачных. Они были похожи на него – он знал, он чувствовал это, но никогда бы не смог объяснить.
Нельзя сказать, что Великан страдал от одиночества, но все же чувство, напоминающее тоску, порой окрашивало зимы и весны в печальный цвет. И грустные мысли текли к нему навстречу, словно непрожитые годы.

Тем временем стражники за воротами что-то горячо обсуждали. Спустя некоторое время они затопали подкованными сапогами, печатая на пыльной дороге тяжелый шаг. Впереди шагал капитан, высоко выбрасывая согнутые колени. В руке он держал скрученное трубочкой предписание с печатью, в котором говорилось, что «встречать незваного гостя исключительного роста следует с почетом, но без подобострастия».
Депешу эту сочинил Господин Главный Министр – большой специалист в подобных делах. Глядя на разборчивый почерк с властным нажимом, никто бы не подумал, что писал он это впопыхах, примостившись на краешке стола, тем временем как остальные Члены Министерского Кабинета впали в панику.
Узнав о прибытии Большого Человека, все так разволновались, что прервали обед, не дожидаясь десерта. Черничное мороженое так и растаяло, а баранья нога остыла и покрылась жесткой коркой. Министр Железных Дорог кинулся домой за парадным камзолом. Директор Военных Действий на всякий случай подал в отставку. Архивариус потерял очки и ключ от той комнаты Хранилища, где лежали древние книги.
Когда суматоха улеглась и ключ нашелся, Архивариус трясущимися пальцами открыл пухлый том, листы которого были густо исписаны древней вязью. Упоминания о Великане встречались там довольно часто. Нелльские летописцы всячески превозносили миролюбивый характер гостя и заклинали потомков с ним не ссориться. Там же, в летописи, говорилось о том, что жители города должны были уделить Большому Гостю один вечер, хорошенько угостить его и расспросить о делах Империи, после чего Великан уходил восвояси.   
Министры успокоились и решили выпить кофе в неурочное время. Поедая ватрушки, они обсуждали, как обставить встречу. Всем сразу захотелось устроить грандиозный праздник. Такой, чтобы летописцам было не стыдно описывать его в толстой книге и  горожанам осталось что вспомнить. Откровенно говоря, некоторые важные люди Нелля надеялись, что их имена тоже попадут в историю, зацепившись закорючкой за летописный вензелек.
В это время у городских ворот стражники приветствовали Великана, устроив от усердия небольшой парад. Лесной Бродяга наблюдал за их маршами с интересом, но без удовольствия. Наконец, ему вручили пропуск в город – Черную Кошку.
Великан предъявил животное караульному, и ворота распахнулись перед ним.

В городе уже знали удивительную новость. Дома таращились на Великана широко открытыми окнами. Из-за горшков с настурциями и петрушкой выглядывали хозяйки. Они улыбались, и даже махали рукой, но приглашать в дом не спешили. Их нетрудно было понять: хозяйки опасались за расшатанные дверные косяки, которые были гостю явно не по росту.  К тому же они боялись рассердить мужей. Кто знает, как они отнесутся к Большому Бродяге?
Переулочки Нелля были слишком узки для прогулок, поэтому Великан, виновато улыбаясь, свернул на набережную. Ему всегда нравилась эта улица, поскольку она была самой широкой в Нелле. Здесь по воскресеньям гуляла разодетая публика, и щеголи проносились в экипажах. В будни у озера было пустынно, и Великан мог не бояться, что какой-нибудь зевака попадется под ноги.
Здания на набережной выглядели иначе, чем в старых городских кварталах. Одни, в лепных манжетах и воротничках, тянулись вверх кудрявыми колоннами. Другие прочно стояли на земле, опираясь парадным подъездом на боковые галереи и флигели. Смотреть на дома было интересно, и Великан не заметил, как отмерил широкими шагами всю улицу. Здания присели в реверансе: набережная заканчивалась. Последнее строение напоминало расфуфыренную карлицу. Здесь улица разбегалась ступеньками, которые вели к калитке городского сада.
Из-за ограды, словно жирафы из вольера, выглядывали деревья. Великан с веселым удивлением смотрел на их подстриженные шевелюры, прислушивался к голосам в траве, но так и не понял, заметили его обитатели нелльского парка или они были больше увлечены назначением нового паркмейстера.
– Говорят, он собирается покрасить наши стволы известкой! – шелестели одни.
– Фи, как это дурно! В этом сезоне такое уже не носят! – возмущались другие.
Скучные лица гипсовых гномов, служивших здесь украшениями, не располагали к беседе,  поэтому Великан направился дальше, поднимая босыми ногами брызги оранжевых и красных листьев. 
Когда он вышел на площадь перед ратушей, как раз пробило шесть. Две палочки, одна короче другой, разрезали изумрудный диск циферблата пополам. Постояли минутку, и снова начали бег по кругу.
Удивительное изобретение для подсчета времени каждый раз будоражило фантазию Великана. Минуты, часы и годы, которые он растрачивал так, как будто был немыслимым богачом, были подсчитаны этими невзрачными стрелками. «Время не повторяется никогда», – твердил про себя Великан, но эта простая истина ускользала от него. Время было чем-то вроде привычной кожаной куртки, которую он однажды примерил на себя и уже не мог, да и не хотел снять. 
Он бродил по городу, не задумываясь ни на минуту. Его и самого удивляло, насколько хорошо он помнит и эти улицы, и этот парк, и эту площадь, увенчанную кособокой ратушей. Все тот же плющ цеплялся плетьми за старые, позеленевшие от времени стены. По-прежнему белела чаша фонтана, поросшая изнутри и снаружи сочным мхом. Над мостовой кружились листья, сорванные с ветвей так неожиданно, что вряд ли успели шепнуть соседу последнее «прощай». Осень шла Неллю, как идет невесте подвенечное платье. Великану только и оставалось, что восхищаться и грустить о том, что эта красота так мимолетна, так недолговечна.
– Ну и что дальше? – высунувшись из кармана, спросила Кошка. – Будешь вышагивать по городу, пугая барышень своей улыбкой? Или все-таки подумаешь, где раздобыть для меня простокваши?
– Может, тебе самой об этом позаботиться? – ответил Великан.
– Я не могу.
– Это еще почему?
– Я удостоверяю твою личность. Если я отлучусь, тебя выгонят из Нелля, – сказала она и она нырнула обратно в карман. – Знаешь, мне здесь нравится. Но… к сожалению, я не ем камни и желуди.
Великан задумался.
Он знал: когда тени станут прозрачнее, с озера придут рыбаки, пропахшие солнцем и рыбой. Они пригласят его на ужин. На поляне над городом люди разожгут костер и будут пить свои терпкие напитки и спрашивать Великана обо всем, что он видел. Попросят рассказать когда-то слышанные от стариков истории про Империю Духа Гор и бродячие тысячелетние леса, Королеву Эйлу и Долину Мхов. И он будет говорить, и смеяться, и петь вместе с ними. Но под утро, когда все уснут, он почувствует себя еще более одиноким, чем тогда, когда спускался с лесного холма. И он уйдет обратно, оставляя за спиной сонный Нелль, укутанный в одеяло предрассветного тумана, – и внутри будет что-то ныть, так жалобно и печально, что... Но нет, на этот раз все будет иначе.
Кошка недовольно фыркала у него в кармане. Похоже, она решила испортить вечер. «И что это за зверь, который не может отличить ореха от желудя», – тоскливо подумал Великан.
Он  растерялся, такой огромный в этом маленьком городе. Но тут окошко углового дома с верандой под крышей распахнулось, и в нем появилась рыжеволосая девочка с веселыми глазами. Увидев Великана, она сначала сказала: «Ого!», потом, подумав: «привет!», и тут же поправилась: «Здрасьте!»




Глава третья. УДИВИТЕЛЬНЫЙ РАЗГОВОР В САДУ

Когда малиновая шляпа перистых облаков прикрыла макушку гор,  Великан был еще в саду у девочки. Кошка пила из блюдца простоквашу. Тельда сидела на подоконнике, свесив ноги в сад, перекатывала на ладони лесные орехи и смотрела на гостя с нескрываемым восхищением.
– И у тебя правда нет расчески? – говорила она. – И тебя не заставляют по утрам чистить зубы? И целыми днями, а может, даже ночами ты бродишь по горам... А как же дождь и насморк? И мокрые ботинки? Ах, да! У тебя же нет ботинок!
Великан виновато поджимал огромные ноги и вообще старался быть как можно меньше. Он не хотел испугать девочку или помять какой-нибудь редкий цветок в ее крошечном саду, но его старания были напрасны. Она все равно ничего не замечала.
– Ты столько всего знаешь! Ты столько всего видел! – восторженно говорила Тельда. –Скажи, а что было на месте нашего дома раньше?
– Здесь? – Он помедлил, вспоминая. – Здесь были камни.
– Камни? Вот это да! Какие?
– Огромные. Весь день они грелись на солнце и к вечеру становились раскаленными, как печки. Когда-то они лежали на вершине горы – продрогшие насквозь, покрытые вечным снегом. Но однажды им надоело мерзнуть, и они договорились с Королевой Эйлой, Повелительницей Ветров, что она пришлет кого-нибудь из своих подданных и он поможет им сдвинуться с места. 
– А дальше?
– Прилетел Вилат, западный ветер. Он дул несколько суток, пока самые смелые камни не подкатились к краю горы. Они немного постояли над пропастью, набираясь смелости, а затем ухнули вниз. Многие разбились, прыгая с уступа на уступ, но самые крепкие добрались сюда, на берег озера.
Камни знали тысячи сказок и миллионы историй, к тому же они могли согреть, поэтому вокруг них собирались все кому не лень. Камни бубнили свои истории без перерыва, и было здорово прийти сюда, прислониться к теплому боку и слушать.
– Вот это чудеса! – Тельда даже перестала болтать ногами. – А где же они сейчас?
– Здесь. Под землей.
– Под землей? Но почему?
Великан немного подумал.
– Они прогневали Духа Гор. Впрочем, они всегда знали, что Император не отпустит их просто так. Потому, когда самый большой камень стал вдруг уходить под землю, никто особенно не удивился... Здесь уже стоял какой-то дом, когда я видел последний из этих камней в последний раз. Из земли торчала только его макушка, но он не грустил. Сказал, что под землей тоже есть слушатели, к тому же они переговариваются друг с другом. Жаль только, солнца нет.
Великан замолчал. Наверное, не стоило рассказывать этой девочке о том, что он не раз приходил сюда позже и пытался докричаться до камней. Помнится, даже вырыл ямку, приложил к ней ухо и слушал, слушал, но под землей была тишина. Одно из двух: либо камни уснули, либо ушли глубже, где было теплее.
Тельда смотрела, как Кошка слизывает с усов последние капли простокваши, и пыталась представить себе огромные валуны, которые лежат под ее домом и нашептывают друг другу разные небылицы. «Интересно живется в горах, а мы здесь даже не замечаем такие удивительные вещи, –  думала она.  – Все рыба, да озеро, да школа. А там… Королевы! Камни! Великаны!»
– Почему «великаны»?  – проговорил гость. – Только я один.
От неожиданности Тельда разжала ладонь, и крупные желуди, которые катались у нее на ладони, посыпались вниз, отбивая дробь по сухим дощечкам садовой скамейки.
– Ты читаешь мысли?!
– Ну… Я просто их слышу. Хочу того или нет.
Девочка почувствовала себя немного обиженной. В конце концов, они так не договаривались. И потом, в голове обычно столько чепухи!
– Это верно. – Великан улыбнулся. – Но я отключаюсь от общего шума и не разбираю подробности. А чтобы уловить чью-то мысль, надо сосредоточиться.
– Здорово. Мне бы это очень пригодилось. А то никогда не знаешь, что думают о тебе другие люди. И где бабушка прячет шоколадные конфеты. И что надо сделать, чтобы взрослые, наконец, перестали делать замечания и занялись своими делами. 
– От  чужих мыслей устаешь, – вздохнул Великан. – Они часто бывают злыми или глупыми. Одни очень любят себя жалеть, а другие вспоминать по сто раз время, когда им было хорошо. Деревья ругают птиц и ветер, земля стонет потому, что все топчут ее ногами, облака обычно бывают плаксами, а звери без конца мечтают кого-нибудь съесть. Невесело это.
– А ты заткни уши ватой!
– Можно. Но я боюсь пропустить что-то важное.
– М-да… –  Тельда надолго замолчала. – Послушай, но ведь ты все-таки человек, –наконец сказала она. – У тебя есть руки, ноги, голова. Ты носишь куртку и штаны. Ты радуешься и грустишь, совсем как мы.
– Не знаю, человек ли я. Не думаю. Понимаешь, то, что ты видишь – всего лишь форма, оболочка. А на самом деле я, наверное, дерево. Или камень. Или ветер.
– Какой же ты ветер! – Тельда развеселилась, и Великану показалось, что он услышал в ее смехе серебристые колокольчики, похожие на смех  Эйлы.  – У ветра не бывает таких зеленых глаз!
– О! Это тебе только так кажется! Ветры большие щеголи. У них есть и глаза, и уши, и башмаки с золотыми пряжками.
– И что они делают?
– Летают по свету, иногда устраивают ураганы и бури. Но вообще-то они довольно ленивые и больше всего любят гостить в поднебесном дворце Королевы. 
– А что они делают там?
– Играют в спектаклях, танцуют, собирают сладкую пыльцу для воздушного десерта, сворачивают в бутоны лепестки цветов, разносят семена деревьев и письма – да мало ли что!
– А Эйла молодая или старая?
– Ни то ни другое. Она вечная.
– Это как? – глаза Тельды стали такими большими, что, казалось, на ее лице ничего кроме них не осталось.
– Вечная, – спокойно повторил Великан, как если бы он говорил о чем-то обыденном.
– Но этого не может быть! Она что, никогда не будет милой старушкой, которая вяжет носки и печет пироги?
– Нет, не будет.
– И она никогда не была маленькой принцессой, не играла в говорящих кукол, не строила песочные домики и не ела манную кашу?
– Нет, думаю, никогда не ела, – Великан попытался представить Эйлу, измазанную кашей, и расхохотался, но Тельда его не поддержала. Она морщила брови и пыталась понять. Наконец, сказала:
– Все ясно. Она просто старше тебя. То есть, когда ты появился, она уже сидела в этом своем замке... Я так и думала, что она старуха.  А кстати, сколько тебе лет?
– Сколько мне лет? – удивленно переспросил Великан.
– Ну да. Вот мне скоро двенадцать. На день рождения мама подарит мне коробку гуаши, а бабушка свяжет шарф с помпонами. А тебе сколько лет?
Великан молчал. В траве шептались приозерные камни – мелкие шпионы Духа Гор. Небо пронизывали сверкающие иглы навеки заснеженных вершин. Бродячие деревья тянули к нему древние узловатые руки.
Его взгляд споткнулся о пару внимательных серых глаз, которые смотрели на него настороженно. Великан растянул губы в извиняющейся улыбке и проговорил:
– Я не знаю.

Потом все было как обычно. Шумная компания приодетых рыбаков торжественно повела его к дому Архивариуса. И седой старичок – пожалуй, немного ниже и суше того, к которому приводили Великана прежде, – говорил витиеватые речи, восхваляющие этот край, и город Нелль, и кривые улочки с покосившейся ратушей, и позапрошлый урожайный год, и верность древним традициям, и неизменную доброжелательность Великана, и скромность местных красавиц, а главное, известную и по ту сторону гор ароматную нелльскую кухню.
Когда запах печеных креветок, смешавшийся с дымом, сиреневой пыльцой, теплым дыханием ржаного хлеба и пряными испарениями золотистого лука, смутил наконец оратора, веселая толпа потекла прочь из города – к костру до неба и огромным бочкам терпкого вина.
И пышные хозяйки отплясывали джигу. И звезды, сводя с ума астрономов, водили по небосводу нестройный хоровод. И всю эту ночь над городом, под аккомпанемент нелльских легенд, преданий гор и романтических баллад, всю эту ночь, веселую и шумную, как карнавальная фиеста, Великан не мог забыть горестно – удивленный взгляд девочки. «Сколько же мне лет? – думал он. – И что за облачко почудилось мне в ее серых глазах?..»
Так смотрят нечаянные луговые цветы вслед уходящему осеннему солнцу.








Глава четвертая. ЕЩЕ ОДНА ЛОВУШКА ИМПЕРАТОРА

– Ночной костер под сенью Великана!
– Большой Человек снова в городе!
– Исторические анекдоты  Посланца Гор!
Так кричали на следующее утро продавцы газет, распугивая привокзальных ворон и дворников. Особенно бойко торговля шла на железнодорожной станции. Пассажиры, проезжающие Нелль с трехминутной остановкой, выпрыгивали на низенькую платформу и расхватывали у мальчишек газеты с фотографиями Великана.
– Карнавал у них особенный такой, что ли? – спрашивали они друг друга, когда поезд трогался.
Какой-то верткий корреспондент пробрался вечером в сад и сфотографировал  Большого Человека. Тот сидел в саду, по-детски подобрав ноги, и смотрел в проем окна на радостно смеющуюся девочку. Подпись под фотографией гласила: «Наша маленькая Тельда укротила Великана». Бабушка, увидев газету, пришла в ужас.
– Тельда! Тельда! – она побежала наверх, спотыкаясь на высоких ступеньках. – Как ты могла пустить его в сад? Ты, наверное, снова забыла  спросить кто там?
– Ну, бабушка, зачем же спрашивать, когда и так видно. – Тельда взяла газету, взглянула на первую страницу и бросила ее на пол в кучу цветных обрезков.
Она делала бумажного змея, и торопилась закончить к полудню, пока ветер не переменился. 
– Нет, все-таки взрослые – дураки, – пробормотала она себе под нос.
– Тельда, ты не должна так говорить, – сказала бабушка не слишком уверенно.
– Что говорить, когда и так видно, – повторилась девочка и недовольно повела плечами.
Змей не клеился. Оранжевая бахрома поникла, словно букет вчерашних лютиков. Глаза, вырезанные из фольги, съехали на нос. Тельда распотрошила пачку цветной бумаги в поисках черного картона, из которого могли получиться шикарные очки. Минуты две был слышен только скрип ножниц. 
– Как думаешь, – наконец заговорила она, – где он сейчас?
– Кто он? –  бабушка сделала вид, что не поняла.
– Великан, – ответила Тельда, на мгновение оторвавшись от работы.
– Не знаю… Моя тетка, твоя прабабушка, рассказывала, что когда она была молоденькой девушкой, Огромный Человек приходил в Нелль. Он был совсем не стар – его пепельные волосы развевались на ветру, так же как у вчерашнего гостя. Но в его зеленые глаза страшно было смотреть: все равно что заглянуть в Вечность... Как только он появился в городе, начался пожар. Стояло очень сухое лето, и фанерные домики – кирпичные тогда еще не строили – вспыхивали как свечки. Великан помчался куда-то в горы. Он вернулся с растением, похожим на губку. Сок этого растения будто бы укротил огонь.
– А что еще рассказывала твоя тетка?
– Много чего... Что Лесной Гость дарил всем вокруг цветные камешки. Что он раскланивался с городскими деревьями. Что долго лежал около нашего старого дома – ты ведь помнишь его? – приложив ухо к земле, а потом нашептывал в ямку какие-то слова.
– А  долго Великан гостил в городе?
– Да нет... Сидел у костра, пока все не уснули, а потом его уже никто не видел.
– Понятно, – бодро воскликнула Тельда. – Вот и мой змей готов! Только бы не было дождя.

«Только бы не было дождя, только бы не было дождя», – скороговоркой бубнил пожилой муравей, согнувшийся под тяжестью сахарной крошки, которую он нашел на месте вчерашнего пира. Королева – мать любит сладости, и это должно ей понравиться.
– Здорово, приятель! Что здесь у тебя? – огромный кузнечик, по виду сущий бандит, преградил дорогу.
– Да так, э-э… ерунда.
– Ну-ка, ну-ка, – гигантская клешня протянулась к сахару.
Муравей в ужасе закрыл глаза, но успел заметить спасительную травинку, наклонившуюся откуда-то с неба. Он ухватился за нее что было сил и почувствовал, что летит вверх, совсем как в детстве, когда на спинке вместо панциря росли крылышки. Через узкую щель между ресницами он видел небо и  птиц – невероятно, но его травинка со свистом обгоняла их. Наконец, показался муравейник. Травинка приземлилась прямо на главной дороге, ведущей в покои королевы–матери.
– Господи, спасибо тебе! – закричал муравей, бухнувшись на колени. – Спасибо тебе, спасибо, спасибо! 
– Да ладно, иди уже, – ответил Великан. И тут же пожалел об этом, видя, как муравей свалился без чувств. Правда спустя несколько мгновений, тот встрепенулся, схватил сахар и был таков.
«Надо бы все хорошенько обдумать», – в который раз сказал себе Великан. Он лежал на склоне и изучал две крохотные ямки – следы от коленок муравья. Думать не хотелось. «И зачем я только согласился?! – сокрушался он. – Мне с самого начала не нравилась эта затея».
Утро поднималось над Неллем, словно театральный занавес. Бесцветные  улицы вспыхивали  зелеными, красными, желтыми красками. Озеро становилось таким ярким, как будто в него вылили бочку густой лазури. На ратуше сиял флюгер. Жестяная Эйла, совсем не похожая на себя настоящую, распустила волосы на ветру. Стрелка островерхой крыши, присыпанная шоколадной крошкой, указывала ввысь – туда, где плыли розовые облака и переливался чудесными цветами  небесный океан.
Великан любил смотреть в небо, где всегда показывали что-то новое. Ему нравились героические трагедии, с воинами на колесницах, громом и молниями, в которых победитель, разогнавший тени вокруг пунцового солнца, получал белоснежного коня или садился на корабль, плывущий за горизонт. Но Эйла предпочитала сказки, поэтому небосвод то и дело бороздили заколдованные лебеди, потерянные принцы, ведьмы и чумазые красавицы, стремившиеся выгодно выйти замуж.
Великан лежал на земле, глядя в небо, и поминутно вздыхал, повторяя про себя одну и ту же фразу: и зачем я только согласился? Зачем?
Впрочем, подобные мысли были не более чем кокетством – кому как не ему знать об этом? Если уж Духу Гор что-нибудь надо, он найдет тысячу способов заставить причины и следствия поменяться местами, а события развиваться согласно его воле. Оставалось признать, что на этот раз в знаменитую ловушку Императора попался он сам…

В последнее время в горах было нехорошо.
Снег на вершинах скрипел под ногами, как сахарная вата, – на нем не оставалось никаких следов. Трава стала ломкой и колючей. Некоторые цветы увядали, не успев распуститься, а другие стояли, распушив бутоны, месяцами.
Иногда из ущелий шел дым. Иногда пар – да такой горячий, словно сняли крышку с кипящего чайника. Земля потрескалась и стала жечь ноги.
Великан первый почувствовал это своими босыми пятками. Он поделился новостью с Рыцарями, которые четким каре выстроились на подступах к Черной горе. Те только радостно зашелестели, кивая,  – мол, хорошо, тепло. Но потом стало припекать. Рыцари согнулись, их листья пожелтели, кора  обуглилась. Они не могли уйти как обычные деревья, потому что слишком долго держались корнями за каменные склоны. Они вросли в землю и теперь только сгибались все ниже. Сухие листья уже не шелестели, а скрипели: «Сходи, сходи к Духу Гор, пусть он укротит Огненный Цветок!»
И он пошел.
Великан долго искал Императора в закоулках дворца. Наконец он услышал мерный перестук и поскрипывание. Дух Гор стоял в углу, почти незаметный на фоне черной стены, и перебирал нефритовые четки щупальцами в бумажных перчатках.
– Приветствую тебя, о Великий и Могучий! –  без выражения проговорил  Великан, слегка наклоняя голову в знак почтения.
– Ну да, ну да… – ответил Император, оттолкнулся от стены, медленно проплыл в конец коридора и вернулся обратно.
Великан терпеть не мог все эти фокусы. Но он стоял и молчал, а что еще оставалось?
– Что, жарко? – спросил Дух Гор, снова проплывая мимо.
– Мне – нет, – резко ответил Великан, все больше раздражаясь.
– И мне  – нет…
Великан медленно выдохнул, досчитал до десяти и сказал:
– Рыцари Черной горы просят тебя укротить Огненный Цветок.
– Укротить Огненный Цветок! – Дух Гор расхохотался так, что содрогнулись не только каменные своды. По спине Великана пробежал неприятный холодок. – Можно ли укротить того, кто умирает?
– Умирает? Огненный Цветок?
– Да! Да-да-да. Мы в отчаянии. Этот жар, распространяющийся по склону, – последнее, что он может дать.
Дух Гор побежал к парадной зале, лавируя между колоннами. В дверном проеме он остановился и поманил Великана за собой. Они оказались в огромном помещении с такими высокими потолками, что их едва можно было различить в сгущающемся сумраке.
Император сложил руки на груди и скорбно уставился  в окно, на долину, которая ни капли не изменилась за последние пятьсот лет. Чего нового он мог там увидеть, кроме пожелтевших согнувшихся деревьев? Тем не менее, он молчал, и Великану, который очень хорошо знал, что это может продолжаться и неделю, пришлось спросить:
– И что, ничего нельзя сделать?
– Сделать? – Дух Гор с видимым трудом оторвался от пейзажа и вздохнул так глубоко, что у него внутри что-то свистнуло. – Вообще-то можно. Но кто способен хоть что-то предпринять в этом замшелом царстве?
– Я, –  зачем-то сказал Великан. И понял, что попался.
По словам Императора, суть была в следующем: Огненный Цветок умирал. Спасти его могло только чудо.
– Какое именно? – спросил Великан.
– Сосуд Вечности, – ответил Дух Гор.
– Где его найти?
– У людей, что живут на озере.
– Как он выглядит?
– Никто его не видел. Но в древних книгах написано, что это сосуд, который всегда полон…

И вот теперь, сидя на холме и глядя на плескавшееся внизу озеро, в которое, словно пересохшие речки, впадали извилистые улочки Нелля, Великан ломал голову, как найти в городе неизвестный сосуд. И что, интересно, в нем должно быть? Тут с неба спустился бумажный уродец в чудовищных очках, и знакомый голос произнес:
- Ну, конечно же, бабушка ошиблась! Ты все-таки не ушел!






Глава пятая. О ЧЕМ ПРОГОВОРИЛСЯ ОГНЕННЫЙ ЦВЕТОК

Проблема заключалась в том, что мир был населен глупцами. Никчемными существами, которые разрушали восхитительный покой и величие Империи суетой и ненужными мыслями. Им всегда чего-то недоставало на протяжении их смехотворно коротких жизней. Они мчались сквозь дни и годы не разбирая дороги, не утруждая себя простейшими вопросами – куда, зачем? Они были алчными. Они воровали у Вселенной ее тайны и, словно сорванцы, играли со священными  знаниями, не подозревая, во что ввязались. Они мучились от зависти, несчастной любви и одиночества и, спустя каких-то пятьдесят зим, покрывались морщинами, как сушеные яблоки. Их мечты были тщеславными, стремления – мелочными. Они не умели слушать, не ценили тишину и никогда не думали о Вечности – только случайно, впопыхах,  тут же забывая восхитительные моменты откровения.
Не лучше были деревья, бесконечно озабоченные собственной листвой. Они примеряли на себя то зеленые, то красные кроны и бессовестно цеплялись за землю мускулистыми корнями. В холода они тянули к небесам изломанные ветки, словно моля о чем-то, а по весне демонстрировали всем набухшие почки.
Но настоящую ярость Императора вызывали цветы. Он не мог удержаться от злого смеха, глядя, как эти никчемные создания, дрожа от холода и ветра, теряли последние лепестки. «Поделом, поделом», - приговаривал он, злорадно припоминая, как они тянулись в небо бутонами и наивно раскрывались навстречу солнечным лучам, приближающим момент их увядания.
Но и это, в конце концов, перестало занимать его.  «Суета порождает скуку», - решил Император и попытался представить, каков был бы мир без людей, без цветов, без деревьев, без всей этой жужжащей мелюзги, которая бороздит небо в поисках пищи, напрягая мизерные силы. В его  идеальном мире были только совершенные молчаливые камни, ледяная вода, отливающая тяжелым свинцовым блеском, и небо над ними.
В теле земли пульсировало горячее сердце – огонь. Время от времени он вырывался на поверхность, чтобы обжечь пламенем страсти черную землю и накалить воздух, в котором  плавали Луна и Солнце. Небеса охлаждали огненный пыл проливным дождем, и тогда по горам и над озерами стелился туман, умывая ущелья и долины, прибрежный песок и мрачные, недоступные острова. Холодные капли смывали серебристый пепел, и снова наступали покой и тишина.
Чем больше Дух Гор думал над этим, тем меньше ему нравилось все вокруг. Он не заметил, как утонул в мечтах. Гуляя по темным коридорам своего дворца, он уже не развлекался подслушиванием мыслей, плетением интриг или воспоминаниями. Он грезил об идеальном мире, таком же совершенном, как его мечты.
Император не знал, сколько времени он витал в облаках, один месяц или двести  лет, – какая разница? Но в один прекрасный момент оказалось, что он больше не может наслаждаться идеальным миром в одиночестве. Тогда Дух Гор тихо засмеялся – смех этот был похож на царапанье вилкой по стеклу, – подобрал полы длинного плаща, оголив сухие лапки, и побежал в дальнюю пещеру, где обитал Огненный Цветок.
– Послушай, дружище, что я придумал, – шептал он, сдувая тонким хоботком рыжие язычки пламени. – Ты только представь, как это было бы прекрасно! Все то лишнее, что рождается и умирает на этой планете, – всего лишь грустная ошибка, которую можно исправить! Мы превратим Империю в идеальный мир, где будут жить только достойные!
– Кто, например? – спросил Цветок, приподнявшись над краями огромной хрустальной чаши, служившей ему ложем.
– Я, ты… пожалуй, Эйла… ну и несколько эльфов или гномов в качестве слуг.
– Наконец-то, – довольно вздохнул Цветок и с легким шипением растекся по хрусталю. – А я все ждал, когда же ты придешь поговорить со мной об этом.
– Конечно, ты тоже думал об идеальном мире! – Император в волнении забегал вокруг чаши.
– У меня было время… – многозначительно усмехнулся Цветок.
– Да ладно тебе, в такой момент! К чему эти намеки?
Цветок молчал. В пещере повисла тишина, которая была обоим неприятна.

Далеко за Черной горой, за холмами и долинами, за Красным лесом, с севера на юг Империи тянулось глубокое ущелье. На дне его жил когда-то Огненный Цветок. Он был взбалмошным и беспощадным и по любому пустяку мог распалиться так, что языки пламени поднимались высоко в небо.
Дворца у него не было. Зачем? Роскошь нужна лишь тем правителям, которые недостаточно сильны, считал Огненный Цветок. А его боялись и так, несмотря на то, что логово Властителя Огненного ущелья походило на грандиозное пепелище с оплывшими от жара сосульками золота, блестевшими на закопченных стенах.   
Ему прислуживали гномы, которые безумно боялись своего правителя. Стоило лишь слегка расправить огненные лепестки, как черные мордочки гномов бледнели, а рыжие волосы, закрученные мелким бесом, вставали дыбом.   
Он был весел и жесток и считал себя самым сильным. Сильнее Эйлы  и даже Императора.  И он не отказался бы помериться с ними силами, если б не одно обстоятельство. У Огненного Цветка не было ног. Слуги иногда вывозили его на прогулку, и он с тоской смотрел на низкие кустарники, которые тянулись до самого горизонта, и думал о том, что если он решится подобраться к Черной горе, то там, среди камней, ему не развернуться.  Цветок всегда завидовал тем, у кого были настоящие руки и ноги, кто мог гулять куда вздумается и обходиться без чужой помощи. Он чувствовал огромную несправедливость в том, что Королева и Император обладали такой возможностью, а он – нет, и всеми способами стремился это исправить. Однажды эльфы проговорились о тайне Сосуда Вечности – духа, утерянного Империей в незапамятные времена. Они сказали, что он хранится у людей, но те не ценят его, поскольку не знают, чем обладают.
– Это сосуд, который всегда полон, – шептали эльфы. – Тот, кому принадлежит Сосуд Вечности,  становится счастливее и сильней. Но он может погибнуть…
Цветок не стал дальше слушать. Огненным шаром, оставляющим позади скелеты деревьев и черную полосу сожженной травы, он помчался к жалкому поселку на берегу озера. Цветок хотел сжечь все дотла, и тогда единственное, что осталось бы после пожара, – это то, что ему было нужно: Сосуд Вечности. Но замечательному плану помешал Великан. Он взялся неизвестно откуда, посмотрел вокруг и умчался обратно в горы. Вернулся он с огромным кустом мха, который наверняка дала ему Хозяйка Долины. Сок этого растения был губителен для Огненного Цветка. Жалким, обессилевшим угольком докатился он домой, чтобы зализывать раны, пылать ненавистью к Великану и жаловаться самому себе на обманщицу-судьбу. Глупец! Откуда он мог знать тогда, что такое настоящее несчастье! 
После этого Император прислал ему приглашение погостить во дворце. Огненный Цветок был еще слаб, настолько слаб, что не удивился и не заподозрил коварства. Мысли его путались, он многое забывал и явно был болен. Покрутив в руках листочек-приглашение, отчего тот вспыхнул, почернел, и рассыпался пеплом, он подумал: почему бы и нет? И стал собираться.
Он прикатил к Черной горе на золоченой телеге. Нельзя сказать, что она была очень удобной, но Огненному Цветку хотелось обставить свой визит подобающим образом. Несмотря на то, что был солнечный день, триста гномов позади и пятьсот впереди несли факелы. Рядом с процессией было так жарко, что воздух вился над головами слуг горячими змейками, а там, где проходил кортеж, оставалась выжженная дорога.
– Слава! Слава тебе! – кричали Рыцари, гнули стволы и незаметно отодвигались подальше, боясь опалить листья.
Император встречал караван у входа в Пещеру. Он низко поклонился Огненному Цветку. Никто не знал тогда, что это было в первый и последний раз.
Торжества по поводу прибытия Духа Огня шли долго. Так долго, что никто и не заметил, как многочисленная свита важного гостя стала редеть. Гномы Огненного ущелья попадались во дворце Императора все реже. Телегу разобрали на  винтики и шурупы. На завтрак Огненному Цветку перестали подавать бесценные поленья мраморного дерева, и прислуга забывала выметать золу в темной пещере, куда его поселили.
Однажды во дворец доставили огромную чашу из горного хрусталя.
– Это мой подарок тебе, – усмехаясь, сказал Император. – Будешь жить здесь, о Великий Дух Власти!
Цветок заметался под сводами пещеры, опаляя холодные стены языками бессильной злобы. Дух Гор наблюдал за ним с ядовитой улыбкой:
– Посиди здесь, подумай. Когда-нибудь ты поймешь, что так лучше.
Темная фигура бесшумно растворилась в коридоре. Император не видел, как Огненный Цветок в ярости бросался на стены, жег полы, рычал и ревел, мучаясь от бессилия. Но наконец он поник, залез в хрустальную чашу, свернулся клубком и тихо заскулил.

С тех пор прошло много времени. Вереницы беспросветных лет, хороводы бесконечных месяцев, миллионы минут, каждая из которых отпечаталась в памяти Огненного Цветка тяжелой каплей Вечности. Он много думал и понял, почему Дух Гор так бессовестно обманул его: Император тоже считал себя самым сильным и хотел подчинить себе мир. Он был хитрее. Он был умнее. И он победил.
С тех пор единственное, что осталось Огненному Цветку, – это возможность размышлять, чем он и занимался дни напролет. «Кто мы? – думал он, мучаясь от ненависти ко всему, что его окружало. – Надо вспомнить». Но как он ни стремился просочиться в темные бездны прошлого, оно ускользало от него. Он снова и снова возвращался мыслями к своей прежней жизни. Огненный Цветок чувствовал, что между ним, Духом Гор и Эйлой есть какая-то связь, но разгадать, в чем  ее смысл, он был не в силах. «Я  – пламя, Она – воздух, Он – твердь, что же еще?»
Но все же наступил тот день (или ночь?  - в его склепе без окон и дверей было не понять, что творится там, наверху), когда он почувствовал всем своим жарким телом, чего не хватает. «Воздух, земля, огонь… вода! Как просто! – с горечью, отравившей радость прозрения, подумал он. - И что с того?» Но тут память сжалилась. Мелькнули какие-то тени, почудился запах дыма и гари. Полыхающие дома–картонки. Дьявольски веселый треск пламени, пожирающего сухое дерево. Он вспомнил! Город у воды. Пожар. Сосуд Вечности. Нелль.
С того дня он выжидал. Он знал, что Император придет к нему, не может не прийти. И он знал, что беседа их будет о новом мире, господствовать в котором желал Император, и он был готов к этому разговору.
Цветок давно решил, что расскажет о Сосуде Вечности Императору, но не станет предупреждать о том, что Сосуд опасен. Пусть Дух Гор ищет его, пусть найдет, и тогда поглядим. Цветку было все равно, что случится с Империей и Поднебесным Царством. Ему-то хуже уже не будет! Единственное, чего он страстно желал, – это увидеть страх и боль в глазах Императора.
Но порой его одолевали сомнения: стоит ли затевать такую опасную игру? Что будет, когда Духу Гор достанется Сосуд Вечности? Что случится, если всех духов подчинить кому-то одному? Неизвестно. Это может оказаться началом конца. Но дольше терпеть склизкие стены пещеры, ледяное мерцание хрустальной чаши и унижение у него не было сил. Оставалось только скрыть волнение, охватившее его, когда Император наконец появился.
– Ну, хорошо. Допустим, ты найдешь способ справиться с Эйлой, – в конце концов, она ветрена и легкомысленна, как все женщины, – проговорил Цветок. – Но ведь есть еще и четвертый дух…
– Еще один? Кто он? Кто?! – Император попытался схватить собеседника, но это ему не удалось. Бумажные перчатки вспыхнули, и какое-то время оба глядели на щупальца, над которыми вился желтый дымок. Цветок беззвучно извинился, слегка поклонившись.
– Кто он? – повторил Император очень тихо.
– Нас четверо, великих духов. Ты, Дух Гор, владеешь твердями. Ты безумно богат, но корыстен. Я, Огненный Цветок, горю пламенем страсти, имя которой – Власть. Эйла – это Свобода, неподкупная, неуправляемая, непредсказуемая. Но есть еще и четвертый дух.
– Кто? – с трудом сдерживая бешенство, прорычал Император.  – Кто – ты, кто – я, кто – она! Мне все это известно! Я спрашиваю: кто он?!
Огненный Цветок взвился до потолка, не в силах скрыть радости, ведь впервые за много лет он, а не этот паленый цыпленок, возомнивший о себе невесть что, был хозяином положения. К сожалению, это не могло продолжаться долго.
– Четвертый – Сосуд Вечности. Но в чем его сила, каково предназначение, я не знаю.
– В вечности его сила!! – как безумный закричал Император. – В Вечности, я мог бы и сам догадаться! Конечно! В Вечности! Теперь все понятно! Нам надо соединиться, и тогда… Тогда мы снова будем владеть миром!
– Все не так просто, - усмехнулся Огненный Цветок. – Сосуд Вечности находится у людей. 
– У людей? Значит, надо его вернуть сюда!
Настроение Императора менялось моментально. Сейчас он готов был пуститься в пляс.
– Только  и тебе придется поработать немножко. Сделай так, чтобы во дворце стало жарко! Выпусти пар, дорогой, и ты увидишь, как тот, кто принесет нам Сосуд Вечности, сам явится сюда! И я догадываюсь, кто это будет!
Дух Гор стал пританцовывать и даже отвесил шутливый реверанс в сторону хрустальной чаши.
– В вечности его сила, в вечности!  – напевая эти слова, он покинул пещеру. Огненный Цветок смотрел ему вслед:
– В вечности ли?  – задумчиво произнес он, пытаясь устроиться удобнее на ненавистном ложе, чувствуя, что сейчас отдохнет спокойно, впервые за все эти нудные годы. – Пусть только Император добудет Сосуд, а там поглядим…








Глава шестая. ВСЕ ВВЕРХ ДНОМ

Стражник протер глаза. Этого не может быть! Великан снова шел в город, только теперь его окружала пестрая стайка детей. Великан заразительно смеялся, и они вторили ему дружным хохотом.
Подойдя к воротам, Великан выудил из кармана Черную Кошку. Караульным ничего не оставалось, кроме как пропустить гостя. Они молча расступились и долго потом чесали в затылках, недоумевая, что Лесной Бродяга забыл в Нелле? Тот же вопрос ему задали дети. Великан призадумался, глядя вдаль поверх горбатых крыш, горных вершин и низких облаков, в которых качался дворец Эйлы, и признался, что должен найти здесь некий сосуд, который всегда полон.
– А зачем он тебе? – поинтересовался кто-то, но вопрос растворился в воздухе, будто ложка сахара в чашке чая.
Кажется, Большой Бродяга ответил что-то невразумительное или сделал вид, что не расслышал. Потом этого уже никто не помнил.
Веселой компанией, за которой вились цветастые хвосты воздушных змеев, дети и Великан зашагали по набережной. Мимо парка, мимо Министерства, к невысокому зданию Хранилища. Давно не крашенное, подлатанное, словно старый халат, оно выглядело не лучшим образом. Лили по-хозяйски толкнула дверь:
– Дедушка! Ты где?
Искать «всегда полный сосуд» в Хранилище была ее идея. А где же еще можно было увидеть старинные сосуды и посмотреть, есть ли в них что-нибудь или нет? Увы, в глиняных горшках с отколотыми горлышками, в хрустальных флаконах и бутылках мутного стекла не было ни гроша и ни капли хоть чего-нибудь.
– Здесь все пусто!
– И здесь!
– И здесь!
– Пожалуйста, осторожнее! – суетился Архивариус. – Хранилище не место для игр!
– Не волнуйся, дедушка, – успокаивала его Лили.  – Мы просто хотим помочь Великану.
Бродяга остался снаружи. Он уселся на поляне перед Хранилищем, и даже умудрился заглянуть в окно, приветствуя Архивариуса. Тот был так польщен, что принес из своей каморки банку с полевыми цветами. Правда, когда ее вроде бы нечаянно опрокинули, она оказалась не только пустой, но и разбитой на сотни осколков.
Где-то в глубине здания гремели жестяные ведра, густо ворчали горшки, гудели керамические кувшины. Многолетняя пыль, перемешанная с тополиным пухом и нафталином, взлетала под потолок пахучими облаками. Они кружились в солнечных лучах, которые проникали в темные залы через ставни. Дети чихали и смеялись.

А в это время в Министерстве, в двух кварталах от Хранилища, министры собрались на заседание. Вокруг овального стола, отполированного до такого блеска, что он немного напоминал большую лужу, сидели десять человек. Один стул был пустым. Министр Газет рвал на мелкие кусочки промокашку. Директор Военных Действий катал перед собой миниатюрный танк. Министр Рыбной Торговли гонял пятнашки. И только господин Главный Министр ничего не делал. Он глядел в одну точку  перед собой, и было непонятно, то ли он спит с открытыми глазами, то ли внимательно изучает муху, которая со свирепым жужжанием бьется в стекло. Все чего-то ждали.
Наконец, двери хлопнули, и в зал влетел маленький человек в высоком цилиндре. Он деловито прошагал на свое место, и по тому, какой решительной была его походка, все поняли, что опоздание Блюстителя порядка не случайно. 
– Начнем? – спросил Главный Министр, очнувшись.
Он пододвинул к себе стакан молока и сделал глоток. Все последовали его примеру. Стол содрогнулся. Муха на окне замолчала. Наступила тишина.
– Хочу дать слово господину Блюстителю Порядка. Судя по взволнованному виду, ему есть что сказать.
Человечек в цилиндре вскочил со своего места.
– Господа! – неожиданно громко воскликнул он. – Господа!
Тут Блюститель Порядка закашлялся и выхватил из кармана платок. Плечи его тряслись от кашля, словно от рыданий. Министры вежливо молчали.
– Господа! – начал Блюститель Порядка снова. – Он вернулся!
– Кто? Кто? – раздалось на разные лады.
– Великан!
– Не может быть!
– Ему не понравился ужин?!
– Наоборот, понравился, – хохотнул Министр Молока. – И теперь он будет ужинать у нас каждый вечер, пока все не съест!
– Это не смешно! – зарычал Директор Военных действий. – Возвращение Великана касается всех. Хочу предупредить сразу, это добром не кончится.
– А вам лишь бы предупредить, – зашипел на него Министр Железных Дорог. –  Делать-то что?
– Да, что теперь делать? Что нам делать? – запричитали все.
– Господин Блюститель Порядка, – с трудом перекрывая шум, прокричал Главный Министр. – Вам есть что сказать?
– У меня есть факты. Вчера в четыре часа пятнадцать минут пополудни, стража у ворот донесла, что на горизонте появился Большой Человек. До девяти он был в саду по приглашению Тельды – одиннадцати лет, глаза серые, волосы рыжие, далее без особых примет, – а потом участвовал в городском празднике до... – Блюститель Порядка пошелестел бумажками, которые держал в руке, и зачем-то сверился с наручными часами, – до половины второго ночи. Потом он двинулся к Границе Империи, но, не дойдя до нее, упал в траву и лежал. Примерно часов девять.
– Как так? Может, он спал?
– Глаза его были открыты и смотрели строго прямо, то есть в небо,  – по-военному четко доложил Блюститель Порядка.
– Что, просто так и лежал? – спросил Министр Почты и Телеграфа, обводя присутствующих возмущенным взглядом. – Я понимаю – час, ну два. Но девять часов вот так лежать в траве?! Это невозможно и, кроме того, не сулит ничего хорошего!
– Совершенно согласен! – заявил Министр рыбной торговли. – Что-то же он делал, в конце концов!
Блюститель Порядка снова пошелестел бумагами и выдернул из пачки помятый лист:
– Девять двадцать две – вздохнул, десять шестнадцать – перевернулся на правый бок, десять тридцать одна – сорвал травинку...
– Есть ли в этом списке что-нибудь интересное? – прервал его Главный Министр.
– О да! Где же это... Вот! Одиннадцать ноль пять – задумчиво произнес: «И что в НЕМ должно быть?»
Блюститель Порядка торжественно поглядел вокруг, поднял палец и повторил таинственным полушепотом, делая многозначительные паузы:
– И ЧТО… В НЕМ… ДОЛЖНО… БЫТЬ?
В таком исполнении фраза звучала весьма зловеще, и заседатели насторожились. Некоторые поспешили записать слова на бумажку, остальные выжидающе смотрели на Главного Министра. Чувствуя необходимость что-либо предпринять, тот сделал решительный глоток молока. Затем перебрал листочки, которые лежали перед ним на столе, и поднял глаза на Блюстителя Порядка, как бы говоря «ну?». Все повернулись к человечку в цилиндре. Немного помедлив, пробуя на вкус еще не произнесенную фразу, Блюститель Порядка покачался туда-сюда – пяточка – носочек, пяточка – носок, – и сообщил:
– Сегодня утром Великан встретился с детьми, которые занимались запуском змеев, и вместе с ними вернулся в город. Сейчас вся компания осматривает Хранилище.
– Хранилище?!  Но что там делать?  – искренне удивился Главный Министр. – Там же одна пыль!
– По моим сведениям дети и Великан перевернули там все вверх дном. Очевидно,  они что-то искали.
Вот тут-то министры отчаянно заволновались. До последнего момента они надеялись, что Глава кабинета скажет что-нибудь успокаивающее и можно будет идти по домам обедать, но теперь эти иллюзии рассеялись. Невинный ужин с посланцем Империи на глазах вырастал в государственную проблему.
Великану было что-то нужно в Нелле! Он здесь что-то искал!
– А вдруг нам это что-то нужно тоже?
Главный Министр задал самый важный вопрос, но кто мог на него ответить?
Министры обсудили и решили: выгонять Великана из города слишком рискованно. К тому же это не поможет ответить на вопрос, что такое есть в Нелле, чего нет у Империи. Главный Министр рекомендовал всем быть начеку.
– Надо бы приставить к Великану кого-нибудь из своих людей… – задумчиво произнес Блюститель Порядка.
– Такой человек у меня есть, – сказал Главный Министр. 

Совещание закончилось. Зал опустел. Муха лежала на оконной раме, подтянув к брюшку мохнатые лапки. Городской Голова чувствовал себя очень несчастным. Он понимал, что в Нелле происходит нечто важное, чего он не разрешал, а запретить не мог.
Придя домой, он сказался больным и несколько дней провел в постели с холодным компрессом на голове и ватными шариками в ушах. Стоит ли удивляться тому, что господин Главный Министр чуть ли не самым последним узнал о том, что поисками неизвестно чего очень быстро увлекся весь город.

Идея переворачивать все вверх дном пришлась по вкусу жителям Нелля. Было решено, что каждый обитатель городка обследует собственный дом и, если обнаружит банку, бутылку, кастрюлю или бочку, в которой, несмотря на перевертывание, что-то останется, немедленно принесет ее Тельде.
Великан ночевал за городскими воротами, а дни проводил  в саду у девочки. Это было очень кстати, поскольку кому-то надо было разбираться со всеми этими присохшими ко дну киселями и желе, которые тащили в дом знакомые Тельды, их родственники и родственники их знакомых. С некоторых пор к Тельде и Великану присоединился Репортер городской газеты, который каждое утро выпускал большую статью под рубрикой «Еще один день с Большим Человеком».
Первые дни было ужасно весело: вдоль улицы образовывалась шумная очередь, которая гремела и звенела всевозможными емкостями. Кто-то приносил собачью миску с застывшим бульоном, кто-то банку, где вырос водяной гриб, похожий на медузу. Внучка Архивариуса обнаружила старинный флакончик ароматного масла, но, как выяснилось, там его не осталось ни капли. А сама Тельда откопала на чердаке пятилитровую бутыль с солеными  огурцами, к огромной радости бабушки.
К полудню подтягивались бойкие тетушки и хлопотливые старушки, которые непременно хотели предъявить Великану свои борщи и рыбные похлебки. Некоторые, решив, что Большому Человеку просто нужна пустая кастрюля, тащили котлы невероятных размеров, другие непременно хотели его чем-нибудь накормить. Великан отказывался, а Тельда соглашалась, поэтому к вечеру у нее начинал болеть живот и приходилось ужинать касторкой.
Но вот наступил день, когда Тельда пришла из школы и никого не увидела. Перед чаем заглянули две молодые девушки, чтобы показать совершенно пустые шкатулки для украшений, и одна горожанка прибежала вслед за шустрым мальчишкой, разгневанная тем, что он утащил уже проверенную кастрюлю с только что приготовленной ухой. Великан погрустнел, и Тельда, чтобы его развеселить, предложила нарисовать план города, отметив дома, где «всегда полного сосуда» не оказалось.
Они разложили на земле бумагу, взяли фломастеры и принялись рисовать здания-квадратики, кривые разноцветные улицы и крестики, обозначавшие дома, обитатели  которых у них уже побывали. То есть те дома, где  Сосуда Вечности точно не было.
– Чего-чего не было? – вдруг спросила Тельда, оторвавшись от черного кирпичика вокзала. Великан понял, что случайно проговорился, забыв о своей привычке рассуждать вслух.
– Ну... – он помедлил с ответом, поскольку врать не хотелось, а открывать тайну Сосуда Вечности он не имел права. Хотя Тельда его бы поняла... А если нет?  – Ну, такого сосуда, который всегда полон. Всегда – значит вечно.
Тельда посмотрела на него так, словно у него на лице появилось что-то лишнее, хмыкнула и склонилась над планом. Теперь он показался ей не таким уж и красивым. Скука какая-то. Но она прилежно дорисовала еще десяток квадратов, сделала несколько шагов в сторону и, оглядев размалеванный лист, сообщила:
– Теперь все ясно. Осталось перевернуть вверх дном Министерство, школу и редакцию газеты. Если там не найдем, значит, всегда полный сосуд находится в доме Банкира или в пивной «У старины Грея»... Кстати, лгать ты совершенно не умеешь. Мог бы просто сказать, что не хочешь об этом  говорить.
– Какие замечательные слова! – воскликнул Журналист, который так тихо сидел на ветке дерева, что его никто не заметил. – Я вынесу их в заголовок!
– Только попробуйте! – возмутилась Тельда. – И вообще, что это Вы здесь делаете?
– Работаю, – представитель прессы спрыгнул с ветки, на которой он пребывал последние два часа, отряхнулся и, с гордо поднятой головой, вышел через садовую калитку.
Великан рассмеялся, а Тельда нет, потому что все это ей совсем не понравилось.





Глава седьмая. ПИСЬМО, КОТОРОЕ ТАК РАССТРОИЛО КОРОЛЕВУ

Желтые лодочки настурций качались в гигантском блюдце сахарной воды. Королева брала лепестки стеклянными палочками, обмакивала их в мед и аккуратно приклеивала на нужное место. Картина получалась яркой, но невеселой. Слишком много лилового и желтого, мало белого и совсем нет зеленого, ее любимого цвета. Почему-то считалось, что Повелительницу Ветров должны больше радовать лазурит и охра. Какая чушь! Эйла вздохнула. Легкий  Ветерок прошелестел по галерее и спрятался за портьерой. «Юный и застенчивый», – усмехнулась Королева и хотела было заговорить с ним, но передумала. Она разжала тонкие пальцы, и стеклянные палочки упали на прозрачный пол. Мелодичный звон, приумноженный сводами галереи, несколько раз повторился в ля миноре и умолк, уступив место тишине.   
– Музыку? – спросил верный паж.
Эйла раздраженно повела плечами.
– Понятно. Значит, будем слушать эхо.
Вилат нарочито выставил ухо и приложил к нему изящную ладошку. Иногда этот мальчишка бывал несносен, но, надо отдать ему должное, он обладал достаточным тактом, чтобы вовремя появляться и исчезать. Сейчас Эйле не хотелось делать замечаний. Поэтому она тихонько покинула галерею,  прикрыв за собой дверь – полупрозрачную и хрупкую, как леденец. Этим она дала понять, что не желает веселиться. Ей часто приходилось придумывать подобные уловки, поскольку придворные не знали удержу.
Хохочущая свита катилась за ней, как игрушечный паровозик на короткой привязи. Случайное замечание Эйлы становилось поводом к грандиозному празднику, понравившийся стих – началом  спектакля. Каждому новому платью Королевы посвящался бал, купанье превращалось в карнавал с фонтанами и фейерверками. Обычно ей это нравилось. Но не сейчас. Королева медленно шла по пустынному дворцу, стараясь понять причину своего  беспокойства, и ее усталое лицо отражалось в бесконечных зеркалах.
Дворец Эймилат плавал в облаках. Их неспешное движение можно было наблюдать, глядя вниз сквозь прозрачный пол. Стеклянные стены повторяли цвет неба. Сейчас они были мутно-серыми, и от этого в галереях стало темно. Королева переходила из одного зала в другой, из одного зеркала в другое. Голубое платье переливалось перламутром. Длинный шлейф волочился по пятам. Иногда за стеной раздавались чьи-то голоса, но никого не было видно. «И куда они все подевались?» – между делом думала Эйла, тайно радуясь способности  фрейлин и кавалеров в буквальном смысле растворяться в воздухе.
Она считала себя счастливой правительницей, хотя бы потому, что не знала количества своих подданных. Когда ей надоедали шум и суета, она просто делала знак рукой, и все исчезали. Особенно настырным Королева передавала через Вилата просьбу оставить дворец. Тогда придворные снимали пышные парики и платья, смывали грим и едва заметными тенями удалялись за горизонт. Они были беззлобными и бесхитростными существами, уверенными,  что вечная жизнь дана им ради бесконечного и беспричинного
 веселья. Незлопамятные, словно дети, они никогда не сетовали на капризы Королевы и никогда не обижались на нее.
Эйла, в свою очередь, не волновалась о судьбе изгнанных придворных. Она знала, что некоторое время спустя снова встретит их – где-нибудь на балу, среди танцующих, с блаженным выражением на лице.
Королева свернула направо, спустилась по ступенькам и  вышла на балкон. Перед ней в небесном котле кипели облака. Они вздувались огромными пузырями и беззвучно распадались на миллиарды капель. Безнадежно-серый цвет местами переходил в темно-фиолетовый, похожий на чернила каракатицы. Южный ветер надувал невидимые мехи, не нарочно отрывая от ватных пузырей некрасивые клочья. «Ничего себе, наколдовала!» – ужаснулась Королева. С таким настроением надо было что-то делать.
Она совершила над собой усилие и постаралась представить море. 
Море бушевало. Оно шипело и возмущалось, взбивая пену недовольства на каждой волне. Да, так дело не пойдет. Эйла прошлась по балкону, решительно встала у перил, глубоко вздохнула и закрыла глаза.
Небосвод стал ярко синим, как будто его старательно закрасили лазурью. Оранжевая тарелка солнца угрожающе нависла над горизонтом, готовая упасть и разбиться в любую минуту. «Подождите, подождите», – попросила Королева и занавесила распаленный в горячке диск прохладным мягким облаком. Она разбавила едкую синеву акварелью и освежила картинку легким гомоном птиц. Так-то лучше.   
– Сегодня будет спектакль! – объявила  она, повернувшись к пустому дворцу. Прозрачные залы тут же наполнились придворными. – Довольно хандрить! Передайте актерам и музыкантам: сегодня вечером спектакль!
Ударили литавры, как будто кто-то спрятался за дверью, поджидая этого момента. Довольные придворные высыпали в сад.
Выкатили сцену – огромную подушку, крепко сбитую из перистых облаков. Оркестранты заняли места в яме и принялись настраивать инструменты.  По ступенькам парадной лестницы уже бежали нимфы, нагруженные ворохом париков и костюмов. Маляры спешно красили реквизит, который сооружался прямо на глазах. Придворные скульпторы лепили из облаков столы, стулья, деревья, фонтаны, посуду и вазы с букетами. По их четким и быстрым движениям было понятно, что они часто упражняются в своем ремесле. Эйла наблюдала эту суету с улыбкой: все-таки они ужасно милые, ее поданные.

Наконец-то она поняла, что так беспокоило ее весь день. Приглашение! Тонкий лист рисовой бумаги, испачканный каракулями Императора. «Прекрасная и недоступная Эйла! Я устал любоваться на Эймилат снизу вверх. Думаю, Вы не откажетесь поближе познакомиться с Черной горой и ее хозяином. Жду вас. Великий и Могучий Дух Гор».
Прочитав это послание в первый раз, Эйла пришла в ярость. Ее! Королеву Поднебесья! Попросить спуститься с небес даже не на землю, а в мрачную холодную пещеру! Но поостыв, она ужаснулась. Что-то подсказывало ей: немыслимая наглость Императора не была случайной. Дух Гор пытался не просто оскорбить Ее Величество. Похоже, скрипучий листок бумаги был вызовом. Император затеял какую-то интригу. И приглашение было первым ходом в этой игре, оказавшейся для нее, вечно парившей в облаках, полной неожиданностью. «Мне нужен совет, – подумала она и сразу вспомнила о Великане. – Что происходит у них там, в Империи?»

Великан бывал в Поднебесном дворце достаточно часто – примерно раз в пятьдесят лет. Для вечных и беспечных обитателей Эймилата это время пролетало незаметно. К Великану они относились с уважением. «Наверное, из-за большого роста», - думал он. Но на самом деле, любой пришелец Империи вселял в обитателей Эймилата чувство почтения, потому что нес на себе печать Духа Гор, представлявшего для Поднебесного Царства неясную угрозу. 
Кроме того, Королева явно выделяла Великана из толпы прочих гостей. В ответ на его шутки ее смех звучал дольше, чем обычно, и в глазах небесной синевы не гасли искорки веселья, словно звезды в вечернем небе.
Вряд ли кто-нибудь задавался вопросом, что это значит. Просто каждый раз, когда огромная голова Великана, цеплявшая непокорными вихрами за небо, показывалась над холмом из облаков, праздная свита Королевы начинала волноваться. Кто-нибудь самый проворный мчался в покои Эйлы, чтобы доложить о прибытии важного гостя и получить в благодарность из рук самой Королевы свежий цветок, украшенный придворным ювелиром хрустальной росой. Странно, но радостным вестником никогда не был Вилат.
Визиты Великана отчаянно мучили его. Юнга Западного Ветра, как он сам любил себя называть, лишался радости безмятежного существования  и своего знаменитого веселья, стоило Великану нарушить границы Эймилата. Его шутки становились язвительными, а голубые глаза – темно-серыми. Он останавливал расшумевшихся придворных злыми окриками и надолго пропадал неизвестно куда.
«Да он влюблен!» – могли бы решить придворные, если б знали, что означает это мягкое, как тянучка, слово, при произношении которого губы сначала складывались трубочкой, словно для поцелуя, а затем растягивались в улыбку. Но дамы и кавалеры Эймилата были неспособны испытывать никакие иные чувства, кроме жгучего интереса к праздникам и восхищения собственной персоной. Поэтому им не приходило в голову думать о странностях в поведении Вилата. Тайная влюбленность пажа в Королеву росла как сорняк у дороги – никем не ухоженная, никем не замеченная.
Что до Королевы, то ей была приятна всегдашняя веселость Вилата, готовность рассмешить и выполнить любое поручение, даже если ради этого надо отправиться на край света. Юнга Западного Ветра казался Королеве приятным мальчиком, который как нельзя лучше, соответствовал должности главного придворного пажа. Изящными шутками и блестящими идеями праздников он избавлял Королеву от грустных размышлений.
Но сегодня ни его забавные гримасы, ни веселье, которым искрилось все вокруг, не могли разогнать тучи сомнений и страхов в душе Королевы. Как ни печально в этом признаться, но сейчас Эйла была не менее одинока, чем Император или Огненный Цветок, заключенный в Черной горе.
Ко всему прочему, она была растеряна и напугана. Зачем Император прислал свое безумное письмо? И какая жалость, что нельзя поговорить об этом с Великаном! И расспросить его о всяких мелочах, и посмеяться вместе над оскорбительной выходкой Духа Гор, и немного успокоиться, и узнать, наконец, что все-таки творится у них там, в Империи?








Глава восьмая. ЗНАК ДУХА ГОР

Прошло время, и долговязая фигура Великана, что возвышалась над черепичными крышами, перестала казаться жителям Нелля чем-то исключительным. Он стал такой же привычной принадлежностью города, как осевшая на бок ратуша или старый Фонтан, в чаше которого плескалась ледяная вода, слегка отдававшая запахами сирени и тины. На Великана даже не лаяли местные собаки, которые ночевали под скамейками в городском саду.
Он научился спрашивать встречных прохожих о том, как у них идут дела, а те уже не удивлялись и охотно рассказывали, что торговля в лавке неприбыльное дело, дети отбились от рук и в старой печи невозможно приготовить хороший яблочный пудинг. Рыбаки иногда приглашали Большого Гостя на кружечку пива, которое подавали «У старины Грея». Великан не мог войти внутрь пивной, поэтому сидел на мостках у набережной, свесив ноги в озеро, и принимал через окно запотевшие кружки, наполовину заполненные густой пеной. Напиток был вкусным, компания приятной. Великану стало казаться, что он живет в городе уже тысячу лет, а его прогулки в горы – не более чем забавное приключение.
Черная Кошка, которую вручили Большому Гостю по прибытии в Нелль, незаметно исчезла, пообещав вернуться, когда настанет срок. Тельда и Великан пропустили эти слова мимо ушей, поскольку были увлечены друг другом. Они говорили очень много. Вернее, много говорил Великан, который до последнего времени считал себя великим молчуном. Тельда, прежде слывшая редкой болтушкой, внимательно слушала.
Рассказы Великана были удивительными. В них не было и капли желания изумить собеседника или поделиться с ним чужими тайнами. Истории его были содержательны и невероятны, и только иногда в них мелькали фразы, которые ранили Тельду в самое сердце, делая очевидной огромную пропасть, которая разделяла ее и Великана.
У него была странная, какая-то печальная философия согласия со всем вокруг. Он глядел на мир отстраненно, признавая мудрость неизвестного. Так могло бы рассуждать дерево, ощущая, как в кроне гуляет ветер, как опадают листья и становится легче дышать, а между корнями теплится чья-то маленькая жизнь. Теперь Тельда  гораздо лучше понимала, что он имел  в виду, когда во время первой встречи называл себя ветром  и кустом.
Благодаря рассказам Великана – красочным и ироничным – Тельда получила яркое представление об Империи и Эймилате. Он любил останавливаться на мелочах, смаковать их. Поэтому она знала, что любимое украшение Эйлы – жемчужное ожерелье, что Император никогда не снимает с головы черный капюшон, что в Поднебесье можно попасть по прозрачной лестнице и что нет ничего вкуснее, чем пить в дождливый день душистый чай в доме у Хозяйки Долины Мхов.
Великан так подробно описал Империю Духа Гор, что девочке иногда казалось, что она смогла бы бродить по ней с закрытыми глазами. Вдоль холма наверх, через Невидимые  Врата и дальше широкими петлями, поднимаясь к острому клыку Черной горы. Где-то справа, за Долиной мхов и Синим ущельем, начиналась горная гряда, пересекающая Империю от края до края. За ней по левую руку раскидывал огромные пятипалые листья Красный лес, а в противоположной стороне расстилалась пологими холмами Изумрудная равнина, спускающаяся к морю.
Последнее время Тельде снились странные сны. Огромные деревья тянули к ней руки, трава оплетала ноги, и непонятный, словно живой и чем-то недовольный лес утягивал ее в самую чашу, а она все сопротивлялась, все  прорывалась вперед, с трудом передвигая ноги, все шла и шла, но никак не могла дойти. Иногда ей снилась женщина необыкновенной красоты с ледяными синими глазами. Ее рассеянная меланхолия сменялась приступами сумасшедшего смеха, который потом весь день звучал у Тельды в ушах. Такие сны девочка не любила.
Тельда и Великан все реже собирали вокруг себя шумные компании. Как-то само собой получилось, что и внучка архивариуса Лили, и Ник, который вместе с дедом подавал кружки в пивной «У старины Грея», стали отказываться от совместных прогулок под теми или иными предлогами, видимо, ощущая себя лишними. А может, им просто наскучили бесконечные разговоры об Империи и невероятных маскарадах под звездами, которые любили устраивать обитатели Поднебесья.
Так или иначе, Тельда и Великан большую часть времени проводили вдвоем. Как-то вечером они, не сговариваясь, вышли из города и побрели вдоль озера. Странная пара: маленькая девочка и огромный лесной Великан.

Эту бухту они обнаружили недавно. Вода здесь была такая синяя, что казалось, небо и озеро поменялись местами. Но сегодня облака плыли вдоль берега, сердито пенясь, словно кипящее молоко. Тельде даже почудилось, что она видит огромные пузыри, вздымающиеся на поверхности.  «Да-а, Эйла сегодня не в духе», – думал Великан, наблюдая за стремительно меняющейся картиной. По мрачному небосводу пошла тяжелая рябь, потом все успокоилось. Небо стало ядовито-голубым и показалось солнце, похожее на перезрелый апельсин. Странно. Что у нее там происходит?
– Я сам не знаю, что такое Сосуд Вечности. Но он нужен Духу Гор, и поэтому я разыскиваю его в вашем городе, – Великан удивился собственным словам, поскольку ничего подобного еще минуту назад не приходило ему в голову.
– А-а... – Тельда замерла и сделала вид, что это ее совершенно не интересует. Хотя это было глупо – ведь она знала, что ее мысли для Великана не тайна, – но бросаться к нему со словами «неужели ты решился доверить мне свой секрет?! Я никому не скажу!» было еще глупее. Оставалось только прикусить язык, что Тельда и сделала.
– Во дворце Императора, в Черной горе, живет Огненный Цветок. Мне кажется, он не просто украшение или любимая игрушка Духа Гор. Он кто-то другой, а кто – я не знаю… Император говорит, что Огненный Цветок болен и что его спасет только Сосуд Вечности, но это может оказаться выдумкой. Я чувствую, что Дух Гор что-то замышляет, но что?
– А разве ты не слышишь, о чем он думает? – осторожно спросила Тельда.
– Нет, это мне не дано. Иначе все было бы проще.
Он замолчал. Было понятно, что он не заговорит первым.
– Возьми меня с собой, – вдруг попросила Тельда. Похоже, нынешний вечер располагал к неожиданностям. – Я помогу тебе. Я тоже буду ходить босиком по горам и разговаривать с цветами. В моих волосах будут спать бабочки, а платье я сплету из сонной травы. Я смогу есть грибы, орехи и даже желуди. Или научусь совсем не есть, как ты.
Великан зачерпнул ладонью немного воды и смотрел, как капли просачиваются сквозь пальцы и падают в траву. Тельда, поглядев на него, тоже окунула руки в воду. Правда, для этого ей пришлось спуститься вниз, к самому озеру. Девочка не удержалась и сделала большой глоток.
– Сладкая! – воскликнула она. – Вода сладкая, как будто в нее добавили ванильного сахара! Я раньше этого не замечала.
– И теплая. Я раньше этого тоже не замечал, – задумчиво проговорил Великан. Несказанные слова перекатывались на языке, но произносить их не хотелось. Тельда взяла камушек и кинула его в озеро. Он, как водяной кузнечик, скользнул по воде, отчаянно воскликнул «буль!» и утонул.
– Значит, нет? – носком ботинка девочка стала чертить на песке кривые линии. Потом провела под ними решительную черту, словно итог. – Нет. Нет! Не-е-ет, – произнесла она на все лады.
Великан печально улыбнулся и покачал головой.
– Но почему? – Тельда развернулась и пошла вдоль озера. Она говорила громко, ни к кому не обращаясь, старательно  подражая строгому бабушкиному тону. – Потому что ты маленькая и глупая и многого не понимаешь. – Но я же вырасту и поумнею, так ведь? – возразила она сама себе, круто развернулась и пошла обратно. – Ну и сколько мне придется ждать? – И вообще, тебе следует ходить в школу, уважать старших, а не забивать голову всякими глупостями про эльфов, бродячие деревья и страшного и ужасного Духа Гор. – Но может быть, я на самом деле оттуда? – она остановилась и поглядела наверх, на горные вершины. – Я родилась в бродячем цветке и случайно оказалась среди людей… –Тельда с надеждой взглянула на Великана, но, не увидев в его глазах ничего нового, покорно согласилась. – Это, разумеется, неправда. Но что мне делать, если я все равно хочу уйти с тобой?
Великан смотрел на озеро – туда, где блестел брошенный Тельдой камень, и слушал его монотонные жалобы на сырость и несчастную судьбу, которая рукой взбалмошной девчонки закинула его в воду.
– Ты хочешь не уйти со мной, – наконец выговорил он так медленно, как будто с трудом читал слова, выложенные ракушками на дне, – ты просто хочешь, чтобы я остался.
– Почему?
– Потому что тебе будет не так весело, как сейчас.
– Ты смеешься надо мной!
Тельда разозлилась не на шутку. Быть может, потому, что внезапно почувствовала острую боль, которая железными пальцами сдавила сердце: он был прав. Ей показалось, что огромный валун, где расположился Великан, превратился в остров, который, слегка покачиваясь, стал удаляться от нее, медленно и неотвратимо. Или это она уплывает от него, перепутав кромку берега с дрейфующей льдиной? Тельда посмотрела под ноги, на носки испачканных башмаков, вокруг которых разбежались нарисованные ею каракули. И тут она увидела, как эти неровные черточки складываются в четкий рисунок, похожий на акулий зуб, очерченный неровной полусферой. Изумленной Тельде даже показалось, что песок просачивается сквозь контуры знака, как будто кто-то втягивает его из-под земли.
– Смотри, смотри! – она оглянулась и увидела, что Великан уже не сидит на камне.
Он вскочил, и ветер, обрадовавшись, как будто встретил старого приятеля, накинулся на него, взъерошил волосы и распахнул кожаную куртку. Великан смотрел на непонятный иероглиф со странным выражением, словно хотел сказать: «Так я и думал».
Тельда повернула голову, и в тот же миг кольцо  вокруг зуба  вспыхнуло не то зеленым, не то синим. Но это было пламя. Точно. На них даже дохнуло жаром, как будто отодвинули заслонку в печи. И сразу же все исчезло.
– Вот это да-а, – опомнившись, протянула Тельда. – Настоящее чудо!
– Это не чудо, –  хмуро пробормотал Великан. – Это знак…  Знак, что мне пора уходить.








Глава девятая. ОДИН ДЕНЬ

Сегодня, ближе к вечеру, у господина Главного Министра было назначено тайное свидание с человеком, приставленным к Великану. Этот человек следовал за Большим Бродягой как тень, а потом присылал по почте длинные отчеты, в которых докладывал, что делал незваный гость в городе – с кем разговаривал, кому кланялся, кого старался избегать.
Вчера перед дверью Министерства кто-то нарисовал мелом двух человечков. Никто не обратил на рисунок внимания – мало ли в городе детей, которые любят рисовать  мелом всякие глупости? Никто, кроме Главного Министра, который сразу расшифровал тайный знак – Шпион хотел встретиться с ним и поговорить с глазу на глаз. Поэтому он вывесил на двери своего кабинета записку «Занят ЗАВТРА ПОСЛЕ ОБЕДА».
Зачем он был нужен шпиону, Главный Министр не знал, поэтому всю ночь плохо спал. Он еле  дождался назначенного времени, быстро попрощался с коллегами и покинул  здание Министерства.
Надо сказать, что больше шоколада, собственных портретов и даже больше небесно-голубого камзола с оранжевыми шнурками господин Главный Министр любил свой велосипед. Он ловко метнул распухший от бумаг портфель в корзину багажника, поставил туфлю с загнутым носом на педаль и, посмотрев украдкой в зеркало – достаточно ли зевак на площади, – оттолкнулся от бордюра.
Как обычно, светило солнце. Лучи беззаботно перескакивали с одной спицы на другую. Фалды министерского камзола развевались по ветру. Велосипед скользил по мостовой, словно новый утюг по крахмальным простыням.
Главный Министр крутил педали, представляя, как красив он со стороны, и от легкой зависти к самому себе приятно кружилась голова. Вот он, стремительный и легкий, мчится мимо школы, затем мастерски делает петлю у вокзала – жаль, что поезд уже отошел! – и ловко ныряет в арку у городской ратуши. Томные тетушки смотрят вслед с нескрываемым восхищением, старики и дети умолкают, а встречные рыбаки прячут улыбку в пышных усах. Со всех сторон несется: «Здравствуйте, здравствуйте, господин Главный Министр!». Одним словом, день был прекрасен как всегда.
Он свернул в городской парк и помчался по узкой тропинке. Еще несколько поворотов  – и он на месте.
Впереди блестела лужа, на дне которой плескались облака. «Вот бы прокатиться по ней так, чтобы брызги рассыпались в радугу!» – подумал Министр. Он покосился на солнце, чтобы узнать, получится ли? – и тут же налетел на брошенный кем-то башмак из твердой кожи. Это было весьма некстати. Насколько именно, господин Главный Министр понял только тогда, когда колесо своротило куда-то в сторону и получилось, что он уже не едет, а летит. «Похожий на благородную синюю птицу», – успел подумать Глава Министерского кабинета, прежде чем шлепнуться в лужу.
– Плюх! – восторженно вскричал Журналист, щелкая вспышкой, как затвором автомата. –Великолепно, это просто великолепно!
Его фотоаппарат нацелился в Министра широким дулом с блестящей линзой.
– Щелк! Щелк! Щелк! – казалось, в кусты отлетают дымящиеся гильзы.
Падение Главного Министра – невероятная удача, поэтому Журналист решил сделать несколько снимков. Наконец, он протянул руку, чтобы помочь неудачливому велосипедисту подняться и принять подобающий вид – при мокром камзоле и съехавшем на бок парике это было не так-то просто. Хорошо, что в это время в глухом тупике никого не было, не зря они выбрали его для тайной встречи.
– У Вас есть для меня новости? – немного строже, чем следовало в данной ситуации, спросил чиновник.
Журналист стер с лица довольную улыбку, принял по-военному строгий вид и отрапортовал: 
– Они ничего не нашли!
– Чего ничего? – опешил Главный Министр.
– Ничего в том, где оно должно быть!
–  Так, так, – деловито сказал Министр. – А где они не нашли это ничего?
– Нигде! – воскликнул Журналист. -  Поиски неизвестно чего в перевернутом виде прошли во всех домах Нелля и не принесли никаких результатов.
– И что теперь?
– Вот! Надо действовать! – Журналист протянул сложенную корабликом бумажку и, оглянувшись по сторонам, шмыгнул в кусты.
«Что-то, похоже, он переработал», – подумал Министр и стал разворачивать донесение. Из бумажного кораблика с двумя трубами получился самолет, из которого сам собой сложился чемодан, в свою очередь превратившийся в паровоз. «Вот ведь, не забыл! – похвалил себя  Министр.  – Теперь это загибаем сюда, а это сюда… раскрываем… ага! Вот и птичка! Только буквы эти некстати». Он огорченно поцокал языком, но тут вспомнил про дела, насупил брови, расправил листок на мокрой коленке и стал читать: «Секретно. Строго секретно.
Операция «Переворот». Проводится в редакции газеты, школе и Министерстве. Надо: перевернуть все вверх дном.
Цель: найти то, где что-нибудь останется в состоянии вверх тормашками».
– Чушь какая-то, но можно попробовать, – сказал сам себе Министр, взвалил на плечо покореженный велосипед и зашагал к дому.
Журналист следил за ним из-за кустов, улыбаясь нежданной удаче. Он знал, что когда-нибудь ему очень пригодится фотография Главного Министра, севшего в лужу.

На следующий день весь город пестрел объявлениями, развешенными на заборах, дверях и фонарных столбах. «Внимание! Кабинет Министров оповещает о том, что в городе начинается акция “Переворот”. Она проводится с целью обнаружить таинственный Сосуд, который всегда полон. Если кто-нибудь из жителей Нелля найдет таковой, благодарность властей будет безгранична. В пределах разумного».
Люди останавливались, читали и начинали горячо обсуждать невиданную новость. Многие уже успели забыть о том, что пару недель назад искали Сосуд у себя дома. Но тогда эта просьба исходила от Великана, и на нее откликнулись в основном дети и скучающие старушки. Теперь же дело принимало совсем иной оборот. Если за поиски Сосуда взялись Министры, значит, это предмет государственной важности. А уж если за находку сулили вознаграждение, то это… это…  Даже страшно было подумать, что это такое. Кто-то пустил слух, что нашедшего всегда полный сосуд ждет огромная премия и теплое местечко в Министерстве. Стоит ли удивляться, что жители Нелля, в надежде сорвать большой куш, стали набрасываться на любую емкость, заполненную хоть чем-нибудь.
В Министерстве, школе и редакции газеты все было вверх дном: переворачивали мусорные корзины и горшки с кактусами, шкафы для бумаг и бидоны, в которых развозили обеды для школьников и клерков.
Торговки перестали ходить на рынок, поскольку каждый день находился какой-нибудь сумасшедший, а то и не один, который являлся в торговые ряды и начинал переворачивать все подряд. Разъяренные продавцы написали петицию Главному Министру. В ответ им посоветовали перенести торговлю в Городской парк, и рекомендовали «развешивать товар на деревьях в виде гирлянд и других украшений, дабы отвадить желающих переворачивать рабочую тару». Теперь ветви в Городском саду изгибались коромыслами под тяжестью селедок и сушеной рыбы. На кустах были развешены чеснок, яблоки и булки с маком. Орехи и  конфеты продавали в чулках. Соль, сахар, крупы и семечки набивали в шапки, валенки и резиновые сапоги.
Под шумок появилась независимая партия «Вверх тормашками», издающая одноименную газету. Молодежь стала ходить в одеже, вывернутой наизнанку. Особенным шиком стала считаться прогулка по главной площади на руках. Десятки желающих записались на ускоренные курсы «Как познать мир, стоя на голове». Домохозяйки организовали оппозиционную партию и несколько демонстраций в знак протеста этому безумию. Разгневанные дамы полдня ходили по улицам с мусорными корзинами на головах, намекая на то, что проблема некоторых граждан не в том, что у них под ногами, а в том, что у них на плечах.

Отношение к Большому Гостю в городе изменилось. Не сразу, исподволь, но в разговорах стали появляться  нотки раздражения и недовольства. От кумушек к кумушкам, как насморк или ангина, стали передаваться  нелепые сплетни.
К удивлению Тельды, Великан ничего этого не замечал. И искренне недоумевал, почему девочка так взволнована. Действительно, какое отношение все это имеет к нему и его пребыванию в Нелле?
– Неужели ты не понимаешь?! – возмущалась Тельда, выходя из себя. – Они теперь ни за что не отстанут от нас и, в конце концов, найдут Сосуд.
– Почему ты так думаешь? – в свою очередь удивлялся Великан, пересыпая из ладони в ладонь мелкие камушки.
– Да потому, что они могут искать Сосуд в тех местах, которые нам недоступны, – в Министерстве, школе, в Редакции газеты, на вокзале!
– Ну и пусть ищут… – спокойно говорил Великан и улыбался своей детской улыбкой.

Когда стало понятно, что старания властей ни к чему не привели и Сосуд по-прежнему не найден, Тельда обрадовалась. Так или иначе, круг поисков сужался. «Где-то же он должен быть, этот дурацкий, никому не понятный Сосуд Вечности», – рассуждала она, стараясь придумать, как помочь Великану.
Тельде ужасно надоели пустые разговоры о вечно полных сосудах и вся эта суета, которая возникла вокруг.
В качестве виновника скандала Великан попадал в неприятные истории. Ему приходилось отбиваться от фанатиков с горящими глазами и избегать разговоров с новыми философами, стоящими на головах, объясняться с домохозяйками, властями и прессой, тщетно пытаясь доказать, что ничего такого он не хотел.
Все это было ужасно утомительно, тем более что мало кто ему верил. Гораздо охотнее жители Нелля обсуждали то, что Тельда совершенно отбилась от рук, а Великан доставляет городу сплошное беспокойство. Поэтому не было ничего удивительного в том, что девочка и Великан старались как можно меньше попадаться на глаза публике. Целыми днями они пропадали на озере, а потом возвращались по темным улицам и прощались около Фонтана, как сейчас.
– Какой замяучательный вечер-р-р! – мягкое урчание нарушило тишину. – Я нмяумножко побуду с вами, не помяушаю?
– А, это ты, – приглядевшись, Великан различил в траве силуэт Черной Кошки. – Давно не виделись. Садись...
– Спасибо, – сказала она и растянулась на бордюре. – Все чего-то ищут.
– Люди всегда чего-то ищут, – Великан вздохнул.
– Да... и не только люди...
– Ты о чем? – робко спросила Тельда, которая уже оправилась от изумления, что можно разговаривать с кошкой. «В конце концов, болтать с Великаном не менее удивительно, но ведь к этому я привыкла». И увереннее повторила: – Ты о чем?
– Да так... ни о чем. Я вообще-то не просто так примяушла, а по делу.
Кошка внимательно осмотрела одну свою лапку, потом другую. Выпустила когти, спрятала и, довольная, перекатилась на другой бок.
– Ты надолго задержался в городе... – ласково сказала она Великану. – Слишком… Я, в общем, ничего не имею против, а вот мяуногим это не нравится…
– Понятно.
Черный хвост изогнулся в воздухе, изобразив вопросительный знак, покачался немого и встал трубой, превратившись в восклицательный. 
– Ты должен уйти.
– Когда? – быстро спросила Тельда.
– Послезавтра тебя уже не хотят видеть в городе.
– Послезавтра?! Значит, остался только один день? – не удержалась Тельда от горестного восклицания.
– Да, девочка. Только мяудин. – Черная Кошка выгнула спину и потянулась. – Пойду…
Она прыгнула в кусты, элегантно спружинив лапками. Ветви раздвинулись, сквозь частые прутья решетки проскочил хвост. Тельда решила, что Кошка ушла, но Великан предостерегающе поднял палец, показывая на кусты. Оттуда чуть слышно донеслось:
– Внимательнее смотрите по сторонам. Надеюсь, времени хватит.
Вода в Фонтане журчала по-прежнему. Трепетали на ветру листья, обеспокоенные предстоящими холодами. Дома наступали на мостовую черными тенями, отпечатывая на камнях светлые прямоугольники окон. Тельде это показалось настоящим предательством, потому что сама она чувствовала себя так, словно мир вокруг нее сделал двойное сальто и теперь старательно притворялся, будто ничего не случилось. В ушах  стучали звонкие молоточки, а на языке беспрестанно крутились слова,  похожие на капель:
– Один день. Один день. Один день.
Как она могла забыть, что эта сказка не навсегда?! И что она будет делать теперь в городе одна, без волшебных рассказов Великана, без дальних прогулок, без этой кутерьмы вокруг неизвестного Сосуда? Стараясь справиться с охватившим ее ужасом, она зачерпнула из Фонтана пригоршню ледяной воды, и умылась. Стало немного легче. Что ж, один день, значит один день.
Великан молчал, запрокинув голову в ночное небо. О чем он думал? Если бы Тельда спросила его об этом, наверное, он напомнил бы ей, что все проходит – и плохое, и хорошее. Но она не спрашивала.
– Что ж, мы перевернули почти весь город и ничего не нашли. Министры тоже остались с носом. Это значит, что Сосуд Вечности может быть только  там, где не искали ни мы, ни они. А это… это пивная “У старины Грея”. И дом Банкира. – Тельда вздохнула, вспомнив о кованых решетках, которые украшали особняк главного нелльского богача. – Говорят, он держит деньги в железной комнате в горшках и кувшинах…
Все было ясно. Кроме одного: как они сумеют найти несчастный Сосуд за один оставшийся день.
«Надо что-то придумать, иначе Великан уйдет ни с чем», – грустила Тельда, боясь признаться самой себе, что он унесет в горы ее маленькое сердце.








Глава десятая. «ЭЙЛА» УХОДИТ В МОРЕ

Всю свою жизнь Грей хотел уйти в море. Там, за синей скалой, озеро делало странный виток, впитывало в себя, как губка, маленькую речку, и многие жители Нелля думали, что, на этом оно и кончается. Но нет: под скалой был едва заметный проход для яхты с невысокими мачтами – преодолев его, корабль мог вырваться на простор. Там было море. Но когда Грей говорил про это рыбакам, они лишь посмеивались: ты ошибся, старина!
Он бросил рыбалку, открыл пивнушку и прекратил всякие разговоры о море и путешествиях. Стучал молотком и скрипел пилой в свободное от работы время, а по вечерам, налив рыбакам по кружке соленого, как морская вода, пива, смотрел на восток - туда, где в скале скрывался каменный коридор, в существование которого никто не верил. Ему и самому временами казалось, что все это выдумка, глупая сказка. Грею о море рассказывал дед, а тому его дед, и так далее, но может быть, кто-нибудь из них просто пошутил?
«Ерунда, и хватит об этом думать!» – вкрадчиво убеждал старика  внутренний голос. Впервые он услышал его несколько лет назад, когда нырнул в озеро и обнаружил, что свело ногу. «Конец, это конец», – пропищал кто-то внутри, и, кажется, захихикал. Ужас накрыл владельца пивной ледяным колпаком. Грей наглотался воды и еле выплыл. После он долго сидел на причале, держась за сердце, чтобы оно не выпрыгнуло из грудной клетки непослушной канарейкой.
С тех пор старик слышал вредный голосок все чаще и даже беседовал ним. Тот окреп и стал довольно самоуверенным.               
– Доброе утро! – на причале сидел Ник и болтал в воде голыми ногами.
– Доброе, доброе, – проворчал Грей, топая мимо.
– Ветер в спину! – заговорщицки проговорил Ник, не отрывая взгляда от своих пяток, которые в воде казались неправдоподобно большими.
Эта странная фраза значила для них многое. Западный Ветер приносил с гор чудесные запахи, непонятные и волнующие, запахи страны Королевы Поднебесья. Он был любимчиком Эйлы. Этот юнец не любил работать, зато обожал проказы, поэтому рыбаки его не жаловали.
Но при таком ветре можно было домчаться до скалы засветло, и Грей с Ником это знали. В небольшой бухте с белым песком получилась бы  замечательная стоянка для ночлега – однажды они уже там были. Запас воды, сухарей и шоколада, больше им ничего не надо. Немного удачи и ветер в спину. «А дом? А пивная? И мальчик должен ходить в школу, – проговорил голосок внутри. – Да и тебе, старый болван, не двадцать лет!»
– Мне уже шестьдесят, – сказал он внуку.
– Так ведь не сто же! И у тебя есть я! – последнюю фразу Ника Грей вряд ли услышал, потому что, взмахнув руками, упал с мостков в воду – освежиться. Вода показалась старику слишком теплой даже для солнечных осенних дней. Когда он отплыл немного и оглянулся назад, мальчика на пристани уже не было.
Ник в ярости надраивал и без того сверкающие пивные кружки, думая о том, что яхта, построенная дедом, так и сгниет в сарае, а он будет всю жизнь разносить пиво. Но вскоре злость его улетучилась. Ник стал заниматься тем, чем всегда занимался в это время: гадать на первого посетителя. Если в дверь бочком, как бы извиняясь, протиснется согнутый крючком дядюшка Сэм, день пойдет кувырком – проверено не раз. А если ввалится шумная компания Рыжего Роджера, довольная утренним уловом, тогда, может, и повезет. Ник услышал шаги и, прежде чем заскрипели дверные петли, успел проговорить «только не Сэм, чур, чур, чур», сложив крестом средний и указательный пальцы.
Дверь распахнулась, и в проеме показался огромный живот, обтянутый замшевым жилетом, с которого, как золотая бомба на бикфордовом шнуре, свисали часы на цепочке. «Это не Сэм», – с облегчением подумал Ник. Это был господин Банкир.
– Кружку темного?
Банкир кивнул. Было видно, что важный  господин заглянул не на минуту. Он старательно надувал щеки, норовя проделать в пене настоящий кратер, когда появился Грей. Банкир кивком пригласил его за стол, и хозяин заведения испуганно примостился на краешке табурета, потому что не ждал ничего хорошего от такого визита.
– Ты ... вот что… говорят, хочешь уйти в море?
Старик смутился:
– Да, господин Банкир, но об этом давно не было речи...
– Почему?
– Да мало кто верит в эту затею, а мне нужно дом продать, пивную, яхту достроить...
– Так ведь достроил уже. Или нет?
– Да, но...
– Дом я покупаю, пивную тоже.
– Покупаете?! Когда?
– Прямо сейчас.
«Но мальчику нужно ходить в школу, да и тебе уже шестьдесят», - взвизгнул вредный голосок, но мечта Грея, с наполненными ветром парусами, уже вырвалась на свободу, и он просто не мог, даже если бы захотел, сказать нет.
– Только у меня есть условие,  –  проговорил Банкир свистящим шепотом.
– Какое? – насторожился Грей, ожидая подвоха.
– Здесь не должно остаться ни одной полной бочки. Все – запомни: все до одной – должны быть пусты.  Отчаливаешь сегодня вечером!
– О! Это пожалуйста!
И они ударили по рукам.

Около полудня Ник был у дома Тельды. Великан по своему обыкновению сидел в саду, а девочка на подоконнике, свесив ноги вниз. Она то и дело поглядывала на дорогу, как будто ждала чего-то, и слушала Великана не так внимательно, как обычно. Увидев Ника, она обрадовалась и едва сдержалась, чтобы не потереть довольно руки, как это делал ее отец после хорошей рыбалки. Ник подпрыгивал от возбуждения, щеки его пылали, а на затылке воинственно торчал хохолок.
– Я с дедом ухожу в море! – прокричал он прямо с улицы. – Приходите в пивную прощаться! Мы не уедем, пока не будут выпиты все бочки до одной! – и умчался дальше. Девочка и Великан переглянулись.
– Сработало! – только и сказала Тельда.

В предыдущую ночь, впервые за ее короткую жизнь, Тельду мучила бессонница. Шелковые шторы надувались парусами, а сон, в который девочка обычно погружалась как в пуховую подушку, все не шел, будто ночной ветер, играючи со шторой, ненароком выдул его из комнаты. Ветки деревьев качались за окном, рисуя на потолке полосы и пятна. Ей мерещились в этих рисунках то карта Империи Духа Гор, то лицо Великана. То запутанные кривые тропы, ведущие неизвестно куда. То вереницы горшков, полных монет, которые кружили по комнате, сводя с ума.
Она думала о том, что сказала Кошка. И о том, что Великан сейчас,  верно, сидит на большом камне у озера и смотрит в воду. Она думала, что завтра ночью, с Сосудом Вечности или без него, он уйдет в горы. И уж точно уйдет без нее, помахав на прощанье рукой.
Ну и, в конце концов, она пыталась сообразить, как за один день перевернуть вверх дном все бочки в пивной и сотни горшков с монетами в доме Банкира. Сначала эта задача казалась ей невыполнимой, но через час-другой в голове созрел неплохой план.
Тельда включила лампу у изголовья. Нашла блокнот, ручку и задумалась. Она собиралась написать письмо, и немного боялась, что придуманная ею цепочка обманов оборвется каким-нибудь непредвиденным образом. Впрочем, какой толк об этом думать? Чему суждено случиться – случится, и ничего с этим не поделаешь. Раз уж этот план пришел ей в голову, он будет воплощен. Если все сложится, как она задумала, каждый получит желаемое. Банкир – драгоценные камни и пивную. Ник и Грей – возможность отправиться в плавание. А  они с  Великаном – вожделенный Сосуд.
Тельда решительно вывела на слегка потрепанном конверте: «Господину Банкиру, только в собственные руки!». Затем взяла плотные листы бумаги, испортила десяток страниц, и уже через полчаса переписала набело послание, стараясь, чтобы почерк выглядел не слишком детским. Для этого приходилось выводить одни буквы так, чтобы их легко было можно перепутать с другими.
Выглядело письмо следующим образом: «Уважаемый господин Банкир! В связи с поисками Сосуда, который всегда полон, я стал просматривать старинные бумаги, которые хранятся в городском Архиве. Вчера я наткнулся на карту, копию которой прилагаю. У меня есть все основания думать, что в ней указано место, где зарыт клад».
Здесь она пропустила  немного места, чтобы Банкир подумал о том, что Архивариус не сразу решился ему довериться. Получилась многозначительная полоса, как будто несколько важных строк были написаны невидимыми чернилами.
«Я предполагаю, что этот клад может оказаться той самой “всегда полной емкостью”, поисками которой сейчас занято Министерство. Дело в том, карта содержит зашифрованное примечание; я бился несколько часов, чтобы его прочитать. “Не каждому, кто жаждет, будет дано, а только тому, кто не хранит ничего ни в горшках его, ни в кувшинах его, ни в бочках его, ни в сосудах его. Пустое да наполнится и не иссякнет”. Как я понимаю, суть этих строк сводится к тому, что отыскать клад может лишь тот, кто ничего не хранит в каких-либо емкостях, а это требование может иметь прямое отношение к искомому  сосуду.
Уважаемый господин Банкир! Я вынужден просить у вас денег в долг, чтобы купить пивную, поскольку клад зарыт в земле, принадлежащей старику Грею.
Я уверен, что этот клад представляет исключительную ценность для истории и культуры Нелля. Он станет одним из величайших экспонатов городского Хранилища.
С поклоном, Архивариус».
Ниже Тельда нарисовала план: неровный берег озера, пивнушка, несколько деревьев и жирный крест. Вышло впечатляюще. Во всяком случае, достаточно убедительно для беглого взгляда, а на более пристальное изучение письма у Банкира не должно остаться времени. Потом Тельда тихо оделась и выскользнула из дома, надеясь, что домашние не обнаружат ее отсутствия до утра.

Великан был там, где она и предполагала, – на большом камне у озера. Он не  удивился и не стал ни о чем спрашивать.  Не сговариваясь, они пошли к пивной «У старины Грея». Фонари еще не успели погаснуть, а они уже пересыпали разноцветные камни из карманов Великана в старый железный ящик, позаимствованный в сарае. На то, чтобы вырыть яму и закопать клад под деревом, помеченным на карте крестом, ушло не более получаса.
Светало. По контуру темных гор, нависших над ними, словно края потрепанного зонтика, появилась желтая полоса. Тельда и Великан отправились к дому Архивариуса, вызвали Лили стуком в окно и уговорили ее отнести письмо Банкиру.
Немного поломавшись, Лили согласилась. Банкир только надкусил горячий круассан и отхлебнул глоток утреннего кофе, когда внучка архивариуса позвонила в его дверь. Толстяк прочел письмо и тут же сообразил, что ему в руки плывет древний клад. Как Тельда и предполагала, Банкир не собирался ни с кем делиться. Он нацепил золотые часы и побежал вовсе не к дому дедушки Лили, а в противоположную сторону, на набережную. Подгоняемый алчными соображениями, он оказался первым посетителем пивной «У старины Грея» в это знаменательное утро, круто изменившее судьбу Ника и его деда.
Тельда тем временем отправилась спать. К  полудню, когда Ник появился около ее дома с глазами, сияющими как драгоценные камни, они с Великаном сидели в саду и болтали как ни в чем не бывало.

Если бы все выпитое в тот день «У старины Грея» можно было вылить в озеро, оно стало бы соленым. Бывший хозяин заведения выкатывал бочки одну за другой, со свистом протыкал их железными краниками – и пиво текло рекой. Великан и Тельда каждый раз вздрагивали, глядя, как старик вспарывает брюхо очередному бочонку. «Он? Не он?» – думали они, и подбадривали окружающих, и помогали наливать огромные двухлитровые кружки. Но через пару тостов струйка пива начинала худеть, и бочонок оказывался пустым. «Не он», – думали Тельда и Великан, переглядываясь, пока Грей тащил из погреба очередную жертву.
– За мечту! – кричали раскрасневшиеся рыбаки. – За тех, кто в море!
В  пивной набилось столько народу, что Тельда не сразу заметила Главного Министра и Журналиста, которые старательно поднимали тосты за отъезд моряков и опорожняли огромные кружки. «А эти-то что здесь делают?» – изумилась она, но в суете забыла про странных гостей.

Между тем Ник собирал пожитки, занимался мелочами: ссыпал соль из большого мешка в маленькие, таскал банки со сгущенкой и приглядывал за дедом, который время от времени пускался вприсядку, выкрикивая куплеты из старых пиратских песен. Погрузив на яхту самое необходимое, Ник стал сносить в трюм все, что попадалось под руку. Огромные башмаки на толстой подошве, потрепанную книжку с приключениями, удочки, коробку свечей. Во время очередной пробежки он наткнулся на внучку Архивариуса Лили, которая комкала в руках измятый платок и прятала заплаканные глаза.
– Ты чего? 
– Ногу подвернула, – не глядя на него, пробормотала Лили.
– А-а, понятно…
– У меня есть для тебя подарок, – шмыгая красным носом, девочка принялась шарить по карманам. Ник стоял рядом и переминался с ноги на ногу. Это, кажется, продолжалось целую вечность. Наконец, она протянула ему деревянную коробочку. Он открыл ее и ахнул: внутри был компас – настоящий, с точеными стрелочками и цветными камушками, обозначавшими  восемь сторон света! На том месте, где располагалась Империя Духа Гор, сиял рубин. А там, где был Нелль, тускло мерцал черный камень, наверное, агат.               
– Вот это да! Теперь не заблудимся. Спасибо.
– Пожалуйста… Я выпросила его у дедушки. С ним вы обязательно вернетесь домой.
– Ага, конечно. Ну, я побежал.
– Да, да, – она часто заморгала, стараясь смахнуть с ресниц набегавшие слезы. Ник хотел посоветовать приложить к ноге лист лопуха, но почему-то не стал этого делать… Он впервые подумал, какие у Лили огромные глаза. И синие-синие. Как море. Хотя это – глупости, море в тысячу раз лучше.

Через пару часов, когда все бочки из–под пива были пусты, Грей решил, что они готовы к отплытию. Великан помог спустить яхту на воду. Паруса затрепетали на ветру и натянулись, как крылья. Ник и Грей прыгнули на палубу, и кораблик рванул от причала. Все стали махать руками и выкрикивать прощальные слова, которые не успели сказать раньше.
– А как вы ее назовете? – неожиданно для всех закричала Тельда.
– Что? – корабль был уже так далеко, что новоиспеченные моряки почти не слышали тех, кто остался на берегу.
– Как! Вы! Назовете! Яхту! – дружно заорали провожающие.
– Эйла!
– Как?!
– Эйла!!! – закричали Ник с Греем, и это было последнее слово, которое можно было расслышать с берега.
Яхта мчалась по воде, словно летучая рыба. Спустя несколько минут, она превратилась в сверкающую точку, а потом вовсе исчезла среди тысячи искр, которыми переливалось озеро на закате.
– Посмотрим, посмотрим, как бы завтра эти мореплаватели не вернулись обратно! – сказал один рыбак другому.
– Уплыли, голубчики! Путь открыт,  – пробурчал себе под нос Банкир, чокнулся с пустым бочонком и залпом допил содержимое кружки. Потом он как бы нехотя встал, потянулся и стал пробираться к выходу.
– Смотри! – Тельда дернула Великана за полу кожаной куртки. – Банкир! Я думаю, что ближайшее время он будет пересыпать золотые монеты куда-нибудь в подвал. Интересно, много ли горшков у него в доме?







Глава одиннадцатая. ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОДАРОК ВЕЛИКАНА

Пристань опустела. В пивнушке не осталось ничего, кроме пустых бочек, рыбьих хвостов, рваной бумаги,  грязной посуды и прочего хлама, которого всегда бывает в избытке, если  хозяева уезжают второпях и надолго. Великан сказал:
– Ты придумала великолепный план, но мы так ничего и не нашли.
Тельда грустно кивнула. Все получилось, как они хотели, но Сосуда Вечности среди пивных бочек не оказалось. Забытый Ником клетчатый плед грустно полоскался на веревке, напоминая спущенный флаг неизвестного государства. Ветер гонял мелкий мусор. Дверь сарая то и дело отворялась со скрипом и потом шумно захлопывалась, словно рассердившись.
Тельда смотрела, как на озеро, еще сверкавшее в последних лучах солнца, спускался вечер. Яркие краски теряли силу, примеряя на себя скорбные полутона ночи. Напряжение сменилось усталостью. С каждой початой бочкой надежда отыскать Сосуд Вечности таяла, а с отплытием Ника и Грея исчезла совсем, словно сверкающие паруса “Эйлы”.
Внутри деревянных бочек с вывороченными днищами густела пустота. Они казались черными дырами в неизвестность: залезешь внутрь, перевернешься и выйдешь уже в другом месте, где нет ни Нелля, ни озера, ни этого несчастного Сосуда. Впрочем, его и здесь нет. Тельда вздохнула.
– Давай, как стемнеет, прогуляемся к дому Банкира.
– Думаешь, стоит?
– Не знаю. Но было бы глупо отказываться от поисков сейчас, когда мы почти у цели.
Великан покачал головой.
– Я почему-то уверен, что в доме Банкира мы ничего не найдем.
Тельда ничего не ответила на его слова, отчасти потому, что устала, отчасти потому, что была с ним согласна.
Она поднялась, подошла к деревьям, под которыми был зарыт клад, и начала яростно топать ногами, выравнивая подозрительные комья. Великан стал ей помогать. На отсыревшей земле оставались следы его огромных босых ног. Пришлось поработать веником.
– Надо бы сходить в сарай и спрятать все лопаты, – задумчиво сказала Тельда. – Нам ведь нужно, чтобы Банкир не вернулся домой до утра.
И она улыбнулась, представляя, как Самый Уважаемый Человек Города, краснея от усилий,  будет ковырять перочинным ножом землю, которую они с Великаном так старательно утоптали.
– Не расстраивайся, – сказал ей Великан. – Я уже свыкся с мыслью, что вернусь ни с чем. Может, оно и к лучшему.
– Ага, – она продолжала улыбаться грустной, какой-то не своей улыбкой. – Но все-таки будет несправедливо, если этому толстосуму достанется и клад, и Сосуд Вечности.
– Вот уж точно! – воскликнул Великан и рассмеялся.

Спустя пару часов после этого разговора две фигуры крались по пустынному особняку в центре города. Они отражались в огромных зеркалах, окантованных позолотой. Стекла мерцали в тусклом свете луны, которая подглядывала за странной парочкой сквозь зарешеченные окна.
Тени старались двигаться бесшумно, но каждый их шаг сопровождал тихий звон отмычек, нанизанных, словно мелкая сушеная рыбка, на железное кольцо.
Иногда эти двое тихо переругивались.
– Я же говорил, говорил! – взвизгивал тот, что был пониже, пугливо озираясь.
– Нет, это я говорил! – басил второй.
В конце концов, сделав круг по дому, они вышли из боковой двери в ту же гостиную, с которой начиналось их путешествие. Двое молча таращились в темноте, пока не заметили дверь, спрятанную за шикарной портьерой. За этой дверью оказалась еще одна, потом еще и еще. Отмычки, жалобно лязгая, поворачивались в замках. Министр и Журналист – а это были именно они – дрожали от возбуждения. Наконец, они оказались перед железной комнатой, где Банкир  хранил свои и чужие золотые. Дверь была открыта.
Парочка просочилась внутрь. Поворот выключателя – и  деньгохранилище озарилось ярким светом. Перед глазами Главного Министра и Журналиста тянулись полки, на которых выстроились рядами графины и горшки, крынки и миски. Но, похоже, все они были пусты.
– Пусто... – Главный Министр очень медленно обошел комнату кругом. – Пусто. Здесь совершенно! Абсолютно! Ничего!! Нет!!! – Его тон не предвещал ничего хорошего. – Ты! Безмозглый удод! Ты придумал всю эту канитель и заставил меня целый день надуваться пивом! Мы два часа просидели в кустах, ожидая, пока уйдет Банкир! Ты заставил меня прийти в этот дурацкий дом! И ради чего?! – Министр размахнулся и запустил глиняным горшком в стену, как раз туда, где с виноватым видом топтался Журналист.
Тот прыгнул в сторону и завопил противным фальцетом:
– Постойте, постойте!  Вы же сами видели, что в пивной не осталось ни одного полного бочонка!
– Ну и что?! – Министр протянул руку к массивному графину, но Журналист вовремя отбежал в безопасное место.
Главный Министр метнул сосуд ему вслед, но не попал и схватился за следующий.
– Но послушайте! Вы же сами понимаете, что Сосуд должен быть здесь!
– Где? Где здесь, я тебя спрашиваю?! – взревел Министр, замахиваясь.
– Не надо! Это превышение полномочий! – кричал Журналист, уворачиваясь от очередного горшка. Вокруг осыпались осколки и свистели пролетающие миски и крынки. –  Подумайте о репутации! Я буду жаловаться!
– Кому?! – Городской Голова, предпринимая стремительный обходной маневр, нащупывал что-нибудь потяжелее.
За этим увлекательным занятием, напоминающем игру в салочки, их застали Тельда и Великан.
– Вот это да! – воскликнула девочка, не скрывая своего восхищения. Она отважно шагнула внутрь сейфа, а Великан остался снаружи, так как не мог пройти в такую маленькую дверь. – Как весело! Можно с вами?
– Ага, голубчики, и вы здесь! – Министр развернулся и как разъяренный лев пошел на Тельду. Она немного посторонилась, чтобы не закрывать картину Великану, оставшемуся в коридоре.
– А мы мимо проходили и услышали странные звуки. Вот и заглянули,  – ничуть не смутившись грозным видом чиновника, парировала она.
Тем не менее, вытянула руку и осторожно сняла с ближайшей полки кувшин с узким горлышком.
– Нет, вы только посмотрите! Мимо проходили! Тысяча светлячков на твою голову! –ругался министр, подходя все ближе. – Невинное дитя! Нет тут вашего сосуда! Нет! Нет!!!
– Какого сосуда? – брови Тельды так естественно взлетели вверх, выражая крайнее удивление, что даже Великан ей поверил. – Мы думали, помощь нужна. А это, оказывается, самые важные люди города рыщут по ночам в чужих домах, рискуя своей репутацией. Так что мы, получается, зря волновались. Извините.
– Что-о-о?! Ах ты, дрянная пигалица! – Министр рванулся к девочке.
Великан, не раздумывая, выкинул руку вперед, схватил Тельду и выдернул ее из железной комнаты. Дверь захлопнулась. Министр схватился за ручку, не желая верить, что оказался в мышеловке, и загремел:
– Откройте! Именем закона и власти! Откройте немедленно!
– Спокойной ночи, господин Главный Министр! Не забудьте выпить на ночь горячего молока, а то бабушка будет сердиться! – прокричала Тельда в замочную скважину, и помчалась к выходу.

Ночь была прекрасной. То есть именно такой, какой должна была быть последняя ночь пребывания Великана в Нелле. На небе ярко светили звезды, дразня уличные фонари. Не было ни души, если не считать двух зачарованных душ Тельды и Великана, которые взирали на мир с верхних ступенек банкирского дома. 
Великан спустился на мостовую и глубоко вздохнул. Он внимательно смотрел по сторонам, будто ждал чего-то, и наконец кивнул удовлетворенно, словно это что-то появилось. Фонари виновато моргнули и погасли. В траве, на деревьях, вдоль по фасадам тут же загорелись крохотные огни синего, зеленого и розового цвета. Все это напоминало праздничную иллюминацию, поэтому тишина была странной. Казалось, за углом ближайшего дома притаилась толпа, которая только и ждет сигнала к началу праздника. Тельда прислушалась. Ни звука. Только тут она поняла, что это волшебная ночь – для нее одной. Прощальный подарок Великана.
Неожиданно она почувствовала, что в ней не осталось и следа той грусти, которую она испытывала весь день, вспоминая о предстоящем уходе Большого Гостя. Не было и отчаяния от неудавшейся попытки найти Сосуд Вечности. Ничего не было, кроме этой теплой ночи и предвкушения чуда, которое обязательно случится.
Тельда осторожно спустилась вниз. На какой-то момент ей показалось, что она шагает по прозрачной лестнице. Она даже различила в темноте старый башмак и мяч, который закатился под ступени.
Луна превратила ее ботинки в сверкающие туфли, посеребрила платье и  волосы. Пролетавшая мимо стайка светлячков, приняв Тельду за какой-то невиданный цветок, опустилась на ее голову. Великан рассмеялся и слегка встряхнул ближайшую вишню, которая неизвестно по какой причине была вся в цвету. Белые лепестки осыпались, уцепились за подол и устремились за девочкой белоснежным шлейфом. Великан порылся в кармане куртки и достал изумительное ожерелье, сотканное из серебристой паутины и камушков, прозрачных как слеза. Он надел его на шею Тельды и, отойдя пару шагов, залюбовался.
– Это хрустальная роса, – объяснил он.
– Подарок Королевы? – насупилась Тельда, сразу подумав об Эйле.
– Подарок Королеве… – поправил ее Великан и низко поклонился.
Девочка не очень хорошо поняла, что он имел в виду, но решила не уточнять. Зачем портить такую волшебную ночь лишними подробностями?

Деревья натянули серебристые плащи и стали походить на одноногих принцев, торжественно выстроившихся в ряд. Звезды путались в их шевелюрах, словно маленькие короны. Деревья явственно вздыхали и едва заметно клонились от ветра, но гордо держали спину и смотрели вперед, над головами Тельды и даже  Великана.
Они шли по улице, которая стелилась под их ногами, сбегала под горку и слегка топорщилась невысокими ступенями. Откуда-то появлялись мостики и фонтаны, и новые дома, и площади, которые раньше Тельда никогда не видела. Знавшая Нелль как свои пять пальцев, она никак не могла понять, где же все-таки находится. «Вот поворот, а за ним переулок, который ведет на набережную», - думала Тельда. Но переулок вдруг растекался незнакомым сквером со скульптурами и клумбами, из которых приветливо кивали головками неизвестные цветы. 
По домам и мостовой бродили тени собак и редких прохожих. Они будто бы прилипали к фасадам, а потом соскакивали и, шелестя, убегали прочь, в сторону Городского сада. Поначалу Тельду это приводило в замешательство, но потом понравилось.
Круглая площадь, на которой они находились,  оказалась тупиком, но они, не спросясь, зашли в чей-то сад, открыли калитку и снова оказались на неизвестной улице.   
– Может, зря мы так? Как бы не было хуже, – неожиданно сказал Великан.
– Ты о ком? О Министре, что ли?
– Ну да. Похоже, мы здорово его разозлили. Кстати, что это ты кричала в замочную скважину? При чем здесь бабушка?
– Он ведь тоже ее внук, хотя, как она говорит, непутевый.
– Главный Министр – ее внук? То есть… твой брат?
– Ну да.
– Но... ты никогда не говорила об этом.
– Не было случая... – пожала плечами Тельда.
Неожиданно перед ними возникла ограда Городского сада.
– Зайдем? – спросил Великан.
Через решетку было видно, что парк залит волнами синего и розового света. Тени гипсовых гномов разбрелись по аллеям. Темные силуэты, которые раньше плелись за Тельдой и Великаном, не отставая ни на шаг, тоже взялись за руки и умчались неизвестно куда.
Сверкающий луч пробежал по решетке Городского сада, как по струнам арфы. Невидимый дирижер слегка откашлялся и постучал по пюпитру, обозначая шаг на три такта: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. На какое-то мгновение наступила такая тишина, что Тельде показалось, она оглохла. Но вот полились звуки – сначала скупым ручейком, потом мощным потоком, а затем так, как будто нелльское озеро превратилось в музыку, вышло из берегов и затопило гигантской волной и эти улицы, и город, и парк, и площадь, до самой маковки городской ратуши. Удивительно, но среди тысяч звуков Тельда вдруг расслышала, о чем судачат листья и травы (боже, какая чепуха), какие нежности кричат друг другу на ухо соловьи и что за стихи нашептывают светлячки из ее короны.  Мир вокруг стал чудесным и понятным, и странно было, как она не замечала этого раньше.
Великан подал Тельде огромную руку. Она вложила холодные тонкие пальцы в его ладонь. Они оторвалась от земли, вальсируя,  и закружились по аллеям парка, словно подхваченные ветром лепестки. Голова у Тельды шла кругом. Она боялась смотреть по сторонам, полагая, что любое неосторожное движение может разрушить волшебный танец.

Вальс все-таки кончился. Возле Фонтана. На белой чаше, будто и не уходила никуда, сидела Черная Кошка.
– Здра-асьте-е, – ласково жмурясь, промурлыкала она.
– Здравствуй, – хором ответили Великан и Тельда.
Нельзя сказать, что они были рады встрече, и может быть, поэтому выглядели немного смущенными. Кошка понимающе вздохнула и засобиралась уходить. Но прежде чем раствориться в темноте, она спросила:
– Помните, что я вам говорила?
– Да, – растерянно сказала Тельда.– Сегодня ночью наступает послезавтра.
– Глупцы, – вдруг совершенно невпопад промурлыкала черная Кошка, качая усатой головой. Она медленно и грациозно обошла вокруг Фонтана. – Смотрите по сторонам. Внимательнее смотрите по сторонам.
Выгнула спину и пропала.
Тельда какое-то время изучала место, где только что сидела чернохвостая интриганка, затем взобралась на бордюр. Прошлась кругом. Шлейф из лепестков волочился следом, полоскаясь в воде. Потом Тельда села, поболтала ногами и поглядела на Великана, довольно жмурясь, чем отдаленно напомнила ушедшую Кошку.
– Ты что? – удивился он.
– Мы нашли его!
– Кого?
– Сосуд Вечности. Вот! – не глядя, она ткнула пальцем вбок.
Великан оторопело уставился на городской Фонтан и вдруг понял, что это – огромный, заросший мхом Кувшин, из которого, никогда не иссякая, течет вода.






Глава двенадцатая. ПОРА

Утро хмурилось. Тучи надвинулись на город, словно косматые брови. Слепые тени облаков неслись над городом черными птицами. Цветы на клумбе у ратуши сжали лепестки в крохотные кулачки. Даже воробьи, такие шумные обычно, сидели на карнизах, нахохлившись, и молчали.
Внучка Архивариуса Лили брела в школу, думая о том, что безнадежно опоздала. Знакомые, попадавшиеся навстречу, в ответ на ее приветствие начинали качать головами, словно заведенные болванчики – мол, поторопись, душечка.
Настроение, которое и так было не очень, испортилось совсем. Чтобы избежать лишних встреч, она выбрала дорогу через парк: можно было выйти из него прямо на площади у городского Фонтана, а там до школы рукой подать. Лили перешла улицу и свернула на узкую аллею, надеясь, что здесь она спрячет от любопытных свои заплаканные глаза.
С того самого момента, как паруса “Эйлы” растворились в сверкающем озере, Лили чувствовала себя ужасно. Она не понимала толком, какая связь существовала между письмом, которое она вручила Банкиру, и отплытием Ника, но ясно чувствовала, что связь эта была. Она корила себя за глупость, за то, что помогла Тельде и Великану. Она упрекала себя, что не прочитала рокового письма. Что так глупо выглядела перед Ником, когда вручала ему старинный компас. Она была обижена неизвестно на кого за это печальное утро и опоздание, которое привлечет к ней ненужное внимание.
Все эти соображения заставляли Лили все ниже опускать голову, а набегавшие время от времени слезы исключали возможность смотреть куда-либо еще, кроме как себе под ноги. В глазах рябило от влаги и  цветных булыжников мостовой, которые бежали  навстречу. Чтобы отвлечься, Лили принялась играть в игру, изобретенную нелльскими детьми так давно, что никто не помнил, кто ее придумал. Суть игры заключалась в том, чтобы идти по мостовой, используя только те камни, которые по цвету походили на кирпичи – коричневые, бордовые, кремовые. Камни  черные, зеленые и синие следовало обходить стороной.
Лили переставляла ноги, порой балансируя на носках, как балерина. Она сама не заметила, как аллея привела ее к выходу из парка. Увлеченная игрой и собственными мыслями, девочка вышла на площадь и мимо городского Фонтана двинулась к переулку, где находилась школа. Но вдруг она остановилась.
«Что это произошло с мостовой? – подумала Лили, глядя на глубокие трещины, которые пересекали площадь вдоль и поперек. – Очень странно! Еще вчера я проходила здесь без труда».
Она попробовала отыскать среди испачканных землей камней подходящий, чтобы поставить ботинок, но не нашла и поэтому застыла, как цапля, поджав ногу. Трещины пересекали мостовую, словно маленькие ручейки. Они стекались к подножью Фонтана. 
Лили, устав стоять на одной ноге, сделала шаг, расправила плечи, постаралась стряхнуть с себя тяжесть пасмурного утра. Она подняла голову, и... Наверное, девочка слишком сильно открыла рот, потому что тетушка Кристина, продававшая на углу сдобные булочки, показала на нее пальцем и рассмеялась. Но когда она посмотрела туда же, куда и Лили, рот ее открылся сам собой. Скоро все горожане, спешившие мимо, последовали их примеру. Столько открытых ртов жители Нелля еще никогда не видели.
Фонтана не было. Казалось, замшелый кувшин выдернули из земли, словно репку. Вместо него среди камней и мха красовался глиняный горшок с узким горлышком – тот самый, который Тельда прихватила в доме Банкира. Мостовую вокруг как будто вскопали чудовищной лопатой.

Новость облетела Нелль словно телеграмма-молния. Скоро на главной площади собралась шумная толпа. Кто-то принес табуретки из дома, чтобы кумушки, с комфортом расположившись на них, могли вдоволь посудачить о том, что все это значит и что же теперь будет. Рыбаки тянули пиво с таким видом, будто хотели сказать: «Это к добру не приведет».
Но мало-помалу, всеобщее беспокойство переросло в безудержное веселье, как это обычно бывало в Нелле. Жители этого города могли радоваться по любому поводу, тем более что никто не запрещал устроить гулянье в честь такого исключительного случая.
«А ну и бог с ним, с Фонтаном, и без него проживем!» -  подбоченясь, выкрикнул какой-то парень, по виду гуляка и выпивоха. Появились музыканты, сласти и красное вино. Молодежь успела приодеться, и вот уже местный певец загудел что-то бойкое, отбивая такт подкованным сапогом, и городские красотки, выдернутые из толпы кавалерами, словно капуста с грядки, пустились в пляс.
Лили, обнаружившая пропажу, была нарасхват. Ею интересовались полуслепые старушки, серьезные дамы и признанные щеголи городка. Лили порозовела, заулыбалась. Она уже раз сто пересказала историю о том, как она обнаружила исчезновение Фонтана. И была готова снова и снова повторять ее всем желающим с самого начала.
Танцы разогрели публику. Нестройный хор затянул старинную балладу, путаясь в словах и куплетах. Рыбаки затеяли мериться силой на кулаках. Мальчишки собрали пустые бутылки, выстроили их в ряд и устроили чемпионат по стрельбе из рогаток.
Когда гулянье было в самом разгаре, солнце неожиданно выползло из облаков и позолотило крыши домов и макушки деревьев. Покрасив листья в розовый, оно пробилось сквозь плотные кроны к стриженой траве и накинуло на нее мягкое кружево вечерних теней. Довольное этой работой, солнце так быстро свалилось за гору, будто его дернули за ниточку, как воздушный шарик. Наступил вечер, но веселье продолжалось.

«Праздник что ли сегодня какой?» – вяло удивился Банкир, возвращавшийся домой, и тут же забыл об этом, поглощенный собственными мыслями. Он был страшно измучен, но сияние несметных богатств, найденных им у бывшей пивнушки Грея, грело сердце, даже несмотря на то, что оно было прикрыто испачканной рубашкой без золотых запонок.
Войдя в гостиную собственного дома, Банкир двинулся к деньгохранилищу, потому что привык проверять свои сбережения каждый вечер. Пройдя полпути, он остановился и хлопнул себя по лбу, вспомнив, что все деньги из глиняных горшков он пересыпал в погреб – таково было условие. Банкир хотел уже повернуть в спальню, но притормозил, потому что услышал чей-то храп. «Показалось», – подумал он, но все же открыл дверь железной комнаты и остолбенел на пороге: Главный Министр и Журналист спали на черепках разбитых кувшинов.
Не вдаваясь в подробности, Банкир растолкал их, и выставил за дверь. Главный Министр и Журналист, хмуро расставшись на пороге, отправились мазать ссадины зеленкой. «Почему он не позвал Полицмейстера?» – думали и тот и другой. Им и в голову не могло прийти, что сам господин Банкир всю ночь рыл яму под дубом у пивной. На рассвете он нашел проржавевший ящик, полный драгоценных камней. Их было так много, что он не смог перенести сокровища в дом, поэтому пришлось до поры до времени закопать их обратно. Неудивительно, что Банкир не хотел, чтобы Полицмейстер стал выпытывать у него подробности прошедшей ночи…

Надо ли говорить, что в этой суете исчезновение Великана осталось незамеченным. И уж тем более Тельда, одиноко бродившая за городом, не привлекла ничьего внимания.
«Он не мог уйти, не попрощавшись», – как заклинание повторяла Тельда, поднимаясь выше и выше по склону холма. Она набрела на незнакомый ручей и пошла вдоль него, с каждым шагом приближаясь к Священной Границе. «Интересно, что я скажу Вечным Сторожам? – думала она. – Но, может быть, они ни о чем меня и не спросят... Просто раскинут ветки-руки для объятья и впустят меня в Империю Духа Гор. А там я легко найду Великана...»
– Здравствуй!
Он бежал вниз по склону и совершенно не запыхался. Его пепельные волосы развевались на ветру, а глаза были зелеными и глубокими, как вечность.
– Я оставил Кувшин у Священной Границы.
– Из него все так же льется вода?
Великан кивнул на ручей.
– Ах, вот оно что! А я-то ломаю голову, откуда он взялся! Значит, мы не ошиблись.
Больше говорить было нечего. Она не стала спрашивать, можно ли ей уйти вместе с ним – зачем еще раз пробовать на вкус горькое слово «нет»? Тельде очень хотелось ухватиться за полу потертой кожаной куртки и остаться так навсегда.
Ей казалось, что город за ее спиной, не более чем мираж, случайно возникший под серым свинцовым небом. Она не хотела возвращаться назад, она не могла идти вперед, так что же оставалось? Только узкая полоска холма, за которой уже показались Стражи Лилового Кольца, стоящие плечом к плечу.
Великан прислушивался к пасмурным мыслям, бродившим у Тельды в голове, и не знал, где найти слова утешения.               
Было очень тихо. Тельде казалось, что она находится на дне огромной алюминиевой кастрюли, которую плотно закрыли крышкой. Ей не выбраться отсюда никогда – из-под этого безнадежно серого неба, где тяжело и душно дышать.
– Всем грустно, – произнес Великан, чтобы хоть что-то сказать. Его слова доносились до Тельды откуда-то издалека. – Я не слышу птиц и зверей, ветра и воды. Как будто что-то случилось.
– А ты стал не такой прозрачный и высокий, как раньше. Или мне кажется?
– Почему же, так и есть. Придется привыкать к тому, что теперь я  – вор. Грусть плещется во мне, как вода в украденном Кувшине.
– Ты вернешься? Когда-нибудь...
– Да.
– И принесешь разноцветных камней?
– Конечно.
– Но я тогда уже стану древней старухой, и камни будут мне не нужны...
– Нет, – он улыбнулся. – Это будет совсем другая история. 
Они помолчали.
– Ты будешь знать, о чем я думаю?
– Нет. Там, – Великан кивнул в сторону Империи, – я не смогу этого знать.
– Я буду думать о тебе, – сказала Тельда так серьезно, что оба смутились.
Они еще немного помолчали.
– Пора? – наконец, спросила Тельда. – Не говори. Я знаю, что пора. Я решила: пусть у тебя сегодня будет день рождения, – она сняла с руки медный браслет и надела на палец Великана. На мизинец. Потом Тельда резко развернулась и побежала в город.
Великан хотел что-то крикнуть вслед, но передумал. Он немного постоял на cклоне холма, слушая, как вздыхает трава под ее ногами. Затем разыскал в кустах Сосуд Вечности, взвалил его на плечи и в несколько гигантских шагов пересек Священную границу Империи Духа Гор.

Морщинистые деревья, грозно насупившись, пропустили его в невидимые Врата и мгновенно сомкнулись за спиной, неодобрительно качая кронами вслед. «А ведь, пожалуй, они не пустят, если мне вздумается повернуть обратно», – горько подумал Великан. Покрасневший от невысказанных чувств лист нежно погладил его по щеке и трава, шутя, пощекотала ноги. Великан глотнул прозрачного воздуха, поставил Кувшин на землю, раскинул руки, обнимая горы, солнце, деревья и небо, и закричал : “Вот я и дом-а-а-а!”.
Долго-долго, до самого заката прозрачные фаворитки Королевы Эйлы передавали друг другу эти слова. Фраза становилась все менее отчетливой и все более удивленной. «Вот я и дома-а-а?» – едва слышно пропело юное создание на вершине горы. И это чистое изумленное последнее “а” легким облачком повисло над огромной Империей Духа Гор. Великан лежал на поляне и смотрел вверх пустыми глазами, пока не налетел ветерок – посланец Эймилата и не сдунул облачко к окраине государства.

Утром, напившись воды из озера, облако пролилось на город теплым дождем. Тельда сидела на террасе и смотрела, как пружинят под капельной дробью глянцевые листья сирени. Вчера у нее была температура, и мама разрешила не ходить в школу.
Уже давно было пора спуститься вниз, чтобы попить с бабушкой горячего какао, но она все сидела и смотрела, как прозрачные капли скользили по стеклу, сходясь, расходясь и обгоняя друг друга. Словно кто-то невидимый прижался щекой с  той стороны окна и плакал.