Пощечина
Шли годы, я постигал смысл жизни, но так и не находил конечной цели. Я не знал зачем я живу. Понятия добра и зла могли в одночасье превратиться в фарс, а мораль становилась пошлостью. Мне было двадцать три года, когда я встретил Ее. Впервые в жизни я почувствовал, что мне не нужно лгать Ей и себе, не нужно придумывать лишних слов и скрываться за призмой прекрасного расположения духа. Когда у меня было плохое настроение, мир вокруг обретал новые, до этого не известные мне краски, и от этого становился необыкновенно настоящим, острым как лезвие бритвы. Не нужно было объяснять отчего мне плохо потому что человеку не обязательно должно быть все время хорошо. Природа так создала нас, чтобы мы могли бороться за свое существование. Когда же я смог постигнуть всю красоту мира ничто уже не могло направить меня на ложный путь. Я нашел секрет истинной свободы.
Я любил до этого, но любовь останавливалась на отношении знака равенства к свободе. Я обретал свободу по отношению к этому миру, но был не свободен от себя самого. Мою будущую жену звали Любовь, даже в этом было что-то магическое. Когда мы поняли что ничто не сможет отнять нас друг у друга, мы решили проверить наши чувства и уехали в геологическую экспедицию на Кавказ. Два месяца нашей жизни были похожи на сказку воплощенную в реальность. Я просыпался от мысли о Ней и засыпал от Ее поцелуя. Каждый из нас пытался проснуться раньше, чтобы посмотреть на лицо спящего. Когда она делала это, в момент пробуждения я целовал Ее волосы и ловил в них отражение южного солнца, пробуждающего рассвет.
***
Очень долго каждый день в момент нашего общения я думал о первой ночи нашей близости. У Нее до этого были мужчины, они любили Ее и часто не замечая этого делали Ей больно. Парень который лишил Ее девственности был настоящим красавцем, с черными как смоль волосами и пронзительным взглядом. В его глазах Она увидела отражение звезд и забыла о наставлениях родителей, которые воспитывали Ее в довольно строгом стиле. Когда Она увидела его в объятиях другой, для Нее перевернулся мир. После этого Она была со многими. Любовь отдавала свое тело, а душу продать еще не успела. И, наверное, тогда Она встретила меня. Мы познакомились в баре. Она отмечала со своими родителями день своего рожденья. А я, только что получив гонорар за одну из своих картин пропивал его с друзьями. Я попросил официанта поднести за их столик бутылку шампанского и розу, после чего Ее родители пригласили меня к себе. Мы не расставались с Ней две недели, после чего переспали первый раз. Это было у меня на даче, в теплый июньский вечер, когда небо озарял кроваво красный закат. Люба попросила нарисовать Ее тело. Я работал несколько часов, и после этого мы ни о чем друг друга не спрашивали. Когда мои руки опустили кисть, они сильно дрожали, но Она поцеловала их и задумчиво посмотрела в мои глаза. Мы постигали друг друга, и когда я закрыл глаза, то почувствовал в них слезы. После этого я понял... Я понял и понимал это каждую минуту нашей с ней жизни.
***
Когда мы вернулись с Кавказа, через неделю мы поженились. Свадьба была поистине просто оглушительной. Еще две недели после нее, к нам в дом приезжали друзья и родственники, привозили какие-то подарки, жили у нас и веселились вместе с нами. А через месяц как-то незаметно жизнь постепенно стала наполненной новыми спокойными и не очень красками. Эти краски были похожи на яркий рассвет, заканчивающийся ослепительной темнотой ночи.
Я жил, творил, мои картины пользовались успехом. Но потом началась война. Вчерашние улыбчивые лица стали хмурыми, рассвет звенел далекими раскатами снарядов, а к друзьям приходили в дом телеграммы с извещением об их смерти. В это время у меня как раз родилась дочь. Я находился в тылу и рисовал плакаты с патриотическими лозунгами, солдаты получали открытки с моими рисунками и думали о скорейшем окончании войны и возвращении домой. Тогда я начал осознавать, что больше не могу оставаться дома. Меня не брали на передовую, потому что хотели видеть рисующим патриотические картины, а может просто боялись. От этого мне становилось еще хуже, и по вечерам я иногда стал напиваться. Я рисовал, но слишком часто делал это абсолютно нетрезвым, и оттого мои картины теряли неповторимость, становились обычными, а скорее даже просто бездарными.
Однажды вечером Она сказала, что не хочет больше меня видеть и смотреть как я спиваюсь. Тогда, первый раз в жизни я ударил Ее. Я не понимал что я делаю, но я дал Ей пощечину. Самым страшным ответом было молчание и что-то новое в Ее лазурных глазах. Они приобрели новый, до этого неизвестный мне оттенок, и в них я впервые смог прочесть настоящую боль.
Я не смог, просто не смог остаться. Одевшись, я собрал вещи и с утра уже ехал вместе с отрядом добровольцев. Так прошел почти год, пока все не закончилось. Я вернулся домой с победой и узнал, что дочь уже может ходить и произносит первые в своей жизни слова. Она увидела меня и застенчиво улыбнулась. Когда я взял ее на руки, она прижалась к моей шее и тихонько произнесла слово папа.
***
Мы провели вместе еще четыре года. Она простила мне все, а я молил бога простить меня. Похоже все проблемы наконец-то отстали от нашей семьи. Маленькая дочка подрастала, и у нее на голове появились золотистые кудряшки. Она любила играть с дворовыми кошками, и старалась не подпускать к ним дворовых собак. Когда, вся исцарапанная, она прибегала домой мама очень ругала ее, а я все время брал ее под защиту.
Случилось так, что мои картины попали на европейскую выставку, и мне пришлось ехать для того что бы участвовать в ней. Две недели меня не было дома, потом я вернулся и, отметив свое возвращение в семье, пошел к лучшему другу. Мы сидели у него дома в компании старых друзей и хороших знакомых. Когда мы выпили уже прилично, кто-то из знакомых как бы невзначай сказал, что видел мою жену целующую незнакомого мужчину в ресторане. Я не очень хорошо знал человека, который мне сказал это, но сама мысль не давала мне успокоиться. До этого я не мог представить, чтобы у Нее был кто-то еще. И где-то через несколько дней, придя домой пьяным я начал кричать на Нее, говорить что все это время Она изменяла мне. Она молча выслушивала меня, от этого я потерял контроль и начал раздавать Ей пощечины пока Ее слезы не стали кроваво красными. В этот момент проснулся ребенок и я остановился. Она убежала из дома, а я был настолько пьян, что не мог выйти, чтобы искать Ее. Наутро моя жена вернулась, я целовал Ее опухшие веки и просил простить. Два дня мы почти не разговаривали, когда Она попросила отвести Ее в больницу. Люба плохо себя чувствовала, у Нее была высокая температура. Врач попросил меня купить каких-то лекарств, сказал что у Нее переохлаждение организма на фоне сильнейшего нервного истощения. Через три дня она умерла. А через семь дней я узнал, что мужчина, которого Она поцеловала в ресторане был ее отцом.
***
Боль, которая преследовала меня, не могла сравниться ни с чем. Само слово боль для меня было смешным, потому что не значило ничего. Я не мог даже напиваться до бессознательного состояния, потому что надо было заботиться о дочери. А она во сне по ночам звала маму. Я понимал, что виноват во всем был я, и желал себе смерти, но жизнь не позволила мне ее. Она не дала мне оставить свою дочь без родителей. Пятнадцать лет я просыпался с мыслью о смерти и пятнадцать лет откладывал ее.
Потом я увидел как Юля вышла замуж, она была счастлива. Год я жил ее жизнью и увидел рождение внука. У него были глаза бабушки. Через неделю после его рождения смерть наконец-то пришла за мной, мое сердце не выдержало, а душа почему-то попала на небеса. Хотя я не понимал за что, но мне позволено было искать Ее.
Я нашел Ее, наконец-то, нашел. Но вот уже много лет я пытаюсь поговорить с Ней, зову Ее, но Она не слышит меня, только смотрит на меня своими печальными лазурными глазами, и улыбается в ответ, словно в тот самый первый день когда я увидел Ее...
13 мая 2003, Санкт-Петербург .
Свидетельство о публикации №203051300024