Гуляя по Арбату

За последние 10 дней я была на Арбате трижды – очень много для меня.
Это «не моя» улица, «не мое» место, но именно здесь на меня обрушивается целый шквал образов и лиц: одинаковых - лоб, нос, рот… и бесконечно разных – глаза…
Я заглядываю в глаза прохожим и без спросу вхожу в их жизнь.
Какая разная ЖИЗНЬ!
Глаза замороченного большими деньгами дядечки, которому уже почти ничего не приносит радость, бесконечно уставшая, наверное, еще с прошлой жизни женщина, которой, кажется, бог вместо красоты дал лишь одни заботы.
Глаза двух парней, сидящих на бордюрчике и преувеличенно активно предлагающих себя.
Нет, они не геи, они просто очень нравятся… себе. Они молоды, красивы, хорошо одеты, явно не без денег. Они не пропускают ни одной мало-мальски симпатичной девушки и любуются своим отражением в их глазах.
Но их продолжительный кайф очень резко обламывает нимфетка, вдруг выплывшая, словно «Летучий Голландец» из толпы – вряд ли можно быть более раздетой, чем была раздета она. Ведь гол человек вовсе не без одежды, а при вот таком минимуме ее. Она остановилась ненадолго, рядом с ними, и «слизав сливки славы» с их вытянувшихся физиономий прошествовала дальше, уводя за собою взгляды окружающих.
Невозможно не увидеть глаза приезжие, сплоченными рядами «гуляющие» по улице. Они разглядывают совсем чужую для них жизнь и, наверное, верят, что вся Москва живет вот так, как живут оба Арбата – разноперо, весело, легко, соря шальными деньгами и упиваясь вечным праздником, забывая или даже не догадываясь, как жесток мир мегаполиса, в котором привольно живется только хищникам.
Я заглянула в глаза играющим у памятника Булату, молодым людям, которые играют здесь постоянно, и поняла, что меня перестала трогать их музыка. Может оттого, что искорка коммерческого интереса появилась в их глазах, и искусство перестало быть ради искусства.
Зато рядом широкий круг тинэйджеров – маленький усилок, микрофон и огромное желание быть услышанными.
В кругу рядом с поющим пареньком бомж - «баба Люба», замерла памятником самой себе. Маленькие грязные руки, жидкая бороденка на подбородке, блаженная улыбка – она причастна к жизни, и это для нее самое главное. И уже не видны чудовищно-старые пальто, юбки, брюки – гардероб на любую погоду, и вязанная бесформенной «лапшой»,  шапочка стиля «реггей» и ботинки с чужой ноги.
Она жаждет общения, она молодеет с ними, молодыми и здоровыми ребятами и девчонками, что тянут из бутылок пиво и дымят без передыху сигаретами.
«Что с Путиным будем делать? – спрашивает она, и сама же подсказывает ответ. – Врывать?»
Ребята ухмыльнулись: «Да пусть руководит».
Я улыбаюсь, слушая их.
Я смотрю в глаза бабе Любе и впитываю ее образ, она смотрит в глаза молодым и питается их энергией, ребята смотрят на поющего и пытаются понять, что он хочет сказать, а тот кто поет, закрыв глаза, смотрит в космос.
«Круг замкнулся», – думаю я, отходя от «теплой» компашки, и вдруг останавливаюсь, так же резко, как останавливается стрекоза, еще секунду назад, на бешенной скорости, проносившаяся над прудом, в поисках пищи, и вдруг застывшая на месте, словно забыв зачем она здесь и она ли это.
Самые простые мысли – вызывают самое большое потрясение: круг не замкнулся - ведь на меня тоже КТО-ТО СМОТРИТ…