Змеиная кровь

Было это в конце 60-ых. Каждый вечер они собирались за прямоугольным столом и проводили время, поедая нехитрые мещанские блюда и запивая их разнообразными настойками. Небольшая квартира на окраине города собирала цвет московской интеллигенции. Профессоры, доценты, безработные, врачи и библиотекари, букинисты и писатели – все считали своим долгом посетить это пристанище муз. С легкой руки одного историка, заветную квартиру  обозвали “ARTES LIBERALES”, а ее постоянных гостей – либералами. Со временем первоначальный смысл названия забылся и постояльцы стали самыми настоящими либералами – шумными, неуемно болтливыми идеалистами.

Не всем это нравилось и вскоре в “Свободных Искусствах” стали появляться только избранные. Так образовалось тайное братство. Случайные посетители были изгнаны и ничто теперь не мешало вольнодумцам  внушать  верным соратникам свои грандиозные планы.

Из пестрой плеяды вечерних гостей осталось только пятеро. Возглавляла кружок Елена Сергеевна, дородная дама, чувственная и очень любившая комплименты. Еще она обожала стихи. Квартира принадлежала ей и с поэзией приходилось мирится. Либералы с одинаковым восторгом встречали в исполнении Елены и Андрея Белого и поэму “Двенадцать”. Аплодисменты не смолкали до самой ночи, но это были хлопки одной ладонью.

Подруга Елена Сергеевны, Изабелла, не пользовалась такой
популярностью. Худая как жердь, в неизменном синем бархатном платье, она напоминала печального длинноносого зимородка. Всю жизнь он ждала принца – от школьной скамьи и до учительского кресла. Известный московский поэт Е. сказал про нее как-то:

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
Но Изабелла – это астероид

Мужскую фракцию либералов возглавлял авиаконструктор Эдик.  Он был похож на полярника, носил бороду, очки и бакенбарды, а в холодное время – ветровку  “МинГеологии” с теплой подкладкой. На самом деле Эдик был прощелыгой и в жизни пробивался тем, что виртуозно играл на гитаре и мог необыкновенно много выпить. Несомненно, это были ценные качества, востребованные в любом коллективе.

Еще были доценты Коля и Миша. Хотя они не были родственниками, но отличались друг от друга только портфелями. У Коли был дипломат из фальшивой крокодиловой кожи, а у Миши – французский “a la granitole”. Кроме того, Коля всегда приходил на полчаса раньше обещанного, а Миша – на двадцать минут позже. Других отличий них  не было.
В тот вечер к либералам присоединился шестой гость. Его привела Елена Сергеевна, сообщив заговорщицким шепотом, что Аркадий – представитель тайной науки и очень надежный человек. “Представитель” был жрецом  генетики, науки по существу ложной и кощунственной. И несмотря на аккредитацию Елены, Аркадия приняли крайне холодно. Чужие в этом вольном гнезде не появлялись давно и на генетика откровенно косились.

Но наконец все были  сборе,  стол накрыт  и все бокалы наполнены. Чудесная августовская ночь светилась окнами-светлячками.. Старый измученный лес, исчерченный тропинками собачников, расстилался до самого горизонта. Как легендарные пророки, либералы сидели в своем укрытии и строили самые грандиозные проекты.
Спор разгорелся, как это часто бывает, от одной фразы, сказанной невпопад.

- Знаете, в наше время героев нет. Они просто не нужны, - произнесла худенькая Изабелла и поправила свою длинную ахматовскую челку. Молчание было ответом на эту сакраментальную фразу, потому что тема героизма не раз поднималась на вечерних застольях и совершенно затерлась, как старая надоевшая книга. Последними героями в этом странном обществе считали пламенного команданте Эрнесто и Льва Бронштейна.

- А если кому-то из вас суждено было родится  героем? – обратился к либералам Аркадий.
- Я как Жанна Д’Арк повела бы народ за собой, к свободе и счастью, - с чувством ответила она.
- И даже если в конце  пути вас будет ждать костер Руана? – спросил Миша, преданно заглядывая в увлажнившиеся глаза Елены.
- Конечно. Только так. Как Данко, я вырвала бы свое сердце и сожгла его во имя свободы. Нет жертвы прекрасней.
Елена приподнялась над столом и нараспев продекламировала:

“А вы на земле проживете,
Как черви слепые живут:
Ни сказок о вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют!”

- Это несомненно ваши стихи. Они великолепны – с проговорил Эдик.
- Нет, это Горький. Но ваш комплимент принимаю. Это мое любимое стихотворение и я прочитала его душой, прожила им. И значит оно – и мое тоже.
- Восхитительно. Я представляю вас, бредущую по джунглям Боливии вместе с Че-Геварой – сказал Аркадий.
- Я, как и команданте, считаю, что смерть не великая цена за свободу. В нем горела кровь великих героев древности. Таких больше нет, – слеза капнула на говорящие губы Елены Сергеевны.
- А хотите я расскажу одну историю. В ней немало такого, чего быть не могло, но тем не менее – все это правда. Я сам видел  древнего героя.
- Расскажите конечно. Мы с удовольствием послушаем. Уже поздно и наши души жаждут мистики -  предложил Эдик. Он как всегда был высокопарен. И Аркадий начал свой небыстрый рассказ, в который почему-то хотелось верить. Его негромкий, слегка монотонный баритон заполнил комнату.

Три года назад пришлось мне отдыхать  в городке Белая Церковь, под Киевом. Жизнь особым разнообразием не отличалась. Обязательный краеведческий музей, курорты и дендрологический парк. Заняться было решительно нечем и я спал круглые сутки где-нибудь в теньке.

Но однажды ко мне пришли из местного сельскохозяйственного института и рассказали об одной странной находке. Археологи обнаружили удивительное захоронение в известковой пещере. На грубо вырубленном каменном столе лежал скелет высокого человека. Рядом  лежал скифский акинак, а у изголовья стояли две золотые чаши. Левая чаша была богато украшена, ее покрывал растительный орнамент, изображения оленей, волков и хищных птиц. Правый сосуд был намного темнее и без всяких украшений. Но удивительно – в нем была жидкость! Остальное захоронение было сухим и покрыто слоем пыли, туда никогда не проникала вода и солнечный свет.

Больше археологи ничего и не нашли. Определенно захоронение был тайным, потому как акинаки имели только богатые скифы, курганы которых обычно ломились от оружия и украшений. А этот человек не имел даже пряжки на поясе…

- Постойте, это все интересно, но причем тут ваша профессия? – не выдержал Эдик.
- Вы не дослушали, а как раз собирался перейти к этому.

Но больше всего археологов интересовало содержимое правой чаши. Любая жидкость должна испаряться, а захоронению было несколько тысяч лет. Если быть точным, то две с половиной тысячи. Жидкость тщательно перелили в пробирку, останки и чаши  с мечом перевезли в лабораторию при сельскохозяйственном институте.

Правая чаша оказалась серебряной. При травлении  кислотой на ней выступила греческая надпись "селёнё", что означает “луна”. Скорее всего чаша была греческого происхождения и использовалась для оккультных целей. Птолемей, например, считал, что все живое и неживое исполнено симпатией к Луне, повинуется ее мистической силе.
Вторая чаша была сделана из золота, как я уже говорил, богато и затейливо украшена. Как вы догадались, она называлась Солнце. Возможно жидкость была и в ней, но она испарилась или вытекла. Край чаши был поврежден, словно по ней кто-то ударил мечом или кинжалом.

Затем  исследовали необычную жидкость. И  - ничего!  Химики смогли только подтвердить наличие в ней тяжелой воды и органического материала. И тогда они обратились ко мне за помощью. Изнуренный отдыхом, я с радостью согласился. Какое это счастье – променять бесконечные солнечные ванны на объектив микроскопа!

Когда я изучил содержимое пробирки, то оторопел. В ней были живые клетки – неподвижные, но все еще живые и абсолютно целые! Коллеги только покачали головой, когда я рассказал про свое открытие. Но самым удивительным событиям еще предстояло произойти.

На следующий день количество жидкости в пробирке увеличилось. Я снова изучил состав – клетки начали размножатся! Их стало больше в несколько раз. Как ленивые черепахи, они лениво ползали под  предметным стеклом. В их хаотичном движении было что-то жуткое К чему может привести этот процесс? И что спровоцировало его начало? Коллеги только пожимали плечами в ответ.

Так прошла неделя. Археологи изучали кости, рисунки на чашах, металл, из которого был сделан акинак. А темная жидкость заполнила уже трехлитровую колбу. Предчувствие чего-то страшного и необъяснимого, как тень коснулось каждого из нас. Вскоре оно начало сбываться.
Ночной сторож института, дед Тарас, повесился ночью в препараторской, где лежал скелет. Но перед тем, как накинуть петлю, он вскрыл себе вены акинаком и вся комната оказалась залита кровью.

- Какой ужас, - прошептала Изабелла.

Милиция опечатала нашу лабораторию до выяснения обстоятельств. Но мы не могли просто сидеть и ждать. Невзирая на запреты, мы сорвали печать и проникли в помещение. Кровь уже вымыли, но на стене остались разводы. Может эта была игра теней, но мне показалалось, что пятна расположены совсем не случайно. Я осветил фонариком забрызганные обои и все остолбенели – на стене было написано по-русски:

“Я Таргитай, сын Геракла,  царь всех скифов и всех  сколотов, восстал. Черная кровь смешалась с красной,  лунный свет с солнечным. Отныне мой день продолжен и горе вам, сыны Земли. Меч Марса в моих руках, свет Аполлона в глазах моих. Пусть июньское солнце горит над вами, выжигая кожу и принося страх… ”.

Эти слова могли принадлежали только безумцу, но в них чувствовалась сила. Как один мы обернулись к лабораторную столу. Скелета на нем не было. Чаши валялись на полу, погнутые и абсолютно пустые. Колба с темной кровью разбилась и ее содержимое разлилось по полу. Дверь подсобного помещения с треском распахнулась и разлеталась на щепки. В проеме стоял Таргитай, царь всех скифов.
Огромные глаза  цря горели безумным желтым светом. Царь был обнажен, его кожа блестела, как  смазанная жиром. Струи темной жидкости стекали по груди Таргитая. В руке он сжимал акинак, обагренный кровью.

- Рабы ! Выведите меня и созовите народ. Враги не будут ждать, пока я наберу полную силу. Спешите – или умрете.
Меня затрясло от страха, но нельзя было позволить этому чудовищу покинуть лабораторию. Его место – в могиле, там, откуда его достали. Солнце разбудило  черную кровь  древнего скифа. Кости обросли плотью, а бедный Тарас дал ей жизнь. Но почему  великий древний царь просил о помощи?  Пусть не просил, а повелевал, но дела это не меняло. Таргитай был слаб после воскрешения и слабо ориентировался в современном мире. Я со всей силы толкнул его лабораторным столом. Царь согнулся от боли и упал, уронив акинак. Один из археологов схватил меч и ударил Таргитая в спину. Лезвие пробило плоть и скиф дико заорал, извиваясь на полу, как змея. Через минуту он умер.

Таргитаю не было места в нашем мире. Его время давно прошло. Скифский предводитель не ведал ничего, кроме богатства и завоеваний. В нем бурлила кровь отца, великого Геракла и змеиная желчь. И тысячу раз прав был тот неизвестный жрец, который разбил золотую чашу. Таргитай не должен был воскреснуть.

- И зачем вы нам это рассказали, позвольте спросить? – холодно заметила Изабелла.
- Все ваши великие революционеры, герои нового времени – обыкновенные бандиты. Они убивали и калечили, пока их не пристреливали как бешеных собак. Уберите все красивые лозунги, всю позолоту слов и что останется в результате?  По мне, так героизм – это дурная наследственность, смертоносный вирус. А восхищаться  такими героями – глупость, идиотизм барана, приветствующего  бойню. Я рад, что в наше время нет героев, что их змеиная кровь растворилась наконец в других, более благородных генах. Подумайте об этом.

- Вон! Покиньте мой дом немедленно! – вскрикнула Елена, покраснев от возмущения.
- С превеликим удовольствием, мадам.