пошло быть взрослой

уже восемь часов и ещё четыре сигареты.
самое обидное, что в кармане есть бумажки на третью пачку двадцатого мая.
придётся выбираться.
сигареты выбирать не приходится.
тед курил честер.
можно выбрать дорогу.
можно отправиться под мост с бутылкой портвейна и в бетонной тени думать о чём-нибудь тошнотворно глубоком.
можно добраться до таверны и там облиться водкой или пивом. цементировать слова.
лепить из них серые сказки.
о чём выйдет, что войдёт…
о сексе, о свободе, о дорогах… а то и о системе.
а если по коварной лестнице ближе к полночи на свет фонариков сползётся депрессивный джонни – я услышу монолог об отсутствии денег и веры, "одинокую птицу" (
эти пальцы не способны запутаться в струнах,
даже окоченев)
и "давай всё-таки потрахаемся в этой жизни".
я откажусь. просто потому, что у меня критические дни.
самое обидное, что они не портят мне ни настроения, ни самочувствия.
я буду издевательски улыбаться, нацарапав "а всё-таки ты меня хочешь" наигранным красным на щеках.
а я вот не хочу никого из тех, кто меня предавал.
мне сегодня предложили сорваться.
по моему летнему маршруту – завтра.
знаешь, бывает. люди выёбываются, упорно шутят.
гомерический хохот, стальной взгляд и твёрдая репутация циничного придурка и алкоголика.
а потом он пошатывающимся голосом читает тебе вознесенского. мягкие, кошачьи лапки топчутся по бумаге там, где нужно рвать её на деревья.

" прости эту сцену.

стена победила. мы тени системы,
об стену!…

будь благословенна
та сила паденья, что сбивши колени,
бросает на стену!"

он шатко переступает со строки на строку и, соскользнув со стихов, разбивается в кровь на хриплом "уедем…".
а у меня здесь заботливо придуманное кем-то будущее.
и боевой стимул – официальное мамино "чмок, иди на ***", ключи от норки и один билет в каштановый город.
и четыре сигареты. и навязчивая строчка, срывающая губы:
пошло быть взрослой.
а в конце каждой миниатюрки нужно на выдохе и в глаза попросить:
"прости эту сцену."
- ты умеешь плакать?
- я умею писать…