Петуховщина роман романов часть 2

Глава пятая, которая называется так в знак протеста против первых глав
В ней рассказывается совсем о другом, а ещё о Доме с зелёным балконом.

На улице Без названия, но названной в честь Первого заместителя селекционера Валентина Петровича Кузьмина, было людно. Кроме того было ещё и шумно, гамно, тесно, дымно, тучно, склочно, смутно, вязко и просто весело. По своим странным делам,  на свои ненужные работы спешили Злые люди: запыхавшиеся министры и беззаботные бомжи, озадаченные очередной реформой реформаторы и депрессивные психоаналитики, безнадёжные больные и просто талантливые люди, хитроликие священники и конопатые монашки, кочегары, повара, кондитеры, продавцы, библиотекари, директора спортивных организаций и борцы за идейные права политических преступников. Они двигались в два ряда, иногда переходя в третий поток, который вскоре разворачивала толпа, идущая навстречу и несла назад. К стенам Домов жались одинокие старушки, которые гуляли жизнерадостной гурьбой, в которой каждая была одинока по-своему. Торопились занять места у магазинов и церквей нищие, убогие, калеки и цыгане. Те же, кто работать не хотел, становились у станка или просто шли добывать уголь. Жизнь кипела.
В этой суете, в которой даже солнце иногда терялось и переставало светить от недоумения, происходили странные вещи. Люди друг друга не видели, не замечали. Никто не здоровался с приятелем, потому что в это время могли пристать крикливые цыгане, а уже тем более никто не останавливался поговорить о семейных делах и о вчерашнем хоккейном матче. Глаза у Злых людей смотрели вперёд, а затылок, как и положено, назад. И ни эти глаза, ни эти затылки, ни у одного Человека не видели, стоящий в самом центре города Дом с зелёным балконом.

Этот Дом строили ещё при последнем царе, который умер своей смертью, но уже после того, как решил его не строить. Там вообще история была сложная, поэтому лучше её не пропускать, чтобы запутать тебя окончательно, целеустремлённый читатель. Сначала в Доме жили князья, но ведь так долго продолжаться не могло, поэтому в Дом заселили графов, а когда и тех не стало, то сдали Дом туркам, которые быстро перестроили его под финскую баню. Много лет простоял Дом с зелёным балконом, выполняя функции бани, а потом вдруг турки куда-то исчезли, оставив после себя только кусок синей тряпочки (видимо, от платья одной из посетительниц) и народную турецкую песню про любовь слона к слепой восьмилетней девочке. Следующими хозяевами Дома стали арабы, потом китайцы, потом одинокая канадская пенсионерка, а вскоре Дом опустел навсегда. Никто не знал куда девались его прошлые владельцы, но подозревали, что они до сих пор живы и даже счастливы где-то за границей. Но не буду больше удручать тебя скучными и сухими фактами из истории, зевающий читатель. Лучше я расскажу, что за роль отведена в этой истории Дому с зелёным балконом.

Егор Петухов – счастливый обладатель самого себя, обременённый по жизни собой же, но себя изредка и глубоко ценящий, был уже человеком в возрасте. Хоть и не в большом, но тем не менее он не позволял себе даже открыто чесать живот на улице или кормить с рук пьяного дворника. Да и вообще многие забавы из радужного детства Егора сейчас уже не казались ему такими забавными, а милые шуточки уже не умиляли, как прежде. А ведь было когда-то время, когда Петухову было семь лет. У каждого человека, тоскующий читатель, бывает такое время в жизни. Егор тогда был не настолько пессимистичен и пафосен, что позволяло ему проводить многие часы в играх с друзьями. Друзей было четверо, а по выходным даже больше, потому что приезжали деревенские. Они строили корабли, поджигали свалки, сажали деревья, дразнили кошек, играли в футбол и били окна. Но было одно место куда маленький Петухов приходил всегда один. Ты, наверное, понимаешь, осенённый читатель, что речь идёт о Доме с зелёным балконом.
Егор не помнил, когда он узнал про Дом. Зато он хорошо помнил каждую минуту проведённую в нём. В голове всплывали картинки из детства, но казалось, что это случилось вчера. Вот Петухов открывает входную дверь, которая театрально скрипит и с грохотом закрывается за спиной, когда совсем этого не ждёшь. Вот он осторожно поднимается по пыльной лестнице, которая качается у него под ногами, а иногда какая-нибудь доска даже трескается и Егор тихо вскрикивает от неожиданности. Вот он заходит в полутёмные комнаты, трогает старые кресла, снимает карандашом паутину с книжных полок, вдыхает затхлый, но загадочный аромат старины и покоя. Наверное, это и привлекало маленького Егора в Дом. Покой. Казалось бы, семилетний ребёнок не должен волноваться по такому взрослому поводу, но Петухов уже тогда был не такой, как все. Ему нравился Дом. Нравилось то, что кроме скрипа мёртвых дверных петель ничто не побеспокоит его. И с каким нежеланием уходил Егор из Дома, и с каким рвением спешил он туда вернуться.
А потом вдруг Дом куда-то пропал. Просто исчез. Вот ты, правдолюбивый читатель, скажешь, что Дом пропасть не может. Кончено не может – отвечу я тебе. Может быть пропал сам Петухов – он уже давно не помнил. Точно знал это только глухонемой Трофим, но тот по объективным причинам предпочитал держать язык за зубами. Но так или иначе, главное было то, что Дома не стало, и произошло это весьма неожиданно. Восьмилетний уже Егор плакал тогда четыре дня и ещё немного времени. Он не мог смириться с мыслью, что Дом, его Дом, вдруг куда-то пропал. Ещё несколько месяцев приходил Егор на улицу Без названия, но названную в честь Первого заместителя селекционера Валентина Петровича Кузьмина, но всё было напрасно. На месте Дома теперь росла кривая липа с выбеленным стволом, а под ней одинокая канадская пенсионерка торговала пирожками с луком. Однажды Петухов набрался смелости и спросил у неё про Дом. Но старушка не говорила по-русски, поэтому она только широко улыбнулась и продала Егору шесть больших пирожков и два поменьше. На этом его поиски и прекратились.

Вставка третья.
Разговор Гражданки с Товарищем и его результаты.
(Составлено по нормативным актам, закладным, личным письмам, просроченным счетам, разговорам в очередях, проколотым квитанциям и прочим странным бумагам и событиям).
(Читать рекомендуется с паузами и выразительными взглядами).

- Товарищ, верь, взойдёт она – звезда пленительного счастья! – Восклицала взволнованная Гражданка, картинно жеманничая и заламывая руки.
- Гражданка, позвольте… - Терялся Товарищ в догадках и смущённо обнимал собеседницу за талию.
В кабинете было тихо. Рабочий день закончился, а ночь ещё не началась, поэтому делать было нечего. Товарищ встал и молча выключил свет. Гражданка немедленно поднялась за ним и свет включила.
- Товарищ, не бойся, не плач, не дрожи! – Заявила Гражданка, полыхающим от волнения голосом.
Она отвернулась от него и показала язык портрету космонавта Рюмина на стене. Товарищ растерялся ещё больше и снова выключил свет.
- Гражданка, я вам не какой-нибудь Господин! – Шёпотом вскричал он. – Я, понимаете ли, Товарищ!
- Ах, но ведь и я уже далеко не Леди… - Томно прошептала Гражданка в ответ и откинулась назад.
Товарищу показалось, что через плотную ткань мешковатой юбки просвечивается вожделенная коленка Гражданки. Он моментально весь взмок и даже ослабил ремешок на своей папке.
- Что вы говорите! Неужели, вы уже не Леди?
- Ах, что вы! – Гордо вскинула голову Гражданка. – Или вы считаете, что такую женщину, как я, нельзя всерьёз… уважать?
Товарищ растерялся.
- Я совсем не это… имел в виду… хотел сказать… - Залепетал он, заикаясь.
- Вы хам! – Сказала Гражданка и её рука как бы невзначай скользнула по запястью Товарища, но тут же вернулась на место.
Лоб Товарища покрылся испариной. Он хотел было расстегнуть пуговицу на рубашке, но потом понял, что лучше умереть застёгнутым. Он снова встал и выключил свет, но на этот раз не ушёл, а остался стоять на месте.
- Ну, уж это слишком. – Пробормотала про себя Гражданка.
Душа у неё ликовала. «Наконец-то. – Думала она. – Товарищ решится!» Однако Товарищ с решением не спешил. Он вальяжно обхватил свою даму за портфель, а потом вынул из нагрудного кармана бумажник. Оттуда он достал ярко-красный паспорт.
- Аах-х-х… - В страстном измождении застонала гражданка, увидев желанный предмет. – Ах, только не это. Откройте же его скорее, откройте!
Товарищ не торопясь открыл паспорт и оттуда пошёл запах копировальной бумаги и чернил для ксерокса. Гражданка уже не сидела на диване, а стояла на коленях перед Товарищем.
- Листайте его! – Кричала она, в исступлении разрывая свой портфель. – Переверните страницу!
- Подписывайте Указ О Назначении! – Громогласно велел товарищ и так махнул паспортом перед лицом Гражданки, что у той задрожали от возбуждения очки на носу.
- Я… Я не могу подписать… указ. Это… а-аморально и противоречит законам общества… - Еле-еле шептала Гражданка, подписывая протянутую бумагу.
Наконец дело было завершено. Товарищ включил свет и в изнеможении опустился на диван. Рядом с ним без сил упала Гражданка. Так они сидели минут семь или девять. Наконец она сказала:
- Рабочий день кончился, поехали домой, любимый.
- С удовольствием, дорогая. 
Рабочий день кончился.
Начинался Рабочий День.

Продолжение пятой главы.

Ты помнишь, забывчивый читатель, девушку, которая позвонила в квартиру Петухова в конце первой части? Если не помнишь, то немедленно вспоминай, так как о ней речь пойдёт уже в следующем абзаце.

Девушку звали просто, без всяких недомолвок и неопределённостей – Джоконда Лебедева. Это имя придумал ей отец – бедный болгарский священник из семьи пленных немцев. Бабушка Джоконды была чистокровная итальянка, которая всю жизнь прожила в Греции с мужем из Швеции, который вёл свой род от древних польских князей, которые в свою очередь тоже были наполовину шотландцами, а на четверть финнами. Так уж получилось, что родителей своих Джоконда ни разу не видела, потому что её мать при родах не присутствовала, так как была в коме, а отец загулял с одноногой румынкой из Беларуси и домой больше не возвращался. Но имя дочери он успел придумать и написал его на бумажке, которую Лебедева хранила в кармане любимого фартука долгие годы до самой смерти в следующем после предыдущего году.

Но к чему уходить от прямого заявления, с которого и надо было начать? В общем, Джоконда Лебедева в позапрошлую пятницу на трофейные деньги отца приобрела себе замечательный Дом на улице Без названия, но названной в честь Первого заместителя селекционера Валентина Петровича Кузьмина. Как ты уже понял, находчивый читатель, это был тот самый Дом. И может быть теперь тебе станет понятно, почему же Джоконда Лебедева пришла к Петухову? Ведь ты знаешь, что такие вещи не бывают случайностями? Но это была именно случайность. Основной целью Лебедевой было составление описи граждан не участвующих в ежегодном сборе средств на защиту муравейников. Джоконда занималась этим благим делом уже четыре дня, и за этот долгий она срок сумела проникнуться всей свой мохнато-русской душой проблемами несчастных маленьких муравьёв. За четыре дня девушке удалось уговорить сделать пожертвование троих человек: 1. Семилетнюю Алёнку, которая по выходным воровала деньги у матери, 2. Своего троюродного племянника, который должен был ей намного больше, 3. Глухонемого Трофима, который вообще не понял, о чём шла речь. Петухов должен был стать четвёртой жертвой беззащитности муравейников, так как Лебедева была настроена более чем решительно. «Без денег не уйду» - твёрдо сказала она сама себе, звоня в квартиру Егора. А надо сказать, что Петухов вот уже третью неделю состоял в Обществе Безнадёжных Трудоголиков и Оптимистов. Сам он себя не считал ни тем, ни другим, но под влиянием Общества стал относиться к миру чутче, что и сыграло решающую роль в их с Лебедевой знакомстве.

- Петухов. – Сказал Петухов, шаркая ножкой и пропуская симпатичную девушку в квартиру.
- Лебедева. – Улыбнулась Лебедева и в квартиру не вошла.
Разговор с первых слов получался интимным и уже через восемнадцать минут Петухов замахивался гаечным ключом над свиньёй-копилкой, в которой с 3 мая лежали Немалые Деньги. Они были извлечены Петуховым и отданы Джоконде со строгим наказом: передать их муравьям напрямую. После такого щедрого пожертвования Лебедовой ничего не оставалось, как пригласить Петухова к нему на чай.
- Может быть к вам на чай? – Спросила она, оттопыривая нижнюю губу.
- Отчего же. Извольте-с. – Галантно поклонился Петухов и сплясал джигу.
Лебедева трижды кивнула, спрятала в сумочку накладные ресницы и вошла в коридор к Петухову, как к себе домой. Там она немедленно запнулась о забытый глухонемым Трофимом ботинок и упала на старый паркет. Егор растерялся, но интуитивно догадался, что надо было делать и случайно упал рядом. Они лежали на полу и смотрели друг другу в глаза. Первой засмеялась Джоконда.

Через девять месяцев у Джоконды Лебедевой и Егора Петухова родился сын, которого в честь деда решили никак не называть. Не правда ли хорошее продолжение? А так всё было на самом деле….
Первой засмеялась Джоконда.
- Хам! – Хохотала она и размахивала ногами в рваных колготках.
- Истеричка! – Надрывался от смеха Петухов.
Он больно ударился головой и ему было совершенно не до веселья…
В это самое время, современный читатель, Петухову и пришла в голову мысль, которая может и имеет место быть… отношение иметь… полагает противоположную сутью, поскольку… Да просто – Петухову пришла мысль!

Мысль Петухова о том, как надо.

«Надо так, чтобы были двое. Чтобы Он был непременно муж, а она обязательно жена. И чтобы жили Они вместе и, естественно, были расписаны. Он притворяется другим и изменяет жене с другой женщиной, которая на самом деле его жена, которая притворяется другой. Жена изменяет мужу с другим мужчиной, который на самом деле её муж, который притворяется другим. Ни Он ни Она ничего не знают. Тот, кем притворяется муж начинает изменять жене с той, которой притворяется жена, и они ничего друг другу не рассказывают. Так продолжается до тех пор, пока муж не застаёт жену с другим, которым он сам притворяется, а жена узнаёт в муже того человека, для которого притворялась другой будучи женой своего мужа. Жена устраивает скандал, но тут появляется Третий. Он разбивает жизнь мужа, жены, человека, которым притворяется муж, но устраивает жизнь другой, которой притворялась жена до того как была раскрыта. Муж остаётся жить с женой, а Третий уходит с той, кем притворялась жена. Тот, кем притворялся муж остаётся с женой Третьего, которую тот бросил из-за парализованной матери. Всё заканчивается хорошо, если бы не внебрачный сын жены». 

…о быт…и уже не собрать…

Джоконда если и не услышала эту мысль, то по лицу Петухова, по движению его губ, по расширенным зрачкам догадалась обо всём. Она прониклась его болью за судьбы людей, мало того, что незнакомых ей, к тому же вовсе придуманных! Глаза Лебедевой затуманились, а губы задрожали мелкой дрожью.
- О-о-ох… - Прошептала она, голосом Эдит Пиаф, но с сильным Баварским акцентом.
Да, шлемоблещущий читатель, это произошло. Джоконда Лебедева влюбилась в Петухова без памяти, так что за ушами затрещало, так Пушкин влюблялся должно быть, так Лермонтов… Она всеми фибрами души, каждой клеточкой своей прониклась во внутренний мир Петухова, могла разглядеть в нём каждую трещинку, каждый изъян. Её глаза сливались с его взглядом, растворялись в них, тонули; не давал дышать восторженный крик, который рвался из глубины организма, еле сдерживаемый ею усилием воли……..

- Мне надо в туалет. – Извинился Петухов и поднялся с пола.
Джоконда осталась лежать на холодном полу, уставившись в одну точку. Её радужные мысли разбились, как любовная лодка о быт, как цветная мозаика и теперь их было уже не собрать. Слёзы хотели было навернутся на глазах, но не навернулись, а спрятались наоборот подальше, чтобы ненароком не блеснуть на свету.
Да, великосветский читатель, Петухов был прозаичен. Он был атипичен, как пневмония и реалистичен, как картины Левитана. «Где любовь, а где Петухов?» - спрашивал себе ещё Платон и терялся, не в силах дать верный ответ. «Любви все возрасты покорны» - тосковал классик, вспоминая о Петухове, которого нисколько не волновал возраст. Ему хотелось славы, чтобы любимые женщины узнавали его на улице. Чтобы это была каждая вторая блондинка, каждая третья брюнетка и каждая пятая рыженькая, если она без веснушек. Вот и мы и вернулись к тому с чего начали. По этому поводу Петухов ещё в древности придумал афоризм, который записал на века на обратной стороне луны красным кирпичом: «Всё возвращается на круги своя»… Не правда ли свежая мысль, просвещенный читатель? 


Глава шестая.
Прошло десять лет и несколько месяцев.

Егор Петухов, человек с настоявшимся прошлым, застоявшимся настоящим и устоявшимся будущим, слыл в узких кругах человеком непопулярным, по причине своей скромности, а в широких кругах его просто не знали, по той же причине. Он уже четыре года, десять месяцев, одиннадцать дней и девятнадцать часов был обременён женой, которую находил удивительно красивой, но находил крайне редко, так как она давно уже переехала жить к матери, забрав с собой полуторагодовалую дочь Клавдию Павловну Петухову.
Джоконда Лебедева исчезла девять лет назад, после их третьего свидания, на котором Петухов открылся ей в любви к своей будущей жене. После того дня Егор долго переживал разрыв, но всё утряслось. Однако с возрастом Петухов всё чаще вспоминал о потерянном счастье. Не оставляла его и изрядно потёртая мысль о славе. И если о встрече с Джокондой можно было пока позабыть, то вторая мысль вдруг неожиданно обрела под собой реальную почву. Вышло это так…

Петухов шёл по улице и пинал ногой осенние листья, которые между прочим были не такими уж и осенними. Он зябко ёжился от колючего ветра, мялся, пыжился и ерепенился прямо на глазах у скучающих прохожих. В толпе то и дело попадались Злые Люди, тоже уже постаревшие, но оттого не менее Злые. Красил в синий цвет дощатый забор глухонемой Трофим…
Петухов зашёл в подъезд дома напротив и стал неторопливо подниматься по грязной лестнице. Чья-то неумелая рука, раздобывшая баллон с краской, вывела не стене: «Лестница славы». Вместо точки в конце расплылась большая ехидная клякса. Большего скептика чем Петухов, рациональный читатель, мир ещё не видел, но не было в мире и человека более наивного и простодушного. Потому-то Егор, не раздумывая, стал подниматься по лестнице, твёрдо уверенный, что идёт верной дорогой к манящей известности.


Ступенька первая.

Только Петухов поставил левую ногу на первую ступеньку, как к нему подбежали люди, человека триста, и стали срывать с него одежду, щипать его, выдирать волосы из головы. Они кричали что-то непонятное, вроде бы по-русски, но с южно-венгерским акцентом, так что Егор понимал только половину. Но даже из этой половины ясно было одно: все были невероятно рады его видеть и хотели взять что-нибудь себе на память. Скоро Егор уже стоял совершенно голый, только часы всё ещё блестели не его руке. Один человек из толпы, видимо самый шустрый, стал откручивать Петухову руку с часами, чтобы не мучиться с кожаным крепким ремешком. Тут же второй стал пилить чем-то левую ногу, но тут вдруг за спинами людей раздались звуки старомодного клаксона. Толпа разом схлынула, и Петухов увидел подъезжающий полосатый Кадиллак. Из машины вылез глухонемой Трофим во фраке и с бородой, заплетённой в косички. Толпа взревела и побросав разодранную одежду Петухова, бросилась фанатеть от нового героя. Трофим не сопротивлялся, словно не первый раз уже приходилось ему претерпевать подобное обращение. Егор давно подозревал, что глухонемой дворник не так прост, как казалось сначала. Пока разгорячённая толпа расплетала бороду Трофима, Петухов уже двигался дальше по первой ступеньке и через несколько мгновений достиг её конца. Он поднял ногу и решительно шагнул в пугающую неизвестность другой грани славы.


Ступенька вторая.

На улице какого-то странного города было малолюдно. Одинокие прохожие посматривали не Петухова равнодушно, но так словно кого-то в нём узнавали. Что-то было в этом городе не так. Вроде воздух был такой же как везде, вроде люди были с одной головой и двумя руками и ногами, вроде и сам Егор не изменился, но что-то было не так. Петухов подошёл к одному из прохожих и спросил его о том, как называется этот город:
- Дружище – сказал Петухов – Скажи мне, как называется этот город?
- Ты, наверное, с Лестницы? – Понимающе кивнул прохожий и посмотрел на Петухова, морща лоб, словно узнавая в нём кого-то. – Этот город, как и все наши города назван в честь Великого Егора Петухова, которому мы обязаны всем, что у нас есть.
Прохожий говорить больше ничего не стал, потому что вдруг его укусила бешеная собака и он в панике убежал в нотариальную контору, заверить укус. А Петухов ошарашенный остался стоять посреди «своего города». Он прочитал названия улиц на домах. Сейчас Егор находился на пересечении Малой Петуховской улицы и Второго Егоровскога переулка…
У «Дома-музея Егора Петухова» стоял памятник Егору Петухову, а за ним был большой универмаг, названный в честь Петухова, в котором продавались книги, фильмы и пластинки Петухова. Маленьких детей в роддомах по моде называли Егорками, а в школах и институтах внедряли предметы, изучающие биографию Петухова, его семью, его работу, его самого сверху донизу…
Захотелось пить. Купив в киоске «У Егора» бутылку «Егорьевской» воды, Петухов выпил её и поморщился. Вкуса у воды не было вовсе. Он купил пачку сигарет «Петухов-light», попробовал закурить, но табак тоже оказался безвкусен. То же самое было и фруктами, пивом, колбасой и жареными кубиками из слоновьего мяса. Всё было одинаковым – никаким. С тем же успехом Петухов мог жевать вату…
В этом городе всё было его. Всё говорило, пело, думало только о нём. Всё называлось в его честь и только в его честь существовало. Но это было так безвкусно, что даже объёмы небывалой популярности не смогли заставить Егора остаться в этом странном стерилизованном месте. И он снова перешёл рубеж ступеньки. 


Ступенька третья.

По странному недоразумению на третьей ступеньке Петухова никто не знал. Исследователи его биографии потом ещё долго бились над вопросом, как очутился этот необычный мир на лестнице славы. Однако это был самый сумасшедший мир из всех, которые видел когда-либо Егор Петухов. Его встретил парад из восемнадцати человек, несших огромное красное знамя с изображением другого красного знамени, которое в свою очередь символизировало вечное солнце и тёплый дождь после обеда. Десяток человек, вооружившись лопатами и мотыгами, раскапывали яблоки, когда-то зарытые ящерицей и лягушонком из другой книги. Были в этом странном мире и Злые люди. Они кружились в лихом танце под музыку Прокофьева, а какой-то мужчина с гитарой и хриплым голосом ревел в микрофон свои тяжёлые песни, перекрикивая красивую мелодию.
Петухов заговорил с человеком, который скромно стоял в сторонке и смотрел на всё происходящее грустными глазами. Руки человек держал сложенными перед собой и поминутно покачивался из стороны в сторону.
- Эй ты, человек, у стены, скажи мне, где я? – Вежливо спросил Петухов.
- Добрый вечер. – Поздоровался человек, словно выплёвывая слова. – Дело в том, что вы находитесь, чтобы не соврать, если, конечно, вы не против…
- Будь краток. – Попросил его Егор.
- Буду. – Ответил человек. – Вы в Стране Без Названия, но с древней историей. У нас есть всё.
Человек замолчал и стал вдруг засыпать. Петухов толкнул его в плечо.
- Да? – Очнулся человек.
- Продолжайте. – Велел Петухов.
- Так вот, у нас есть всё: первые космонавты, борщи, спутники, самовары, паровозы, матрёшки, автоматы, блины, медведи, берёзы, ракеты, красные кнопки, периодические таблицы, радио, сапоги на платформе, пластиковые стаканчики, водка, слабая экономика, разбитые фары, грязные подъезды, дикие цены, мещанские запросы, супы, котлеты, цари Горохи, тройки с бубенцами, ваньки-встаньки, красные звёзды, картавые вожди, усатые отцы народов, родимые пятна, теннисные ракетки, водка…
- Уже была. – Подсказал Петухов.
- У нас много водки. Молотый перец, куриные окорочка, отечественные производители, двухголовые дети, старые дома, октябри, революции, поэты, университеты, олимпийские игры, олигархи, стукачи, кулаки, батраки, синяки, дураки, дороги, партийные структуры, эшелоны власти, брусничное варенье, грибы, ядерные отходы, водка…
Больше человека Петухов не слушал. Он вдруг понял о чём шла речь и ему стало банально скучно и тошно, потому что в этой Стране Без Названия он и сам успел немного пожить. Всю жизнь. А потому, чтобы не пробуждать в себе далёкие и пустые воспоминания, Егор выпил две рюмки: «Столичную» и валерианку, и решительно шагнул на следующую ступеньку.

   
Продолжение следует...