Лотерея

 

 Сергей ликовал: он выиграл! Выиграл крупно и был опьянён удачей. Несколько месяцев экономил на завтраках, утаивал сдачу от мелких покупок - и фортуна улыбнулась ему.
 Улюлюкая, как индеец, он вбежал на кухню. Подхватив бабушку, хлопотавшую у плиты, поцеловал, закружил по комнате.
 -Бабуля-а-а! – Трубил Сергей, - я выиграл в лотерею!
 Ошеломлённая женщина лишь тихо охнула. У неё потемнело в глазах, зачастило сердце:
 -Внучек, подведи меня к стулу, что-то нехорошо, - взмолилась она.
 Сергей и сам сообразил, что неожиданно и шумно выплеснул радость. Усаживая бабушку, виновато спросил:
 -Может, лекарство дать?
 Та махнула рукой, что означало – не нужно. Справившись со сбившимся дыханием, поинтересовалась:
 -Что ж ты выиграл?
 -Выигрыш, бабуль, ерунда… Путёвка в санаторий на двоих. Но сколько она стоит!
 От возбуждения он зарумянился, серая радужка глаз сузила зрачок до точки, и лучилась, как небо ясным днём.
 - Хватит на музыкальный центр и компьютер. Буду проводить дискотеки. Ты же знаешь, аппаратура у меня есть. Можно тиражировать диски и дискеты. Программы писать стану. Ты понимаешь, - это же бизнес! У меня будет своё дело…
 Александра Ивановна, улыбаясь, напряжённо вслушивалась, восхищённо глядя на него, думала:
 -Недаром прожита жизнь, сын не огорчал, а внук радует. Такого парня вырастили. Худой, правда, растёт ещё. А куда? Под два метра уже. -
Она утёрла повлажневшую щеку. Однако, слово «бизнес» насторожило.
 -Серёжа, опять ты …- проговорила вкрадчиво, но с укором.
 Тема бизнеса в семье была запретной: каждый имел свою точку зрения, а вот начального капитала – никто. Споры вели к обидам и разногласиям. Главное, обострялись болезни, при чём, – у всех. Поэтому однажды, приняли решение: закрыть её как несвоевременную.
 А Сергей уже тискал попавшегося под руку Фрола - любимца семьи, красу и гордость местного кошачьего клуба, встряхнул, как дорогую шкурку, и пообещал:
 -«Виска-с» будешь лопать до отвала.
 Подобного обращения Фрол не простил бы, но магическое «Виска-с» сделало своё дело. Оказавшись на полу, он следовал за обидчиком, путаясь под ногами.
 Сергей звонил друзьям, сообщал о выигрыше, как о чём-то обыденном, о планах.
 * * *
 Вечером, за ужином, показывая билет и газету с результатами розыгрыша, он прочёл медленно, почти по слогам:
 -Путёвка в санаторий «Сосновый бор», под Рязанью, на двоих…
 -Куда, куда?- Встрепенулась бабушка, она поднималась, чтобы вынуть яблочный пирог.
 -Да какой-то «Сосновый бор»…
 -Боже мой…- отозвалась она, потянулась к газете, но вдруг на мгновение застыла, и, побледнев, медленно опустилась на стул.
 -Что с тобой, мама? – Засуетилась невестка, взяв обмякшую руку свекрови, распорядилась:
 -Володя, - валокордин, нашатырь! Серёжа, - воды! Быстрее!
 -Шурочка, Шура,- поддерживая жену за плечи, Анатолий Алексеевич растеряно повторял её имя…
 Словно откликаясь на его призывы, Александра Ивановна вздохнула, мертвенная бледность отступила. Она открыла глаза и, обратив взгляд к мужу, прошептала:
 -Всё хорошо, родной, всё хорошо…
 Выпив лекарство, поправила косынку, прикрыла ладонями лицо и, опершись локтями о стол, закачала головой, причитая:
 -Боже мой, Боже мой…
 -Мама, ну что же это такое?- Вмешался Владимир Анатольевич, готовивший вместе с сыном капли. - Твою реакцию невозможно предвидеть: горе – ты плачешь, радость - тоже… Поберегла бы себя!
 Александра Ивановна опустила руки, многозначительно вглядывалась в каждого необычно синими глазами, ждала, кто сообразит, в чём дело… Но даже супруг, напуганный приступом, не понимал. Она вдруг поднялась, молодо распрямилась, словно не было обморока. Косынка вновь сползла, обнажая серебряные колечки.
 -Дети, - заговорила неожиданно громко и торжественно, перевела дыхание и уже тише продолжила, - я же в войну там жила, в детском доме. - И снова закрыла лицо.
 У Сергея заныло под ложечкой, стало влажно под мышками, а ноги, словно от удара под коленки, на мгновение слегка согнулись и отвратительная дрожь от них, волной прокатившись по телу, сбилась
клубком в горле. Ещё ничего не было сказано, сознанием не выстроена логическая цепочка, но и без неё, прежде неё, животный страх овладел им. Страх зверя за добычу, как за собственную жизнь. Бросив затравленный взгляд на бабушку, молча ушёл к себе.
 * * * *
 За столом остались взрослые. Свалившийся на них ни то подарок, ни то искус судьбы смешал планы. Завтра в семье Устиновых - праздник. Сорок лет назад Александра Ивановна и Анатолий Алексеевич клялись друг другу в любви и верности.
 В жизни Александры Ивановны не было важнее события: точную дату рождения не знала, время в детском доме села Хренового под Рязанью вспоминалось беспросветными буднями. Это потом, после ремесленного училища, были два светлых дня. Один - день-праздник, - знакомство; другой - день-счастье, когда они стали мужем и женой. Бог миловал её от боли и обиды. Анатолий Алексеевич был редким типом мужчин, для которого семья – святое.
 Обычно, в этот день он покупал цветы и какую-нибудь вещицу, соответствующую дате, по традиции русской свадьбы. Потом вместе выбирали подарок, как правило, что-то из мебели. Так постепенно и обзаводились обстановкой. В эти дни только и говорили: « А помнишь?». И выстраивались один за другим счастливые мгновения жизни. К праздничному столу собирались близкие, знакомые… И оба виновника торжества, словно светились изнутри. Так было всегда…

 * * *
 Выигрыш Сергея воскресил далёкие годы военного детства. Матери Александра Ивановна не знала совсем. Память сохранила ощущение тепла её рук да мягкого, пахнувшего хлебом, тела. Ей было четыре года, когда немцы заняли Воронеж. Выгнали за город рабочих крупного оборонного завода и расстреляли: женщин, подростков, стариков… Среди них была и мама.
 Маленькая Саша, её сестра и брат не дождались матери ни в тот вечер, ни в следующий… Позже узнали от старожилов, что немцы стреляли небрежно и забросали ров с полуживыми людьми… Отец их не вернулся с войны…
 Однажды, когда она сама была уже матерью, ей приснился сон: поздняя осенняя пора, вдали по полю с трудом передвигается женщина. Александра Ивановна узнаёт в ней мать, бежит вслед, зовёт, но ветер, уносит голос. Она спотыкается, падает на мокрую землю, поднимается на колени, тянет руки вслед уходящей, шепчет: «Мама…». Женщина останавливается, поворачивается… Видно, как шевелятся губы, болезненно кривится лицо… «Холодно мне, доченька, холодно…»,- слышится тихий, слабый голос, словно мать говорит в самое ухо …
 Её разбудил муж, испуганный стонами. С тех пор и мечтала побывать на месте гибели матери, помолиться за упокой её души, взять горсть земли с братской могилы… С тех пор исподволь съедала сердце
болезнь.
 * * *
 Празднование рубиновой свадьбы не получалось. Утром Сергей, хмурый и молчаливый, выпив на ходу чая и нарочито хлопнув дверью, ушёл в университет. Отправились на биржу сын и невестка. А старики обсуждали возможность поездки в «Сосновый бор».
 Беспокоило их одно – Серёжа. Внучек, выпестованный и вынянченный, дорогой и любимый… Александра Ивановна плохо разбиралась в том, о чём говорил он в радостном порыве: в компьютерах,
в дискетах. Но запал в душу восторг, с которым он, её кровиночка, поделился планами.
 -Господи, за что это? Как хочется побывать в тех местах! Кажется, сниму с души тяжкий крест и болезни пройдут … Только не смогу отнять у мальчика радость и надежду. Толечка, голубчик, ну что же делать?
 Анатолий, слушая жену, молча теребил окладистую с проседью бороду, шевелил кустистыми бровями, расхаживал по комнате…
 - Я думаю, Шура, ехать нужно, - с расстановкой проговорил он, - и вот почему. Подлечиться тебе нужно. И потом, не так много - мне осталось, а я не хочу и дальше жить, мучаясь угрызениями совести… – Он остановился, подойдя вплотную. - Ты вряд ли могла сознавать, каково мне… Что значит для мужчины, не иметь возможности выполнить желание любимой…
 -Толенька, - Александра Ивановна попыталась прервать откровение мужа, опасаясь, что он разволнуется.
 -Не перебивай меня, Сашенька… Пожалуйста… Я не говорю о прихоти… - Он взял её за плечи. Глаза их встретились, и Александра Ивановна отметила для себя, что лучатся они игриво и молодо, как и прежде. – Хотя, женщина имеет право и на неё. А мужчина обязан выполнять!.. – Прижался, вздохнул. - Другой возможности не будет, Шура. А что касается Сергея… - Он зашагал опять. - Трудно с ним, конечно, будет. Я всегда говорил, неправильно воспитываете: эгоистом растёт. Оберегали от обиды, боли… Не знаю даже, как он поступит… Только должен понять…
 Несмотря на доводы мужа, Александра Ивановна колебалась и склонна была уступить Сергею…
 Так и застали их в раздумьях сын и невестка. Работу им в очередной раз предложили не по специальности.
 -Учиться предлагают… Во! - Галина вскинула вверх руку с выставленным указательным пальцем. – Нам… - Ткнула пальцем себе в грудь. - Институтское образование, кандидатские минимумы, рабочая диссертация – псу под хвост. Мне говорят: «На секретаря-референта, идите, трудоустроим с таким образовательным багажом». А? Каково?
 - Тридцать лет отданы заводу… Награды, звания, премии… И вдруг, ни ты, ни твои изобретения, ни твой завод никому не нужны! – Поддержал её супруг. – Завод уникальный! Он что не нужен государству?! Цех, в который возили на учёбу специалистов со всей страны, - разграблен!
 - Нашёлся там умник один. – Галина передразнивала. - в Америке, говорит, люди в 5-10 лет переучиваются и ничего… Мы – не Америка… И никогда ею не будем…
 - К сожалению, - вздохнул Анатолий Алексеевич…
 Разговор незаметно перешёл к выигрышу. Сообща приняли решение уговорить Серёжу взять путёвку и поехать с бабушкой в «Сосновый Бор». Беседовать решили по очереди.

 * * *
 Галина Геннадиевна постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. Сергей что-то писал.
 -Сынок,- позвала она.
 -Ну что?
 -Сынок, - повторила она вкрадчиво, не реагируя на резкий тон, - мы решили просить тебя взять выигрыш путёвкой, а не деньгами…
 -Зачем?
 -Чтобы бабушка могла побывать на земле своего детства.
 -Зачем?
 Вопрос сына загнал в тупик. Ей было понятно желание свекрови. Она сама тосковала по родному краю, хотя большую часть жизни прожила в этом городе. И то, что сын не понимает или не хочет понять, обижало.
 -Понимаешь, Серёжа… У бабушки болит душа…
 -Что болит?
 -Душа...
 -Мать, что ты морочишь мне голову? Помнишь, я упал с велосипеда? У меня болели нога и рука.
 -Да, - поспешила согласиться Галина Геннадиевна, надеясь разговорить сына.
 -Я простужался, и у меня болели голова и горло. Это мне понятно. Покажи, где находится душа?
 Теперь стало ясно, куда клонил сын. Она со страхом смотрела на него, понимая, что вот сейчас он раскроется с другой стороны, что ЭТО, таящееся в глубинах его натуры, вылезет наружу и навсегда сломает прежние отношения… Она молчала, а Сергей и не ждал ответа.
 -Тебе,- продолжал он с чувством превосходства, - с детского сада твердили: мир материален, состоит из молекул, атомов… Ты же коммунистка с двадцатилетним стажем! Может быть, о душе там рассказывали?..
 -Да, я состояла в партии! - Как на допросе, гордо, с вызовом перебила Галина Геннадиевна. – И не тебе судить меня! Я жила честно и не стыжусь своего прошлого… И это не мешало нам быть духовными. А вы… Вы сейчас – бездушные, жестокие, готовы загрызть друг друга,- губы её дрожали.
 -Да, мамочка, я – крокодил! - Сергей почти кричал. - И, если нужно, буду грызть кого угодно. Или, может быть, ты хочешь, чтобы меня, как слизняка, размазали? А-а-а, я знаю, чего ты хочешь! – С горящими глазами, тут же постигая истину, распалялся Сергей. – Ты вообразила себя новой Марией! Тебе мало жертвы собственной жизни, закланной на алтаре несбыточных иллюзий! Тебе нужны - новые! Во имя мифического человечества! Только плевать ему на твои заботы о нём и страдания ради счастья всех! Дайте мне возможность жить, как я хочу, для себя!
 -Опомнись, Серёжа! Что ты говоришь? – прошептала Галина Геннадиевна, пятясь к двери…
 Владимир Анатольевич нарочно находился по близости и уже несколько раз порывался войти, но не решался.
 Сергей торжествовал: наконец-то, он имел возможность объяснить себя, своё миропонимание близким. Он только жалел, что победу одержал над матерью: женщина она и есть женщина… Если бы его могли слышать сокурсники, педагоги… За дебаты, проведённые так блестяще, его рейтинг возрос наверняка!
 На мгновение забыв, с чего, собственно, начался разговор, он готов был вести дискуссию с любым, кто осмелится на это. Появление отца не только не огорчило, но обрадовало. Он сразу взял инициативу в свои руки:
 -Па.., если и ты будешь толковать мне о душе, то, извини, мне некогда, у меня завтра семинар.
 -Нет, сын, я хочу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной,-
эту хитрость Владимир Анатольевич придумал вдруг и радовался ей. Он был уверен, таким манёвром добьётся желаемого.
 -И этот разговор у нас может не состояться, отец.
 Владимир Анатольевич стерпел и в тон сыну спросил:
 -Это ж почему, сынок?
 -Так для такого разговора, папа, нужно, как минимум, два мужчины.
 -На мой взгляд, сын, - начал Владимир Анатольевич,- ты вполне…
 -Папа, - прервал его Сергей, - на мой взгляд, мужчина – это тот, кто имеет интересную высокооплачиваемую работу! Всё необходимое для того, что бы иметь красивую умную женщину, обеспечить развитие и реализацию истинной её природы – быть матерью и воспитательницей. Разве ты не согласен?
 Владимиру Анатольевичу казалось, что земля ушла из-под ног, сам он не только не мужчина, но и не человек, а так – ничто. Мысли опять разбежались, как там, за дверью, и ни одна не хотела прийти на помощь. Не было и эмоций…
 -Пуст, ничтожен, - мелькнуло в голове. И эту безжалостную правду, оказывается, он давно уже знал о себе…
 -Спасибо, сын, - ни то корил, ни то, в самом деле благодарил он.
 Тут ему следовало подняться и уйти, чтобы сохранить хоть видимость достоинства, но совершенно раздавленный он оставался в кресле,
не в силах встать.
 У Сергея защемило в груди. Он, словно впервые увидел полноватое тело отца, постаревшее, но ещё привлекательное какой-то женственной красотой лицо, потухшие глаза, растерянную блуждающую улыбку, старенькие, заношенные трико и майку…
 -Прости, отец, я не хотел, - искренне сожалея обо всём, извинился Сергей.
 Владимир Анатольевич молчал, словно не слыша. Сергей не знал, что делать. Щемящая боль за грудиной нарастала, в носу защекотало, и,
неожиданно для себя, шмыгнув носом, он присел на подлокотник, обнял отца, жарко зашептал:
 -Папа, я знаю, вы не виноваты. Вас калечили долгие годы. Прости. Я – скотина. Только ты пойми, я защищал возможность стать мужчиной. Ведь если так дальше пойдёт, я не смогу продолжить учёбу…
 Владимир Анатольевич, зажатый Сергеем, чувствовавший до сих пор неловкость, вдруг подался навстречу и крепко обнял сына. Глаза его повлажнели. Похлопав его по плечу, что в равной степени могло означать, и осуждение, и одобрение, поднялся.
 -Ну, работай, занимайся, - распорядился он.
 На кухне жена хотела спросить его, но, взглянув в лицо, смолкла на полуслове, тихо ахнула и фартуком прикрыла рот.
 Владимир Анатольевич подошёл к шкафу, налил в стакан самогона, зажмурившись и скривившись, опрокинул его в рот и загрыз огурцом. Ни к кому не обращаясь, наказал:
 -Не мешайте… У него завтра – семинар.