Загубленные мечты

Приближалось 9 мая. Город Красновишерск, впрочем, как и вся страна, наряжался в кумачовые одеяния. Всем в городе было известно, что по Вишере, вниз по течению пройдет теплоход с оркестром и артистами. Но, как назло, весна запаздывала, и река была скована сизым льдом. Что бы не срывать «массовые гуляния», было решено взорвать лед динамитом. Эту не сложную, но ответственную работу поручили бесконвойным лагерникам, коих после Второй мировой на Урале было немало. Мужиков разбили в группы по трое, выдали динамит под расписку и отправили на Вишеру. Витек был из Крыма. Холодно и неуютно чувствовал он себя на этой негостеприимной земле…
Так получилось, что в одной группе с Витьком были два зека из соседнего отряда. Он их знал плохо, и якшаться не хотел. Работали быстро и молча. Вскоре река была свободна. Между изувеченных льдин плавала оглушенная рыба. Предчувствую наживу, мужики бросились в обжигающе холодную воду. Рыбу хватали покрупнее да пожирнее, мелкую же относило к берегам, где ее уже поджидали возбужденные мальчишки.  На пристани собрались хозяйки с корзинами и яростно спорили о том, кто первый пришел. Рыбешку выгодно толканули за излюбленную российскую валюту – самогон.
Прямо здесь, на берегу, зеки развели костер. Очень скоро над огнем в старом помятом котелке, аппетитно благоухая, забулькала уха. Мужики шумно обсуждали удачную рыбалку, а Витек подбрасывал хворост в костер и думал о своей жизни. Ему оставалось всего три месяца лагеря, а потом… Потом – свобода! Работая с утра до ночи на лесоповале, он понял, что еще один срок вряд ли потянет. Решил, что домой не поедет. Там дружки-товарищи снова втянут его в дело. А так как в милиции его биографию знают вдоль и поперек, то на воле он долго не задержится.  Витек решил остаться здесь, в Красновишерске. Он давно присмотрел одну моложавую вдовушку, к которой за зиму уже протоптал дорожку. У Лизаветы была новая изба и приличное хозяйство. Послевоенный дефицит мужиков давал о себе знать: бабы были готовы выходить замуж хоть за медведей. Так что о будущей семейной жизни с Лизаветой  Витек мечтал с полной уверенностью.
От таких теплых мыслей на душе у Витька повеселело. Уха была уже готова, и мужики с превеликим удовольствием принялись за ужин.
Уже смеркалось, пора по баракам. С трудом поднявшись с земли, мужики распрощались с Витьком и, поддерживая друг друга, поплелись к себе. Витек тоже направился к баракам. Соображал он сейчас туго и, зачем поплелся в центр города, сам не знал.  Он заглядывал в освященные окна, и предательская зависть стала нашептывать ему свою злую песню: «почему все эти люди сидят в теплых избах, в окружении жен, детей и едят свободный хлеб? А ты в это время должен переться в вонючий сарай и жрать неизвестно что?! Чем ты хуже них?!»  Пьяный разум Витька находил тысячи оправданий в свой адрес и тысячу обвинений в сторону этих «сытеньких».
Как на беду навстречу пьяному зеку шел директор Красновишенского хлебокомбината Никифор Петрович. Он был одет с иголочки, гладко выбрит и в хорошем расположении духа. В общем, полная противоположность Витьку.
- А-а, еще один «сытенький». Сейчас посмотрим, какого цвета твои потроха, - Витек приблизился к Никифору Петровичу и гаркнул: - Дай закурить!
- Не курю, - совершенно спокойно ответил директор.
- Да я таких фраеров, как ты на свободе резал, как собак, да и сейчас не побоюсь.
Блеснул нож. Никифор Петрович, не успев опомнится, мешком повалился на землю. Теплая кровь брызнула на руки убийцы, и Витек внезапно отрезвел. В одно мгновенье перед ним пронеслась вся его никчемная жизнь. Простонали только что загубленные мечты; зарыдали обагренные невинной кровью надежды. Он сел рядом с трупом и завыл. Так и сидел, пока его конвой не забрал.