Рассказ. Капитан Светлов

             Капитан Светлов


1943 год. Февраль. Под Великими Луками.
Капитан Николай Светлов командовал  разведротой. На войну  выпускник Ленинградского педагогического института – учитель математики, так и не успевший проработать ни одного дня – ушел  сразу после получения диплома. Тут же присвоили лейтенанта. Воевал под Москвой, был ранен.
Ростом он был среднего,  волосы русые,  глаза серые - на вид такой же, как, светлой памяти, сотни и тысячи ребят его возраста, полегшие под косой Ее Величества в черном,  но в свои 22 года был безудержно храбр и отважен,  отчаянно дерзок, хитер и мудр, везуч.  Одним словом,   имел те качества,  которые определяют живучесть  разведчика в его очень коротком веке.
Когда его дивизия летом сорок первого попала под Смоленском в окружение, он в составе батальона добровольцев вызвался прикрывать отход. Им  выдали суточный паек и  достаточно скудный запас боеприпасов, но и это уже было сверх невозможного – в дивизии их не оставалось почти совсем; собрали все что смогли и приказали держаться, сколько смогут, до приказа отступать.  Но уже было ясно, что его и не будет. Рацию не оставляли,  последняя  осталась у командира дивизии полковника Новикова, да и та уже практически без батарей. Диспозиция была такова, что никто не знал, что творится слева и справа, было лишь известно, что мобильные группы немцев находились повсюду, налетая сходу на  советские отступающие части, атакуя их или выводя на них танки и самолеты. В общем,  царили хаос и смерть.  Десятки и сотни тысяч отступающих солдат, беженцев из неизбежности шли в неизбежность,  превратив дороги в кровавые артерии смертельно раненой страны.
Батальон держался долго, почти сутки, выручала удачная местность – опушка леса, сзади речка, справа шоссе,  по которой ушла дивизия. Наши, хорошо окопавшись среди валунов, простреливали  большой участок шоссе, и, когда первая атака немцев – сходу, захлебнулась,  несколько  мотоциклов с  колясками  были расстреляны в клочья,  а два БТРа с пехотой подорвались на минах. Но фашисты через несколько  часов подтянули минометы, и началось.… К исходу суток в живых осталось менее трети батальона. Почти все были ранены. Немцы  предприняли еще две атаки.   Последнюю отбивать было уже нечем,  и она переросла в рукопашную.  Комбата тяжело ранило – осколки мины раздробили ему ступни обеих ног. Истекая кровью, он продолжал управлять боем.  Когда стемнело,  наступило затишье, но было ясно – долго не продержаться. Вечером комбат вызвал Светлова к себе.
- Лейтенант, -  прошептал он, обескровленные губы еле шевелились,  – Ты понимаешь, лейтенант, завтра будет конец, ночью они не полезут, но утром все будет кончено.  Но если заставить замолчать минометы, то можем продержаться еще день. Придумай что-нибудь, Коля.
Через час Светлов и еще трое, переодевшись в немецкую униформу, снятую с убитых эсэсовцев, поползли вкруговую через заросли  к немецким позициям. Стояла безлунная ночь. Он правильно определил местоположение минометов. Сняли боевое охранение – двоих с пулеметом в окопе.  Напали внезапно. Резали молча и быстро, так что те не успели оказать никакого сопротивления. Взяв пулемет, двинулись дальше. В это время со стороны своих позиций раздалась яростная стрельба. Стало ясно, что там шел ночной бой.  Очевидно было, что немцы предприняли  аналогичный маневр. Невдалеке послышался приглушенный нерусский говор.  На какое-то мгновение выглянула луна. Позиции минометов были в метрах пятидесяти. Короткими перебежками,  преодолев половину этого расстояния,  Николай с товарищами забросали  немцев гранатами  и затем открыли шквальный огонь из всего, что у них было. На удивление, это нападение оказалось для врагов внезапным, и ответные действия были предприняты не сразу. Начали рваться боеприпасы.  Было похоже, что цель достигнута.   Уже через несколько минут в то место, откуда они вели стрельбу, полетели трассеры, их было так много, что казалось, какой-то страшный паук разбрасывал  по лесу  стрелы своей смертоносной паутины, которые и нашли всех трех его товарищей. Отовсюду слышались немецкие голоса. Они пришли в себя и теперь лезли со всех сторон. Под шквалом огня, перекатываясь из стороны  в сторону, прыгая за стволы поваленных деревьев, в канавы,  обдирая в клочья руки и лицо, Николай уходил в сторону от боя, иногда просто бежал и где-нибудь притаившись, ловил немецкие голоса, стараясь определить направление погони. Ему повезло. Они его потеряли.  Может посчитали, что убили, или просто отказались от ночной погони. Светлов прислушался. Со своей стороны слышались одиночные выстрелы и короткие очереди – похоже, добивали раненых. Теперь действительно все было кончено. Ночь была теплой и, спрятавшись под листвой в овраге,  Николай  в полудреме провел ее остаток.  Утром, прислушиваясь к каждому звуку, оглядываясь на каждый шорох, он пополз в глубь леса. Но была еще надежда хотя бы кого-нибудь встретить из своих.  Поэтому,  попетляв еще немного по лесу, он повернул в сторону позиций, которые занимал  его батальон и, расположившись невдалеке в густом кустарнике, стал наблюдать.  По позициям ходило человек десять немцев, которые осматривали убитых, рылись в вещах.  Внизу – на шоссе - стояло три мотоцикла с колясками и бронемашина. У бронемашины суетились два немца в промасленных комбинезонах, в коляске одного из мотоциклов дремал офицер,  еще  трое, видимо,  водители   мотоциклов, разлеглись на траве на обочине. По самой дороге в восточном направлении, откуда доносился гул артиллерийской канонады,  периодически проносились немецкие механизированные колонны.  Само шоссе,  на удивление,  казалось пустынным. Хотя совсем недавно здесь еще текло людское море – военные вперемешку с гражданскими – теперь лишь множество разбросанных вещей,  предметы  брошенного скарба по краям дороги,  да брошенная техника напоминало об этом. 
         Неожиданно сзади  себя Николай услышал хруст  ломаемого валежника и, оглянувшись, он  увидел цепь немецких солдат, с автоматами наперевес. Они прочесывали  лес и, двигаясь по направлению к шоссе, неминуемо должны были его заметить.  Расстояние до них было метров сорок, до окопов, где бродили немцы, примерно, столько же.  Положение было безвыходным. Тогда, повинуясь какому-то шестому чувству, Николай поднялся из укрытия и уверенно  направился в сторону окопов. На нем была немецкая офицерская форма, в руке он сжимал вальтер.  Немецкий он знал хорошо и,  внутренне напрягшись, ждал – окрика не последовало. Немцы,  к  которым он приближался, увидев его и цепь солдат, вышедших из леса вслед за ним,  приняли его за своего. Счет шел на секунды. Также  внешне спокойно и уверенно он убрал  вальтер в кобуру и, ответив на приветствие, прошел мимо и стал спускаться вниз к шоссе, краем глаза отметив подозрительный взгляд немецкого ефрейтора. Молча и не спеша стал приближаться к мотоциклам.  Подъехал бензовоз. Двое лежавших на обочине поднялись и подойдя к своим мотоциклам стали заправлять их бензином.  Те несколько секунд, в течение которых он подошел к мотоциклу, сел на него, завел и поехал, тянулись бесконечно долго. И только, когда проехав метров сто, он услышал за своей спиной крики и шум заводящихся двигателей, он понял, что ему повезло, и он, уже повернув за поворот, резко добавил газ. Немецкий офицер в коляске, наконец, очнулся и, оторопело посмотрев на Николая, не сразу понял в чем дело, но понять ему было уже не суждено. Что есть силы, Николай ударил рукояткой пистолета его по голове. Летя по пустому шоссе, он молил лишь об одном – хватило бы бензина – преследователи похоже отстали.  Через километр он повернул на проселочную дорогу, так как дальше на шоссе могли быть немецкие посты, затем с нее он съехал в  и поехал  уже сквозь лес, время от времени выскакивая  на проселочные дороги и снова уходя с них.  Немецкий китель на его спине весь промок от пота, и лесные кровососы – комары, роем клубились над ним.   Это была гонка на выживание не только его, но и техники, которая,  к счастью,  не подвела. Время от времени он менял направление. Еще около часа мотался по лесу,  пока, наконец,  бензин  действительно не закончился. Тут только Николай  перевел дух и минут десять напряженно вслушивался  в лесную тишину. Погони не было слышно.  Он заметил, что солнца уже не было - его заволокло тучами, шумели верхушки деревьев, и первые капли дождя упали на  землю.  Когда капли воды стали попадать на мотоцикл, то от перегретого двигателя  пошел пар.
Немец был  без сознания, тяжело дышал.  Осмотрев его вещи,  кроме офицерской сумки, Николай нашел еще и планшет,  который явно когда - то  принадлежал советскому офицеру. Открыв его, Светлов  узнал его – это  был планшет комбата. В нем, кроме военных документов, находились также и бумаги личного характера. В частности, там было не отправленное  письмо, которое комбат не успел дописать, и фотография, с которой улыбались красивые женщина и совсем еще юная девочка,  очень похожая на комбата.
- Жена и дочь, - решил Николай. Повесив на себя обе сумки с документами,  он  взял офицерский вальтер и тут только он  вспомнил про подозрительный взгляд немецкого ефрейтора – кобура на нем была не немецкой.  Пленного он не бросил. Тащил его под дождем,  продираясь сквозь лесные заросли,  стараясь держаться восточного направления.  Ближе к ночи  на них наткнулся дозор отступающей советской воинской части и чуть было не расстрелял, прежде чем разобрался что к чему.  Через двое суток удалось  прорваться из окружения и выйти к своим.  Дивизии Николая, отход которой он с товарищами прикрывал,  уже не существовало, до своих не дошла - погибла вся. Пленный оказался обладателем ценной информации, и  его переправили в тыл.  Николая Светлова  наградили медалью  и отправили служить в разведку.
Прошло еще почти два года войны,  он  дослужился до капитана,  и командовал разведротой.  Десятки раз ходил за линию фронта, брал языков, не раз был на волоске от гибели, был дважды ранен и выбирался из, казалось бы,  безвыходных ситуаций. Везло.   Он часто вспоминал свой прорыв из окружения, своих погибших друзей, комбата. В своем  планшете так и носил   недописанное письмо и фотографию его семьи.  На письме не было даже адреса,  и Николай  не смог его отправить,  но и выкинуть  его не поднималась рука. Ведь кто - то же ведь ждал это письмо… Долги наши… Взгляд умирающего комбата он помнил всю жизнь.  В блокадном Ленинграде у Николая остались отец и мать.   И  даже  в  самые тяжелые моменты он вспоминал о них,  и, может быть,  именно это помогало ему  выжить.

         В один из морозных дней капитана Светлова  вызвали в штаб.  В штабе, кроме командира полка, начальника штаба полка, присутствовал также и офицер особого отдела. Последний  молчал, даже не отреагировав на приветствие вошедшего. Срочно требовался язык. Готовилось наступление, и командование  придавало огромное значение  получению какой - либо информации.  Позиции немцев были превосходно укреплены, и подобраться к ним незамеченным  было практически невозможно.  Для проведения акции захвата языка было предложено  провести  ночную атаку силами до батальона. Срок  на подготовку и проведение операции -  двое суток.  Требовалось привлечь лучших специалистов.
Особист повернул голову в сторону Николая, взгляд  сквозь круглые стекла  очков был непроницаемо – недоверчив:
- Капитан,  разговор у нас более чем особый. Вас рекомендовали как лучшего. Возьмете языка – представим к Герою. Удачи, капитан.

             Стали готовиться. Но  через сутки. Николай снова был вызван  в штаб. Там, кроме предыдущих трех собеседников, находился еще один офицер  особого отдела в звании капитана.  Капитану Светлову  приказали сдать все дела по готовящейся операции  этому капитану, специально  прибывшему для этой цели из Москвы. Последний холодно – снисходительно посмотрел на Николая. После передачи дел самому Николаю  разрешили три дня отдохнуть. Но еще через сутки, вечером,  Светлова снова вызвали в штаб.  Ему было сказано, что офицер, которому он накануне  сдал дела, заболел и теперь на капитана Светлова снова возлагается ответственность за проведение операции по захвату языка. До начала проведения операции  оставалось  несколько часов. Надо сказать, что  выполнение задачи осложнялось еще и тем, что  позиции  фашистов находились на возвышенности, фактически это была высота, именно там, по предположению, находился командный пункт.  Операция началась  в четыре утра. Первая ее фаза протекала  удачно,  преодолев ползком в белых маскхалатах, практически, в полной тишине и темноте,  почти двести метров  первая цепь атакующих с разведчиками, ввалилась в первую линию окопов немцев и завязала рукопашный бой.  Тут же немцы открыли шквальный огонь из всех видов оружия по разделительной полосе. Николай  с товарищами сумел прорваться в следующую линию окопов.  Там он и захватил языка, немецкого майора. Связав его и заткнув кляпом рот, поползли обратно. Стоял кромешный ад,  били с обеих сторон.  Зависшие осветительные ракеты, комья взорванной земли, летевшие в лицо. Разноцветные гирлянды трассирующих пуль, свист мин.   Выкручиваясь словно змея,  таща за собой пленного,  Светлов полз, скатывался, перебегал, и когда он залег на несколько  секунд перед последним броском к своим окопом он  оглянулся. Словно снежные холмики, на всем протяжении  до немецких окопов вповалку  лежали тела его убитых товарищей. Схватив немца за шиворот, он быстро пополз с ним к  своим окопам.  Подползя к своим,  Николай столкнул пленного в окоп и собирался скатиться и сам,  но словно какая то неведомая сила вдруг подняла его вверх и бросила на землю. 
Очнулся он уже в госпитале. Прошло уже трое суток, после того как его контузило. Все это время он был без сознания.  Рядом сидел мужчина в белом халате.  Поднес Николаю попить.
- Доктор, спасибо, - сказал Светлов.
- А я не доктор, - ответил тот – Я следователь. Тебя будут судить. Мне нужны твои показания, капитан.  Вот тебе бумага и карандаш –  изложи  как все было. Сейчас ты под арестом.

           Через неделю Николая выписали и отправили под охраной в деревушку, недалеко от линии фронта. Там находился военно-полевой суд.  На ночь его вместе с другими арестованными  поместили в просторном бревенчатом доме.  Неподалеку стояли несколько студедбеккеров с фургонами – именно там происходили выездные заседания чрезвычайных троек.  Что ждало его? Скорей всего, штрафная рота.  Он знал, что оттуда дороги нет.  Наступила ночь, Светлову  не спалось. Он сидел  у стола и смотрел в окно. Думал ли он о превратностях судьбы? Вспоминал ли он струсившего капитана – особиста? Да и какое это имело значение…Скрипнула дверь,  вошла девушка в военной форме.  Подошла и подсела к столу.  Они долго обо всем говорили, просто общались.  Кто он, кто она - они и не интересовались. Не было даже намека на другие отношения. Просто за окном висела луна, в избе вповалку спали люди,  стояла тишина,  и разговаривали почти шепотом, просто до завтра отделяло несколько часов без войны.…   В шесть часов девушка ушла.
Утром состоялся суд.  Когда наступила его очередь,  и Николай поднялся в фургон, то он увидел там, трех военных сидевших за одним большим столом, за отдельным столом сидела девушка – секретарь, в ней он узнал свою ночную собеседницу.  Его судьба решилась за несколько минут. Его даже не спрашивали. Зачитали  приговор.  Разжаловать в рядовые и в штрафную роту.
     Несколько дней спустя его и других штрафников перебросили  ближе к передовой для формирования.  На следующий день должны были уже выдать оружие и отправить в бой. Через час после прибытия Светлова вызвали к  начальству. Войдя, он увидел сидящего за письменным столом лысого майора, перед которым лежала высокая стопка дел  осужденных. Майор протянул ему раскрытое дело и, тыча в него пальцем,  закричал:
- Ты сам то это видел?  Первый раз такое вижу! Ничего не понимаю!

        Николая Светлова не отправили на передовую. Обязательного штампа «разжалован в рядовые» в деле не оказалось,  и именно по этой причине не имели право послать на фронт в составе штрафной роты.