Начало

Темно. Что такое «темно»? «Темно» это когда ничего не видно. «Темно» это когда не хочешь видеть. «Темно» это когда не понимаешь, что видишь. «Темно», когда не на что смотреть, когда некому видеть.
«Темно» это начало. Нет. Начало это нечто. «Темно» это то, что до начала, - ничто. Ещё нечему начинаться, нечему и некому быть, некому видеть, хотеть, знать.
«Темно» это конец. Нет – то, что после конца, когда нет уже ни того, на что смотреть, ни того, кто видит.
«Темно» это неизвестность, это страх перед ней.
«Темно» это надежда, это вера и знание того, что нечто грядёт. Темнота это начало и конец; то, что содержит всё, не являясь ничем.
«Темно» это прошлое и будущее всех вещей. Нужно только знать это, хотеть и уметь видеть в темноте. И тогда из неё выступит…   

                .      .      .               

               
…неярко освещённый матовой белой  лампой столик, заваленный исписанными  листами тонкой серебристой бумаги, старинными пергаментами. Оттеснённый кипой бумаг на самый край, на столике стоит антрацитово-серый матовый экран, внизу которого есть маленькое углубление, чтобы вставлять туда маленькие красивые кристаллы разных цветов. Они валяются повсюду: на бумагах, под бумагами, на полу под столом. Над столом склонился человек в тёмном военном комбинезоне с чёрными полосами на плечах. Он молод, но сидит, по-старчески сгорбившись, уперев локти в смятые бумаги, запустив пальцы в спутанные светлые волосы. Лоб прорезала вертикальная складка, рот недовольно и упрямо кривится, губы что-то тихо шепчут, брови хмурятся, а взгляд упёрся в пустой экран так, как будто там есть ответ на его вопрос. Он хочет видеть, но не знает, как…   

                .      .      . 

…широкая площадь, мощённая полированными серыми плитами, гладко  пригнанными одна к другой, так что швы между ними едва заметны. Площадь эта от края до края залита пронзительно ярким  светом дня. На ней в строгом порядке застыли шеренги людей. Люди молоды, они довольно щурятся на солнце и задорно улыбаются. Перед шеренгами установлена маленькая открытая трибуна. На ней важно застыли несколько пожилых людей. Все, кто находится на солнечной площади, облачены в строгую чёрную форму с алыми нашивками на плечах, у молодых людей из шеренг – по одной на каждое плечо, у пожилых на трибуне – больше. Один из них, с самыми красными плечами, вещает, чрезвычайно торжественно воздевая руки к бирюзовым небесам, и вызывает к трибуне по одному молодых людей из шеренг. Тот, кто выходит из строя, серьёзен и собран. Он поднимает руку и произносит несколько слов в ответ на тираду с трибуны, а потом – повернувшись к товарищам в шеренгах, после чего почтительно склоняется перед багрово-чёрным знаменем и возвращается на место в строю.
Вот перед трибуной встал ещё один человек. Он хрупок и изящен на вид. Чёрная форма только подчёркивает это. Его лицо светло и красиво. Черты лица тонки и округлы, как у девушки.  Да это и есть девушка! Золотистые вьющиеся волосы легонько треплет ветерок, мечтательный взгляд устремлён в высокое небо. Она видит, но не понимает…

                .      .      .               

…группа людей в оранжевых комбинезонах с белыми шлемами. Люди стоят посреди огромного помещения около странно растопырившихся во все стороны аппаратов. Вокруг, как живые, снуют странные механизмы. Но люди в оранжевом не обращают на механизмы никакого внимания. Они слушают того, кто стоит перед ними, и говорит, и оживлённо жестикулирует. Люди смеются и похлопывают его по плечу, спрашивают и опять смеются. Вот он снимает, наконец, свой шлем и встряхивает светлыми выгоревшими волосами. Он смеётся вместе со всеми и машет рукой. Люди в оранжевом расходятся. Человек со светлыми волосами остаётся один. Теперь можно рассмотреть его лицо. Оно загорелое, открытое, с озорными голубыми искорками в глазах, на самом дне которых всё же затаилась печаль. Его лицо кажется знакомым. Он похож…похож на… Он вздрагивает, и отворачивается, и поспешно уходит…На кого же он похож?…Этот не хочет видеть, но знает…

                .      .      .               

Маленькое существо задумчиво смотрит в тёмную воду, налитую в старинную низкую медную чашу на толстой литой ножке. Существо   бормочет, поводя вытянутой лапкой в трёхпалой перчатке  над неподвижным зеркалом воды:
- Вот и вы, мои маленькие друзья. Это хорошо. Мы скоро встретимся с вами. Я вижу это ясно. Это хорошо…
Существо отходит от чаши  и присаживается на низенькую скамеечку из переплетённых отполированных сучьев. Оно устало мигает огромными фиолетовыми глазами и озабоченно шепчет на давно забытом языке:
- Но где же та, последняя? Темно, не вижу. Что принесёт она с собой? Начало? Конец? Начало нового мира? Конец старого?  Хорошо ли это? Смогут ли жить в новом мире те, кто родился в старом?…Темно, не вижу…


ГЛАВА 1. НАЧАЛО.

Темно. Не видно ни зги! Ну хоть глаз выколи! Вдруг слышится нарастающий гул голосов, топот, металлическое бряцанье и лязганье, отдельные резкие выкрики: «А я вам не позволю! Слышите: не позволю!» - и раскатистый рык в ответ.
Совсем близко шарят ключом в скважине и ругаются сочным басом:
- А я тебе говорю, папаша: не лезь не в своё дело!
- А я говорю -  не имеете права!
Дверь с треском распахивается, слепящий свет обрушивается с потолка на маленькую комнатку, заставленную и заваленную всяким хламом. В узкий дверной проём, согнувшись пополам, протискивается громадный детина в белом. С птичьей ловкостью ныряя детине под локоть, в комнатку проникает сухонький человечек  в бледно-зелёной складчатой мантии. Он кажется вдвое меньше того, в белом, как по росту, так и по объёму. Белый и зелёный ещё не успевают развернуться друг к другу, чтобы обменяться очередными репликами, как на них, споткнувшись о комингс, налетает девушка с испуганно вытаращенными глазами и раскрытым ртом. На ней цветной короткий балахончик с капюшоном с длинным узким хвостом, свисающим до полу. Хвост усеян серебристыми бубенчиками. При каждом движении девушки – а она непрестанно движется! – бубенчики тоненько мелодично звенят. За девушкой в комнатку впрыгивают двое в зелёном, преследуемые тремя в белом. Теперь здесь совсем тесно и шумно: и белые, и зелёные кричат, и ругаются, и тыкают пальцами в девушку. А она мелко трясётся, и вертит головой, и звенит бубенчиками. Вдруг детина орёт: «Хватит!» - подскакивает к девушке, и сворачивает свою лапищу в кулак, и подсовывает его ей под нос.
- Перестань дребезжать или я обрежу твой дурацкий хвост! Поняла?!
Девушка выпучивает глаза и…икает. Комнатку заливает предательский звон. «Ар-р!» - взрёвывает детина, хватает хвост капюшона, сдёргивает его с головы несчастной и наматывает его себе на лапищу, а потом всовывает свёрток ей в руки. Девушка тихонько скулит, не имея возможности выразить свои чувства другим путём. Белый вторично изображает увесистый кулак и рычит:
- Ты!!! Мне!!!
Икая больше прежнего, девушка судорожно вцепляется в капюшон, и замолкает, и, согнувшись, задвигается в самый тёмный и пыльный угол, и больше не сводит глаз со свирепого человека в белом. А он развернулся к зелёненькому старичку и, смерив того ненавидящим взглядом, рокочет:
- А теперь ты, папаша…
- Я вам не папаша! – человечек в зелёном делает быстрый выпад в сторону белого, тыкая в того указательным пальцем, как рапирой.
- Говорю тебе последний раз: по приказу Императора Великой Галактической Империи…
- Нет, нет и нет! - человечек  в зелёном замахал кулачками и затопал ногами, - Служба Контроля Внешнего Кольца не подчиняется вашему Императору! Вы не имеете право похищать жителей Внешнего Кольца! И вы не имеете права их куда-либо вывозить!
Захлёбываясь от негодования, потрясая в воздухе  ручонками, человечек в зелёном визгливо выкрикивает:
- Вам удалось незамеченным проскользнуть мимо постов Службы Кольца! Нарушить границы мира Саранга! Похитить его обитательницу! А теперь вы утверждаете, что собираетесь вывезти её за пределы Внешнего Кольца! Это произвол!
Офицер Империи молча сверлит взглядом ненавистного зелёного человечка. Лицо офицера медленно наливается багровым, руки судорожно сжимаются, но он не прерывает ненавистного карканья старика из Службы Кольца: ему  нужно знать, чего от него ожидать. Имперец терпит, насколько это возможно, когда внутри кипит и клокочет вулкан, терпит и ждёт, поглядывая через открытую дверь в коридор. Ещё немного, ещё чуть-чуть и он таки доберётся до тощей шеи поганого старикашки и тогда тот, наконец, заткнётся раз и навсегда.
- У вас нет документов, подтверждающих полномочность ваших действий! Нет! Совет Наблюдателей Миров Кольца вам таких не дал! И не даст! Слышите! – кричит зелёный. Его белые волосы от возбуждения и негодования дыбятся торчком вокруг лысины, а белёсый взор мечет в имперцев молнии. Сами позы штурмовиков выражают презрение, а их командир, скривившись, цедит: «Ишь, как складно лопочет! Урчи, урчи, кишка, время-то идёт!»
- «Для нужд Империи»! Ни один из Наблюдателей никогда не санкционирует изъятие и вывоз дикаря с карантинной планеты Кольца «для нужд Империи», даже если она сделает официальный запрос, а уж тем более – по устной просьбе никому не известного человека…Откуда я знаю, что вы точно тот, за кого себя выдаёте и что вы действуете по приказу Императора?
- А ты мне верь, папаша.
- Я вам не папаша! Вы не имеете права распоряжаться здесь, как у себя дома! Вы в зоне юрисдикции Службы Кольца, а она не подчиняется никому, кроме Совета Наблюдателей! Этот порядок установлен ещё договором от 13005 года Старой Республики и подтверждён вашим Императором по восшествии на престол в 22286 году! Как представитель Службы Кольца здесь приказы отдаю я! И я объявляю, что вы злостно нарушили уложение о содержании в карантине миров Внешнего Кольца по следующим пунктам: 20.3, 20.5 и 20.6 параграфа 12, а именно: самовольное проникновение в запретную зону; приземление в мире Саранга, № 11349 списка карантинных планет, закрытых для свободных посещений; изъятие и вывоз с планеты её коренной обитательницы и неподчинение приказам Службы Кольца, это нарушение пункта 3.0 параграфа 14. До выяснения ваших личностей я задерживаю вас здесь, а после того…
БУММ! Здание, кажется, пошатнулось до основания. Зелёный человечек, стоящий посреди комнаты, не удержавшись, летит на пол. Имперцы злорадно гогочут. Освещение мигает, лампы одна за другой гаснут.
- Ага! – торжествующе рычит имперский офицер, распрямляясь, как пружина.
- Что это? – визжит человечек, проворно вскакивая. Его глаза, только что метавшие громы и молнии, наполняются ужасом, замешанным на смутных догадках.
- А это конец твоих людей! Ха-ха-ха! Вас здесь теперь только трое против моих двенадцати. Что ты скажешь на это, старый визгун?
- Вас отдадут под трибунал, - хрипит тот, хватаясь за сердце, - Служба Контроля Внешнего Кольца неприкосновенна. Как только мой рапорт попадёт…
- Никуда он не попадёт, ты, высохшая зелёная сопля! Пока ты тут каркал, мои штурмовики перебили твоих хлюпиков, слышишь? Никто теперь не помешает разделаться с тобой, как с ними! И я сделаю это с удовольствием!
Имперец протягивает свои лапищи к шее человечка в мантии, как вдруг двое в зелёном отбрасывают от себя штурмовиков и бросаются на выручку своему начальнику. В сумрачном свете редких аварийных ламп завязывается яростная потасовка.
Пользуясь случаем, пленница имперцев тихонько выбирается из своего угла и бросается к выходу. Человечек в мантии уворачивается от нависающего  над ним  громилы-имперца, одним скачком оказывается за ней и успевает вложить ей в руку некий предмет, прежде чем его настигает злобно рычащий офицер Империи. Рывком он поднимает верещащего зелёного человечка в воздух, встряхивает и с силой швыряет через всю комнату. Девушка же на свою беду спотыкается о комингс и, кувыркаясь, летит на пол прямо под ноги подоспевшим за звуки борьбы новым имперским штурмовикам. Они сдёргивают её с пола, а гнусно ругающийся офицер рассчитанным движением бьёт её по лицу. Пленница обмякает, руки её разжимаются, и длинный хвост капюшона разматывается и звенит бубенчиками. Растаптывая ненавистный капюшон, офицер рычит:
- Сказано: «доставить живой», но не сказано: «не битой»! Ха-ха-ха! Унести!
Из тёмной комнатки за его спиной слышатся хлопки и короткие вскрики, потом оттуда, неторопливо оправляясь, выходят солдаты.
- Всё, шеф. С зелёными покончено.
- Пристрелили-таки? – брезгливо осведомляется тот.
- Да, шеф, - радостно кивают имперцы.
- Тупицы! – отшатываясь от них в притворном гневе, ревёт офицер, - Это же неприкосновенные зелёные вонючки! Да за такое я приговариваю вас к дезинфекционным процедурам до самого Ксеноса! Ха-ха-ха!