Автобус

[путевые заметки, выпавшие из блокнота]

день четвертый

Странные ощущения испытывала она, сидя с ним рядом. Кресла в автобусе стояли так плотно, что их предплечья тесно прижались друг к другу. Она чувствовала тепло его руки даже через рукава своего пальто и его плаща. Ей вдруг захотелось прижаться коленом к его ноге. Даже мурашки побежали по коже, так хотелось. Но она не посмела, запретила себе [даже представлять это]. Словно маленькие молнии проскакивали в тесном пространстве от его ноги к ее. Чувствует ли он то же самое, — думала она, — забавно, если это окажется лишь игрой ее воображения. Она не могла заставить себя смотреть в окно, потому что между ней и окном сидел попутчик. Как его зовут? — пронеслось в голове … Дима? Не помню, но ему подходит, похож на мужа моей Татьяны. Хотя я никогда такой тип мужчин не воспринимала. Может, это духи виноваты, такой возбуждающий запах! Она чуть пошевелилась, вытянула ноги, снова пробежали от рук к спине мурашки, заныли губы и соски, их тоже покалывало. Схожу с ума, — подумала она.

день пятый

Аромат свежесмолотого кофе заполнил весь автобус. Смешиваясь с ароматом Dior Addict он стал вызывающе чувственным и возбуждающим. К губам прилила кровь, а ноздри раздулись, с силой вгоняя в легкие и в мозг одуряющий запах. Плечи и предплечья чуть касались друг друга, но она чувствовала иголочки, пробегавшие по коже при малейшем движении. Химия, — думала она, стараясь дышать ровно, — нельзя показать возбуждение, он только что отодвинул ноги, вдруг его это только раздражает. Неужели он не чувствует этой волны, этого потрясающего запаха?! Он безумно ее раздражал и влек. Когда она не смотрела ему в лицо, ее не оставляла мысль, [как это было бы] — прижаться губами к губам и найти облегчение. Это граничило с помешательством.

Она отодвинулась как можно дальше, положила правую руку на подлокотник, а левую зажала между ног, закинутых одна на другую. Она вспомнила вдруг, как лет пять назад, во время путешествия в Америку, Леша сказал, что этот ее жест, тогда совершенно бессознательный, вызвал у него сильное возбуждение. Сейчас она сделала это совершенно сознательно, но не для него больше, а для себя. Ей нужно было вернуть себе равновесие, лишив равновесия его. Автобус остановился, она тут же встала, чтобы достать с верхней полки свою сумку. Она знала, что деваться ему некуда и смотреть он будет на нее. Просто не сможет не смотреть, потому что сквозь белую обтягивающую футболку сильнее проступят возбужденные крупные соски, а между брюками и футболкой обнажится живот. Она знала, что делала. Она хотела его наказать.

Она вспомнила, как тогда, в Штатах, вышла из бассейна — мокрая, двадцатипятилетняя, легла в ночную росу и каталась по ней, выгибаясь по-кошачьи и урча от удовольствия. Леша онемел, увидев ее, просто стоял и пожирал глазами. В тот момент она его не чувствовала так, как понимала и чувствовала сейчас. Это была находка. Да, жаль, что в Голландии холодно и [в гостинице] нет бассейна, она бы испробовала на нем этот трюк. Просто, чтобы посмотреть на выражение его глаз и лица. Но есть еще взгляд. Самое сильное оружие, когда другое — прикосновение, общение — почти недоступны. Взгляд, проникающий в душу, через расширяющиеся и сжимающиеся зрачки. Взгляд, затягивающий и возбуждающий, перед которым невозможно устоять, от которого трудно отвести глаза. Димка тогда не устоял. Вечер за вечером в Новороссийске — за разговорами в номере, в кафе, за работой — она смотрела на него. Она знала силу своего взгляда. Когда она смотрела так, у мужчин перехватывало дыхание, они начинали запинаться, теряя ход мыслей и суть своей речи. Димка не устоял. Про себя она называла свой взгляд «поглощением». Я хищница, — думала она — хищница-гурман. Процесс поглощения гораздо интереснее сытого желудка в конце. This game has no name, it will never be the same.

день шестой

Со взглядом ничего не вышло, поймать его глаза было почти невозможно, да и сидели они, обычно, либо рядом в автобусе либо далеко друг от друга за столом. От нечего делать, вчера она развлекалась тем, что пробовала свой взгляд на лекторе. Молодой голландец краснел и слегка запинался. Вчера она прошерстила центральные магазины города. Сначала ничего для себя. Для кухни, для мужа, для сына, снова для кухни и для сына. Но в последних двух магазинах она нашла для себя «сокровища». Словно глаза открылись. До этого было даже страшно лезть в варварски великолепные развалы косметики и одежды. И все же она нашла себе чудесную белую батистовую рубашку-размахайку, с длинными широкими рукавами, невесомую, разлетающуюся на животе почти до самой груди. Это было нежное летучее нечто. Потом ее разобрало на косметику и она накупила себе Диора почти на сотню евро, мотовка. Сегодня она проверит свою амуницию на нем. Утром за завтраком он увидел ее первым. Он сидел лицом ко входу в столовую, она появилась — белая в полутемном коридоре. Ты к нам как ангел спустилась! — сделала комплимент Женька. Остальные тоже не остались равнодушными — от насмешливых добродушных улыбок до снисходительных, как к ребенку. А сейчас она сидела в автобусе и еще раз вспоминала утро — все было разыграно безупречно.

В автобусе она провернула еще один номер — отодвинула свое кресло от его места. Он не понял, но сидел тихо. Она заткнула уши наушниками и закрыла глаза — Mark Tillman, Odessa. Лучше музыки для дороги не придумаешь. Начинался следующий ход игры — «Сон на плече». Он не выдержал раньше. Пространство, отделявшее колени, было достаточным, чтобы сидеть свободно, не касаясь. Через несколько минут его колено вновь пристроилось вплотную. Не верю в случайность, — подумала она и скрестила ноги. Расстояние вновь увеличилось. И вновь через несколько минут она почувствовала тепло его ноги. Он ее возбуждал до такой степени, что даже сводило низ живота. Но выдать себя — проиграть. И она «заснула». Вот тут-то она оценила свою единственную тактическую промашку — демонстративный трюк с креслом. До его плеча было далековато, мешала дырка между кресел. Впрочем, спустя некоторое время он сам помог ей, придвинулся. Она начала клониться, «сонная», влево, к нему, очень медленно, чтобы не спугнуть. Ну, все равно, деваться ему было некуда. Въехали в Амстердам. Он потрепал ее по колену, видно, старался разбудить и привлечь внимание к открывшимся красотам, но она «спала». Помогла неровная мостовая А’дама. Их так потряхивало, что вскоре ее голова оказалась у его плеча. Она поворочалась, устроилась на плече поудобнее, подложив ладошки под щеку — он замер. Ей было очень комфортно. Он сидел не шевелясь. Автобус остановился и он очень осторожно коснулся пальцем ее носа — просыпайся. Она поняла, что выиграла еще один раунд.