Сон в летнюю ночь

Night and silence! who is here?…
I am that merry wanderer of the night…
               
W. Shakespeare. A Midsummer Night´s Dream


Мне снился Ленин.
«Какой Вы всё-таки, батенька, ду-ачок!!!» - кричал он с надрывом и по-ленински ласково. «Глу-по, ар-хи-глу-па-а-а-а!» - печатал Ильич отдельные слоги и буквы, постукивая в такт себе серебряной ложечкой о край стакана с морковным чаем: «дзынь, дзынь, дзынь, триммм, тримммм».

Я проснулся.
На улице долго и протяжно звенел трамвай. Так бывает, когда  в поздний час какой-нибудь припоздавший владелец джипа оставляет своего огромного урода на узкой улице и наглухо перекрывает путь первому предутреннему трамвайчику.
Я вновь закрываю глаза.

Владимир Ильич сидит уже ко мне спиной и беседует с каким-то матросом. Я вежливо покашливую: «гх-кх».  По-ленински энергично он оборачивается ко мне, но вместо человечного лица вождя я вижу гримасничающую физиономию известного телеведущего Парфёнова - сатира российской истории. Становится светло до рези в глазах. Понимаю, что попал на прямой эфир. Парфёнов, судя по многочисленным теледвижениям, заготовил какую-то острую сентенцию и размышляет как раз над каким-нибудь экспромтиком, чтобы ввернуть её половчее. Вот он высоко по-балетному подпрыгнул, щёлкнул в воздухе каблучками модных ботинок и размашисто и нелепо рухнул, поскользнувшись на банановой кожуре. Потянул за собой софиты, камеры и матроса. Жуткий шум…

Я проснулся.
На улице драка. Владелец джипа дерётся с бабой-водителем трамвая. Он - щупленький, круглолицый, в спортивных трусах и золотой цепочке. Она - стопятидесятикилограммовый голиаф в запачканной мазутом оранжевой жилетке. Голиаф пропускает пару хлёстких ударов, затем, однако, осуществляет удачный захват за шею и начинает с ожесточённым упоением возюкать субтильное тельце противника по земле.
Я вновь закрываю глаза.

Вспоминается детство. Дачный посёлок в Подмосковье. Я - ловкий, чумазый мальчуган в стареньком матросском костюмчике. Проклятый забор, намертво зацепившийся за мои помочи. На веранде стоит пожилая женщина с растрёпанными, седыми волосами.
- Гадкой мальчишка! Прекрати лазать по деревьям! - грозит она мне худеньким костлявым кулачком.
Голова вдруг трескается от боли, это сторож стаскивает меня за уши с забора.
Жутко больно. Уши как будто растут из полусфер головного мозга. От по-стариковски цепких пальцев несёт махоркой.
- Говорил я тебе, Изя, - не лазай на дачу к вдове композитора Дуневского. Ходи к Чуковскому, к Маршаку с Михалковыми лазай, но не к ней.
Превозмогая боль, в упрямой и немытой голове крутится мысль: "Всё равно ещё залезу - у Дунаевких анис самый сочный".
- Деда Панкрат, дык я ж сам сирота.
- Знаю я, знаю… Эх, война, - теплеет его голос, однако, уши, скотина, не отпускает.
Больно…

Я проснулся.
Баба-водитель трамвая таки оторвала ему голову. С пяток секунд держит её в руке в гамлетовской позе, затем быстро и сноровисто начинает прилаживать обезглавленное тельце под колесо трамвая. Макает два пальца в разорванные артерии и размазывает кровяку по периметру колеса.

Я вновь закрываю глаза.
Предо мной сидит Сталин. Он молча посасывает трубку и задумчиво глядит сквозь меня на кремлёвские звёзды в окне. Понимаю, что не оправдал доверия.
- Ну что Вы сидите! - сердито блестят на меня пенсне маленького лысоватого человечка, стоящего с журналом в углу приёмной, - Товарищ Сталин Вам всё уже сказал. Идите! Слышите?! Идите домой и ждите!
Вот уже слышу тяжёлые шаги на лестнице. Звонок и нетерпеливый стук в дверь.
Надо успеть поцеловать жену и дочку. Надо успеть!!!
   
Я проснулся.
Встаю и открываю дверь. Стоит баба - водитель трамвая.
- Надо срочно позвонить в милицию. Несчастный случай. Пьяный на путях. Бошку начисто срезало!
 Даю её трубку.
- Можно я сначала домой? - она набирает номер,  - Серёжь! Это баба Аня. Ты щи в холодильник поставил?
Ухожу на кухню ставить чайник. В коробке последняя спичка. Я чиркаю, она ломается. Её половинка, оставляя дымный след, сбитым мессером улетает за плиту. Дабы избежать пожара, старательно поливаю из чайника пространство за плитой.
- Вот, - баба - водитель трамвая протягивает мне телефонную трубку.
Неожиданно она хлопает меня по нагому плечу.
- У Вас комар присосался.
На плече остаются кровяные размывы. Сквозь них продирается капля пота. Начинаю ощущать собственное тело. Липкий пот от летней жары и бесчисленные комариные укусы. В ванную. В тёплую ванну!
Горячая вода в предутренние часы ещё холодна и  долго не хочет становиться тёплой.
Я вновь закрываю глаза.

Бассейн кристальной воды. Сказочным баттерфляем летит над его поверхностью человек. Присматриваюсь. Путин! Меня всегда интересовал вопрос - а в действительности ли хорошо он знает немецкий? Поджидаю, когда он сровняется со мной и спрашиваю:
- Und… Wie geht´s?
Делая кучи брызг, он тормозит своё стремительное движенье.
- Неужели Вы не понимаете, что я занятой человек? У меня каждая секунда расписана!
Раздаётся вой сирен президентского кортежа.
- Вот опять внепротоколка! - в его голосе прозвучала плаксивая нотка.
Он успевает кинуть на меня ещё один укоризненный взгляд, и устало, как-то по-собачьи гребёт к выходу. Мне стало стыдно.
Очень стыдно…

Я проснулся.
Вышел из холодной ванны. Мою спальню освещают синеватые всполохи - менты с мигалками подъехали. Лазают по улице с фонариками.
- А где башка? Она что сама укатилась?
- Не знаю я. Наверно, собаки утащили, пока я в квартиру звонить ходила, - оправдывается баба - водитель трамвая.
- Хозяин квартиры не спал?
- Вроде нет.
- Свидетелем будет.
Они гуськом направляются в мой подъезд.
Я выхожу на балкон. Жду первого звонка в дверь и решительно спрыгиваю на крышу подъезда. Не удержавшись, по инерции сваливаюсь вниз и подворачиваю голень. Не ходок. Мелькает скорая мысль: «Джип! Они долго не хватятся джипа». Как и думал, дверца не заперта. Открываю. На переднем сиденье лежит голова.
- Братишк, похорони меня в моём джипе, ладно?
Я проснулся.

Побрился. Выпил чаю. Поцеловал жену и дочку. Закинул бумаги в портфель. У второго курса  история психологии, у пятого семинар по бихевиоризму.
На лестничной площадке курят пацаны. Что-то перетирают меж собой. Доносится:
- Лёнька-Колобок всегда от ментов уходил. Вот и щас…
У подъездных лавочек возбуждённо судачат старушки.
Здравствуемся.
- Вы слышали, Исаак Матвеевич, тут ночью одного трамваем зарезало?
- Голову нашли?
- Вот в том-то и то!
- В джипе.
Прихрамывая, иду к трамвайной остановке.