Простой, обыкновенный, первый...

                ПРОСТОЙ, ОБЫКНОВЕННЫЙ, ПЕРВЫЙ...


Он не знал своего имени. Да и было ли оно у него когда-нибудь? А впрочем, никогда его мысли не погружались в созерцание своего прошлого. Он вообще не знал, было ли оно у него, это прошлое.  Или прошлое было настоящим?..  Тьфу ты, вот поэтому он и не думал об этом. Простота была его девизом. Простота и независимость. Вместо имени у него был номер. Порядковый.

Проходил день и за ним еще, и еще, а он так и оставался таким, каким был до того. Проходило множество дней, сотни, тысячи, миллионы и даже миллиарды дней, которые складывались в сотни и сотни лет, а он все оставался таким-же. Он никогда не менялся. Он даже не знал наверняка девочка он или мальчик, вернее мужчина или женщина, а еще точнее живое ли он существо. Он был очень холодный. Всегда. Как лед. Хотя все-таки что-то заставляло его думать о себе как о мужской особи некоего существа высшего порядка. Быть человеком он никогда не хотел и хотя не обладал никакими доказательствами своей мужской принадлежности, где-то глубоко в черных своих недрах считал себя олицетворением мужских достоинств.   Ну конечно. Ведь он был по мужски молчалив. Он не огорчался по мелочам, как впрочем, и по более крупным причинам. Он никогда не расстраивался, так как то, что происходит- уже произошло. Он никого не любил и не был меркантильным. Он просто существовал. Он был. Был, как многое было вокруг, чьего происхождения он не ведал и не хотел знать ничего, кроме того, что он уже знал. У него было тело, напоминающее своими формами человеческое, только странное, размыто-очерченное  и еще одна немаловажная деталь – он никогда не ел. Только пил. Пил он всегда одно и то же – тягучую воду из розового озера расположившегося между четырьмя курганами. Вода в этом озере была особенной, она утоляла жажду сразу на несколько десятков лет вперед. И он иногда  забредал к нему, усталый, в пропыленном своем плаще, который тоже окунал в розовую воду странного озера и плащ становился, как новенький. Что за чудо было это озеро! Он много повидал на своем веку, но ничего не помнил о том, что видел, а вот об озере никогда не забывал.

Еще он помнил о том, что в его доме, вернее шаре, вернее в той круглой темной субстанции, где он проводил свободное от работы время - жили два золотых тельца, у которых была удивительная по красоте курчавая шерсть из настоящего золота. Он  расчесывал ее костянным гребнем, а выпавшие шерстинки собирал в тугие маленькие клубки из которых в дальнейшем получались превосходные мячики. Тельцы играли с этими мячиками, когда оставались одни. Но когда он вплывал в свой дрожащий шар, который висел в пространстве, подобно черной маленькой луне, тельцы  радостно скакали к нему на своих трех замечательных ногах, заканчивающихся аккуратными золотыми копытцами. У тельцов было по три ноги, как и у всех чистопородных золотых тельцов. Вместо двух задних ног они имели одну, словно бы сросшуюся из двух. Нога была такой сильной и пружинистой, что с ее помощью они прыгали очень проворно и высоко. Пожалуй, что выпусти их из шара и они ускакали бы в такие неизмеримо дальние дали, что он бы их ни за что не нашел. Поэтому-то он и не выпускал их никогда.  Да, к слову, шар был таким большим, что тельцам вполне хватало места порезвиться.

Я чуть было не забыла сказать, что у тельцов и глаз было по три на каждого. Глаза были огромными и выпуклыми, с каким-то перламутровым блеском и, вместо бровей, на лбу светились маленькие трехцветные радуги, придававшие тельцам очень забавное и удивленное выражение. Дело в том, что иначе у тельцов и не бывает, потому, что такая вот особенная у них порода.
 
Вообще-то эти удивительные звери живут на своей крошечной золотой планете, но, когда там идут дожди,  они начинают прыгать по всей вселенной и искать себе какое-нибудь убежище для того, что бы переждать сезон дождей. А потом, через много лет,  все они возвращаются к себе домой. Так и наши тельцы, которые, кстати, имели собственные имена "Ик" и "Ок", были только гостями в этом большом черном шаре и их временный черный хозяин знал, что скоро придет время прощаться со своими веселыми друзьями. Но он так хорошо за ними ухаживал и даже по своему был к ним привязан, что знал наверняка - в следующий раз (когда лет через сто на их планете снова пойдут дожди) Ик и Ок непременно вернутся в его черный круглый  дом.
А сейчас, пока, он все спешил попасть в свой шар, чтобы покормить их желтыми тюльпанами.     ??… Я вам разве не сказала, что золотые тельцы едят только желтые тюльпаны?  Так вот, он каждый день отправлялся на тюльпаний остров, чтобы нарвать для них охапку свежих и сочных тюльпанов. А когда возвращался с работы  - то тельцы, прямо-таки, набрасывались на угощение и с радостным причмокиванием поглощали все, что было, становясь ослепительно блестящими. Ведь если тельцы не получают достаточного колличества желтых тюльпанов, то шерсть у них блекнет и из золотых они превращаются в обыкновенных серебрянных тельцов. Серебрянные тельцы тоже симпатяги, но они не такие веселые, как золотые и они никогда не покидают свою серебрянную планету. Говорят, что давным давно они изгнали из своих рядов парочку таких вот непосед и те нашли свою тюльпанью планетку, где и размножились, да жаль только, что из-за дождей жизнь на их планете приостанавливается на время. Но хозяин черного шара был этому даже рад, иначе как бы он познакомился с такой очаровательной парочкой…


Он иногда очень уставал и почти растворялся в пространстве. Спасибо еще память у него была такая, что все плохое  моментально выскакивало из головы и назад уже больше не заскакивало никогда. Оно и хорошо, а то как бы он жил, если б помнил все, в чем принимал непосредственное участие. А участвовал он в таком…

Он был смертью. Да-да, он был простой обыкновенной смертью. Каждое утро он отправлялся на землю и делал свою работу, потому что это было его священной обязанностью, возложенной на него Кем-то, Кого он в лицо никогда не видел, да и было ли у Него лицо, не знал… Однажды давным давно, он даже работал по ночам, но затем он перестал справляться с работой и штат стали потихоньку раширять. Появились другие черные шары в пространстве и в каждом жила новая смерть, у которой на самом видном месте обязательно висело расписание дежурства. Он, как самый старший среди них имел заслуженные привилегии  работать только два часа в сутки и только по понедельникам. Но и этих двух часов ему хватало, чтобы устать и опустошиться. Он ведь совсем свою работу не любил, но обязанности его, были настолько несокрушимыми и неизменяемыми, что он знал- ему никогда  не избавиться от необходимости снова и снова выходить по понедельникам на дежурство. К тому же из его памяти почему-то не исчезла история об одном несчастном, который тоже был смертью, но помоложе. Так вот этот самый новичок был стерт и развеян только потому, что не смог  выполнить задание из-за вредного пережитка остаточной жалости, который почему-то имелся в его организме.
Так что это стало хорошим уроком всем остальным и уже никто и  никогда не нарушал правил. Ведь кому-то же надо выполнять эту работу. Иначе никак нельзя. Для этого таких как он и готовят в специальной  голубой лаборатории. Сам он уже давно не помнил кто и когда готовил его.   Казалось что он всегда  знал, что он должен делать. Никогда жалость не теснилась в его груди, никогда сомнения ему не мешали. Но чувство досады было ему знакомо. Да-да, раньше он страдал от досады, когда приходилось выходить на работу незапланированно. Я имею ввиду всякие там самоубийства и все такое. Ведь в таких случаях расписание нарушалось и все катилось в тар-тара-ры. Но потом появились команды скорой помощи и они справлялись с подобными случаями быстро и легко. Их там уже двенадцать молодцов. Все, как
на подбор. Железные ребята. Им конечно легче. Во - первых работать веселее, а потом поддержка, знаете ли… Случаи-то разные бывают, иногда такого насмотришься, что в пору хоть самому бригаду вызывать.
Помоему, я все-таки не сказала вам, какой именно номер
был у него. Ну, конечно не сказала. У него был номер 1. Большая такая, огромная единица с маленькой ручкой посередине, чтобы удобней было держать. Многие считали почему-то, что единица в его руках была ни чем иным, как какой-то дурацкой косой, которой люди косят траву. Это ж надо придумать этакую глупость!  «Это люди от страха…- Думал Первый,- а чего нас бояться-то? Мы ж не убиваем, мы только смиренно ждем, чтобы сопроводить кого куда следует.  И какой дурак косу эту выдумал?.. Она же все упрощает. Нашли косильщиков… Ох, люди…» А на самом деле Первый ходил со своей единицей, а вовсе не с косой, и делал это единственно потому, что так повелось с начала времен и он не собирался менять что-либо.
 
У Первого не было лица. Вообще. Вместо лица было нечто меняющееся, то зарябится его поверность, то пойдет пурпурными зигзагами, а то просто белым кругом выпятится. Рот. Один его рот был всегда неизменяем. Тонкие губы, блестящие и расползающиеся по лицу подобно щупальцам, создавали образ капризный и завораживающий. Как правило, его изображали уродливым стариком, или, что еще хуже- отвратительной старухой, когда на самом деле он был всегда молод и красив. По своему конечно. Он не старился к тому же. Он пытался рассуждать об этом, но только еще больше расстраивался. Хотя и ненадолго. Он не любил огорчаться и быстро забывал все плохое. Правда эти человеческие непонимания его сущности немного расстраивали Первого и все из-за того, что им, людям никак не удавалось понять истиную красоту, которая не в чертах лица, а, единственно в отражении внутреннего мира, а поскольку внутренний мир у нормальных существ склонен к постоянным изменениям, ведущим по бесконечным дорогам к совершенству, то и внешне это имеет свое отражение. Что такое есть лицо? Это маска, накинутая на несовершенных существ, живущих с нею, старящихся с нею и страдающих от нее. Лишь изредка можно увидеть лица с нормальными отображениями того, что за ними. Если внутри страх и сомнения, то и смерть человек видит через это страшное отражение. А поскольку основная масса людей панически боится остановки своего земного существования, то и смерть им кажется уродливой и мерзкой.
Так думал первый, выковыривая острым концом своей единицы грязь из под ногтей. На самом деле все не так! - Первый вскинул голову и капюшон слегка приоткрыл его выпуклость на том месте, где должно быть лицо, по которой забрезжило что-то вроде улыбки.  Редко, кто из земных обитателей с достоинством встречает черных провожатых с их порядковыми номерами, воспринимающимися людьми, как косы, серпы и другие колюще-режущие предметы. Но разве можно обижаться на людей?! Ведь они не успевают  понять даже элементарных вещей за свою короткую жизнь. Они например до сих пор считают, что Некто сидит где-то на небе и только и делает, что слушает их разглагольствования на тему содеянных грехов, с тем чтобы тут же их простить каждому покаявшемуся. Словно бы у Него и дел других нету. Знали бы они...
 
Первый как-то поджидал очередного клиента по своему списку, стоял в тенечке, незримый,  возле священника, и слушал, как его подопечный исповедовался, и наслушался... такого... Он потом, когда новенького перебросил куда надо, решил вернуться к тому священнику и послушать уже других потенциальных клиентов. Все стоял и удивлялся, почему это люди  норовят грехи свои погаже описать, со всеми мерзкими подробностями, и чем больше подробностей, тем им кажется, что  их быстрее за это простят. Ну что сказать?... Люди...
Никто из черных «косильщиков», кроме того, единственного, сжалившегося над кем-то и поплатившемуся своей вечностью за это, никогда и никого не жалел. Они были вечно-молоды, они были бессмертны. Они отдаленно напоминали людей, но только отдаленно, как если бы человек посмотрел в старое, мутное зеркало...  Их трудно было спутать с людьми.  Да и сравнение это было бы по меньшей мере странным, потому что уж очень по разному виделся им этот мир и мир воспринимал их по разному. Черные были особым штатом в сложной иерархии космических взаимоотношений и их называли
чистильщиками – работенка, если честно, не для слабонервных. А люди больше походили на тех несчастных носильщиков душ, которые поставляли свой груз каждому появлявшемуся на свет человеку.  Носильщики были молчаливы и улыбчивы. Они получали свой очередной мешок с душой незадолго до появления человека на свет и отправлялись с этим мешком на землю, неся его бережно и стараясь не трясти сильно, потому что души очень не любят, когда их трясут.
Все души ковались в маленьких кузницах Мальчиками- Спальчиками  ловко орудовавшими своими серебрянными молотками. Молотки были такие звонкие, что звон их разносился далеко за пределы серебрянной планеты, на которой жили Спальчики и на которой производили свой бесценный продукт, заказанный миллионы лет назад Тем самым великим Выдумщиком, который всем этим заправлял с великим мастерством и умением. И когда кто-то смел ослушаться Его и тем самым помешать движению намеченной строгой гармонии, Он стирал его в несколько секунд в желтый порошок и на его место назначал другого. Он вообще был непредсказуем и иногда вытворял такое… Вместе с крастотами, от которых захватывло дух, он придумал разные ураганы и смерчи, чтобы эти красоты разрушать. Я думаю, это он от скуки придумал. От недостатка общения может быть.

Так вот, носильщики ничего не производили, а только переносили души с серебрянной планеты на Землю. Носильщики были ребятами честными, но не очень умными и от этого иногда случались разные казусы. К примеру, частенько они путали пункты назначения и души оказывались не у тех, кому предназначались. Но правило гласило, что менять души нельзя и эта путаница привела к тому, что обладателями чужих душ стали иногда люди неготовые к обладанию именно таковой и тогда происходило разное … Некоторые люди не выдерживали и сходили с ума, другие становились проповедниками каких-то немыслимых теорий развития человечества, третьи вели за собой легионы право и лево верных, посвящая иноверцев мечом и оралом в свои ряды, четвертые воображали себя отцами целых народов и упорно вели их к гибели . И прочее и прочее…
Носильщики были худыми и длинными, ну точь-в точь  долговязые и угловатые человеческие подростки, и носили свои мешки в зубах. Да, кстати зубы у них были очень длинные и от постоянного употребления их(зубов) в качестве вешалки для мешка с душой, вытянулись вперед и чем-то даже напоминали длинный клюв. Их длинные белые одежды, развевающиеся на ветру подобно шелковому оперению, а так же большие крылья, которые они частенько пристегивали себе на спину, когда путь был особенно долгим, делали их очень похожими на таких белых птиц, которых на Земле  называют аистами. Видимо отсюда и пошли легенды о том, что
детей в семьи приносят аисты. А аисты здесь, как вы видите, и вовсе не при чем. Ну так вот, эти самые носильщики очень не любили чистильщиков и когда-то ( говорят рассказчики, живущие на серенькой крохотулечной планетке) устроили целую войну чистильщикам.

Дело было так. В самом большом океане на земле стоял красивейший остров и жили на нем очень высокие и статные люди. Они отличались особым мастерством в разных ремеслах, в развитии науки и культуры, в искусстве, ну и так далее… Короче были самыми, самыми умными на всей Земле, да еще ко всему прочему  и самыми красивыми, и самыми богатыми. И оттого, что имели они все, что только можно- были очень добрыми и не знали, что где-то там на большой земле идут войны, что болезни выкашивают целые города и что кроме любви, радости и здоровья на свете много всякого такого о чем лучше и не говорить…
Так вот  «Носильщики» так прониклись нежностью к своим любимцам и так добросовестно и трепетно исполняли свои обязанности, что ни разу не перепутали свои мешки и оттого на острове царила полная Гармония. И в конце концов «Носильщики» сговорились между собой и решили охранять этот остров от «Чистильщиков». Потому что по закону человек готов к смерти только тогда, когда Чистильщик находится в непосредственной близости и готов принять драгоценное его наполнение под дурацким названием «душа». А так как чистильщики никогда не опаздывали из-за врожденного ума и такта ( ведь доподлинно же известно, что опаздывать – прерогатива существ глуповатых и обделенных хорошим воспитанием), то и срывов, понятное дело, у них никогда не было. Прилетел, подождал, забрал, улетел. Делов-то. Носильщик принес, Чистильщик забрал. И только так. И никогда не наоборот. И, когда однажды очередной Чистильщик со своим номером наперевес полетел  для того, чтобы принять у островитянина жизнь, «Носильщики» отогнали его своими белыми крыльями и спрятали спасенного ими  человека среди скал. У чистильщиков, как известно, почти все чувства атрофированны, но они четко соблюдают программу действий, знают, что нельзя вступать в конфликт с кем бы то ни было. Вы хоть раз слышали от кого нибудь, чтобы он поругался с собственной смертью? Не слышали, потому что это полностью исключено. Кроме врожденной интеллегентности, чистильщики обладают еще целым рядом достоинств, которые почти невидны в их рутинной и неблагодарной работе. Так случилось, что в этот раз, строго выполняя установку, Чистильщик немедленно пожаловался куда надо и Носильщиков строго предупредили, и даже занесли в их личное дело это предупреждение, что само по себе было происшествием из ряда вон выходящим. Но в следующий раз повторилось тоже самое и уже другой спасенный ими счастливчик прятался среди скал. Но третьего раза не было, потому что откуда-то с неба подул жестокий ветер, поднялись огромные волны и громовой голос разочарованно произнес: «Я же вас предупреждал…». Остров зашатался, задергался, подобно рыбе, выброшенной на берег и… погрузился в морскую пучину в мгновение ока вместе с носильщиками и гордыми людьми. А над темной водой летало чистильщиков видимо-невидимо и все они принимали выныривающие из морских пучин бесчисленные души. Вот так. Это было давно и почти все про это забыли, но Рассказчики помнили все до мельчайших подробностей и всем, кто интересовался древней историей, они обстоятельно и с выражением рассказывали обо всем.

Рассказчики были очень, ну очень маленькими, даже меньше Мальчиков- Спальчиков и  было их всего-то семеро. Они записывали все происходящее в свои волшебные книжки . Книжки были с руками и с ногами, и ходили, очень смешно подскакивая на ходу. Рассказчики работали не покладая рук, и книжное племя росло так быстро, что ни в сказке сказать, ни пером описать. К тому же книги имели очень редкую, для такого рода существ, возможность размножаться. И расказчики уже не тратили время на описание разных мелочей и «записывали» только самое главное, а уж книжки затем рожали какую нибудь попрыгунью, которая носила в себе информацию не входящую в разряд главных. Каждая книжка имела папу и маму, а те в свою очередь имели своих пап и своих мам, а их родители естественно своих и так до бесконечности. Да, очень важная деталь -  Рассказчики-то писали не как мы с вами ручками и карандашами, а наговаривали свои истории в свои главные книжки, которые впитывали в себя все как губки и росли на глазах и разбухали.  Те книги, которые были главными и приобретали информацию от самих рассказчиков отличались от остальных тем, что имели нежный сероватый оттенок, схожий с металлическим оттенком самой планетки. Планетка была такой маленькой, что каждая книжка оббегала ее вокруг за несколько дней. И рассказчики не на шутку боялись, что скоро произойдет книжное перенаселение и тогда придется искать новую, большую планету, а с этой расставаться им совсем не хотелось, ведь только здесь растут говорящие помидоры. Помидоры были круглощекие, наливные и веселые, и молодые книжки наперебой играли с ними и распевали свои нелепые песенки. Помидоры потешно подпрыгивали на упругих стеблях и качали тостыми щеками, издавая разные смешные звуки, путем трения щек о молодые побеги своих сородичей. Рассказчики очень боялись, что потеряв общение с помидорами, книжки заскучают и все содержимое в них станет не таким ярким, не таким живым. Разказчики  не препятствовали бурному размножению книжек и только улыбались, глядя на своих подопечных, заботливо производя перепись книжного населения. И стоило кому-то попасть на серую планету и спросить у рассказчиков о чем-то, те непременно стучали своими костяными каблучками и тут же появлялась та самая книжка, которая была вам необходима. Она становилась на цыпочки, поднимала руки и начинала тихонько переворачивать страницы, в теплом воздухе повисал тонкий вибрирующий звук и миллиарды слов-бабочек, выпорхнувших из нее устремлялись прямо в вашу голову и через мгновение вы знали все об интересующем вас предмете до мельчайших подробностей. Когда книги были молоденькими их кожанные переплеты светились матовым нежным блеском, но с возрастом и с накоплением информации внутри, их кожа становилась все темнее и темнее и к завершению  многочисленных историй становились совершенно черной. Когда книга становилась совсем старенькой и ее истории все реже и реже интересовали кого-нибудь, книгу, с согласия рассказчиков отправляли на белый склад. Склад находился за пределами этого космического круга и никто не знал, что происходит там со старыми черными книжками. Вся информация из них скачивалась на смешные такие ледяные шарики, которые хранились в Антарктиде.
 Рассказчики боялись, что Земля- очень ненадежное место для такого хранилища и все-время хотели предложить, на большом собрании, перенести склад куда-нибудь в более защищенное место, потому что информация могла исчезнуть безвозвратно. Как исчезло уже многое.

К примеру много лет назад с планеты Дено всех завров перенесли временно на землю. Ох и наделали эти самые завры на Земле  дел… Не приспособленная к таким постояльцам земля, очень быстро, за несколько миллионов лет поняла, что необходимо избавиться от этих прожорливых тварей и начала леденеть. Сама по себе. Она такая, эта Земля, что хочет, то и творит. То трясется, то изливается вулканами, то покрывается толстым слоем льда. Самая строптивая из всех планет и совершенно не поддается влиянию Главного. Что-то Он проморгал, когда Землю создавал. Так и в тот раз, решила, и вся обледенела, так что пришлось изрядно потрудиться эвакуационному командованию, чтобы спасти последних завров и доставить их на другую планету.
Сейчас они опять живут на Дено, но планета быстро стареет и в скором времени, может быть лет так через миллиард, придется вновь искать для этих громадин новую, молодую планету. Так вот вся информация с подробными описаниями их доставки на Землю, а затем эвакуации с Земли была записана и помещена в ледяные шарики.  И Рассказчикам было непонятно, как это Главный не боится, что  в один прекрасный день все это расстает бесследно, как уже часть шариков поддтаяла из-за появления озоновых дыр и никто уже никогда не узнает об истинном положении дел с теми огромными существами, которых люди называют денозаврами.

Мы давно уже расстались с нашим Чистильщиком под номером 1.  А он, тем временем, играл со своими тельцами и мешал в черной чашечке черный кофе, маленькой черной косточкой. Номер Первый любил черный кофе. От него у Первого появлялись огоньки в глазах и трепетная волна разливалась по его ледяному телу. Этикетом это запрещалось, поэтому Первый пил кофе, накинув на голову свой черный капюшен, чтобы никто его случайно не увидел и не доложил Главному о непорядке. Впрочем это был его единственный недостаток, и Первый мирно с ним уживался. Сегодня ему предстояло много потрудиться, несмотря на ограниченное рабочее время. Где-то на Востоке голубой планеты шла война и тысячи жизней нужно было собрать всего за пару часов. Ох уж эти понедельники… Первый много чего видел в своей жизни, и его не так напрягала война с ее уродливой тенденцией к массовому уничтожению себе подобных, как ее последствия, ввиде умирающих с голоду детей и животных. Он не знал жалости, но что-то ползало внутри него холодным червем, когда
приходилось собирать детские жизни. Он, к примеру, почти с радостью летел к старикам, которые отходили в мир иной без слез и криков о помощи. Они были готовы к смерти. Как он их уважал. Он с усердием делал все, что от него требовалось, но все же каждый раз прилетая за жизнью младенца, чувствовал своего холодного червяка внутри.

Он никогда не видел Главного, а может и видел, да забыл, а может Главный специально сделал так, чтобы он забыл… Кто знает.
Но Первый всегда знал, что Главный вездесущ и строг безмерно, порой даже лют, несмотря на свою безграничную доброту. Ему, Главному,  все сходило с рук, потому что кому же его было пожурить, если над ним никогошеньки небыло… Первый частенько думал о том, чем же занимался Главный до того, как сотворил Космос, Землю с ее суматошными обитателями, и вообще все-все-все… Вот, наверное, скукотища-то была. Но несмотря на свое частичное несогласие с руководством, Первый старался изо всех своих скромных сил и за  свои неисчислимые годы не разу не огорчил Главного, за что и оставался Первым, все-время идя по пути бесприкословного исполнения чужой воли. Кстати, Чистильщики могут себе даже пенсию выхлопотать. Первый уже почти физически ощущал, как приближается тот час, когда, наконец ему будет ненужно летать по голубой планете со своей единицей наперевес и собирать опостылевшие чужие души… Он представлял себя уже не узником черного своего шара, а хозяином большого желтого дома с зеленой, зеленой травой,  с желтыми тюльпанами и по траве золотые тельцы… трехногие, трехглазые, маленькие и большие, прыгают, подскакивают, верещат своими неподражаемыми голосами и он среди них, без своего черного капюшона. Красивый и молодой. Ну почему люди рисуют его таким отвратительным? Первый поморщился и улыбнулся криво, вдруг ощутив приступ оглушительной жажды, накатывающей на него иногда. Но жажда появлялась всегда в свободные от работы часы,  теперь же у него не было времени лететь к розовому озеру и допив
вязкий глоток черного кофе, Первый запахнулся своим плащем и полетел по назначенному маршруту…
Он летел над голубой планетой. В темнеющей пасти горизонта поблескивал серебром его номер. Черные крылья широкого плаща развевались над онемевшей от ужаса землей. Как большая птица кружился он, опускаясь все ниже и ниже. Там, далеко, внизу, сражались глупые люди, уничтожая свои и без того коротенькие жизни. Они опять что-то делили, что-то доказывали друг другу. Там плакали дети и выли раненные собаки. Там было шумно, дымно, странно. «Как глупо! - Думал Первый, - Как глупо! Как глупо…»
Тень от его черных крыльев покрыла головы дерущихся людей. Первый привычно раскрыл свои холодные объятия навстречу этим остановленным жизням.
Мимо него пролетело несколько тщедушных носильщиков, несущих свои мешки туда, вниз, в дым, в шум. Там кто-то собирался родиться…
«Как глупо…- Опять подумал Первый, - как глупо»…
В голове его шумело розовое озеро и выплескивало свои волны на рыжий берег. Вода в озере была словно кровью окрашена. А может это и была кровь. Кто знает…Ему смертельно хотелось пить.
До конца рабочего дня оставалось 33 минуты.



Май 2002 г. Торонто