Стекло

               

Стекло.

Она коснулась закрашенного стекла экрана , приложила ладонь, оно слегка холодило, как будто она прикоснулась к снегу, медленно,  будто ощупывая, она повела пальцами в разные стороны  и подвинула руку чуть ниже,  её мысли  хаотично неслись, бесконтрольно перепутываясь между собой. Он не может, не может не почувствовать мои руки, они так горячи, их энергия сильнее, чем ты - тихо, едва шевеля обмороженными губами шептала она. обращаясь к странному, полузамёрзшему, не живому стеклу. “Ну подойди же ко мне, неужели ты не видишь!!!” В бессилии она стукнула маленьким кулачком по стеклу или его изображению, которое как тень маячила на фоне расплывчатой мебели, стола, на котором стоял телефон. Она снова рванулась к нему. Приложила ладонь. Она смотрела прямо ему в глаза, он подошел, “он чувствует моё присутствие” - думалось ей. (Её маленькое застывшее сердечко немного дрожало в предвкушении тепла.) Она вновь повела рукой к заветному месту предполагаемого контакта, “ну же, чуть ниже”, - уже совсем нетерпеливо восклицала она, он бессильно опустил руки. “Нет ты не понима....” - мысль, оборвавшись на половине, не достигла его, он отошёл от стекла.
     Он ожидал звонка,  бесполезного по сути и содержанию - её не было в этом мире, остальное не имело значение. Но только комнату заполняла тишина , которая немного дрожала в его голове. Инстинктивно он подошёл к стеклу. Медленно, словно боясь обжечься,  протянул руки к немой безжизненной пустоте, за которой, как казалось ему, ничего не было, нет и не должно быть. Стекло холодило, как снег, который не тает при сильном морозе. Вдруг его передёрнуло, он попытался судорожно сжать немое безликое стекло, но видел в нём только себя, своё отражение, которое напоминало слепок с него, но не его прежнего. Руки зажгло ещё сильнее, заломило от непонятного, необъяснимого холода кончики пальцев. “Ближе” вдруг, как будто разрезав мозг на две половинки, заговорил его внутренний голос. Он передвинул правую руку чуть ниже, “ты не понимаешь...” - вновь ворвался в его замутнённое сознание глухой, едва различимый отголосок чьей-то фразы, он судорожно зашарил по стеклу руками, но по прежнему ничего не происходило. “Я брежу и только” сказал он сам себе и устало опустил руки вдоль туловища - звонок телефона наконец-то ворвался в комнату. Ничего больше не манило. Стекло, слегка помутнев, замолчало.
Телефон звонил, настойчиво теребя его слух. Он, в нерешительности стоял, по прежнему безжизненно опустив руки вдоль туловища, комнату вновь заполнила зияющая как пустота в душе, тишина. За окном проносились туманные машины, их очертания напомнили ему ту, другую комнату, где они были вместе. Он не мог помнить этого, ведь этого так и не произошло, но память сильнее реальности, она простирается в будущее, которое вероятно лишь на 1%, как вероятность шага в разные стороны - всего лишь один из вариантов, который происходит, но не в этой реальности. И всё же это было, было и с ним, и с ней в каком-то неведомом, едва ли существующем по его мнению параллельном мире. Он всегда был уверен в существовании единственной реальности, он верил в это как ребенок верит в деда мороза, как ребёнок верит в существование добра или зла, как ребёнок точно уверен, что есть его родители, которые могут защитить его от всего. Это так спокойно - верить в одну реальность, так определённо и устойчиво.
Снег в тот день шёл сильнее чем обычно, он просто валился с небес, будто некто высыпал его из огромного мешка повсюду. Она была необычайно весела в тот вечер. В комнате горел свет, приглушённый, с синеватым оттенком, и потому белые стены тоже казались голубоватыми. Прихорашиваясь у зеркала, которое отражало лишь наполовину её истинный образ, она что-то весело напевала слегка хриплым, но очень нежным с переливами голосом.
Через секунду она уже очутилась на кровати , её перемещения по комнате напомнили ему по своей скорости того маленького зверька, который так напугал его в Африке. Это было в те времена, когда он ещё служил в армии.

Вернувшись из воспоминаний, он посмотрел на неё. -Устроившись поудобнее на кровати, она начала расчёсывать волосы, той самой расчёской, которая так не нравилась ему - она была противного зелёного цвета, который не нравился ему своей многоаспектностью и напоминал войну.
“Ты действительно не веришь в чудеса, помнишь ты говорил как-то?”,- вдруг спросила она, наклоняя по обыкновению голову вправо. “Не очень-то, какие могут быть чудеса... нет большего чуда, что мы сейчас вместе, - его ехидная интонация была очевидна,- “но это закономерность в какой-то мере”, - чуть ухмыльнувшись по своему обыкновению ответил он.
“Неужели ты не веришь в другие потусторонние миры?”, - она вскочила с кровати и остановилась позади него, он чувствовал это спиной, и вот уже её пальчики показались с двух сторон, они аккуратно, как будто боясь разбить что-то, неторопливо, словно считая секунды, коснулись его лица, исследуя каждый изгиб, каждый контур и шероховатость его кожи, поползли вниз, к губам и она, закрыв его губы ладошками - чуть слышно прошептала “молчи” в его ухо - обдавая одновременно жаром своего дыхания. Открой глаза - попросила она. Он, чуть подрагивая ресницами, приоткрыл один глаз, но то, что он увидел, заставило его открыть и другой. Комната исчезла, прямо перед ним вместо кровати и чёрного покрывала на ней, простиралось гигантских размеров поле, которое плавно перетекало в горизонт на котором безумно огненным глазом сверкало солнце, приготовившееся к закату. Они стояли на небольшой горе, внизу, прямиком перед полем, посередине поля плавно покачивалось зеркально- перламутровое озерко. Недалеко  от озера, на высоком дереве сидели качалось из стороны в сторону гнездо аистов. Над этой удивительной шапкой из соломы и веток величественно возвышалась бело-серая аистиха с птенцами. Увидев их, аистиха издала протяжный звук и тут же в небе показался аист, который секунду казавшийся точкой в небе, молниеносно спустился с неба в гнездо. Так он защищал своё семейство, где бы он ни был, он слышал крик аистихи.

“Это путешествие запомнится тебе надолго?” - вопрошающе посмотрела на него она. “Конечно” - улыбнулся он, думая про себя, что на самом деле всё это ему показалось, ведь он проснулся после у неё на коленях. Видимо её голос подействовал так убаюкивающе. Уже пора спать, завтра трудный день. - потягиваясь сказала она и потёршись о его плечо щекой вытянулась на кровати, обхватив ладошками его руку.
Эта её привязчивость несколько угнетала.” Как она может так долго находиться вместе с кем бы то ни было!”,- раздражённо думал он про себя. Её неизменная нежность и ласковость уже начинала душить его Все последующие дни он чувствовал себя запертым в клетке. Во время болезни гриппом ведь нельзя было уйти из этой комнаты, которую почему-то так любила она. Он уже вообще начинал плохо понимать себя - как он, так любящий свободу, такой раздражительный и не умеющий привязываться а уж тем более чувствовать что либо или быть терпимым - мог прожить под одной крышей, нет , хуже того под потолком одной комнаты с одной единственной женщиной??? “Пора с этим завязывать, вот выздоровею и всё” - размышлял он, наблюдая за облаками, которые в узком крае окна ( из окна был виден только тоненький край неба) пытались куда-то плыть.
Вечер не удался. Его монотонная обыкновенность угнетала. Лавилла смотрела в стену, думая о чём-то своём, в такие минуты она казалась ему чуть ли не инопланетянкой или просто почти не реальной, особенно в профиль её глаза казались стеклянными, словно прозрачное стекло. Они были не то чтобы голубыми, такой сложный почти прозрачный цвет с оттенком цвета морской волны.
Их отношения были похожи на колебания стрелки на приборе , который показывает биение сердца... Вверх - вниз. -ровно - вверх-вниз- ровно - резко вниз - плавно вверх.. вариации. Ссоры сменялись ласковым уютом. Покой сменялся вспышками ненависти и тихого уничтожения друг друга.
Сколько прошло времени, они уже сами не помнили. Им казалось, что они всегда жили вместе. Вечность...
****

Разговор (у проруби)
Я решил уйти. Ну пойми же ты, я не приспособлен для тихой счастливой семейно жизни. Ты самая обычная девушка. Из любой можно сделать такую же. Нам сложно вместе. Мы посстоянно ругаемся. Твои слова и поступки, твои капризы, ты не умеешь и нехочешь быть другой. Я ждал долго, я думал ты изменишься. Но я думаю нам следует расстаться.
Её глаза, доселе блуждавшие по сторонам, вдруг остановились в одной точке “Знаешь, если долго лететь на солнце, а потом повернуть направо наискосок, можно попасть в такое место, где есть горное ущелье и там живут птицы - “птицы? Переспросил он, не понимая к чему она это говорит, - да птицы, но это не обычные птицы. Их мало, потому что как только они влюбляются - они разгоняются и на огромной скорости разбиваются о скалу, их кровь питает голые скалы и, через некоторое время на скалах вырастают цветы необъяснимой, нереальной красоты - так они признаются в любви.
Её глаза вновь напряжённо забегали. Ладно, пошли отсюда, уже пора, мне нужно успеть на вечерний рейс, - несколько глуховато, будто извинясь пробормотал он и дёрнул легонько её за край рукава. Но она будто не слышала его.” Ты что совсем замёрзла - попытался пошутить он. Неожиданно для него она вырвала свою руку  так, что в его руке остался клочок её кофты и быстро, словно звёрёк за три прыжка подбежала к проруби и за две секунды до того, как он мог бы успеть сообразить что происходит, нырнула в чёрное окно воды.
Две секунды прошли, и Энди закричал. НО не услышал своего крика. Только короткие всплески воды резким кричащим звуком били по барабанным перепонкам.
Прорубь уже начала затягиваться тоненькой полупрозрачным слоем льда, похожего на плёнку полиэтилена, а Энди всё стоял сжимая в правой руке ворс от её кофточки - эту кофту она особенно любила носить зимой, потому что она хотя и была колючей, зато грела как настоящая телогрейка. Ему вдруг вспомнилось, как она любила растягивать слова, прислушиваясь к их второму, срытому смыслу, пытаясь осязать их звучание. “Сме-х-х” ведь он похож на ворсинки моей кофты - вдруг неожиданно чётко всплыл в его сознание её голос. “ такой же колючий. Двойственное слово.  “Сне-к” “сне-к”,”сне-кк” так интересно холодный и мягкий, значит верное. Она всегда так неожиданно перебивала сама себя и вдруг начинала говорить о другом. Эта её манера иногда раздражала его.
Оцепенение прошло и на смену ему пришло осознание холода и пустоты. Энди ещё раз пристально вгляделся в уже совсем затянувшуюся дыру в озере, присел и почти машинально провёл замёрзшими еле двигающимися пальцами по внушительному куску льда, который лежал на самом краю проруби. Этот лёд размером чуть больше его  ладони, тут же примёрз к руке, как будто рука была сделана из железа. Почти квадратной излишне чёткой формы - кусок льда напоминал в некотором роде стекло. Энди выпрямился, и, вдруг ощутив некое родство этого холодного бездушного материала природы, прижал его двумя руками к груди и пошёл по направлению к выходу из пространства, в котором он навсегда потерял ту, которая и не принадлежала ему...
Дни шли машинально, или сами по себе. Тот кусочек льда, который он захватил с собой, не растаял и Энди аккуратно водрузил его на стол, где-то между пепельницей и чашкой с чернилами, напротив компьютера. Работа не клеилась. Да и заказов в последнее время было маловато. Где-то дня через два Он, в который раз разглядывая необычное стекло льдинку, заметил, что вроде бы вчера оно было меньше. Предположения подтвердились буквально через полдня. К вечеру Стекло уже достигло по высоте монитор и Энди пришлось переставить его на пол. А ещё через день стекло уже догнало по высоте самого Энди. “ может я просто схожу с ума, да нет, просто с ума не сходят” размышлял Энди. Что-то необъяснимое не отпускало его от стекла. Прошла неделя. Энди уже отменил все заказы, и отходил от стекла лишь за несколькими надобностями от которых человек в силу некоторых обстоятельств, а проще физиологического устройства не может отказаться. Он то подходил к стеклу, водя ладонями по его холодной шершавой поверхности, то садился напротив, на кровать и, словно пытаясь разгадать его тайну всматривался в морозные узоры. Как-то ему даже послышался её голос.

Звонок - как звонок в дверь, но нет, это звонил злосчастный телефон- нерешительность нарастала, почти захватив его сознание целиком, но он почти силой вывел себя из оцепенения, медленно передвигая ноги, (словно на эшафот его вели, подхватив под локти и подталкивая из-за спины), подошёл к столу. Рука, наконец справившись со сковывающим её холодом, дотянулась до трубки, - он медленно поднёс её к лицу, не касаясь ничем, дабы реальность не сразу ворвалась в его мозг -  но ворвалось что-то другое - во всяком случае ему хватило двух секунд, чтобы понять, что голос, тонко дрожащий в его руке, принадлежал ей. Как можно быстрее он постарался преодолеть расстояние до уха от руки и почти вдавил в себя трубку. “Почему ты не чувствуешь моего присутствия, я же здесь, напротив тебя, стоит только протянуть руку, ты не веришь мне?” “ Я же в нашей с тобой комнате, ведь ты знаешь, что она существует, вспомни, ну пожалуйста вспомни где она находится! “Это точно она” - мысли грохотали в его сознание как трамваи в безлюдном переулке, “Ну не молчи же, я знаю, что ты держишь трубку, что ты слышишь меня!”, - почти кричала она по мере возможности, с трудом разжимая обледеневшие губы.
Голос почти что ворвался в комнату, почти разрезал её на маленькие доли надежды, но... прошла ровно секунда и он вновь стал удаляться и вскоре, превратился в безжизненное стучащее эхо в его сознании “ гр -э, гр -э, гр-э” , которое растворялось и разбегалось по стенам комнаты, а вскоре исчезло совсем.
В трубке не было гудков, ничего не оставалось как смирится и положить трубку на рычаги. Что он и сделал. Надежда - я ненавижу это слово!
Очевидно одно - она существует, хотя бы и за стеклом, но существует. НО... его мысли вдруг наткнулись на непреодолимое препятствие, на осознание неизменности существующего бытия, единственности реальности, той, в которой он находился сейчас - вчера и вынужден будет находиться завтра. Резко обернувшись и схватив телефон, он, почти не думая, швырнул его в стекло, которое предрекало одинокое будущее, одинокое помешательство в этой комнате, напротив Него, наедине с холодным, леденящим руки, душу и сердце неодушевлённым стеклом, за которым якобы должна быть она. Стекло, тихонько звякнув, неторопливо, как в замедленном кадре, плавно опустилось, будто снег, сыпавшийся когда-то так густо с неба, крохотными осколками на пол.
Он, ещё не совсем осознав что же произошло, в растерянности и в некотором страхе присел на застеленную так аккуратно чёрным покрывалом, ещё вчера вечером им кровать. Обхватив голову дрожащими обледенелыми, почти что серого цвета ладонями и зажав глаза изо всех сил, он стал раскачиваться из стороны в сторону.
“Я не верю, его нет нет, нет ничего не было ни стекла ни этого звонка, и никогда не было, и не будет, как не было той реальности, как не было её, как не было этого мучавшего стекла, такого властного и величественного в своём равнодушии ко всему, что происходило, как не было деда мороза в детстве, как не было... не было не было!”, -  в полном бессилии, зная что теперь он обречён, понимая, что он сам разрушил последнюю надежду на соприкосновение с ней, пусть мифической, пусть нереальной, пусть через нелепое стекло, но всё же... “там возможно была она!” - нарастал монотонный, безжалостный шёпот в его мозгу, и, всё сильнее зажимая глаза руками, он мотал головой из стороны в сторону и пытался хоть как-то успокоить своё воспалённое сознание, хаотичные мысли, дрожащее тело, но его трясло, словно разряд электричества поразил его в самое сердце. “Я никогда не поверю, я не поверю, я не хочу, не смогу, не буду...”, - он вскочил и бросился к окну, в котором текла равнодушная безжизненная по сути и содержанию жизнь, которая уже не принадлежала ему, но что-то, словно в последней попытке продлить его мучения, остановило его на полпути, и он обернулся на оставшуюся позади него комнату, на стол, на кровать, на телефон, на застывшие в своём величии и равнодушии остатки стекла. 
На кровати, медленно, будто бы ничего и не было, вела тонкой рукой по своим пушистым золотистым волосам зелёной, той самой, которую он выкинул казалось бы ещё совсем недавно, расчёской Она. Тихая умиротворённая улыбка бегала по её губам словно шаловливый солнечный зайчик, ей было тепло и уютно под его удивлённым взглядом...

10.09.2000 г.