Орфей и Эвридика
Возвращаясь домой, он попал под дождь. Обычный, и кстати, вполне успешный день - проект он сдал, на письма ответил, в перерыве успел пообедать и даже поболтал с кем-то из смутно знакомых сослуживцев.
На ступеньках железной лестницы сидела девушка. Кольнуло неприятное чувство - он не любил ситуаций, в которых оказываешься слишком близко к незнакомым людям - лифты, очереди в столовой или вот девушки, сидящие около входной двери твоего дома.
- Привет.
Что, очередная рекламная акция? Странно, вроде бы она ничего не продает.
- Я тебя жду.
Так, приехали. Что же я такого натворил - неужели все-таки поцарапал ту машину, но ведь… Да кто она такая? Что ей нужно?!
- Я - курьер. Тут для тебя пакет.
Ну слава богу. Наверное, прислали-таки эти каталоги - они бы еще через месяц очнулись…, черт, а где ключи от двери...?
- Придется подождать, пока вернется кто-нибудь из соседей - я же не могу просто так отдать бандероль, у нас правила - нужно удостоверение личности, роспись, отметка о прочтении...
- Да, конечно…
Дурацкий день какой-то - ботинки промочил, сижу на лестнице, холодина… Почему именно в такие, дурацкие, моменты кажется, что время остановилось? Что так и будешь тут сидеть, дурак дураком, привыкая к новому статусу – выхода-то нет. Дверь есть. Есть дверь, которую нельзя открыть- потому что забыл ключ. А когда есть ключ – нет двери: ведь мы не обращаем внимания на дверь, которая открывается? Значит, ее нет… пока какой-нибудь дурак не забудет ключ. А ведь девчонка тоже мерзнет, наверное - неудобно как…
Какое счастье, что существует плохая погода, дорожные пробки и проходящие мимо собаки! Уцепившись за эти округлые факты, очевидные любому обитателю города, разговор уверенно продержался на плаву до прихода соседки сверху. Напутствуемый неодобрительной улыбкой старой девы, он принялся привычно пересчитывать ступени лестницы. Пространство между ним и девушкой стремительно расширялось, вмещая литры медленно густеющей усталой пустоты. Как будто убегающая от ведьмы хитрюга таки нашла в кармане заветный гребень - сданный проект, неизвестно где потерянные ключи, промокшие ботинки… Ботинки! Наверное, она тоже замерзла – в частоколе из ороговевшей повседневности образовалась прореха.
- Может, зайдете - погреетесь, чаю выпьете ? Погода собачья, простудиться ведь можно.
- Да, хорошо бы.
- Проходите, проходите, у меня тут….
Говорите, дома и стены помогают? Как бы не так! Квартира немедленно стала позорно неловкой, как пиджак с чужого плеча. В самых неожиданных местах вырастали углы и пороги. Чашки, ложки и блюдца, дождавшись своего часа злорадно валились из рук. С грехом пополам усмирив одичавшие вещи, он уселся напротив нее. И тут его прорвало. Как будто с души свалились кусочки колкого серого шлака. Победа над предательскими предметами, накатившее на озябший организм тепло? Сроду он не говорил так много о несуществующем – о том, что приводило его в движение, отталкивало и иногда рвало на части. О холодном, идеальном одиночестве, о дисгармонии линий окружающих людей. О расплывающихся прекрасных картинах, убегающих от реальности даже в его собственных мыслях. О доме в зеленых горах, где никто не будет ему мешать. О том, что будет, когда он, наконец, все бросит. О настоящей, взаправдашней жизни.
- Да, я понимаю. Послушай, но ведь твое холодное одиночество у тебя уже есть, правда? Так что когда ты уедешь, изменится только вид из окна. По-моему, вся беда в том, что ты получил все, что хотел, и не знаешь, что делать дальше. Понимаешь, мир устроен так, что желания всегда сбываются, только их не всегда можно узнать. Для этого нужно очень хорошо знать их в лицо, а у тебя они такие размытые - как твои картины. Ой, слушай десять часов уже! Прости пожалуйста - я побегу - мне очень приятно было с тобой поговорить.
- Увидимся еще!
Это уже из-за двери.
Пропало дело - этот разговор прочной занозой засел в его мыслях. Во-первых, он никогда не рассказывал обо всем так подробно. Лучших друзей у него не было - были обычные, с которыми стрезва о сокровенном не очень-то разговоришься, а пил он очень мало. Его мечты существовали отдельно от него самого - это был первый сюрприз. Второй сюрприз – он точно знал, что девушка поняла его: то, что он говорил, и то, что хотел сказать. Поняла, и не согласилась. И, что самое удивительное, это не было обидно. Наоборот. Ведь если два человека не согласны в оценке чего-то, значит, то, что они оценивают, существует? Третий сюрприз сильно осложнил ему жизнь - он влюбился.
Всю следующую неделю время никак не хотело двигаться с мертвой точки. Он ходил на работу, отвечал на телефонные звонки, рисовал на чем попало ее руки, наклон головы, улыбку. Пытаясь найти для всего этого лазейку в существование, он рисовал себя у нее за плечом – лицом в ее волосы, рука на талии, рука на плече. Без толку - ничего не менялось, время по прежнему сидело на железной лестнице, поджав ноги.
Поэтому, когда он увидел ее у дверей своей квартиры, он подумал, что дверь в подъезде сломалась очень вовремя, что она ждет его недолго, что на лестнице тепло. Разговор на кухне прервался двенадцать секунд назад, сказать было уже нечего, вот он ее и поцеловал, всеми мышцами ощущая давление громады атмосферного столба из школьной премудрости. Из глубин подсознания вылез мутный эм же-квадрат пополам, он подумал, что законы физики его все-таки настигли и улыбнулся прямо в ее послушные губы. Тесное притяжение отказывалось прекращаться; что-то чуть выше тела уже побороло упруго сопротивляющееся пространство, со звонким хлопком превращая звенящие тела в разнозаряженные полюса магнита.
- Ты была права. Одиночества у меня было больше, чем достаточно. Правда, теперь оно не полное, в нем появилась дырка- отсутствие тебя. В нее все мысли проваливаются. Послушай, обычно люди друг до друга добираются такими сложными маршрутами: ухаживания, разговоры, ссоры... Столько времени теряется. Как ты думаешь, может мы напрямик, а? Не уходи никуда, завтра съездим к тебе, заберем одежду, книжки - что тебе нужно, здесь все поместится - сарай-то здоровенный.
- Милый… Так не бывает. Я же курьер, - забыл? Нужен ответ, то есть подтверждение о прочтении.
- Ну и что? Уйдешь с работы, на двоих у меня денег точно хватит. Будешь сидеть дома и ждать меня – нет, лучше я буду дома работать, а ты будешь смотреть.
- Ты не открывал пакет, да?
- Нет. Ну и…
- Подожди. (…) Сделаем так. (…) Сейчас мы оба пойдем на работу, пакет с собой возьмешь и посмотришь. А вечером поговорим, ладно? ….
Хорошо, что не утерпел - зашел в кафе, отослал официантку и наконец открыл злополучную бандероль. Хорошо, что я один. Хорошо, что я могу подумать. Хорошо. Хорошо, но что это такое?
В пакете были фотографии - яркие, отсвечивающие качественной фотолабораторией картинки. Незнакомое детское лицо: ребенок на руках у знакомой женщины. Смутно знакомый школьник. Он сам - лет десять назад, гордо принимает из рук напыщенного дядьки какую-то очень важную бумагу. Обнимает…Стоп, этого никогда не было. Чушь какая-то. Я этого не помню. Как я сюда попал, это не моя жизнь, я никогда …Я познакомился с ней неделю назад, я же не мог ее забыть. Я ни в коем случае, никогда не мог ее забыть…
Весь день он перемещался по городу, пытаясь понять, что все это значит. Откуда взялись эти картинки чужой жизни с его собственным лицом. И что означает последняя, отзывающаяся тупой болью в основании черепа – белые стены, жутковатые металлические конструкции, на них – страшная восковая кукла с отсутствующим выражением его собственной физиономии.
Он пытался защищаться - вспоминал свое собственное детство, возвращался на старые - казалось, навечно записанные на подкорке маршруты. Школа –дом- студия- работа. Поражение было сокрушительным – лишенные сентиментальной любви воспоминания детства разлетались в пыль при первой попытке пристального взгляда, знакомые улицы загибались в немыслимые петли, свивались в кольцо и неизменно приводили его к равнодушной витрине кафе, в котором он оставил рассыпавшиеся фотографии. Рациональные объяснения отпадали, оставляя на месте памяти здоровенное расплывчатое «не знаю».
Железная лестница, подъезд, дверь.
- Видишь, я же говорила.
- Что ? Что ты говорила? Слушай, я ничего не понимаю. Откуда ты это взяла?
- Ох, черт, ты еще …
- Понимаешь, эти фотографии - действительно твоя жизнь. Настоящая, взаправдашняя жизнь. Помнишь, что ты мне говорил - про людей и предметы, которые сомневаются в собственном существовании. Так вот, они правда сомневаются, и ты тоже. Дело в том, что ты умер. Давно. И теперь ты здесь - и не знаешь, где ты и кто ты такой. Не можешь добраться до своих картин и своего дома – потому что исполняясь, твои мечты переворачиваются с ног на голову, доходя до полной неузнаваемости. Это такой замкнутый круг - неудача цепляется за недоверие и все это катится по одной и той же кривой дорожке.
Вот. А потом она все-таки ушла - он так до конца и не понял, почему. Он вообще понял крайне мало. Несколько гремящих фактов бесцельно перекатывались в опустевшей черепной коробке. Что эти фотографии он послал себе сам - она называет это ниточкой Ариадны. Почему же он раньше не посмотрел, в графе «отправитель» и правда написано его имя, вот бред. Что она не может остаться. Что она не единственный курьер. Что сотни людей уже получили эти беззвучные бомбы воспоминаний. Что у него есть шанс. Что она не может остаться - кажется, потому, что у курьеров нет своего места в реальностях адресатов.
Он стал перебирать годами копившийся на полках бумажный хлам. Нужно бы это все выкинуть к чертовой матери - а вдруг у нее много книг, наверное, понадобится много места. Потом вспомнил - нет, все это проклятое пространство будет принадлежать только ему, отныне и присно, без всякой надежды на помилование. Она всегда будет далеко за пределами его жизни, уже слетевшей с резьбы - железно. А если с ней что-нибудь случится? Если он потеряет уверенность в том, что в один прекрасный день она действительно ждала его на ступеньках железной лестницы, перестанет узнавать собственное лицо? К черту такую жизнь! Он набросился на не открывшуюся вовремя дверь.
Желания всегда сбываются, да? Надо только увидеть их в лицо… Ну что ж, посмотрим – сейчас уже все равно, сейчас уже нельзя ничего не менять…
Между парковкой и кусочком океана затесалась прочная белая стена одного из ангаров. Он упрямо наносил на нее штрих за штрихом, не обращая внимания на протестующие крики чаек. С каждым движением его мечты становились все отчетливее - кромка листвы, колодец, ее лицо. Потом он сел за руль и разогнал машину по равнодушной взлетной полосе портовой набережной. Ну и черт с вами - подумал он, когда до разрисованной стены осталось 2 секунды.
Удар.
Дождь.
И ее голос:
- Эй!!! Ну ты где? Иди домой, простудишься.
Свидетельство о публикации №203060300121