Про голубые глаза и букет серых цветов... Перевод

Надо сказать – останься здесь со мной – надо сказать, что у тебя трое детей. Можно и не уточнять их возраст, но им шесть, восемь и одиннадцать лет. Твои дети любознательные и преданные, и еще у них глаза их отца, голубые глаза, для которых ты строила это гнездышко. Глаза, обещавшие семью.
Дом для тебя – это маленькая квартирка, которая никогда не будет твоей: четыре человека в двух комнатах – сначала она кажется пустой, потом маленькой, потом тесной. Трижды в год твоя квартирка сжимается до предела.
Однажды у тебя был муж, но он ушел. Или умер. Или и то и другое вместе. Теперь его нет, и все, что у тебя от него осталось – это дети, которым семь, девять и двенадцать; дети и безобразные шрамы на твоем животе.
Помнишь, как твой будущий муж обнимал тебя после первой операции? Помнишь, как он вздыхал, прося прощения, и прижимал свои губы к твоей руке? Конечно, помнишь. Это было почти вечность назад, но ты помнишь все.
Ты плакала, когда он ушел. Или когда он умер.
Но не из-за того и другого вместе.
На работе коллеги шепчутся о тебе. Бедненькая! – говорят они. – Без мужа и с тремя детьми, восьми, десяти и тринадцати лет.  Трое детей и нет мужа. И уже когда казалось, что она наконец прекратила плакать… уже когда казалось, что она наконец забыла его…случилось. Будто все это  совсем не случайно. Будто  кровь свертывается у одних, но не у других… Бедненькая!
Конечно, они говорят все это за твоей спиной. Но по вторникам они дают тебе это услышать.
 С одной стороны, тебя это уже не заботит.  Сплетни. Шрамы. Годы, утопившие твои надежды и сделавшие толстой твою шею. Но с другой стороны, ни у кого нет времени на беспокойство, когда надо подготовить День Рождения – твоему старшему ребенку исполняется четырнадцать, и ты принимаешь гостей в своей маленькой квартирке, квартирке, которая, к сожалению, не стала больше.
В углу твоей спальни есть одна старая карточка. Фото черно-белое, и на нем двое неулыбающихся людей, молодой человек и юная девушка, тоже в черном и в белом. Один из них уже ушел или умер. Другая – это ты, ты держишь в руках букет серых цветов. Все было намного яснее там, ты имеешь в виду где угодно, но не тут. Все было много лучше тогда, и это звучит для тебя в любой день, кроме этого.
И с тех пор, иногда ты меньше всего ожидаешь увидеть его глаза, того голубого цвета, который не может быть черно-белым, который был забыт тобой тысячу раз только чтобы показаться опять в необычном оттенке смеси воды и контрабандного денима. Он такой добродетельный и непорочный, такой неизбежный, и, наконец, такой же безнадежный, как голубоглазый взгляд твоих детей, которые любознательны и преданны, и которым уже исполнилось десять и пятнадцать.