Муза

Что представляете вы, когда слышите волшебные звуки флейты?
Утро, трель жаворонка, парящего в чистых голубых небесах; луг, душистые травы, белоснежные ромашки с огненно желтыми глазками, колокольчики, печально склонившие головки, тяжелые капли росы на мягких листьях лопуха и чудное создание, легкое и невесомое, полное жизни и радости, бегущее по лугу…

Что рисует ваше воображение, когда чарующие переливы арфы пленяют вас?
Лес. Деревья-исполины устремляются ввысь. Сквозь их резную листву на землю падают тонкие сверкающие полосы света, позолоченной дымкой окрашивая стволы древних великанов. Меж этих богатырей мелькает юная дева в белом платьице, веселым смехом одаряя лесную сказку…

О чем говорит смычок в тихой задумчивости скользящий по струнам?
О тихом шепоте волн ласкающих мелкие камешки пляжа, о лучах утреннего солнца, окрашивающих все вокруг в теплые оттенки золота, о легком ветерке, гоняющем белые барашки морской пены, о неспешной поступи изящных ножек маленькой феи, с губ которой шаловливый ветер и первые лучи воруют поцелуи…

Какие тревожные и величественные видения порождает гул барабанов?
Одинокий утес средь серого нагромождения скал, свинцовое небо, разрезаемое белыми нитями молний, раскаты грома, шум и одинокую фигуру на самом краю пропасти. Большие глаза тревожны, длинные волосы сырыми прядями разметались по телу. Но она столь уверена в себе, что даже эта адская пляска не способна согнуть ее хрупкий стан.

Она красива и величественна, вечно юная муза пленительных звуков.

Он сидел на берегу, вслушиваясь в неподражаемую музыку моря. Она волновала и успокаивала его, вызывая самые противоречивые чувства, но лишь одно было неизменно: он хотел поймать эти звуки и черными значками заковать их на бумаге, чтобы потом его руки смогли поведать всему миру прелесть морского прибоя, шуршания гальки, крика чаек и юности, наполнявшей его. Но он не мог. Какой-то нестройной цепью бежала его музыка, а если и лилась, то неспешной рекой лишенной того чувства и той свободы, которыми обладало море. И это злило его. Но он снова и снова приходил на берег, а ветер вновь и вновь уносил листы нотной бумаги. И в один момент он сказал «Все».

Он шел к небольшому домику на утесе, который он снял в надежде, что именно здесь он найдет свою музыку. Его мысли были грустны, а в голове звучала мелодия, которую он так и не смог написать. Он даже не заметил, как к музыке моря и его грусти прибавилось звучание рояля. Он вошел и увидел ее.
Она сидела за его роялем, тонкий стан ее был схвачен легким белым платьем, тяжелые каштановые волосы спадали на хрупкие плечи, а тонкие пальчики бегали по клавишам, извлекая из них странные, нескладные, но почему-то захватывающие напевы.

- Ой! – испугалась девушка, увидев в дверях молодого человека. – Извините, я шла мимо, и увидела, что дверь открыта, а в комнате стоит рояль, я всегда хотела поиграть на нем.

- Я ничего не взяла честно-честно.

Она была милой наивной девочкой лет пятнадцати, красивой и непосредственной.

- Ну, я пойду? – вопросительный взгляд синих глаз смутил его и, воспользовавшись этим, девочка выпорхнула из дома. Ее босые ножки бежали по каменистой тропинке, а он смотрел ей в след, слыша в этом торопливом топоте необычайную по чистоте и звучности мелодию.

В эту ночь спокойная неторопливая, а порой игривая и задорная музыка звучала над уснувшим утесом.

Тихий, но настойчивый стук в окно разбудил его. Он открыл сонные глаза и увидел в окне мелькнувшее лицо вчерашней посетительницы.

- Привет. Кажется это твое – она, застенчиво улыбаясь, протянула ему нотные листы, которые вчера он подарил ветру.
 
- Да.

- А ты что, музыкант?

- Наверное, - замялся молодой человек.

- Тогда сыграй то, что на них.

От неожиданности этого предложения он оторопел, но потом, взяв себя в руки, поставил табурет и посадил на него девочку. Она поджала к себе ноги, положив на коленки упрямый подбородок. Мужчина же сел за рояль и посмотрел на свою утреннюю гостью. Объятая ослепительными лапами, бьющего в окно солнца, она была похожа на сказочную фею. Взгляд ее небесных глаз был сосредоточен, пунцовые губы влажны и чуть приоткрыты, а волны каштановых волос беспорядочно лились на ее плечи. Она вся была ожиданием чуда.

Он взял листы, и вчера еще нескладные потоки грубых звуков превратились в серебристые нити утра, в чарующий трогательный напев, ставший продолжением ночного творения.

- Это было так, так… - чувства переполняли юную особу. – Но мне пора.

- Не уходи.

Но девушка убежала, устояв перед обжигающей красотой его глаз.

Но на следующий день он вновь наслаждался ее певучим голосом и беззаботным смехом, легкостью, с которой она преодолевала каменистые тропинки, и счастьем, которым светилось все ее хрупкое тело, и которое она дарила молодому музыканту. Как волшебна и чарующа была их дружба. Какие волнующие чувства вселяла она в его душу . А он наполнял ими свои творения и в этой череде дней, которые слились в трогательное звучание рождающейся музыки, он совсем забыл о реальном мире, в котором кроме звуков есть еще просто слова.

Его творение было готово, вернее почти готово, ибо чего-то не хватало. В конце должна была звучать легкая грусть и радость, и восторженность ее детских глаз.

Его вдохновение сидело на том же табурете, в тех же огненных объятиях солнца, а он смотрел на нее, перебирая клавиши рояля, и рождая чудные по красоте звуки. Она вдруг встала и как-то уныло подошла к двери.

- Мне пора.

Он вдруг сразу понял, что в этот раз его милая девочка уходит от него навсегда.

- Каникулы кончились.

Тоска защемила сердце. В порыве чувств, охвативших его, он подбежал к девушке, сжал ее хрупкие плечи и сорвал с пунцовых губ сладкий поцелуй. Девушка зарделась, смущенно опустила глаза и прошептала:

- Мне действительно пора!
Она выпорхнула из его крепких рук, и босые ножки быстро засеменили по теплым камням.

- Как зовут тебя, маленькая фея? – бросил он вдогонку убегающему чуду.

- Муза!

Она на миг обернулась, подарив на прощание взгляд детских любящих глаз.

- Муза… - ее голос эхом отозвался среди скал.

А музыка лилась и лилась: грустная, ведь любовь убежала так быстро, и ликующая от сознания великой силы, и ярким пятном в ней бросался ее детский восторг.

Этот дом и утес, и пляж, и море – все осталось в далеком прошлом. На столе лежало его творение, навеянное музой в белом. Но теперь все это казалось ему сном, игрой его воображения, но когда он закрывал глаза, он вновь слышал музыку утреннего моря и видел горящие восторгом и любовью глаза, и чувствовал вкус украденного поцелуя с губ юной обворожительной Музы. И тогда он знал, что она была.

А музыка все лилась и лилась: чарующие напевы флейты, пленительные переливы арфы, задумчивые звуки скрипки…